Берлин, Германия. Конец 1993
— Нет, хватит. Альфред, останови его, прошу! — умолял Пруссия, изо всех сил стараясь спрятаться за молодую страну от подходящего к нему брата с ещё одной тарелкой сосисок. — В меня уже не лезет! — Ха, они тебе надоели? — усмехнулся Америка, небрежно взяв одну и отправив в рот. — Ты что, в СССР ничего, кроме борща, не ел? Я думал, ты будешь есть эти сосиски следующие лет сто после такой диеты. — Да, конечно, — согласился Гилберт. — Но, по крайней мере, дай мне время прийти в себя. Хочешь, чтобы у меня желудок взорвался?! — он обвиняющим жестом показал на младшего брата, вытирающего руки о фартук, повязанный вокруг талии. — Тебе нужно набрать вес, — настаивал Германия, посмотрел на часы и достал блокнот, что-то помечая. — И ты уже отстаёшь от графика по набору веса. — Видишь, что он со мной делает? Это худшая, самая дикая пытка, которую я когда-либо испытывал за все время моего существования! — пруссак выходил из себя. — Ну, Германия прав, — кивнул Джонс, запихнул в рот сосиску, лениво прожевал и проглотил. — Ты всё ещё слаб, как по мне. — Но я пью пиво каждые несколько часов, — заверил Байльшмидт. — Нет, тебе нужно поддерживать себя в форме, вот почему я заставляю тебя регулировать питание, — произнёс Людвиг. Пруссия только закатил глаза. — Ты что мне, мамочка? Ну же, Запад, дай мне поблажку. Я больше не могу есть. Видимо, немец ещё некоторое время думал, стоит ли насильно запихнуть остальные сосиски в рот брата или нет. В конце концов он со вздохом сдался. — Ладно, — Германия покачал головой. — Но потом идём в спортзал. — Что? А как же игра? — Пруссия указал на телевизор, рядом же стояло кресло с тремя бутылками пива, так и манящих его. — Спортзал! — потребовал младший, махнув на выход из комнаты в сторону центра. Гилберт застонал. Он усмехнулся и подмигнул Альфреду и брату. — Будь у меня молодость и энергия вас двоих, я бы быстро вернулся в форму. Эх, старею. — Вау, не могу поверить, что «Великий и неповторимый Пруссия» только что признал это, — сказал американец, моргая в недоверии, смотря, как старая нация выходит из столовой, как и было приказано. Германия просто вздохнул и начал убирать со стола, разглядывая всё, что не доел Пруссия. Хорошо, что есть собаки. — Тебе правда стоит быть с ним помягче, — заметил Штаты. Немец разделил сосиски на собачьи миски, и тут же животные рысью побежали на кухню при звуке падающего в их тарелки мяса. — Восстановление — долгий процесс. Кажись, его желудок просто сократился. Бог знает, сколько ему там разрешали есть. — Я лишь хочу, чтобы он поскорее пришел в норму, — страна опустил пустую тарелку в воду. — Устойчивая и упорная диета и программа упражнений должны вернуть его в первозданную форму. — Боже, как я рад, что я не Гилберт, — выдохнул США. Он встал из-за стола и придвинул стул, собираясь уходить. — Уже уезжаешь? — Да, — мужчина поправил свой костюм, пригладив его. — Я же проезжал мимо и решил заскочить проведать вас. — И куда ты летишь? — поинтересовался Людвиг. Иногда Америке хотелось, чтобы Германия вернулся в своё безмолвное состояние. По крайней мере, тогда он не задавал вопросов. Сначала Канада усердно спрашивал его, почему он уезжает из дома, затем Англия, узнав, что он направляется в Европу, потом Франция, и теперь Германия. Он не удивится, если Польша будет следующим, кто спросит его об этом. — Босс отправил меня с некоторыми поручениями, — пожал плечами Альфред. Это не совсем ложь, хотя на самом деле он имел в виду не своего президента. — Приближается крайний срок, и мне нужно отработать оставшиеся долги. Байльшмидт внимательно выслушал и предложил. — Ну, тогда, может быть, когда у тебя будет свободное время, ты захочешь отправиться на охоту со мной и Пруссией. Джонс разинул рот. Охота с немецкими братьями? Он не делал этого с девятнадцатого века. Как в старые добрые времена. — Д-да, да, звучит потрясающе, — обрадовался сверхдержава, широко улыбнувшись. — Вы думали, куда пойдёте? — Помнишь тот лес, где ты потерял коня? — Германия улыбнулся при воспоминании о молодом Америке, о расстроенном юноше, который упал с лошади и потерял животное, из-за чего ему пришлось идти пешком до самого особняка пруссака. — Пф, конечно! Я так долго гнался за медведем, пока твоя жалкая задница помогала Гилберту, — жаловался американец, надув щёки точно так же, как в тот день, когда Людвиг дразнил его о погоне и его «мужественном» крике. Это было так странно, что страна мог справиться с собственными животными, но когда дело касалось чужих, он вёл себя как неумелый новичок. Странная, но забавная черта американской нации. Германия рассмеялся вместе с ним. — Я предложил это в надежде, что брат присоединится к нам. Хочется отвлечь его от времени, проведённого за этой чёртовой стеной. — Да, круто, — одобрительно кивнул мужчина. — Дорога к выздоровлению всегда легче, когда рядом друзья, плюс это даёт мне повод оторваться от работы и приехать в гости. — Наш дом всегда открыт для тебя, Америка, — улыбка ФРГ смягчилась. — Не думай, что тебе нужен повод, чтобы просто прийти и навестить меня. Альфред знал, что немцы наслаждаются его обществом, но сейчас ему действительно нужен был предлог, чтобы отдохнуть. Так же, как и причины, дабы оправдать себя через всю Европу и пробраться на территорию России.Москва, Российская Федерация. Конец 1993
Шёл праздничный сезон, означающий время приятных чувств, мира на земле, подарков и так далее. Ступить на территорию бывшего врага в это время года — задача не из трудных. Предложение доброй воли несомненно, склонит любое насилие к обмороку. Америка купил подарок и даже одарил милую маленькую девочку пятидесятидолларовой банкнотой за букет подсолнухов приличных размеров. Снег доходил до бёдер, так что поиски девочки, продавшей эти чёртовы цветы, которые каким-то чудом не умерли, заслуживали такой цены. И теперь он стоял перед мрачным домом, что выглядел ещё хуже, чем в последний раз, когда он видел его много десятилетий назад. Похоже, дом слишком велик даже для России, чтобы правильно управлять им. Блин, если старый дом Джонса когда-нибудь опустится до такого состояния, он с ума сойдёт. Один только взгляд на это бедное местечко наполнял сердце Альфреда сочувствием. Руки и ноги ныли от желания вбить гвозди в ставни, покрасить перекладины, что угодно, лишь бы особняк выглядел более презентабельно. Неужели Иван ещё живёт в этом месте? Когда-то сверхдержава помнил золотые накладки, шелковые гобелены с вышивкой и драгоценные камни, сверкающие и позвякивающие на груди аристократичных особ. Брагинский был так красив с этими эполетами, поясами и начищенными сапогами до колен. Выглядел так по-королевски, но сейчас... это совсем не то, что Америка предвидел, став нацией, которой собственная знать поклонялась словно богам. По крайней мере у России есть время поразмыслить над теми же самыми гнетущими мыслями, поэтому он и пришёл. США спешит на помощь. Поднявшись на крыльцо, американец смутился прогнивающими полами, убедившись, что нога не провалилась в одну из дыр. Он поднял руку и постучал в дверь. Внутри всё перевернулось. Он попытался отогнать от себя мысли о плохом состоянии дома, окружающего его, волнуясь, что впервые увидит Ивана после падения коммунизма, после падения той идеологии, которую создал человек, чтобы отделить русского от остального мира. Сердце стучало так сильно, что неудержимо билось о рёбра, надёжно спрятанные под курткой. Вдруг начались сомнения. Сначала медленно, но постепенно они становились пугающими и ужасными. Что Америка тут делает? Штаты взглянул на букет подсолнухов — любимых цветов Брагинского — в своей ладони. Он прижал левую руку к груди, чувствуя, что подарок всё ещё на месте. Это новые утеплённые кожаные перчатки, потому что в таком холодном месте нельзя без тёплой одежды. Он сделал Федерации подарок. Зачем? А что тот дал ему раньше? Боже, это так похоже, будто Джонс пытался вернуть Россию к ухаживанию цветами и дорогими подарками. Америка не мог этого видеть, но чувствовал, что лицо горит до такой степени, что ему пришлось потянуть за воротник куртки. Температура внезапно стала подниматься, чтобы вынести это, и за неуверенностью последовала паника. «Чёрт, чёрт, чёрт!» Мужчина быстро соскользнул с крыльца и огляделся, где можно было бы спрятать улики. В спешке он принял опрометчивое решение засунуть букет подсолнухов в снег и замести его, чтобы казалось, будто его никогда не было. Затем достал подарок из внутреннего кармана куртки и забросил на дерево. Тот запутался в ветвях, прекрасно, никто, кроме птиц, никогда не найдёт эту штуку. — Америка? Сердце подскочило к горлу. Сверхдержава обернулся и увидел Ивана, стоящего