Немецкие леса, Германия. Апрель 2000
Пруссия старел. Он чувствовал это по своим износившимся костям, поздно ложась спать и рано вставая. Конечно, он не скажет об этом остальным, нет, он всё тот же «потрясающий Пруссия» и сойдёт в могилу с таким титулом. После Второй мировой войны он начал ощущать упадок сил, правда, после падения стены чувствовал себя лучше, но не лучше себя прежнего. Вероятно, Гилберт уже никогда не сможет снова обрести ту силу, хоть и его настроение поднялось. Он даже и не задумывался, насколько приятно просто сидеть на шезлонге и наслаждаться солнцем, в то время как молодёжь бегала за дичью и оленями. Да, пруссак обещал, что пойдёт на охоту, но не обещал, что будет участвовать в ней. Он держал ружьё наготове на случай, если ему вдруг захочется пойти в лес и поймать добычу, но пока единственным желанием было понежиться в тёплых лучах весеннего солнца и насладиться ледяным пивом. Услышав выстрелы, Пруссия понял, что его брат и Америка нашли какое-то животное, улыбнулся и откинулся на спинку сиденья, что-то тихо напевая себе под нос. Сегодня действительно замечательный день, а в ярко-голубом небе ни облачка. Байльшмидт никогда не думал, что станет страной, которая захочет расслабляться, смотреть вверх и любоваться цветом неба над головой. Он усмехнулся. Что Фридрих теперь о нём подумает? Интересно, что подумают другие? Многие помнили его в расцвете славы. Неужели теперь они будут смеяться? Тайно смеяться, потому что вся сила, которой он когда-то хвастался, исчезла? Все они видели в этом хвастовстве чистый обман и преувеличение. Они не глупые. И он не глупый, потому что знал это. Германия для него роднее, чем кто-либо ещё, но с другой стороны, он — его единственный брат, который всё ещё имеет хоть какую-то власть. Остальные? Анахореты, одним из которых Пруссия может стать достаточно скоро. Ему больше нет места в этом мире, а почему он ещё существовал, он не знал. Возможно, Бог слишком жесток к нему и решил, что его мучения недостаточно серьёзны, возможно, Создатель поддерживал в нём жизнь, чтобы увидеть конец света и катастрофы, которые предвидел. Хех, догадки. Быть подальше от мировых дел не так уж и плохо. Видно, у него будет больше времени, чтобы досаждать Австрии, Румынии или... Венгрии. Гилберт сосредоточенно нахмурился, подумав о ней. Он норовил убедиться, что она снова на ногах, что она вырвала своё правительство обратно в свои руки после того, как власть Союза ослабла и они бежали. Именно поэтому ему понадобилось немного больше времени, чтобы пересечь стену и попасть в руки Германии. Он хотел знать, что с ней всё в порядке, ведь она столько всего пережила. Да, он должен навестить её. Все его соседи — коммунисты. Как в старые добрые времена, только свободнее. Боже, Румыния только что убил своего коммунистического лидера после падения режима, так что Пруссии не хотелось вызывать у него старые советские воспоминания, иначе тот сопьётся к чёрту. Он уже представил это. Пруссак вырвался из своих мыслей на звук выстрела, раздавшегося в воздухе, и нахмурился. Должно быть, те ещё ничего не поймали и продолжали охотиться. Как бы эти двое там не подрались за молодого оленя. Прогремел очередной выстрел, и Байльшмидт встрепенулся. Рука неосознанно потянулась и коснулась ствола ружья. Сегодня он был не в настроении ни стрелять, ни потрошить. Он надеялся, что они поторопятся и поймают то, за чем гонятся. Тут наступила тишина. Почему? Потому что они приблизились к лагерю, вот почему! — Гилберт! Он бежит на тебя! Пруссия посуровел. Ружьё, лежавшее рядом, теперь прижималось к груди. Его глаза широко раскрылись, смотря в разные стороны. Он медленно поднялся и хорошо прицелился во всё, что двигалось в кустах. Конечно, он не хотел попасть ни в Германию, ни в Америку. А что, если они выйдут первыми? Ой, что было бы, если бы он случайно выстрелил в них?.. Но опять же... что, если они загнали кабана в угол, и он идёт на него? Что, если он сейчас выскочит из кустов? Чёрт, что ему делать?! У Гилберта даже не было времени прицелиться: эта штука появилась так быстро. В два прыжка огромный самец оказался прямо перед ним, перепрыгнул через него, опрокинув страну на спину одним ударом коленей. Пруссак издал самый не мужественный, самый неподобающий для великой страны вопль, грохнувшись плашмя. К счастью для него, палец на спусковом крючке вовремя отреагировал и выстрелил в животное. Теперь большой олень лежал над ним, придавливая его своим весом. — Эй! Он под ним! — да ладно! Пруссия услышал шарканье, как вдруг тушу дёрнули и подняли. — Отойди, Германия, я сам. — Я тоже могу помочь. — Всё нормально, правда, я справлюсь, — послышался настойчивый голос Джонса. Наконец, Гилберт свободен. Он закашлялся и ненадолго застыл при виде обеспокоенных глаз своего младшего брата. Страна улыбнулся, подал знак, мол, с ним всё хорошо, и выпрямился. Людвиг закатил глаза и покачал головой. — Не понимаю, что за несчастье всегда преследует тебя, — пробормотал Германия на их языке, заставив того нахмуриться. — Преследует меня? — Байльшмидт чуть не ударил брата в грудь, если бы не вспомнил, что тот ещё держит в руках ружьё. Обернувшись, он заметил свой сломанный шезлонг и пролитое пиво. Какая потеря. — Вы двое практически гнали его ко мне! — Народ, из-за чего вы ссоритесь? — заговорил Америка, закончив измерять добычу. Его глаза сверкали, а улыбка выдавала его возбуждение. — У нас тут такой улов! — Запад обвиняет меня во всём, как обычно, — Пруссия, нахмурившись, повернулся к Альфреду, чтобы привлечь молодую сверхдержаву на свою сторону. Немец у него за спиной вновь вздохнул. — Сказал, что этого бы не случилось, если бы я пошёл с вами. — Ну, я согласен, — бросил Джонс, пожав плечами. Он положил ружье и начал связывать животное. Гилберт недоумевал. — Что? Почему? — Ну, для начала олень не снёс бы твой «маленький рай», потому что тебя бы там не было, — поддразнил американец и вытер руки, закончив завязывать узлы. Он посмотрел на него и мягко улыбнулся. — Мне нравилось охотиться с тобой. Неужто ты реально стареешь? Тот вздохнул и взглянул на оружие в руках. Оно действительно тяжёлое. Но намного легче широких мечей. Сможет ли он снова поднять свой старый великий меч? Вряд ли. Пруссия не впадёт в депрессию. Не сейчас, не в этот день. Сегодня прекрасный день. Весна витала в воздухе, и они только что поймали свою первую добычу, которой он хвастался, ведь именно он её сбил, невзирая на то, как та появилась около него. — Да, ну и что. Я всё ещё могу уложить Гессена с одного хука, верно, Альфред? Это быстро вернуло Америку в более весёлое настроение, и он просиял. — Да, чёрт возьми! Помнишь, как однажды мы застали его с Англией за завтраком в поле? Или, или, когда он напился в стельку? Ха! Альфред и Гилберт погрузились в ностальгию, оставив Германию в стороне. — Ты знаешь, что у него до сих пор шрам на мизинце? — спросил Пруссия, поднимая руку и шевеля пальцем. — Ты про тот, где я..? — Да! — с энтузиазмом