на гниющем крыльце и наблюдающего за ним усталыми и удивлёнными глазами. — О, привет, Россия, давно не виделись, да? — нервно хихикнул он, стараясь скрыть чёртовы попытки проглотить остаток своего сердца обратно в грудь. Его поймали с ярко-красными руками от разгребания снега вокруг себя, а также его выдали штанины, промокшие до бёдер. Но Америка быстро сообразил, что делать. Русскому не нужно было спрашивать младшего, что он делает в его заснеженном дворе. — Ах, идеальный снег для снежного ангела! — и Альфред упал спиной на снег. Выкрутился, так сказать. Закончив самого идеального снежного ангела в мире, он услышал, как хлопнула входная дверь: Брагинский зашёл обратно. Страна тотчас вскочил и нахмурился. Довольно грубо, после всего, что произошло с США по пути сюда, но опять же его план прикрытия сработал. Чёрт знает, что мог подумать Россия и как глупо бы выглядел Америка, если бы его поймали с цветами в руках для русского. Стряхнув снег с одежды, он подошёл к двери и постучал вновь. — Не заперто, — единственный ответ. Ему не очень-то нравилось входить без приглашения самого хозяина войти, особенно такого хозяина, как Иван, но всё-таки вошёл. К сожалению, внутри дома было так же холодно, как и снаружи. — Чёрт, Россия, тебе правда нужно задуматься об обогревателях в доме, — сказал капиталист и прошёл в фойе, потирая руки, оглядываясь вокруг и пытаясь найти владельца этой развалюхи. Он искал его долго, обходя почти все залы, но тут почувствовал тепло. Тепло, которое привело его в главную комнату, где горел огонь, и рядом с ним сидел Россия, бросая в камин какие-то вещи. Американец побледнел. — Ч-что ты делаешь? — Какова цена, чтобы оставаться в тепле? — Брагинский бросил в огонь ещё одну посылку и приложился к бутылке того, что тот принял за водку. — Зачем ты здесь, Америка? Он ничего не сказал. Вместо этого выглядел совершенно потрясённым, наблюдая, как мужчина выбрасывает почту, словно это совершенно естественно. Он медленно приблизился к куче рядом с Федерацией и взял какой-то конверт. — Ты просто сжигаешь... не открывая их? — Альфред отправил эти письма ему несколько лет назад. Их не вернули, и он был счастлив, что наконец-то они добрались до места назначения, а теперь он увидел, что делает Иван с его почтой... Боже, нет... — Да, — прошипел Россия, выхватывая письмо из чужих рук и бросая его в огонь, даже не взглянув. — А теперь, если ты явился просмотреть мою почту, можешь идти. — Но... мы посылали тебе письма, твой босс посылал тебе письма. Ты не знаешь, что происходит? — вскинул брови США. Конечно, была проблема с недавними договорами и планами, но образ посылки, который он отправил Совету в конце девяносто первого, пришёл на ум, и в голове Америки разыгрались многочисленные сценарии того, что с ней случилось. Он не должен беспокоиться, в конце концов, пусть Брагинский делает то, что хочет, но... не... не это. — Не имеет значения, — ответил Иван после очередного глотка из бутылки. — Пока я могу согреться. — Не имеет значения? — повторил Джонс. Гнев в нём нарастал всё сильнее лишь при одной мысли о том, что случилось с его собственной посылкой. Да, вещи по праву принадлежали русскому в том виде, в каком были адресованы ему много лет назад, но всё это, всё было Альфреда. Его копии этих фотографий или возвращённые письма времён Первой мировой войны были вынуты из защищавшей их железной шкатулки и сожжены вместе с остальными вещами, через которые он держал связь с Россией. Так что последние из этих вещей, фотографии и письма, представляли для Штатов сентиментальную ценность, и он хотел, чтобы Иван заботился о них так же, как и он, если они вообще ещё существуют, и молился, чтобы они радовали его сердце. — Эти письма содержат документы, предлагающие экономические резолюции и ядерные сделки. Мы пытаемся помочь тебе и твоим людям встать на ноги, но это нихуя не сработает, если их проклятая страна будет продолжать изолировать себя в своём гниющем доме и ныть всё время. Страна поднял глаза на раздосадованного американца. Этакая короткая встреча взглядов, и Федерация резко повернулся обратно к огню, сделав очередной глоток алкоголя. — Если они адресованы тебе, значит, они важны, — проворчал Альфред. — Важны? — спросил мужчина, и его мысли унеслись в другое время, в другое место. — Тогда почему они так легко горят? Америка почувствовал, словно его пырнули ножом в сердце. Русский же не намекнул на очевидный исход его старой посылки, не так ли? Нет, нет, сверхдержава не позволит этому задеть себя. Он пришёл сюда не за этим. Взглянув на кипу макулатуры, он заметил, что многие датируются несколькими месяцами назад, куча была просто огромной. Поэтому, не спрашивая разрешения, он разворошил её и начал искать то, что было отправлено несколько месяцев назад. В нём он собирался спросить его о нынешнем визите. К его удивлению, Иван его не остановил. Он выглядел раздражённым оттого, что тот копался в его почте, но, чёрт возьми, если Брагинский не слишком-то и заботился о посылках и письмах, то что в этом плохого? Очевидно, этому ублюдку на всё плевать с высокой колокольни. — Ага! — воскликнул Америка, поднял письмо и помахал им перед лицом русского. — Это предназначалось для тебя, и так как тебе явно не хватает навыков, чтобы прочитать буквы на листке бумаги, я буду героем и сам прочитаю его для тебя. Он проигнорировал прожигающий взгляд Федерации и сел на подлокотник кресла. Последние годы возмущения пробудили в молодой стране смелость. Он явно вторгался в личное пространство и бесил гораздо более старшую и высокую нацию — нацию, что когда-то был и, возможно, остается его заклятым врагом. Без сомнения, мужчина верил в своё недавнее заявление о том, что единственная мировая держава защитит себя, если какой-то Россия будет угрожать его пребыванию. — Окей. «Дорогой Россия, в свете подписания соглашения о сотрудничестве в освоении и использовании космического пространства между президентом Борисом Ельциным и президентом Джорджем Бушем-младшим мы бы хотели предложить Вам возможность для изучения науки, а также возможность предоставить СМИ освещение мирных отношений. Для НАСА было бы честью предложить Вам зарезервированное место в первом совместном космическом полете после испытательного проекта «Аполлон-Союз». Запланированный полёт состоится в начале февраля в Космическом центре имени Кеннеди. Миссия будет включать в себя проведение восьмидневного эксперимента с грубым экраном Wake Shield. Все помещения будут оплачены, и будет оказана помощь, если соглашение вступит в силу. Мы с нетерпением ждём от Вас вестей и работы с Вами», — он посмотрел на старшую страну и снова потряс письмо. — Всё ещё считаешь эти письма не важными? — спрыгнув с подлокотника, Штаты отступил назад и позволил волнению поселиться в его костях, раскачиваясь взад и вперёд на пятках. — В космос, Россия. Они дают нам шанс попасть туда! — Ты тоже собираешься лететь? — Иван вообще никак иначе не отреагировал, что встревожило США, зная, как, по его мнению, Брагинский наслаждается космическими просторами и неизвестностью. Может быть, он лгал ему все эти годы и увлекался лишь астрономией. — Конечно! Я не был там почти тридцать лет. Но это не самое крутое. Самое удивительное, что НАСА хочет, чтобы ты отправился с нами. Что скажешь? Что может быть лучше для поднятия настроения русскому, чем предложить ему бесплатный билет в космос? И всё же США нервничал при виде его. Он ни капельки не заинтересован, даже не смотрел на него, а лишь на танцующее пламя костра перед собой, наслаждаясь превращением ненужной бумаги в чёрный пепел. — Нет. По-русски это означает «нет». Американец недоумённо моргнул. Неужели тот только что отказался от возможности выйти в космос? — Что? — он покачал головой, будто не расслышал. — Что значит нет? — Я не собираюсь использоваться для пропаганды твоих СМИ, — заявил мужчина, небрежно вырвал письмо из руки Америки и бросил его в огонь. Как всё просто. — Нет... нет, нет, нет, дело не в этом, — протараторил Альфред и полез в карман за планом миссии. Вытащив документ, он раскрыл его и показал Брагинскому схему всего этого. — Никакой пропаганды, только космос. Ты не хочешь снова туда подняться? — Чтобы показать миру, что мы снова в мирных отношениях? — с горькой усмешкой спросил Иван. — Думаю, нет. Может, ты и выиграл нашу маленькую игру, Америка, но это не значит, что ты можешь контролировать меня. Никто не может. — Я не хочу управлять тобой, я хочу полететь с тобой в космос! — выпалил сверхдержава, повышая тон. — Хватит игр, Америка. Я устал, — вздохнул Россия и продолжил смотреть на пожирающее пламя. Его пальцы крепко вцепились в подлокотники кресла. Но