закивали в ответ, в результате чего оба запрокинули головы и засмеялись над событиями в их общей истории. Людвиг не стал бы отрицать, что завидовал, что у Пруссии и Америки есть связь, на которую он никогда не мог надеяться. По крайней мере, вслух. Поэтому, пока они предавались воспоминаниям, он просто начал убирать лагерь, занимаясь своими делами. Он как раз заканчивал укладывать оленя в грузовик, и тут старший повернулся к нему со слезящимися от смеха глазами. — Ага, и Запад опять устроил истерику, когда я наконец вернулся домой. Помнишь это, Людвиг? — Да, но это всё. А теперь, может, поедем уже? Я предпочту не ждать, пока труп начнёт разлагаться, и пока вы закончите своё в путешествие по воспоминаниям, — сказал Германия, садясь за руль. — Зануда, — пробормотал Гилберт, обратился к Джонсу с дразнящей ухмылкой и ткнул пальцем в сторону брата. — Малыш тогда редко выходил из дому. На самом деле, думаю, что первый раз я его вытащил на маскарад у России. Когда вы впервые встретились! Америка нежно улыбнулся. Да, на этом балу он впервые увидел Германию. Это было время, когда он останавливался у Российской империи, становясь ближе к нему. За это время он успел влюбиться в него и чувствовал себя таким безнадёжным из-за своего возраста и слабого положения среди империй. Но это было хорошее время, и в конце концов оказалось, что он и Россия танцевали вместе, чтобы закончить всё... разлукой. Неважно, Америка просто забудет о тех временах и будет придерживаться лучших, которые закончились положительно. Как его дружба с Пруссией и Германией. В воздухе раздались громкие гудки, и Гилберт метнул взгляд на сигналящего немца, который высунул голову из окна грузовика, с любопытством наблюдая за ними. Сверхдержава даже смутился, моргнул и начал отряхиваться. Он потянул за пейджер на поясе, и его глаза тут же расширились. — Боже мой! Я опаздываю! — спохватился американец. Пруссия поднял бровь. — Опаздываешь куда? Тот поспешил к грузовику и спрятал ружьё в сумку, что принёс с собой. — На взлёт. Оба немца видели эту улыбку на лице США, но они лишь нахмурились и поняли, что Альфред уйдёт раньше, чем планировалось. — Ты возвращаешься в космос, Америка? — спросил Германия. Джонс прыгнул на пассажирское сиденье. Зачем ему планировать какое-то событие, настолько близкое к их охоте? Просто несправедливо. — Конечно, — весело прощебетал Штаты. — Я думал, мы не задержимся надолго, поэтому никогда не менял расписание взлёта, но когда хорошо проводишь время, всегда теряешь счёт времени, да? — и игриво толкнул Людвига локтём, подмигнув ему, но тот остался стоическим и хмурым. Пруссия как раз забрался на заднее сиденье, закрыл дверь и вздохнул достаточно громко, чтобы обратить внимание Америки на себя. — Мы должны были вместе провести день дома, Альфред. А ты уходишь. — Извини, но я обязан делать то, что обязан делать астронавт, — сказал Джонс и взглянул налево. Германия даже не завёл двигатель. Ничего не делал, только сжимал руль и смотрел на окружающий лес. Сверхдержава нетерпеливо похлопал себя по коленям. — Чего ты ждёшь, Германия? Давай поспешим назад. Мне нужно собрать вещи. Надо бежать. Немец опять промолчал. Он просто завёл мотор и по дороге домой молчал. Гилберт тоже был не слишком разговорчив. Они очень наслаждались пребыванием Америки, но их отодвинули для другого события, что расстроило обоих. Но, по крайней мере, Пруссия оставался вежливым, спрашивая его о миссии, как долго он будет в космосе, или какова их цель, и другие подобные вещи. — В последний раз ты не полетел, — заметил Байльшмидт. — Почему ты вдруг передумал? Это так важно? — Ну, мы собираемся пополнить запасы Международной космической станции и, возможно, немного поработаем над её градусами. Сначала я действительно не собирался лететь на этот рейс, но в последнюю секунду Россия решил присоединиться, и я не мог просто позволить ему лететь туда с моей командой. Я должен был присмотреть за ним, знаешь ли, — пролепетал Альфред со смешком и ещё одним толчком в сторону Германии, оставшимся без ответа. Пруссак нахмурился при упоминании северной страны. В то время как Брагинский ослаблял себя в последнее десятилетие, он присоединился к «Партнёрству ради мира» в девяносто четвёртом, затем к возглавляемому НАТО Совету евроатлантического партнёрства в девяносто седьмом, а позже в том же году, Россия присоединился к «Большой восьмёрке». После падения стены он всё больше погружался в мир, но Пруссия не мог сказать, что был рад его видеть. Его радовало, что он больше не нация, у Германии всё равно был лучший курс в отношении России, так что уже ему приходилось иметь дело с ним и с этими скучными встречами. И всё же... Гилберт не единственный, кто видел, как много Иван крадёт время Америки у остального мира. Если бы он захотел поговорить, Джонс извинился бы перед другими, важными или нет, и поговорил бы с ним. Если русский посетит Вашингтон, тот будет сопровождать его. Если бы Россия в последний момент решил, что по прихоти хочет полететь в космос, то США быстро бы запланировал полёт вместе с ним. Брагинский теперь не такой сильный, как раньше, и не такой опасный, но его присутствие постоянно привлекало внимание Альфреда. Пруссии это не нравилось, и Германии, по-видимому, тоже. Байльшмидт вздохнул. В наши дни нелегко удержать американскую сверхдержаву на своей стороне. — Эй, Альфред, — заговорил пруссак, понизив тон. В его голосе больше не было юмора. Тот обернулся, улыбаясь, и этот юношеский блеск в его глазах постоянно выдавал его волнение... волнение по поводу путешествия в космос с Россией. — Не забудь про нас, ладно? Америка в замешательстве нахмурил брови и повернулся в кресле, чтобы посмотреть на страну более прямо. — О чём ты говоришь? Как я могу забыть вас, ребята? Пруссия не сказал ничего, что могло бы вызвать какие-либо возражения. Лучше этого не делать. Кроме того, он уверен, что Штаты, возможно, и сам не понимает, что делает. Он перевёл разговор в другое русло и выдавил улыбку. — Мы должны когда-нибудь повторить. У тебя есть ещё планы на этот год? Можем начать охоту на кабанов, — Байльшмидт наклонился вперёд и поймал наблюдательный взгляд Джонса. Тот анализировал своё поведение, без сомнения, пытаясь понять, почему изменился его тон. — Да, да, было бы круто. Конечно, я проверю своё расписание. Пруссия нахмурился вновь. Нет, конечно, он и Германия должны отойти на второй план для планирования Америки времяпровождения с Брагинским: американец составил свой график вокруг него. Совершенно несправедливо и огорчительно как для немцев, так и для других стран. — Но я обещаю, что мы сможем повторить в этом году. Что ж, если Соединённые Штаты Америки пообещал, то он возлагает на себя ответственность за выполнение этого обещания. Альфред быстро собрался и, как он выразился, «выбился из колеи». Дом казался пустым без громкого смеха и его дерзких выходок. За час его отсутствия над ним нависло одиночество. — Эй, Запад, хочешь пива? — Гилберт