Джонс до сих пор ничего не понимал. — Я знаю, — тихо сказал он. — Рецессии набирают силу. Но всегда сначала плохо, позже станет лучше. Лучший способ не думать об этом — чем-то себя занять, и я подумал, что ты захочешь заняться совместным проектом, я же помню... космические путешествия тебе нравились не меньше, чем мне. — Всегда о себе, — пробормотал русский. — Ты не за что не стал бы предлагать мне компанию, если бы это что-то нравилось только мне, а не тебе. — Это... неправда. Ты ещё что-то хочешь сделать? Я всегда... — Не ври самому себе, — усмехнулся Федерация, изо всех сил стараясь держать глаза и уши подальше от американца и всего, что с ним связано. — Иди... отправляйся туда... повеселись. Америка хотел вновь оказаться в космосе. Прошло столько времени. Особенно если будет шанс снова побродить по Луне. Правда, они не собирались лететь на Луну, но она всё равно притягивала глаз — ни гравитации, ни земли, ни наций, ни конфессий, ни политики, ни боссов, ни забот. Ему было интересно, чувствовал ли себя Россия так же, когда летал в космос, и от разведки он узнал, что это произошло ещё в семидесятых годах, так как русский тогда был очень занят. Но на самом деле цель миссии заключалась в том, чтобы показать миру, что Холодная война действительно закончилась. Чтобы удовлетворить этих неверующих здоровой дозой истины. Если бы не Иван, это был бы очередной обычный взлёт. Ничего особенного. Совсем ничего. — Я не полечу, если ты не полетишь, — решительно произнёс сверхдержава. Брагинский обернулся. Его глаза слегка расширились от удивления, как вдруг Штаты заметил зарождающуюся усмешку в уголках его губ, и он снова повернул голову к огню. — Использование детской тактики не заставит меня полететь, — фыркнул мужчина. — Твоя истерика не подействует на меня так, как на весь мир. — Я серьёзно. — Ага, не сомневаюсь. Пока не придёт время взлететь в космос. Ты-то полетишь. Как всегда, — Россия уткнулся подбородком в шарф. Руки так и норовили схватить ещё одну посылку и бросить её в камин, но он не смел пошевелиться, не смел дать Джонсу повода продолжать эту бесполезную болтовню. — Знаешь, мне надоело протягивать тебе руку для того, чтобы ты её постоянно отшвыривал, — процедил Альфред, швыряя документы на ближайшую тумбочку и сжимая кулаки. — А ты перестань протягивать. Тот остолбенел от этого ответа. Если бы Россия смотрел на него, то увидел бы, как он потрясён этим резким, наводящим на размышления заявлением, а затем его растерянное лицо превратилось в нечто более похожее, отражающее чувство обиды. Федерация уловил вздох и странно прошептал: — Я обещал, что не полечу. Стук тяжёлых каблуков раздался в просторной комнате. Он выпрямился и обернулся: США мигом выскочил через главный вход и яростно захлопнул за собой дверь. Русский вздохнул, откинувшись на спинку кресла. Он должен похвалить себя за то, что успешно прогнал Америку, даже не подняв кулака. Но он этого не сделал, а внутри всё внезапно опустело. Он так долго уговаривал Джонса подойти поближе, а потом, когда он уже практически стучал в дверь, Иван оттолкнул его. Как нехарактерно для него. Но он был взбешён его визитом. Что на самом деле делал Америка в его доме? Он ясно дал понять, что у него не было никакого желания возвращаться, и всё же он довольно быстро вернулся, сразу после краха Союза. Возможно, это ничто иное, как пропаганда, как он и предполагал. Хорошо выглядеть перед камерами. Быть добрым самаритянином, каким он себя считал, и предлагать помощь бедным, несчастным и больным. Потому что Брагинский выше всего в глазах американской общественности. Так что же сам США здесь делал? Федерация ничего не мог ему дать, ничего стоящего. Во что он играет? Их игра закончилась. Иван больше не хотел в этом участвовать. Эта нация — такой ребёнок. Такой юный. Такой ненадёжный. А чего он ожидал? Что Россия от всего сердца предложит ему себя в поддержку этой «предполагаемой» мирной миссии? Нет, Брагинский уже не так доверчив. Он хотел, чтобы его оставили в покое. Вдали от других стран, от своего босса, своих людей, от средств массовой информации, от камер... от Америки. Всё, что предлагал Альфред, выглядело весьма заманчиво. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но этой молодой стране стоило понять, что нельзя дружить с некогда враждебными нациями только потому, что они не в состоянии сопротивляться. Россия сейчас не в том положении, чтобы отказывать Соединённым Штатам Америки в чём-либо, но это не остановило бы его. Ребёнку нужно было преподать урок, а отказ звучит как-никак по-взрослому. У Джонса было много лет обучения такой фразе и реакции. Но даже в этом случае это не остановило русского от наблюдения за шаттлами. Новости передавали об этом повсюду, и каждый раз, к его собственному удивлению, он ни разу не видел, чтобы Альфред путешествовал со своей командой. Каждый раз, когда камеры с гордостью приближались к их стране, он был в центре управления, говорил в микрофон и давал астронавтам ободряющую речь, и вскоре те покидали полушарие. Америка не лгал. В конце года было два челночных полета, и оба раза он не принимал в них участия. Оба раза Иван наблюдал по национальному телевидению, как американская нация стоял и смотрел, как шаттл и его экипаж уходят без него. И каждый раз он выглядел грустным. Россия видел его стремление в космос и честно не знал, что его останавливало. Если только он не притворялся. Если знал, что Брагинский наблюдает за ним после того, как тот поклялся, что сделает это только с ним. Если... Если только он не имел это в виду. Если только Джонс не говорил правду. С чего вдруг такая честность? Почему именно сейчас он пришёл и сделал это? Был ли это его способ проникнуть в сердце Федерации, создать некую мистификацию искренности, чтобы основать тёмную дружбу? У Соединённых Штатов Америки повестка дня всегда продумана, и это он сам. «Что вы можете для меня сделать?» «Как вы можете помочь дяде Сэму?» «Ты чешешь мою спину, я твою». Все американские поговорки, каждая из которых в совершенстве отражает личность молодой страны. Когда-то этот ребёнок был чист и невинен. Его глаза мало что видели в этой войне жизни, кроме той, в которой он сражался за свою свободу. Кожа у него была чистая, глаза блестели ещё ярче. Если подумать, Россия никогда не видел, чтобы глаза Альфреда сверкали так, как много веков назад, за исключением одного события... и это космические путешествия. Было сложно, но после некоторых шпионских махинаций мужчина получил записи первой высадки на Луну, и именно в этих записях он увидел, как взволнован сверхдержава, будто в нём оживился дух первопроходца. Он стоял на новом, обширном и диком рубеже. Он слышал, что с тех пор никогда не возвращался в космос, и поэтому больше никогда не видел эти искры. О, каково было бы увидеть его живым и вблизи. Русский усмехнулся про себя, вскрывая почту вместо того, чтобы бросить её в камин, где огонь уже погас от недостатка материала. Он по-прежнему получал много предложений относительно предстоящей миссии. США так просто не сдался бы. Федерация знал, что он напрашивается на неприятности. В конце концов, прошло всего два года с тех пор, как он потерял всё и в последний раз видел сестёр. Слишком рано было выходить из изоляции, встречаться с камерами, с американскими камерами. Но... вопреки здравому смыслу, сердце России жаждало увидеть этот блеск ещё раз. Поэтому он запихнул всю почту в камин и в последний раз с удовольствием посмотрел, как она горит. Он оставил его в таком состоянии, совершенно не заботясь о том, что пламя охватит всё вокруг, проникнет в просторную комнату и сожрёт остальную часть разрушенного дома. Брагинский всё равно собирался начать кое-какую реконструкцию.Космический центр Кеннеди, Флорида, США. 3 февраля 1994
— Ладно, ребята, проверим, всё ли у нас готово для полёта? — спросил Америка окружающих техников. Те кивнули и подготовили всё необходимое для осмотра за взлетом. С их уверенностью он поднёс микрофон к губам и улыбнулся. — Экипаж шаттла «Discovery», как вы себя сегодня чувствуете? — но его поприветствовали только помехи. Нахмурившись, страна посмотрел на рабочих. Один из них поднял руку для объяснения. — Их ещё нет на борту. — Почему? Мы и так отстаём от графика, — пожаловался Джонс. Ему не терпелось поднять своих людей в воздух. — Похоже, у мистера Крикалёва неисправен скафандр, — сообщил другой. Тот закатил глаза и потёр лицо. — Что? Разве русские не знают, как работает скафандр? Капец. Остальные хоть ему помогли? — Никак нет. У них такая же проблема. Америка застонал. Он взглянул на часы, на космический шаттл, на котором было написано его имя. Он должен быть на борту, прямо сейчас должен взлетать вместе с остальными... но поклялся же, что не сделает этого, пока рядом не будет того единственного спутника, с которым он мечтал отправиться к звёздам. Цокнув языком, он выпрямился. — Если хочешь что-то сделать... Сверхдержава ворвался в другое крыло. Там он встретил своих астронавтов, которые, по всей видимости, норовили помочь господину Крикалёву, бедняга выглядел так, будто его шлем заклинило. Когда он приблизился, американские астронавты немедленно расступились и дали Альфреду взглянуть на него. Да, должно быть, слегка заклинило. Ну, с его супер силой это не займёт много времени. Он потянул раз. И сразу передумал ломать его, ведь эти шлемы стоили слишком дорого, да и не очень-то и хотелось потом трясти с русского деньги за возмещение, тем более у него нет времени на это. Он осторожно дёрнул на себя, всё равно, без толку. Его брови раздражённо нахмурились, надеясь не оторвать человеку голову. — Уважаемый мой, не могли бы Вы чуток наклониться? — заскулил Джонс, потянув его вниз. Боже, неужели все русские такие огромные? Было трудно тянуть шлем с высоким ростом человека, и Америка обнаружил, что дёргает его немного сильнее, чем необходимо. Мужчина сосредоточил всё своё внимание на том, чтобы снять эту чёртову штуку. Он не хотел его ломать, но пришлось бы, если бы заклинивший замок не поддался. Конечно, он так увлёкся своим делом и не заметил, как русский протянул руку и сам щёлкнул замок. Шлем соскользнул, и американец полетел, приземлившись на пол, проскользив буквально метр с круглым инвентарём в руках. Он удивлённо моргнул, глядя на шлем в своей руке, и рассмотрел его. Замок как замок, всё совершенно нормально. Его вообще не заклинило. Прищурившись, он собрался было отчитать своих людей и их гостя за то, что они сыграли с ним такую шутку. А время-то тикало. Он поднял взгляд вверх и замер, слова застряли где-то во рту, а глаза расширились, как блюдца. — Замок шлема работает очень хорошо, спасибо, Америка. Вот он, этот проклятый негодяй, у которого не хватило порядочности сказать США, что он передумал, и уже в пути, и собирается, и приветствует остальную команду, и... а-а-а! Тот вскочил на ноги и в мгновение ока оказался около России. Он схватил его за скафандр и встряхнул. — Ты... ты... почему ты мне не сказал?! — Я думал, это будет забавно. И вышло, как я и предполагал, — сказал Иван с дразнящей улыбкой. Лицо того уже пылало ярко-красным. России нравилось взъерошивать ему волосы. Приятно знать, что он всё ещё помнит, на какие кнопки стоит нажимать ради этого. — Тогда... тогда где Крикалёв? — спросил Альфред, оглядываясь. — Я здесь, — подал голос мужчина, выходя из углового холла. Он улыбался, довольный тем, что его страна решил сопровождать его. Штаты прыснул со смеху. Вскоре его плечи затряслись, и он откинул голову назад и открыто рассмеялся. Америка долго смеялся, держась за живот, потом снял очки и вытер глаза. — Да уж, хорошая шутка, — усмехнулся он. Затем черты его лица смягчились. Брагинский давно не видел его таким. — Рад, что ты решил приехать, Россия. — Только я не возлагаю больших надежд на эту миссию, потому что американцы ещё те проныры, но я понаблюдаю за ней, тем не менее, — сказал русский, словно копируя прошлого себя, выпрямился, сцепил руки за спиной и расхаживал перед командой, как сержант-инструктор. — Ты мудак, — заявил американец, тряхнув головой. — Единственный мудак, которого я вижу, это тот, кто не даёт шаттлу взлететь, — Россия повернулся к сверхдержаве, что смотрел на него с недоумением. На самом деле он, казалось, хотел что-то возразить, что-то неприятное, но прежде чем из его грязного рта вырвались хоть какие-то слова, он спохватился, и внезапно в голове щёлкнуло. — Что ты имеешь..? — США заметил, что у всех на лицах одна и та же улыбка, что у Ивана... за исключением того, что его улыбка была в сто раз более жуткой, чем обычно. — Мы ждём Вас, сэр, — сказал один из американских астронавтов. — Если Вы всё ещё хотите полететь, — добавил другой, слегка обеспокоенный своей страной и предстоящим решением. Если Америка всё ещё готов полететь? Чёрт возьми, да! Альфред никогда в жизни не одевался так быстро в полноценный скафандр. Он был так взволнован, что дрожал. Он снова поднимался. Он поднимался в космос! Вместе с Россией! Две страны на Земле, которые больше всего любили космос, наконец-то летели туда вместе! Это определённо войдёт в учебники истории. Джонс практически выпрыгнул на стартовую площадку. Он так счастлив. На самом деле, без сомнения, именно его длинный язык сообщал в каждом выпуске новостей во Флориде, что он снова отправляется в космос после долгих лет отсутствия в полевых условиях и что Российская Федерация присоединяется к миссии. Тот хмурился, глядя на камеры, вспышки и репортёров. Он хотел, чтобы это держали в секрете, но, очевидно, Джонс хотел, чтобы всё было задокументировано. Он видел, как младший машет людям. Его поднятые вверх большие пальцы и яркие улыбки вызвали одобрительные возгласы у публики, и вскоре рука Штатов обвилась вокруг его шеи, поворачивая его к фотографам. Россия некоторое время потакал ему, но как только это надоело, он отстранился. — Мы так опоздаем. Пошли. Вздохнув, Америка направился к станции. Оказавшись внутри, нужно было пристегнуться и ждать объявления взлёта. Помехи отозвались эхом, и вскоре стали слышны голоса. Начался обратный отсчёт. — Тебе понравится, как мы взлетим, красиво и гладко, — заговорил Альфред, глядя направо, где сидел надёжно прикреплённый Иван. — Космические шаттлы разработаны специально для этого. Высокая страна промолчал и смотрел прямо перед собой. Джонс просто пожал плечами и ответил на команды из центра: — Всё готово. Америка действительно не переставал дрожать от возбуждения: сила взлета давила на него. Скорость, с которой они взлетели, никогда не переставала удивлять его, и они были в небе в течение нескольких секунд. Грохот двигателей и давление гравитации обычно заставляли всех оставаться на своих местах, но США достаточно силён, чтобы немного пошевелиться. Он повернул голову в сторону русского. Странно, мужчина сжал кулаки, закрыл глаза и прикусил нижнюю губу. Он явно нервничал. А второй и не понимал почему. Он же заверил его, что его космические шаттлы — одни из лучших космических кораблей, на которых можно путешествовать. Но, с другой стороны, Россия в последнее время никогда не верил ему на слово. Или, может быть... возможно, он нервничал. Возможно, мысль покинуть планету, тревожила его. Альфред был первым, но и Брагинский уже покидал Землю. Почему же он так боится? Видно, есть страны, которые никогда не привыкнут покидать Родину. Россия — один из таких стран. Американец не мог вынести вида неуместного страха. В дикой тряске он протянул руку и положил ладонь на чужой сжатый кулак. Каждый нуждался в жесте утешения время от времени. Федерация открыл глаза, на долю секунды взглянул на него и убрал руку. Хорошо, раз он того хочет. Не то чтобы Джонс не привык к отказам этой нации. Покинув стратосферу и замедлившись, сверхдержава приготовился снять с себя ремень безопасности. — Не дожидаясь указаний? — Иван повернулся к нему, глядя, как взрослый на незрелого ребёнка. — Почему ты такой зануда? — парировал Джонс. — Будь снисходителен, я уже много лет здесь не был. — Значит, память о благословенном Богом Америке померкла, — поддразнил его русский. Ему не нужно было видеть его свирепый взгляд, он его чувствовал на себе. Наконец из штаба пришли несколько команд. Они в невесомости. — Я никогда не устану от этого, да! — радостно закричал Альфред, плывя вокруг и перебираясь с одной ручки на другую по всей кабине. — Так приятно видеть, что экипаж готов сосредоточиться на работе, пока их страна развлекается, как неугомонное дитя, — раздался голос Брагинского. Он уже снял шлем и отстегнул себя вместе со своим космонавтом и остальными астронавтами. Они выходили из кабины и направлялись в лабораторию, а Джонс карабкался за ними. — Я не играю, я снова всё это чувствую и тоже собираюсь работать. Как думаешь, кто описал большинство этих экспериментов, а? Началось всё с неопределённости, и позже многие реторты двух стран сумели скрыть свои различия и работать над экспериментами в течение дня. Опять же, казалось, что при каждой возможности Америке хотелось пошутить. В конце концов, это он так «неправильно» обращался с кристаллом, когда тот плыл к России, к его рабочему месту, к его космонавту. Он почуял его приближение, легко уклонился и продолжил свою работу. Американец надул губы. Он попробовал бы что-то подобное в своей команде, но это было не так весело, как тыркать русского. Хотя, возможно, их реакция была бы