заглянул в комнату немца и удивился, обнаружив, что брат усердно работает над книгами. — Дa, поставь его туда, — тот указал на лампу, отвернулся и уткнулся носом в толстую книгу. Страна повиновался. Через некоторое время, пока он смотрел, как Германия пролистывает несколько страниц и прилежно читает следующие абзацы, его любопытство взяло верх. Он подошёл к брату за столом, заваленным толстыми томами книг и бумаг. — Что читаешь? — и спросил, склонив голову набок, дабы увидеть название книги. Может быть, он читал её раньше. Нет, определённо нет, не эту. Глаза слегка расширились: младший читал о науке космических путешествий и всех её функциях. — Тебе оно надо? — недоумевал Пруссия. Неужели Людвиг всерьёз собирается читать эти книги? Он не ответил. — У тебя мозги сейчас взорвутся, — решительно заявил пруссак, сделав глоток пива. — Разве ты не видишь, что Америка интересуется только тем, что ему нравится? Наконец, он хоть что-то сказал. И даже повернулся, чтобы посмотреть на брата серьёзными глазами, но Гилберт заметил разочарование в его суровых чертах, по тому, как его взгляд искал мысленные ответы на вопросы, по тому, как он прикусил нижнюю губу. — Если мы не сможем быть для него интересными, он и вовсе про нас не вспомнит. Он любит космос, и я хочу знать о нём всё. Хочу поговорить с ним на том уровне, который ему нравится и который он считает важным. Я устал от того, что он приходит просто поздороваться и уходит, чтобы уделить своё время и внимание другим. — Другим? Ты имеешь в виду Россию? Так оно и есть. Плечо младшего напряглось при упоминании этой нации. — Единственное, что у него общего с Америкой — увлечение космосом, — уверенно сказал Германия, снова переводя взгляд на книги. — Без этого он не стоит своего времени. У него больше ничего нет. — И почему ты чувствуешь угрозу? — Пруссия очень давно не видел его таким рассерженным, и чтобы тот шёл на такие меры, чтобы привлечь к себе внимание. — Америка не всегда путешествует в космосе, поэтому, когда он будет свободен, мы привлечём его внимание. Он любит охоту. Он любит военные учения. Он любит науку. Тебе можно говорить с ним не только о космосе и шаттлах, Запад. Людвиг вздохнул. — Тогда почему это всё, что его сейчас интересует? Старший покачал головой. — Тебе там даже не нравится, — напомнил он и указал на книги. - Никакое чтение не доставит тебе удовольствия. Ты слишком часто болеешь. Германия мог летать на самолётах, дирижаблях, реактивных самолётах, даже выдерживать скорость скоростных автомобилей, но по какой-то странной причине не мог летать в космос. Ему это было просто не нужно, и молодой немец был полон решимости выбросить это из головы и научиться быть устойчивым к движению низкой гравитации. Потому что Альфред любил проводить время там, наверху, а он любил проводить время с Альфредом, так что если он не будет проводить время с ним здесь, на земле, а в космосе, то следует приспособиться к тем условиям. Таковы были его доводы. — Твой мозг всё равно взорвётся, — поддразнил Пруссия, покидая комнату, дабы тот не завёл его в ещё какую-нибудь глушь размышлений. Он не сомневался, что Людвиг сделает то, что обещал, но всё-таки беспокоился за брата. В конце концов, его всегда тошнило в невесомости. Даже Япония держался лучше. Довольно неловко со стороны Германии, особенно когда Америке постоянно приходилось помогать ему. Пруссак чуть не подавился напитком, глянув на календарь. Он бросился обратно в комнату немца и прокричал: — Бросай эти книги! Готовься к выставке! Голубые глаза расширились. Он совсем забыл об этом из-за своего отчаяния.Космический центр Кеннеди, Флорида, США. 29 мая 2000
Америка сидел в кресле, ожидая сигнала, сообщающего ему и команде, что пора разгружаться. Он пару раз взглянул в сторону России, который не сводил с него глаз. Альфред не понимал почему. Он не создал никаких проблем в этой миссии, и на самом деле он полагал, что превзошёл всех. Что опять не нравится этому русскому? Вдруг Иван улыбнулся. Изогнув бровь, Джонс наконец вздохнул и повернулся к нему. — Что? Ну что? Ты всё время пялишься на меня, как будто что-то случилось. Что? Брагинский решил его побесить и немного помолчать, расслабляясь — он проделал долгий путь во взлётах и посадках с тех пор, как они с Америкой начали свою космическую программу. — Ты напеваешь мою песню, — заявил Федерация. Американец несколько раз недоумённо моргнул. Напевает его песню? О чём он..? О, точно. Он закатил глаза и отвернулся, проверяя, закончила ли команда стыковки закреплять их снаружи. — Это только потому, что она слишком приставучая, — неохотно признался Джонс, скрестив руки на груди, словно обиженный ребёнок. — Вот я и не могу выбросить её из головы. — Тебе нравятся мои песни. — Нет. — Да, давно тебе не нравилось ничего русского, — продолжал Россия. — Заткнись, — простонал сверхдержава. Он сразу же вскочил первым, когда пришло время разгружаться. Первым вышел из шаттла, в то время как Иван сошёл одним из последних, просто посмеиваясь и напевая мелодию одной из песен США, подобранных для пробуждения экипажа на борту. Песни Америки нравились ему не меньше, чем ему самому, но он не боялся в этом признаться. У Альфреда хороший вкус. Они немного прошлись по взлётно-посадочной полосе, пытаясь размять ноги. Конечно, Штаты не упустил момент наклониться и поцеловать землю. — Ах, детка, я скучал по тебе, — пролепетал он, имея в виду Матушку-Землю. Забавно, учитывая, что Америка любил летать в космос и в то же время любил приземляться и снова чувствовать родную планету под ногами. Русский чувствовал то же самое, но Альфред никогда не скрывал эмоции. Внезапно к ним подбежал агент. Мужчина крепко держал в руке мобильный телефон и быстро передал его Америке. Он принял звонок и вежливо ответил: — О, привет, Германия. Угу... да, я только что приземлился, — он повернулся к Брагинскому, поднял палец, чтобы тот дал ему минуту, и отошёл в сторону. Но тот его всё равно слышал. — Конечно, я знаю, какой сегодня день... — Россия усмехнулся, увидев, как Америка роется в календаре, который каким-то невообразимым чудом оказался в кармане. Вечно витая в облаках, он забывал о земных датах. — Двадцать девятое мая. Что из этого? — после он напрягся и побежал к Ивану с бледным лицом. Он схватился за его скафандр, чуть ли не вытряхивая из него душу. — Россия, Экспо! — завопил Джонс, прижимая телефон к своей шее, чтобы никто не услышал его панический крик. — Через два дня! Чёрт, что мне делать? Я совсем забыл! Он быстро отстранился и прижал трубку к уху. — Да, я приду. Я ж обещал. Что это было? Ха, не беспокойся об этом. Нет, нет, я не пропущу это. Я годами отмечал это в своём календаре, — Иван норовил рассмеяться с того, как нелепо Америка записывал «Экспо» в свой календарь, будучи в скафандре. Глупая маленькая нация, всегда такой забывчивый. — Хорошо, увидимся, пока. Положив трубку, страна вернул устройство агенту и поблагодарил его, направляясь к России, и сразу же старший заметил его растерянность. — Спасибо за участие в миссии, Россия, но мне пора. У меня столько дел накопилось, и мне нужно собрать вещи, и, о Господи, надеюсь, босс послал туда команду для постройки моего павильона... — Альфред вздохнул и мигом улыбнулся. — Ты тоже поедешь? — Куда? — На «Экспо-2000», которую проводит Германия. Это будет потрясающе! — Да, возможно. Я только что вернулся на Землю, так что посмотрим. — Ну же, — умолял Америка, всегда настаивая на своём, при этом напоминая двухлетнего ребёнка. — Я поеду и сам только что вернулся на планету. Тебе тоже стоит поехать. Будет весело. Конечно, Брагинский собирался поехать, но если он поедет, то поедет и его сестра, а он не хотел, чтобы его где-нибудь видели с ней.Ганновер, Германия. 1 июня 2000