лучше, чем у Федерации. Эта нация просто игнорировал его весь остаток дня. Было ли это из-за того, что он тонко намекал ему вернуться к работе и обратить внимание на свои проекты, или что он просто игнорировал его существование — что он и делал несколько раз за последние десятилетия — и пытался действовать ему на нервы; Альфред не знал точно, и, честно говоря, не должен был беспокоиться. Но когда день подошёл к концу и пришло время для сна, он понял, что не может заснуть. Тихий храп раздавался над головой мужчины. Он лежал, уставившись на койку над своей. Повернувшись, он посмотрел в сторону русского сектора. Российский космонавт дремал так же крепко, как и американские астронавты. А Россия? Америка сел на кровати и зашипел, ударившись головой о койку над ним. Зачем он вообще полез на нижнюю? Он не видел страну на койке над Крикалёвым и задумался о том, где тот может быть. Его не волновало, что Иван пытался саботировать их полёт, эта мысль осталась позади, но уверенность не остановила сверхдержаву от того, чтобы встать и плавать вокруг в поисках его. В любом случае, они страны и не нуждались во многом, как их люди, но... разлука с большой голубой планетой давала о себе знать, и, без сомнения, на следующий день и он, и Россия будут спать на своих койках, как новорождённые младенцы. Было странное чувство, что США приравнивает Землю к матери. Все они её дети, и было понятно, почему они, олицетворение наций, больше всего нуждались в её энергии. Альфред проверил столовую, медицинский отсек, лабораторию, он даже выглянул наружу, дабы убедиться, что Брагинский не отправился на ночную прогулку вокруг шаттла. Нет, его нет нигде, и поэтому осталось только одно место. Он взмыл в воздух, ухватился за задвижку и вошёл в кабину. Русский сидел в кресле пилота, неподвижный и безразличный ко всему. Джонс подумал, что он спит. Вот только в проёме было плохо видно, и он протиснулся внутрь и, ухватившись за сиденье рядом, наклонился. Высокая страна резко глянул в его сторону и вновь повернулся к виду перед ними, к виду Земли. — О, ты проснулся, — пробормотал Америка. — Извини, не хотел тебя беспокоить, лишь узнать, где ты. Россия ничего не ответил, и тот вздохнул. Он собирался развернуться и оставить его в покое, поскольку тот ясно выразил своё недовольство нахождением со Штатами всего за пару часов до начала этой миссии, но остановился, слишком захваченный прекрасным видом родной планеты. — Она такая красивая, правда? — прошептал Альфред, скорее себе, но не помешало бы завязать разговор с Иваном, если бы тот захотел присоединиться. Федерация не двинулся с места. Даже не издал ни звука в знак согласия. Сверхдержава не понимал, что заставило его занять место рядом с Россией. Откинувшись назад, он молча смотрел на планету. Как в тот день, когда отправлялся на Луну и запомнил каждый изгиб её формы и цвета. — Один взгляд на неё действует отрезвляюще, — на лице американца играла нежная улыбка, а голубые глаза отражали сияние прекрасной планеты. — Я помню, как впервые увидел её. Я сидел вот так. Далее обернулся, посмотрел в одно из задних окон и увидел её, такую круглую, такую синюю. Она была красивее, чем я её представлял. Потом... Я увидел себя. Это было странно. Так странно даже сейчас, но тем не менее удивительно, — взгляд изучал, в какую сторону вращается планета и какой континент она им являла. — О, смотри, это ты. Разве не круто? Альфред уловил этот смешок и обратил свой взор к Брагинскому, чьи глаза были прикованы к очертаниям его земли, к границам его страны. — Ты видишь, что скрывает меня, Америка? Видишь это? — второй растерянно заморгал. Он не совсем понимал, о чём говорит русский, но молча наблюдал, как сидящая рядом с ним нация протягивает руку, словно для того, чтобы провести пальцами по белым облакам, покрывающим его территорию. — Ты никогда не перестанешь чувствовать это, но здесь, наверху, это чувство притупляется. Ты всё меньше и меньше хочешь возвращаться. Чувствовать эти ледяные пальцы на своем горле. Америка снова повернулся к планете и заметил белые клубящиеся облака, нависшие над землей Федерации. Это зима. Шёл снег. Иногда казалось, что в России всегда идет снег. — Да, однажды ураган повредил большую часть меня, но я был здесь и не чувствовал этого так сильно, как обычно. Красиво, правда? Иван кивнул. Он был рад, что пришёл на это задание. Ему пришлось бы провести ещё неделю с Генералом Морозом, который стучал бы в окна и просачивался в осыпающиеся трещины его дома. — Да, — ответил страна. Это был почти шёпот, но Джонс расслышал его и улыбнулся. Но Россия бы увидел, как нахмурился младший при упоминании о времени года, о том, как оно ощущается на земле, и вызванные им воспоминания, если бы смотрел на него. Нахмурив брови, Альфред спросил: — Ты говоришь о зиме, как о существе. На самом деле, давным-давно я помню, как Пруссия говорил мне, что ты называл зиму своего рода командиром, генералом. Почему? Брагинский усмехнулся. Он решил, что пришло время отвести глаза от космического видения божества и посмотреть на Америку. Ему предстояло так много узнать о существе, чьей смертью он был рождён. — Потому что он есть, я его видел. Мои сёстры, как и многие другие страны, пытались завоевать мои границы. Это большая ошибка — встретиться с ним без жертвы. — Жертвы? — недоумевал американец. — Да, много людей. За свои услуги он требует много человеческих жизней, а за особые просьбы ещё больше. И он использует это. — Контролирует сезон? Это звучит неправдоподобно, тебе не кажется? — усмехнулся мужчина, хотя перемена темы слегка его тревожила, особенно тем, как Иван говорил об этом живом, дышащем, мыслящем существе. Невозможно. Просто невозможно. — Контролирует? Нет, он никогда не контролирует, — сказал Брагинский, откидываясь на спинку кресла с тяжелым вздохом. Он не осознавал, что вцепился в подлокотники кресла, но Альфред заметил это и с любопытством посмотрел на него. — Можно просто надеяться угодить ему, или они умрут. Он помог мне больше, чем кто-либо другой. — Всего-то из-за «жертв»? — пошутил сверхдержава и поёжился, как тот одарил его своей жуткой улыбкой. — Да. Я верен ему, и он защищает меня от врагов. Гораздо дольше, чем кто-либо другой, я боготворил его. — Это напоминает мне Англию и его странные волшебные штуки. Может быть, это просто старые страны или нечто похуже, — сощурился Джонс, задумчиво постукивая пальцем по щеке. Россия бросил на него сердитый взгляд. — Не приравнивай меня к этому шизофренику. То, что он видит, галлюцинации. Генерал? Ты можешь его почувствовать, видеть его, прикасаться к нему. Он настоящий, Америка, но я никогда бы не посоветовал тебе с ним встречаться. — И почему же? — Он ненавидит тепло и солнечный свет, — выдохнул Федерация и обратил взгляд на Землю, на белые вихри, которые были его, Генерала, общим воплощением. — Это его конец. — Честно говоря, звучит так, будто ему нужен отпуск, — Альфред вертелся в своем кресле, паря в воздухе, и вдруг загородил русскому весь вид. — И тебе тоже, поэтому я и пригласил тебя в эту экспедицию. Так что перестань дуться из-за зимы дома и расслабься. Мы в космосе, ничто не вытащит тебя отсюда. И толкнул его. Россия не был особенно пристегнут к сиденью, так что достаточно было слегка подтолкнуть его, чтобы он потерял равновесие и слегка приподнялся с подушек. Он тут же схватился за поручни и нахмурился. — Что ты делаешь? — прорычал он, а тот только улыбнулся и вновь толкнул его, на этот раз ему удалось оторвать его от ручек. — Поскольку ты явно не устал, да и я тоже, давай сделаем что-нибудь продуктивное, например, вернёмся в лабораторию или ещё куда-нибудь, — предложил Джонс, сверкая своей ослепительной белозубой улыбкой. Он потянул Ивана к выходу из кабины и засмеялся, глядя, как нелепо кружится Россия, едва не задевая провода. Он выглядел таким напряжённым и неуправляемым, что эта неловкая хмурость всегда присутствовала в его дилемме. Американец воспользовался сиденьем, чтобы оттолкнуться и скользнуть к Федерации. Он протянул руку, подцепил мужчину за локоть и помог ему выпрямиться, плывя к лаборатории. Улыбка Америки стала шире, когда он понял, что мужчина не отстранился и вместо этого позволил ему добраться до назначенного места, где они начали работать над своими репрезентативными проектами. Однако США внёс свой вклад в работу России, и предложения России были учтены в американских проектах. Наконец, они решили сотрудничать в одном проекте, и когда экипаж проснулся, он обнаружил, что их страны уже погружены в выбранные тесты. Люди ничего не сказали, обнаружив, что они работают вместе. Их всех поразило, насколько эффективно кипит их совместная работа. Они так