— Наталья, отпусти меня, пожалуйста, — взмолился Россия. Это его последнее средство. Он попытался вырваться, но девушка лишь крепче сжала его руку. Даже мольбы, казалось, заставляли её реагировать так же. Почему она не могла просто остаться дома? — Нет, — ответила она, стискивая сильнее. Русский уж было почувствовал, что конечность вот-вот отвалится от недостатка кровотока. — Как твоя покорная жена, я обязана везде и всегда быть рядом с тобой. — Ты не моя жена, — процедил он сквозь зубы, ёжась. — Конечно же, я твоя жена. С девяносто седьмого года, — с улыбкой проворкала Беларусь и потёрлась щекой о его руку. Мужчина застонал. Он говорил президенту, что это плохая идея. Говорил, что она всё неправильно поймёт, и вот! Она практически живёт в его доме, пытается попасть в его комнату, всегда хочет знать, куда он идёт. Ему нравилось путешествовать в космос, потому что так он находился далеко, далеко, очень далеко от неё. И дело не в том, что Россия не любил свою сестру. Даже наоборот. Но только как сестру. Кстати, о сёстрах... Брагинский оглядел других стран и вздохнул, не обнаружив среди них Украины. В последний раз он видел её на момент распада СССР и невыносимо скучал по ней. Иван с радостью принял бы заискивание Беларуси, если бы присутствовала и Черненко. Но её здесь нет, и поэтому ему пришлось терпеть младшую сестру. — Я проголодался, Наташа. Можешь найти мне что-нибудь поесть? — Я думала, ты поел перед отъездом, — прищурилась Арловская. — Снова хочу, — выдохнул он, похлопав себя по животу. Та постояла, вопросительно глядя на брата. Россия же заставлял себя не потеть перед ней. Это единственный выход из сложившейся ситуации. Вздохнув, девушка наконец сдалась. — Ладно, пойду поищу что-нибудь. Для моего мужа только самое лучшее. — Ага, — выдавил Иван, сдерживая вздох облегчения: она отпустила его. Он смотрел, как она уходит, осматриваясь в поисках места, где можно поесть. Как только Наталья скрылась из виду, русский сбежал. Он долго прятался в павильоне Нидерландов среди прекрасных цветов. Беларусь и не подумала искать его тут. Хотя, она искала тут, но не на цветочном поле. Брагинский радостно засмеялся, наблюдая, как девушка в отчаянии вскинула руки вверх после обыска комплекса и ушла, сдавшись. — Она ушла, товарищи, — прошептал страна, глядя на маленькие жёлтые цветы, напоминавшие ему его любимый цветок. Ему нравился этот участок. Он решил остаться здесь ненадолго. В тот момент, когда он стоял на цветочном поле, до него донесся знакомый голос. — Круто! В блок Нидерландов! — это определённо был Америка. Россия поднял голову и увидел, как страна вошёл в павильон вместе с парой других. Англия, Япония, Пруссия, Франция, Италия, Германия и... как зовут второго? Тот, что живёт по соседству с Америкой? — Это моя выставка, она основана на энергии ветра, — объявил Нидерланды. — Ну и ну, я видел наверху ветряные турбины. Ты должен показать их нам! — воскликнул Альфред, подпрыгивая, как ребёнок в конфетном магазине. — Сюда, — голландец повернулся и повёл их наверх. Иван думал удивить всех своим присутствием, но из-за Джонса, окружённого этими странами, не захотел смешиваться с ними. Поэтому он остался на месте, и вскоре они вернулись обратно. — Кто следующий? — спросил сверхдержава, оборачиваясь. — Ребята, давайте посмотрим выставку Норвегии! Тот огромный водопад выглядел довольно неплохо! Все кивнули. Всё, что захочет Америка. Они вышли. Россия отпустил их, не дав о себе знать, и тотчас разочаровался в себе. С каких это пор он боится больших скоплений стран? Федерация со вздохом посмотрел на своих товарищей. Все так мило одеты в яркие мундиры и стоят по стойке смирно. — Если я пойду за ними, Наталья меня найдёт. Что мне делать? — Подождите... подождите! — до ушей мужчины донеслись шаги и тяжёлое дыхание. Он поднял глаза и увидел... как там его зовут? О! Это Канада. Конечно. Как мог он забыть? Мэттью отставал. Вероятно, на него не обратили внимания или на то, что он остался. Видимо, последнее. Пока канадец переводил дух, что-то заставило его повернуть голову. Мгновение он смотрел на Брагинского, потом медленно подошёл ближе. — Россия? — Да, — ответил тот. Уильямс приближался, пока не оказался перед ним в цветах. — Привет, Канада, как день? — Всё прекрасно. Но что ты здесь делаешь? — Прячусь от сестры. — Оу, — кивнул Канада. Он мог это понять. Он даже видел, как она бегала по главной площади в поисках чего-то, как оказалось, — пропавшего брата. — Почему бы тебе не пойти со мной? Я иду с остальными к другим павильонам. Русский просто пожал плечами. — Я думал об этом, но потом передумал. — Ты собираешься остаться здесь с цветами Нидерландов? — спросил юноша, указывая на желтые цветы. — Прекрасная компания, — нежно улыбнулся Россия, глядя на бутоны. — Серьёзно, идём со мной, — ему протянули руку. — Америка уже здесь. Говорить что-то подобное Ивану? О чём думал Канада? Все знали, что Холодная война закончилась, но по-прежнему верили, что в основе напряжённости между Америкой и Россией лежат противоречия. В каком-то смысле так оно и было, но никто прямо не просил его присоединиться к собранию, потому что там был США. Словно что-то не так, но Канада сказал-таки это. Как будто он знал. Как будто он знал это... — Тебе повезло, что я не забыл вернуться за твоей жалкой задницей, бро. Это место такое большое, что ты бы пропал на несколько дней и вернулся домой к па... Это Америка, вернувшийся, чтобы найти своего брата. Наклонившись вбок, он увидел северную страну, с которым разговаривал младший. — Россия? Мужчина улыбнулся и помахал ему рукой. — Привет, Америка, как дела? — Чел, ты был здесь всё это время? — через секунду к ним подошёл Альфред, засунул руки в карманы и уставился на брата, склонившегося над русским. — Забавно, я даже не заметил тебя, когда мы проходили мимо. Брагинский лишь снова пожал плечами. — Просто отдыхаю среди цветов. Они — мирные товарищи. — Да, можно и так сказать, — усмехнулся Джонс, задев носком ботинка несколько цветов — те монотонно покачались. Улыбнувшись ещё ярче, он наклонился и поднял Ивана на ноги. — Ты не можешь просто сидеть здесь. Ты должен увидеть остальное. Пойдём, посмотрим на павильон Венесуэлы. Говорят, изнутри он во много раз красивее, чем снаружи, — он потянул его снова, но, встретив сопротивление, понял, что тот не хочет. Америка смутился и обратился к брату, который неожиданно объяснил ему всё. — Его сестра, ты знаешь Беларусь, ищет его. Американец открыл рот и рассмеялся. Он смотрел на Федерацию со слезами в глазах, держась за живот. — Твоя сестра? Да успокойся ты. Она всего лишь сестра. — Если бы она была твоей сестрой, ты бы так не говорил, — пробормотал Россия, уткнувшись носом в шарф. — Расслабься, раз ты так нервничаешь, просто держись рядом. Я могу прогнать её, если хочешь, — предложил Штаты, выпрямляясь и указывая на себя как на идеального мужчину для этой работы. — Я не прошу тебя быть моим телохранителем или причинять вред моей сестре. — Но я великий защитник, — объявил Альфред с улыбкой на миллион долларов. — Плюс, я не бью цыпочек. Это противоречит моему моральному кодексу. Так что, если я её увижу, я её не трону. Обещаю. Теперь мы можем встретиться с остальными? Россия действительно не видел больше помощи. Он не был уверен, как справится с ними или как они справятся с ним. Но он попытается. Иван согласился и последовал за Америкой и Канадой. Он видел, как остальные смотрели прямо на него, когда Джонс подбежал к ним со своим сводным братом и прокричал: «Россия с нами!». Они сразу перестали улыбаться, но он улыбнулся, хотя бы для того, чтобы сделать их немного счастливыми. Они также казались уже менее разговорчивыми, если только он не шёл рядом, пошатываясь, и не чувствовали себя в большей безопасности, наклоняясь к другому и разговаривая между собой. Но, конечно, когда кто-то отходил слишком далеко от толпы, он рисковал быть атакованным хищником. — Я нашла тебя! — А! — вскрикнул Россия, почувствовав, как острые ногти и сжимающие пальцы обхватили его левую руку. Он попытался немедленно отстраниться, но младшая сестра последовала за ним. — Наталья, нет, прочь, прочь. — Как ты мог оставить меня? — младшая надулась, хотя брат тщетно пытался сбросить её с себя. — Ты предпочитаешь быть в компании бывших врагов, чем со своей дорогой женой. — Ты мне не жена, — простонал мужчина. Он понял, что стряхивать её бесполезно, и прекратил борьбу. Он обернулся и увидел, что остальные продолжают свой путь к другим экспонатам. Совершенно забытый всеми. Как он и думал. — Видишь, им плевать на тебя. Они всегда оставляют тебя, но не я, — прижалась Беларусь к руке брата, отчего та задрожала ещё сильнее. Он вздохнул. Да, сестра права, но это не означало, что она должна цепляться за него, как пиявка. Что с того, что остальным не нравилось его общество. Ему нравилось их общество, и это всё, что имеет значение. Он терпеть не мог сидеть взаперти, а теперь из-за сумасшедшей сестры это снова стало его реальностью. Россия успокоился и задумался, что делать дальше. Он же отличался блестящим умом и мог легко придумать способ выбраться из этого дерьма. Он думал и думал о своём следующем шаге, но лучше всего было дождаться подходящего момента, чтобы поймать её в расслабленном состоянии и попытаться вырваться. Минуту спустя он попытался это сделать и потерпел неудачу. Он буквально чувствовал, как синеет его рука. Что ему теперь делать? Ему не оставили ходов. — Э-Э-ЭЙ! Пронзительный визг эхом отозвался в пищеводе сестры, почти оглушив Ивана, но он вздохнул с облегчением, когда её хватка ослабла. Он заметил, как Америка взял девушку за талию. Джонс не причинял ей боли своей игривой улыбкой, но Россия видел, что его движение застало её врасплох, и она не знала, что делать, кроме как метаться, будто рыба, вытащенная из воды. — Б-брат! — Наталья в тот момент не знала, что сказать. Её глаза расширились, а рот открылся от шока: она чувствовала, что на мгновение оторвалась от земли. Поэтому закричать — единственное, что она могла сделать. Вскоре она уже стояла на ногах, а Альфред сгорбился перед ней, его глаза поймали её в игривой, но пугающей хватке. — Мне сказали, что ты тоже здесь, Беларусь. Почему бы тебе не перестать держать своего брата и не пройтись с нами? Брагинский видел, как вспыхнули щёки сестры. То, как её пальцы играли с платьем, постоянно разглаживая несуществующие складки. Это даже мило. И для России видеть что-то подобное... скажем так, прошло много времени с тех пор, как он мог считать свою сестру такой. Беларусь ничего не ответила. Она выглядела слишком смущённой, чтобы что-то предпринять, и старалась отвести взгляд, оглядываясь в поисках молчаливой помощи от брата, но куда бы ни посмотрела, США следил за ней, так что её внимание было сосредоточено только на нём. Оставляя Ивана в стороне. — А-а, я вспомнил, так ты застенчивая, — поддразнил Америка и выпрямился. Он крепко взял её за руку и потянул за собой. — Пойдём, я тебя провожу. Когда он повернулся к русскому, и вовсе ошеломлённому тем, что он сделал что-то подобное, они встретились взглядами, и Россия поймал это подмигивание. Он не знал, как, но Америка сдержал обещание не прибегать к насилию: он держал Беларусь на расстоянии от него. Удивительно. Просто удивительно. Федерация улыбнулся и пошёл за ними, не обращая внимания на заикающийся голос сестры, звавшей его на родном языке. Та явно боролась в объятиях Альфреда, и мужчина даже слышал, как она жаловалась, что Джонс держит её за руку слишком крепко. Он усмехнулся. По заслугам, дорогая сестра. Присутствие Арловской нервировало остальных так же, как и присутствие России, но пока Штаты держал её в своих руках, другие страны чувствовали себя спокойнее рядом с ней. В течение всего дня он не отпустил руку, а девушка краснела от смущения. Особенно когда успокоилась и перестала сопротивляться, сама того не замечая. Она по-прежнему оставалась сестрой Брагинского, поэтому он позаботился о том, чтобы американец обращался с ней соответственно. Он оставался рядом и молчал. Наблюдая за ними, пока Америка вёл её через павильоны и выставки. Один из таких экспонатов показал эволюцию средств массовой информации, и это, казалось, очень заинтересовало Наталью. Она наклонилась и смотрела короткие отрывки из старых фильмов, некоторые с самого начала, а некоторые из последних лет. Она не сводила глаз с красивых женщин на фотографиях. Высокие скулы, пухлые губы и яркий цвет губной помады. Их проницательные глаза, элегантные платья и гламурные туфли. — Хорошенькие, правда? — заговорил Альфред, тоже заметив её увлечение его актрисами. Беларусь покраснела и отвернулась, пытаясь показать, что ей неинтересно. Сверхдержава решил не дразнить и вместо этого смотрел на снова проигрывающиеся клипы. — Это женщины из высшего общества. Ты тоже одна из них, Беларусь, поэтому они тебя и привлекают. Тебе нравятся их платья, да? Уверен, что нравятся. Девушка смутилась, и Джонс поймал её взгляд на секунду, который тут же ускользнул. — Знаешь, у меня полно их платьев, в которые они больше не влезают. Я бы сказал, что ты влезешь. Можешь взять их, если хочешь, — предложил он и указал на её платье. — Ты ведь