хорошо ладили, что ни один из них не верил, что всего несколько лет назад они были врагами. Это как-то неестественно. Невозможно поверить, что враги могут так свободно работать вместе, знать, о чём думает другой, высказывать своё мнение. Погружённые в свои сомнительные дела, люди видели, как они заканчивают предложения друг друга, и каждый задавался вопросом: задумываются ли они об этом? Издалека, если не знать, кто эти два существа, можно было подумать, что они очень близкие друзья. Поразительно, что космонавты держались особняком и никогда не упоминали в разговоре со своей уважаемой страной о необходимости разорвать этот замкнутый круг. Нации были настолько эксцентричны, что бегали вокруг своих человеческих собратьев. Дольше, чем кто-либо ожидал, они бодрствовали четыре дня подряд — подвиг для персонифицированных стран, так далеко находящихся от родной планеты — и говорили легче. Их видели то в лаборатории, то в кабине пилотов, они разговаривали друг с другом и смотрели на звёзды и изображение своей планеты. Люди действительно это чувствовали. Чувствовали, как напряжение Холодной войны спадает, растворяясь в воспоминаниях, которые вскоре будут забыты. Это была одна из задач экспедиции: снять это самое напряжение между ними. И это сработало. На пятый день, проснувшись утром, астронавты заметили, что обе страны дремлют в кабине. Минутами ранее они поспорили, кто уснёт первым. Люди смеялись над этим всю дорогу до спальни, куда перенесли их в постели. Но они давали им уединение и позволяли спать в необходимом количестве. Они проспали целый день и, вероятно, проспали бы ещё дольше, если бы Америка не почувствовал отчаяние и раздражение своих людей, когда те попытались провести испытание «Wake Shield Facility», но безрезультатно. Он пока не совсем пришёл в себя, отстегнулся от кровати и выбрался из спальни. Он удивил остальных своим видом и спросил, что случилось. Астронавты тут же указали на проблемы, возникшие у них за последние пару дней, и Альфред со стоном повернулся к календарю. И вздохнул. Уже заканчивался срок сдачи тестов. Поэтому Джонс предположил, что грейфер работает неправильно. Он пошёл против всех, пытаясь убедить, что с сигнальными огнями что-то не так. Сверхдержава пообещал им, что вернётся быстро. Но остальные и даже российский космонавт видели, как устал страна от долгого отсутствия на Земле. Он был не в том состоянии, чтобы выходить на поверхность корабля, но всё равно сделал это. — Вот дурак, — колко бросил Крикалёв, наблюдая с американцами, как Америка дюйм за дюймом пробирается к устройству, не имея ничего, кроме одинокого страховочного троса, прикреплённого к его скафандру. — Знаете, Сергей, связь открыта. Я Вас прекрасно слышу, — послышался голос мужчины, в котором звучало недоумение и, конечно, лёгкое раздражение сомнениями русского космонавта. — Думаю, тебе нужно подождать, пока мы проверим, сигнальные огни ли это хоть, — встревоженно произнёс командир. Он наклонился, пытаясь выглянуть наружу, чтобы увидеть, как далеко продвинулся его страна. Он только-только начал подталкивать себя на захвате, но, страховочный трос оказался немного коротковат. — Нет, Америка, просто вернись. Не пытайся тянуть. — Я и так уже далеко, — фыркнул тот и, к всеобщему ужасу, отдалился от линии и нелепо поплёлся дальше. — Я сделаю это. Стоны и проклятия раздавались из комлинка Альфреда. Он не думал, что получит такие встревоженные и раздражённые ответы. Время от времени было слышно «дурак» дорогого мистера Крикалёва, что точно переводится как нечто неодобрительное. Но США был вежливым и решился не делиться своим знанием русского языка хотя бы для того, чтобы держать космонавта в неведении, как и Россию. Он просто посмеялся над ним, подтянулся к круглому устройству и проверил. — Думаю, вы были правы. Должно быть, вышли из строя сигнальные огни. Почему бы вам не запустить их ещё раз, — предложил Штаты и услышал шорохи, видно, команда быстро закопошилась. Они хотели, чтобы он вернулся внутрь подальше от опасности, но, Господи, он в своё время ходил по самой Луне. Он знал, что делает. Знал, как обращаться с шаттлами в космосе. Получив подтверждение, что то, что они заподозрили в прерывании сигналов, было всего лишь неисправными сигнальными огнями связи, Америка повернул назад. Он просунул ногу провал WSF и попытался развернуться, но, конечно, ничто не работает идеально для счастливого Джонса. Он-таки развернулся, да, но его нога, казалось, не хотела идти с ним, и если он осмелится выдернуть её из проёма, в котором она застряла, то рискует повредить устройство, а это стоит денег, и босс надерёт ему задницу, если узнает, что какой-то космический инструмент повреждён. Мужчина не хотел ничего этого и осторожно старался высвободить ногу. — Ты уже в пути, Америка? Мы обнаружили проблему, — это был командир. Альфред вздохнул. Он знал, что его слышат, и поэтому старался дышать как можно тише, чтобы остальные поняли, что он не паникует и, конечно же, всё держит под контролем. — Да, дайте мне минуту. Здесь нелегко передвигаться, — ответил страна. Но он не двигался, вообще не двигался. Впрочем, им это знать не обязательно. Если и было что-то, что он ненавидел, так это видеть своих людей в панике. — Мы наблюдаем за тобой прямо сейчас, Америка. Что случилось? — Ничего, всё хорошо, — его волнение просачивалось в голос, и он знал, что люди уловили это. — Я сказал, что уже иду. На этот раз он потянул ногу чуть сильнее. И замер. Ему показалось, что он услышал скрип изгиба и возможный металлический щелчок. Нет, нет, нет, он же не сломал эту штуку? Наклонившись, он надавил на устройство, дабы убедиться, что ничего не болтается и не движется. Нет, оно казалось крепким, так что повреждений не было, но он всё ещё застрял. Без сомнения, ему нужна помощь. Но он — Соединённые Штаты Америки, он не звал на помощь. Это совершенно не по-геройски. Но тут случилось такое... — Америка? — снова раздался голос командира, и Штаты нервно засмеялся. — Хех, х-хей... Эй, Чарли, ты не мог бы... не мог бы ты одеться и выйти сюда? — американец старался, чтобы всё звучало непринуждённо и сдержанно. Первым делом нужно было убедиться, что никто не запаниковал, а вторым — вытащить кого-нибудь как можно тише и спокойнее, чтобы ничего не вышло из-под контроля. — Что случилось? Постоянно это «что случилось?». Джонс закатил глаза. — Ничего. Мне просто нужно, чтобы ты вышел сюда. — Ты ничего не сломал? Он удивился. Почему все так стараются обращаться с ним, как с ребёнком? Он уже достаточно взрослый, а для них почти пра-пра-пра-пра-и-так-далее-дедушка! Он знал, какого чёрта делает! — Нет! У меня нога застряла! А теперь тащи свою задницу сюда! — взорвался Америка. Он же не вышел из себя, как гормонально вспыльчивый подросток, не так ли? Да, наверное. Он услышал ещё больше шума из наушника и вновь закатил глаза. Боже, зачем поднимать тревогу, зачем? — Ребята, успокойтесь, окей? — попросил сверхдержава, пытаясь успокоить людей. — Я в порядке. Я имею в виду, я могу вырваться из этого проёма и прыгнуть обратно к дверям, но тогда могу сломать эту вещь. Мне не хотелось, чтобы вы знали. И не смейте говорить России. Я не хочу, чтобы он дразнил меня больше, чем он..! Резкий вздох был отчётливо слышен по каналам связи, и если Альфред изо всех сил старался не напугать своих астронавтов, то его усилия напрасны. Идиот, которым он был, попытался сменить хватку на стороне устройства, но пальцы неправильно оценили расстояние, и он соскользнул. Без ремня безопасности он, несомненно, довольно долго плавал бы в космосе, вот только нога-то, к счастью, застряла, и теперь мужчина висел с помощью неё, держась на месте. — Чёрт, чёрт, чёрт! — возможно, Америке не следовало использовать именно эти слова, также как и терять хладнокровие в тот момент. Но он был напуган, и холодный пот окропил его, отрезвляя до полного пробуждения и осознания своей ошибки, позволив астронавтам услышать его панику. Теперь он их слышал, слышал, как пилот торопит командира лезть в скафандр, слышал успокаивающий голос Дэвиса, который говорил ему сохранять спокойствие, и что Болден уже в пути. И здесь США должен был заверить команду, что всё в порядке, что у него всё под контролем, когда на самом деле нет. Ему некого было винить, кроме себя, и он это знал. Почему даже один простой осмотр не может пройти более-менее нормально? Почему он? Почему? По крайней мере, лодыжка не будет напрягаться от лишнего веса. Это единственный плюс. Но, с другой стороны, приходилось ждать, и ждать, и ждать. Требовалось время, чтобы надеть полноценный скафандр. И он ждал, довольствуясь тем, что слышал через наушники. Он мог уловить несколько фраз между