любишь платья, верно? Беларусь побагровела, но кивнула. Мужчина улыбнулся. Он повернулся к России, который стоял позади него и сам просматривал видео, и поднял большой палец, показывая, что у него есть успехи с младшим потомком Киевской Руси. Иван был впечатлён. Американец всегда полон сюрпризов. — Ты говорила об этой актрисе? Потому что она моя... — Альфред взглянул на Кёркленда, гордого тем, что такая великолепная красотка пришла из его обычно заявляемой «непривлекательной» страны. — Нет, Англия, она не смотрела на неё, — он показал на другую женщину, родившуюся в его стране. Англичанин нахмурился. — Ты уверен? Я думал... — Нет, она смотрела на неё, — настойчиво повторил Джонс, показывая на одну из своих актрис и её красивое платье, в котором она кружилась. — Они обе прелестны, но не могут сравниться с моими, — вмешался Франция. — Ах вот как? Жаль, что они здесь не упоминаются, — начал Британия. — Это потому, что ты научил Америку дурному вкусу и использовать английский язык, — презрительно отозвался Бонфуа. — Подумать только, все таланты он растерял из-за тебя. — Из-за меня? Почему это всегда моя вина?! Я растил его меньше двух столетий, а теперь вдруг стал виновен во всех его личностных недостатках? — Личностных недостатках? — США и не заметил, как спор перешёл в насмехательство над ним. — Что не так с моей личностью? — Мне дать тебе сжатый список или всё целиком? — прошипел Англия, скрестив руки на груди и глядя на своего старшего, уже раскрасневшегося сына. Хватка на руке Беларуси стала ещё крепче, но она не сказала ни слова против. — Почему ты..! — По-моему, актрисы у Америки красивее, — неожиданно вмешалась Арловская. Это немедленно положило конец мелкому спору. Все повернулись к Наталье, широко раскрыв глаза от удивления из-за того, что она заговорила и высказала своё мнение. Затем, конечно, Альфред победно улыбнулся и повернулся к Франции и Англии, указывая на них. — Ха! Так вам! Мои ей нравятся больше всего! — Прекрасно, — простонал Артур. — Но мои всё равно лучше, чем у Франции. — Ты хоть смотрел мои фильмы, чаефил? — спросил Франциск, скрипя зубами. — Не беспокойся, я не понимаю ни слова из того, что они говорят. — О-хо, ты, кажется, очень хорошо знал мой язык, когда Вильгельм был королём твоего народа. Думаю, на Британских островах есть что-то, что разрушает память, — усмехнулся француз, перебирая их глубоко запутанную историю. — Что ты сказал, бородач?! — вскипел Кёркленд, толкая того грудью. — Да будет тебе известно, у меня безупречная память! Уверен, ты не вспомнишь и прошлую неделю, сукин сын! Не только у Франции, но и у Канады расширились глаза. Они удивились, услышав французскую фразу, вырвавшуюся из уст англичанина, а те, кто знал этот язык, ещё больше удивились тому, насколько бегло он говорил. — Ну, продолжайте, — прищурился Россия. — Я хочу посмотреть бой. День не день, если Франция и Англия не начнут традиционную драку. — Я бы предпочёл, чтобы этого не произошло, — заговорил Германия, привлекая всеобщее внимание. — Особенно в моем доме. Есть ещё много других экспонатов. Прошу, давайте продолжим по расписанию. Все согласились и тщательно маневрировали вокруг Ивана, следуя за Байльшмидтом. — Да расслабьтесь вы, у нас полно времени, чтобы осмотреть достопримечательности, — прощебетал Америка, таща Беларусь за собой и идя рядом с Германией и остальными. К всеобщему удивлению, они поняли, что их боссы предоставили им отпуск на время выставки, чтобы оценить её во всей красе. Людвиг вёл себя гостеприимно и делал всё возможное, чтобы угодить им. Он даже часто приглашал их к себе домой на встречи, состоявшие из более спокойных вечеринок и мероприятий только между нациями, вдали от людей и лидеров, где страны могли по-настоящему расслабиться. — Вот это жизнь, — вздохнул Артур, оседая в предложенном ему стуле, пока они устраивались у костра снаружи. — Как в старые добрые времена, — и ткнул Джонса локтем под рёбра, что действительно испугало мужчину, который был сосредоточен на поедании своего смора. Он уронил его на себя, застонал и, повернувшись к британцу, пробормотал: — Спасибо большое, Англия. — Ой, прости, — извинился тот и норовил встать. — Я не заметил, и, если хочешь, могу всё убрать. — Нет, нет, я сам, — отмахнулся сверхдержава, возвращаясь в дом. Войдя, он зашёл в кухню, где Людвиг ставил на поднос несколько бутылок пива, готовясь принести их остальным. Он заметил Америку и то, как он оттягивает рубашку. — Случайность? — Англия. Не то чтобы эта рубашка стоила пятьдесят баксов, — язвительно бормоча себе под нос, Альфред намочил тряпку и вытерся. — Ты так ещё больше испачкаешь её, — заметил немец. — Без разницы. Рубашка всё равно испорчена. Германия вздохнул и поставил поднос. — Ты слишком быстро сдаёшься. Он взял тряпку из рук Джонса и решил попробовать сам. К удивлению Америки, ему удалось очистить почти всё, и, без сомнения, с небольшим количеством отбеливателя и пропуском через стиральную машину рубашка будет как новая. А Штаты был готов выбросить её в мусорное ведро. — Хорошая работа, Германия, — похвалил он, глядя на пятно. — Знаешь, однажды ты станешь прекрасной женой. Губы Байльшмидта сжались в прямую линию. Что за реакция на явно дразнящий комплимент? — Ха, шучу. Знаешь, тебе нужно научиться смеяться время от времени. — Возможно, я бы так и сделал, если бы ты тоже иногда смеялся. — Что? — американец смутился, но Германия только проигнорировал его смущение, выходя из кухни. Альфред не терпел подобного в свой адрес, поэтому последовал за ним на обратном пути. — Эй, что ты имеешь в виду? Что я вообще не смеюсь? Я смеюсь. Людвиг повернулся, чтобы открыть заднюю сетчатую дверь, но прежде чем толкнуть её, он замер и заметил смущение, отразившееся на лице США. — Ты правда рад, что всё закончилось? — спросил немец. — Что закончилось? — Напряжение. Соперничество. Ты наверху, Америка, Холодная война закончилась, но ты не кажешься мне счастливым. — Я так счастлив, насколько могу быть счастливым, — заверил Альфред. — Мы же давно дружим, да? — Конечно, — в ответ уверенный кивок. — Помню, когда ты был моложе. Ты тогда знал, что счастлив? — улыбка Германии стала шире, глаза блестели ярче, поза прямее, походка легче. Он вспомнил, как много лет назад видел полное и удовлетворенное счастье в молодой сверхдержавы. — Тогда меня было легко обрадовать, поэтому, конечно, казалось, что я был счастливее, — оправдывался Джонс, хотя знал, что Людвиг прав. В глубине души он чувствовал, что был счастлив, и не без причины. Его люди были счастливы и полны приключений, его экономика процветала, его боссы превосходили все ожидания, и он был принят любовью всей своей жизни, поэтому его жизнь не могла быть лучше, конечно, прошлое намного лучше, чем настоящее. — Сейчас, когда в мире мало что происходит, я счастлив. Просто быть рядом с вами, ребята, уже счастье. — А космос? — быстро спросил Байльшмидт. Америка слишком легко читаем, особенно для тех, кто знал его невысказанные секреты. — Я думал, ты и там очень счастлив. — Ну... и там... — Штаты вздохнул и нахмурился. — Ты настоящий зануда, Германия. Откуда этот внезапный поток вопросов? — Я просто пытаюсь понять, как заставить такого, как ты, улыбаться, как раньше, — прямо ответил немец. Челюсть Альфреда отвисла, а черты лица смягчились от такой честности. — Потому что я скучаю по прошлому тебе больше, чем по нынешнему. Мужчина застыл, тупо таращась, но Людвиг не дал ему возразить, уйдя к остальным. Джонс почувствовал, как в нём поднимается тревога. Больше всего на свете он ненавидел людей, которые его не любили, особенно союзные страны. Он знал, что не может угодить всем. А Германии? Америка думал, что после всего, через что они прошли, он станет одним из самых близких друзей, как Япония. Что сделал Америка, чтобы заслужить такое отношение со стороны Германии? Что он вообще знает? Непохоже, чтобы Людвиг знал о напряжении поддержания мирового порядка или мира. Или о разочаровании от необходимости отправлять свои войска через весь мир из-за интересов и более слабых, чем что-либо, союзников, с которыми он лично не имеет права дружить. Американец выдохнул. Он знал, что Германия не перестанет быть его другом, но если перестанет говорить с ним снова, тогда... что ж... у Америки может появиться новая головная боль. С этой мыслью США вернулся на улицу, присоединяясь к остальным. Он был странно спокоен, в то время как другие вспоминали старые времена и выражали своё удовольствие от мирного нового тысячелетия. Ночь всё ещё прекрасна. Альфред поднял голову и посмотрел на звёзды, они всё такие же яркие и блестящие; его единственное спасение. — Почему молчишь, Америка? — моргнул Италия: Джонс не совсем раскрывал себя в разговорах, как делал это обычно. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Конечно, — улыбнулся он своему итальянскому другу, откинувшись на спинку стула. — Просто наслаждаюсь отдыхом. — Отдых? Кому он нужен? — прыснул со смеху Пруссия. — Это для старых стран. Вы все молоды, почему бы не сыграть в игру? — Нет, Гилберт, прижми зад, пока опять не выставил себя дураком, — фыркнул Германия. — Ай, заткнись, Запад, — махнул на него пруссак. — Я знаю одну игру, в которую любят играть американцы, — он повертел в руках пустую бутылку и со стуком положил её на землю посреди стран. Америка сглотнул. — Чёрт, нет, Гилберт, мы не играем в «бутылочку». — А это ещё что? — с любопытством спросил тот. — Я думал, это называется «Правда или действие». Альфред вздохнул с облегчением, поняв, что пруссак не знает, что это за другая игра также с пустой бутылкой. Должно быть, он перепутал игры, но не стал поправлять его. — Ладно, я первый. На кого покажет горлышко бутылки, у того я имею право спросить: «Правда или действие?», и у них нет выбора, кроме как подчиниться, — объяснял Пруссия. — Я не хочу играть. Это звучит по-идиотски, — хмыкнул Англия и обратился к США. — Это и есть правила игры? Джонс только пожал плечами. — Ага. Англичанин закатил глаза и не успел опомниться, как Гилберт уже провернул бутылку, и она указала на него. — Проклятие. — Англия, значит? Хорошо, правда или действие? — ухмыльнулся немец, и все поняли, что он уже придумал для него идеальный вариант. Но Артур так же хитро улыбнулся в ответ. — У меня есть выбор, да? Окей, я выбираю правду. — Что? Нет, ты должен выбрать действие, — пожаловался Байльшмидт. — Меня спросили, и я решил, что у меня есть выбор. Так или не так? — британец хмуро глянул на пруссака. — Всё так, — подтвердил Америка. — Задавай ему вопрос, Гилберт, он не может лгать. — Прекрасно, — раздражённо простонал Пруссия, постучал себя по подбородку и щёлкнул пальцами. — Твоя любимая еда? Кёркленд улыбнулся, скрестил ноги и откинулся на спинку стула. — Ну, разумеется, моя еда, — создавалось ощущение, что наплывшая в тот момент гордость могла вполне затмить вкус его пресной еды. — Англия, ты должен говорить правду, — вмешался Франциск. — И говорю, — заверил он. — Ты пробовал другие кухни, да? — бросил француз, настаивая на правде. — А как же. — Тогда какая еда понравилась тебе больше всего? Что касается меня, я тоже обожаю свою, но считаю, что Италия — потрясающий кулинар. — Неужели? — оживился Варгас. — Тебе нравится моя кухня, Франция? — Конечно, друг мой, — Франция подмигнул и послал воздушный поцелуй покрасневшему итальянцу. — Я тоже люблю итальянскую кухню, — признался Артур, наклонившись вперед, опираясь локтем о колено и подперев кулаком щеку. — Видишь, это было так трудно? — похлопал его по спине Бонфуа. — Я понятия не имел, что правда так тяжела для тебя. — Но... твоя еда лучше, — прозвучал шёпот, напоминающий едва различимое бормотание. — Извини меня? — вскинул брови Франциск. Неужели он единственный что-то слышал? Англия покраснел и стряхнул чужую руку со своей спины. — Я сказал, что твоя еда мне нравится больше всего, — тон стал выше, но всё же недостаточно громкий, чтобы все услышали. Франция усмехнулся. — Дорогой, я не верю, что остальные слышали, что ты сказал. Почему бы тебе не сказать это громче? — и наклонился ближе к рычащему, словно бешеная собака, Кёркленду. Наконец он выпрямился и погрозил французу кулаком. — Я сказал, что твоя чёртова еда — моя любимая! Теперь ты счастлив?! Франциск прижал свою руку к сердцу, падая назад, будто теряя сознание. — Ах, успокойся, моё бьющееся сердце! Англичанин только прорычал. — Неужели? — недоумевал Альфред, Канада даже наклонился немного ближе к Америке. — Тогда почему ты не позволил Франции готовить для меня и Мэттью? — Потому что я бы съел всю эту чёртову еду, а теперь закройте рты, — выплюнул Артур и скрестил руки на груди, его брови почти полностью закрыли глаза в раздосадованной манере. Американец взглянул на Уильямса, и оба втянули губы, пытаясь сдержать смех. Игра продолжалась, и рядом с Пруссией оказался Италия. Страна потирал руки и нетерпеливо крутил бутылку. — Это будет весело! — просвистел он, а бутылка выбрала Кику. — О, эм, Япония. Ну... Думаю, я буду говорить правду, — Венециано решил, что старшая нация не захочет ввязываться в то, что может выставить его не с той стороны. — Италия-сан, я попрошу Вас сказать мне какое-нибудь действие, — пролепетал Хонда. Его осанка была прямой и безупречной, как у солдата, готового к бою. Никто не ожидал, что японец станет настолько уверенным, потому что... потому что он впервые играл в западную игру. Знает ли он, на что способны смельчаки? — О... о, хорошо, — Варгас задумался. — Знаю! Попробуй залезть в холодильник Германии и выпить всё пиво, что там есть. — Италия! — вскрикнул немец. Только не пиво. — Без проблем, Германия-сан, я сделаю это, — Кику поднялся, направляясь к дому. Все молча смотрели, как он собрался принять вызов. Большинство молчали ещё несколько минут, пока Альфред нервно не засмеялся. — Э-э-э, народ, может... может, кто-нибудь пойдёт и проверит, всё ли там с ним в порядке? — Раз уж я сказал ему это сделать, я пойду, — бросил Италия, и побежал