астронавтами, в основном о скафандрах и уточнении положения, на что они любезно ответили: «он ещё болтается там». Как весело. Тот, кто волновал Америку на данный момент, — мистер Крикалёв. Он чувствовал, что по мере того, как напряжение росло, тот переходил на родной язык, и некоторые его высказывания были откровенно грубыми. Американец скрестил руки на груди в ответ на некоторые слова и уже мог придумать несколько фраз, которые заставили бы космонавта заткнуться, но сдержался. Грубить было легко, но сейчас в этом нет необходимости. Самое худшее, что случилось за время ожидания, — спор на русском. Кроме Сергея Константиновича, был ещё один, который считал этот язык родным. Чёрт! Россия проснулся. — Это ты, Россия? — Америка решил, что может завязать разговор в ожидании. У Ивана меньше всего шансов запаниковать, чем у людей, поэтому он издевался над ним, пока командир не закончит одеваться и не выйдет помочь. — Да, — раздался голос на другом конце провода. — Они подняли шум и нарушили твой прекрасный сон? — ухмыльнулся Альфред. Ему нравилось тыкать пальцем в него, и немного позже его ухмылка превратилась в мягкую улыбку. Теперь, когда напряжение спало из-за скрытых и опасных угроз войны, стало гораздо приятнее. Теперь всё позади, и Джонс смотрел в тот день, когда они снова смогут легко говорить о чём угодно. Он молился, чтобы эта миссия достигла существенного прогресса, и до сих пор чувствовал, что она медленно и неуклонно приближается к этой точке. — Вообще-то это ты, — ответил Брагинский. — У тебя чересчур длинный язык. Я слышал твои визги по всему шаттлу. — Пф, лжец, — не слишком громко. Америка нахмурился. Он знал, что раньше говорил громче, но Федерация спал так же крепко, как и он. Единственное, что разбудило Штаты, это негодование его людей. Возможно, Крикалёв испытывал такое же беспокойство, и это разбудило Россию. Блин, даже русский космонавт волновался. США был польщён его заботой. Альфред оживился при виде командира, выходящего из шаттла с ремнём безопасности, обернутым вокруг него. — Неважно. Не о чем беспокоиться. Я скоро вернусь. Америка услышал смешок старшего, который на долю секунды превратился в гул помех. Позже Иван сказал: — Я вижу тебя. Ты свисаешь. Одно неверное движение — и ты улетишь в космос. Раньше это зрелище было мечтой, ставшей реальностью лишь несколько десятилетий назад, и оно не идеально для этого дня и века. Американец закатил глаза, и Болден перепрыгнул через грейфер и наклонился. — А теперь, Америка, наклонись и возьми меня за руку. Страна моргнул. Сначала посмотрел на Болдена снизу вверх, пристально и нервно наблюдая, как тот, как и прежде, поднимается на уступ, потом прислушался к России, думая о том, как бы ответить на остроумное замечание, которое он, возможно, произнёс, когда его слова и движения совпали с Болденом, показывая Америке, что Болден вовсе не Болден, а Россия. Свет на секунду отразился от иллюминатора шлема, и через мгновение сверхдержава смог хорошо разглядеть раздражённое, но резко смягчившееся лицо русского. — Где Болден? — Джонс, конечно, стал задавать вопросы, нет бы сделать то, о чём его попросили. Брагинский вздохнул и, подавшись вперёд, схватил его за ногу и встряхнул её. — Я приказал ему помочь другим устранить неполадки, пока я занимаю его место, — сообщил Россия и торжествующе улыбнулся, освобождая Америку и обнимая его за ногу. — Если хочешь что-то сделать правильно, лучше сделай это сам, да? Иван одарил мужчину своей детской улыбкой и потащил его обратно через грейфер. — С каких это пор он слушается тебя? Он американец и не имеет права... Эй, эй, что ты делаешь? Полегче, чел, не держи меня так! — Я велел тебе взять меня за руку, но ты отказался, и поэтому я потащу тебя так, чтоб в следующий раз ты слушал, что тебе говорят. — Эй, осторожнее! — заскулил Альфред, размахивая руками, дабы ухватиться за что-нибудь, но ничего не нашлось из-за отсутствия гравитации и из-за того, как Брагинский перебросил его ногу через плечо и потащил на корабль. — А если ты мне сейчас сустав какой-нибудь растянешь? Тот усмехнулся и бросил короткий взгляд на нацию, что тащил за собой, как мешок картошки. Чёрт, как стыдно! Что подумает о нём американская команда? Америка точно знал, что они наблюдают за всем этим. Когда они снова вошли в шаттл, Россия быстро отпустил его. Младший выпрямился и ухватился за перекладину, прожигая страну неприязненным взором. Вскоре его команда подошла к нему с обеспокоенными и облегчёнными лицами. Он сразу натянул улыбку. — Я ж говорил, что со мной всё будет в порядке, — воскликнул сверхдержава, отмахиваясь от их беспокойства. — Вы все должны как-то отблагодарить Россию. — А от тебя я разве ничего не получу? Он повернулся и хмуро посмотрел на Федерацию. В данный момент ему совсем не хотелось целовать его задницу. Он знал уловку русского: спасти американца, чтобы тот был у него в долгу. Альфред не стал бы это терпеть. — Спасибо, и это всё, что ты получишь. Тебе хватит, — выплюнул он, погрозив пальцем старшему. Русский небрежно снимал с себя костюм, который кое-как надел в спешке, чтобы добраться до США первым. — Я больше ничего тебе не должен, да и я мог бы сам выбраться... просто... не хотел повредить машину. И Болден мог бы сделать эту работу так же хорошо, как и ты. Россия просто пожал плечами и оттолкнулся из комнаты в сторону лаборатории. Остаток дня прошёл странно. В основном делá, немного разговоров. Американец пытался завязать один с его командой, но это было так неловко, особенно когда Иван и его космонавт начинали говорить между собой на родном языке и после подслушивания нескольких фраз Джонс понял, что они осуждают не его, а свой проект и прогресс в нём. Обычный день. В тот вечер Штаты вымотался. Он чувствовал, что отдаляется от Матери-Земли, и был рад, что они скоро вернутся. Он был готов отправиться в постель с остальной командой, но отсутствие другой страны возбудило в нём любопытство. Конечно, он нашёл Россию в кабине, смотрящим на Землю. Америка почти поддался усталости, но с тех пор, как он немного испугался, что-то грызло его изнутри, и он должен был избавиться от этого. Как и в первые четыре дня в космосе, он скользнул в сторону Брагинского, ухватился за кресло рядом и сел. — Так в чём же дело? — наконец спросил Альфред и нервно потёр руки. Он не любил быть кому-то должен, потому что боялся того, что от него потребуют. И с Россией... его разум говорил ему, что никогда не стоит быть чем-то обязанным бывшему коммунисту — потому что коммунист всегда остаётся коммунистом... но сердце на протяжении веков твердило по-другому: успокоить себя. — Тебе что-то от меня нужно, да? Простое «спасибо» никогда не устроит тебя. Ты хочешь большего. Чего же? Федерация молчал. Долго, не глядя на него. Джонс просидел в тишине порядком пять минут, пока... — Как долго, по-твоему, ты сможешь продержаться вдали от родной Земли? — спросил Россия, не сводя фиолетовых глаз с синей планеты и окружающей её черноты. Америку сбили с толку внезапной сменой темы, но если Россия не хотел говорить о предполагаемом несуществующем долге, то он был согласен с этим. — Не знаю, может, несколько недель, месяцев. Год? Я бы сказал, что это слишком. — Значит, меньше года, — кивнул мужчина, сжав пальцами крепче подлокотники сиденья. — Если бы ты поскользнулся и улетел в космос, мы не успели бы даже развить технологию, чтобы отследить внешние границы космоса или создать работающий шаттл, чтобы поймать тебя, — и повернулся к сверхдержаве. Он выглядел очень рассерженным, будто вся эта миссия его, а Альфред лишь новичок, который всё испортил. Это идея Штатов, поэтому Иван не имел права волноваться из-за него. — Извини, — пробормотал тот и расправил плечи. — Наверное, я просто немного неуклюжий, — конечно, он не стал рассказывать русскому, как он позволил своему волнению овладеть собой при посадке на Луну и от этого совершенно растерянным бродить по её поверхности. Нет, не нужно этого знать. Злость России, казалось, усиливалась из-за этих тупых оправданий, и поэтому младший прикусил язык и стал обдумывать другие идеи, чтобы использовать их как предлог и отвести от себя эти обвиняющие глаза. — Неуклюжий? — усмехнулся Брагинский. — Мы в космосе, Америка, мы не можем позволить себе ошибиться. Я согласился принять участие в этой миссии при условии, что там будут опытные астронавты, которые смогут позаботиться обо мне и моём космонавте. Я чувствовал, что ты тоже полетишь, чтобы поддержать этот полет, так как твоя репутация в космосе опережает тебя, но теперь я знаю, что мои догадки подтвердились... ты ведь не был в космосе с момента посадки на Луну? — Конечно, нет, — промямлил сверхдержава, смотря вниз и падая обратно на сиденье. Он нахмурился, потому что терпеть не мог, когда его ругали, как маленького неумелого ребенка... особенно Иван. — Много чего произошло на моей территории и за её пределами после приземления, так что я, конечно, не мог туда вернуться. Но я видел каждый взлёт. Убеждался, что мои экипажи в полной безопасности. Я знаю свои корабли. Я построил их и обучил астронавтов. Я знаю, что делаю... Просто я не привык к такой атмосфере. Наступило молчание, и когда США взглянул на него, увидел, что тот всё ещё хмурится. Он всё ещё злился на него. — Ты всегда такой напряжённый в космосе? Знаешь, когда я впервые поднялся сюда, я хотел убедиться, что смогу увидеть всё это, приземлиться на Луне. В душе я первопроходец, поэтому новые рубежи всегда волновали меня. А что насчёт тебя? Кстати, мои старые боссы убедили меня, что ты пытался запустить ракеты на Луну и на спутники, и говорили, что это всё, что тебе нужно от космоса. И знаешь что? Я защитил твою жалкую задницу тем, что ты хочешь исследовать так же много, как и я. Так они были правы или нет? Потому что ты был очень подавлен с тех пор, как мы начали эту миссию. Хмурое выражение медленно исчезло, и Россия, наконец, немного расслабился. — Ты можешь изобразить мои мысли о космосе так, как захочешь, Америка, — Иван откинул голову назад и закрыл глаза. — Значит, тебе решать, что мне более важно. Американец нахмурился. Нет ничего плохого, чтобы бороться за правду, если кто-то лжёт против тебя. Альфред в это верил и хотел, чтобы Россия боролся, высказывал свои мысли, выходил из своей раковины. Он не делал этого с конца восьмидесятых годов, и Америка стремился заставить его сказать простое «да» или «нет», но с Брагинским и его личностью никогда не было легко. Никогда. Джонс удивил того улыбкой, тоже расслабился в кресле и посмотрел на землю. Его глаза сверкали от восхищения, так же, как, по его мнению, сверкали глаза Федерации, когда тот смотрел на звезды, планеты и Луны вокруг. — Я хочу сказать, что часть моего первооткрывательского духа передалась тебе, — заявил Штаты с уверенным кивком, бросил быстрый взгляд в сторону высокой страны, услышав его смешок, и со вздохом покачал головой. — Всегда только о себе, — произнёс Иван, цокнув языком. — Конечно, — подтвердил тот, широко, прямо, ярко улыбнувшись. На этом расстройство закончилось. Кто знал, что разговор о своих проблемах может так быстро облегчить тяжкое бремя? Страны снова притихли. Они вернулись к привычной рутине: смотреть на Землю, любоваться вращающейся вокруг неё Луной и смеяться над завихрениями видимого холода над территорией России, который он не мог чувствовать на таком расстоянии. — Но если эта миссия не вызовет популярности в обществе, я буду винить тебя, — проговорил Альфред. — Просто скажу им, что русские не сотрудничали. Оба рассмеялись, и остаток их путешествия не принёс больше неприятностей ни им, ни членам их экипажа. Правда, ничто не шло по графику, ведь они потеряли несколько часов солнечного света для сбора данных, но большинство их экспериментов были закончены, и когда они-таки приземлились, Брагинский даже позволил сверхдержаве держать его за руку. Америка заметил, что тот дрожит сильнее остальных. То ли потому, что Федерация боится оторваться от земли, то ли он боится вернуться на холод, ожидающий его. Джонс, конечно, тоже не без греха — многие считали его помехой и ещё той занозой — но он чувствовал некоторую гордость: сжатый кулак России перестал дрожать, когда он положил на него руку. Выйдя из шаттла, США нисколько не удивился раздражению Ивана при виде новостных репортёров и их потокам вопросов и камер. Он казался более спокойным, когда за ними пришли сотрудники станции и стали расспрашивать о полёте и экспериментах. Россия всегда лучше отвечал на деловые вопросы. — Да, у нас были небольшие трудности с оборудованием, но команда работала вместе довольно хорошо и добилась прогресса, — сказал мужчина. Но спросить Америку? О, он бы его отвлёк. Он бы говорил о том, как прекрасна Земля, как ярки звезды, как удивительно она левитирует. Но пока Альфред занимался репортёрами, желающими услышать о величии космоса и задающих русскому вопросы, необходимые для дальнейшей науки, он слышал, как директор штаба спрашивал о другой возможной совместной миссии в ближайшем будущем. Ответы Америки стали тише, и вскоре он и вовсе замолчал, чтобы услышать единственный вопрос, который ждал от Федерации, тот, который позволит ему узнать, как Россия на самом деле относится к их общей миссии. Если Иван согласится на большее, то ему понравилась американская экспедиция. Если он откажется, значит, Штаты потерпел неудачу. Тогда он не смог показать миру, показать России, что все прошлые обиды действительно забыты и уже на горизонте новое начало. — Я не думаю, что хочу проходить через это снова, — отрезал Брагинский. Он не заметил этого, стоя лицом к персоналу и комитету, в то время как Альфред — к журналистам и камерам, но его плечи немного опустились, и этот жест отображал его разочарование, особенно в себе. — Взлёты и посадки очень неровные. Эксперименты также были очень сжатыми в сроках, — тут Россия лукаво улыбнулся. — Именно поэтому я предлагаю следующий полёт на мою космическую станцию «Мир». Он опять не увидел реакцию сверхдержавы. Последний быстро обернулся, его глаза расширились, а челюсть отвисла. Но Иван, конечно, почувствовал, как тот врезался в него и обвил его шею рукой. — То есть ты приглашаешь меня на свою станцию?! — выпалил Америка. Страна нахмурился, отстранился, выпрямляя спину. — Да, ты можешь быть таким неуклюжим, каким захочешь. Это гораздо безопаснее, чем американский шаттл, — и растянул по губам дразнящую улыбку, но младшему уже всё равно. Он возвёл руки к небу, словно объявляя о какой-то победе, и повернулся к репортёрам. — Ещё раз! Ребята, я снова лечу в космос! — радости Джонса не было предела. Он действительно любил космос и всё, что с ним связано. Пребывание там, наверху, сказывалось на них обоих, но это не мешало им продолжать исследования. Космос правда отвлёк Россию от его рецессии, и он обрадовался, что США сделал всё возможное, чтобы пригласить его на миссию, несмотря на их негодование. Возможно, он был прав. Возможно, пришло время показать средствам массовой информации, что Холодная война закончилась и что русские и американцы снова могут поладить. Прошло семьдесят семь лет с тех пор, как они сказали, что их нации могут смотреть друг на друга без враждебности в открытую. Но пока люди готовились, а боссы оставались спокойными, Америка и Россия могли бы продолжать дружбу, которая у них зародилась когда-то давно, и после всех успехов и неудач, они бы решили продвигать отношения дальше, ведь у обоих были такие большие надежды. Надежды, которые появились в звездах, где живут мечтатели. ______________________________________________________________________________________ Исторические заметки: Россия не был слишком активен в мире с девяностых годов, чего не скажешь про его босса. 17 июня 1992 года Россия и США подписали соглашение о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях. А затем президент США Джордж Буш-старший и президент России Борис Ельцин подписали договор СНВ-2 в Москве 3 января 1993 года. И, конечно, было вложено много помощи стоимостью в миллиарды долларов в попытке поставить Россию и другие республики на ноги после падения. Примерно в это же время обе страны говорили о совместных космических полётах. Очевидно, оба беспокоились, что руководители просто не справятся с этим. Но на самом деле всё прошло хорошо. 3 февраля 1994 года состоялся первый совместный российско-американский космический полет. Это была одна из первых миссий в программе «Шаттл-Мир». Это был также первый раз, когда русский летел на борту космического шаттла. После этой миссии две страны настаивали на более совместных проектах, которые в конечном итоге привели к первой американской посадке российской космической станции Мир в следующем году в мае 1995 года до июля. Таким образом, исследование космоса, кажется, немного успокаивает их обоих и на самом деле является одной из вещей, которые они обожают до жути. В этом они похожи, так почему бы им не собраться и не полететь в космос вместе? Это определённо их объединяет. Серьёзно, девяностые были расцветом, так сказать, космического освоения, в общей сложности 83 полёта в космос из США (63 космических полёта) и РФ (20 космических полётов) вместе взятых. Предыдущие десятилетия действительно не могли сравниться ни с этим. Да, эти двое были заняты космосом, и поэтому впоследствии Россия в конечном итоге раскрепостится и выйдет из изоляции.