в дом. — Хех, спорим, он напился? — хмыкнул Гилберт. — Не стоит недооценивать его, — вмешался Кёркленд. — Я пил с ним раньше и сдался первым. Он довольно стойкий. — Да ладно? — спросил Джонс. — Он был пьян, когда я обычно заходил к нему. Хотя это забавно. И тут Феличиано вышел с Японией. Последний прикрывал рот и держался за живот. Он это сделал? Неужели? Итальянец пробежал мимо всех, давая им «пять», и страны зааплодировали. Америка вскочил на ноги и похлопал Хонду по спине. — Ну мужик! Ты крут, Кику! Япония застонал, а Венециано быстро отогнал Америку. — Пожалуйста, не тряси его. У него кружится голова, — сказал он, провожая азиата обратно на место и не сводя с него глаз на случай, если что-нибудь случится. — Дальше кто? — Байльшмидт глянул на сидящего рядом с Италией человека — Россию. — А, моя очередь? Забавно, — Иван протянул руку и покрутил бутылку. Та крутилась и крутилась, пока не остановилась на беспокойном Мэттью. Он так и не смог выйти из этой игры, потому что Брагинский смотрел прямо на него. — Хм, Канада. Правда или действие? Канадец хотел было выпалить «правда», но когда повернулся к брату, который давил на него своим взглядом, понял, что не может выглядеть перед ним слабаком, и смело заявил: — Действие. Федерация улыбнулся, огляделся и кивнул. Он хихикнул и указал за спину. — Тебе нужно прыгнуть в пруд позади нас. — Что? — Уильямс недоумённо моргнул. — Но уже так поздно и... — Не холодно, не для тебя. Теперь сделай это, — потребовал русский. Даже если он откажется, Канада не сомневался, что Иван просто схватит его и бросит в воду. — Давай, давай, давай, — скандировал Америка, стуча кулаками по подлокотникам кресла. Вскоре к нему присоединился Пруссия, потом Италия, и спустя секунду все уже хором толкали Мэттью на отчаянный шаг. Его лицо вспыхнуло, и он быстро поднялся на ноги. — Ладно! — он закричал и побежал к воде. Все встали со стульев, смотрели и ждали. Услышав громкий всплеск, они зааплодировали ему и, когда канадец, промокший до нитки, вернулся и сел у костра, подошли к нему, поздравляя. — Вот, друг, согрейся, — Брагинский пододвинул Канаде ящик водки, который Артур быстро выхватил из рук младшего. — Ему это не нужно, огня достаточно, — прошипел Англия. — Окей, погнали дальше. Германия собирал мусор, протиснувшись между Иваном и Мэттью, что сделало его следующим в очереди. Он посмотрел на брата, подгоняющего его, и вздохнул. Наклонился и быстро покрутил бутылку, она указала не на кого иного, как на самого Джонса. — Прекрасно! — хлопнул в ладоши сверхдержава. — Я готов. Действие. Ты должен задать мне что-нибудь прикольное, Германия. Что угодно. — Правда, — заявил Людвиг. Америка опешил и нахмурился, бросив взгляд на остальных: — Я должен был выбрать сам, — Германия не двигался. Странно. — В чём дело? Не можешь придумать для меня хорошее действие? Я ж сказал, что сделаю всё, что уго... — Я не могу придумать приемлемое действие, поэтому хочу правды, Америка. Если только ты не хочешь играть, — немец поставил поднос с мусором и скрестил руки. Весь лагерь застыл в ожидании ответа США. Американец вздохнул и закатил глаза. Игра шла не совсем так, но всё равно. — Ладно, что ты хочешь знать? Выдай и покончи с этим, чтобы в следующий раз кто-нибудь стал настоящим мужчиной и сказал бы мне нормальное действие. — С кем тебе больше всего нравится проводить время? Вопрос был простым, и не требовалось много времени, чтобы дать прямой ответ, но Америка замер, смотря на Байльшмидта с отвисшей челюстью. Они некоторое время глядели друг на друга, и вскоре Альфред оглядел стран, с нетерпением ожидающих светлую истину. — Ну, это очевидный ответ, конечно, со мной, — самодовольно усмехнулся Англия. — Любишь же ты помечтать, Англия, — заговорил Бонфуа. — Как всегда. — Чёрт, и что это значит, улитка? — Артур бросил злобный взгляд в сторону своего главного соперника. — Это я, Америка, это я? — повторял Италия, подпрыгивая на стуле. Сначала Пруссия молчал. Он с любопытством посмотрел на Германию и повернулся к Джонсу, который явно чувствовал себя неловко, находясь в давящей на него атмосфере. — Расскажи нам, Америка. Пруссак, вероятно, знал ответ, но хотел услышать его из уст Альфреда, здесь нет никакой политики, лишь забавная игра, которая могла бы выявить настоящую правду. — Ты сдаёшься? Что такого сложного в простом вопросе? — спросил Канада, отвернувшись от костра и приблизившись к брату. Однако его охватило беспокойство: он заметил, что ему не по себе. — Альфред? Что случилось? — Я не могу... Я не могу ответить на этот вопрос, Германия, — признался Штаты. — Это неправильно. — Не можешь или не хочешь? — сощурился Людвиг. — Я никогда бы и не подумал, что ты такой трус. — Я не трус! Мне нравится тусоваться с каждым из вас. Что с того, что я провожу больше времени с тем или другим? Это не значит, что мне всё равно. Я не хочу ссориться из-за этого, так что, пожалуйста, просто пропустите меня. Германия ожидал такого ответа. Он понимающе кивнул и тронул Мэттью за плечо. — Теперь твоя очередь, Канада, — затем он взял мусор и вернулся в дом, чтобы закончить уборку внутри. Канадец вздохнул. Вопрос Германии и нежелание Америки отвечать испортили ему настроение, но это его не смутило. Нисколько. Он повернул бутылку, и она указала на Пруссию. — Что у тебя есть для меня, малыш? — Гилберт уже потирал руки в предвкушении. — Я выбираю действие. — Тебе стоит подняться на крышу и застать Людвига врасплох, пробравшись через трубу в дом. Пруссак пожал плечами. — Я не делал этого несколько веков, но звучит весело. Остальные хихикали на протяжении всего шоу. Это заняло у него некоторое время, но он это сделал. Пруссия соскользнул в дымоход, и все прислушались, чтобы услышать хоть какую-то реакцию. Прошло совсем немного, как они услышали... — А! ГИЛБЕРТ! ЧТО ТЫ... ПОЧЕМУ ТЫ ВЕСЬ В САЖЕ?! ТЫ РАСТАЩИЛ ЗОЛУ ПО ВСЕЙ КУХНЕ! ПОШЁЛ ВОН ОТСЮДА! Дверь распахнулась, и оттуда выскочил Гилберт с разъярённым Германией на хвосте, швырнувшим в него тряпкой. Он рассмеялся, упав рядом со своим стулом. А весь чёрный, как чёрт. — Народ, вы все должны были видеть его лицо. Ха-ха, жаль, у меня нет фотоаппарата! Молодец, Канада. — Моя очередь! — воскликнул Альфред и немедленно крутанул бутылку. И обязательно ей нужно было остановиться на России. Со вздохом Джонс спросил: — Правда или действие, дружище? — Я не боюсь правды, как ты, Америка, поэтому выберу её, — проговорил Иван с улыбкой, которая стала ещё шире. Он откинулся назад и сложил руки на коленях. Брови сверхдержавы дёрнулись. Его ухмылка выглядела более мрачно, чем когда-либо. Вызов принят. — Неужели? Хорошо, тогда скажи мне, что ты сделал с моей посылкой, которую я отправил тебе накануне Нового года после распада твоего Союза? — Америка знал, какие вопросы задавать, чтобы русский тоже чувствовал себя неловко. — Не бойся. К удивлению США, а также всех остальных, кто чувствовал, что эти «правды» становятся слишком личными, Россия сказал: — Я сжёг её. Значит, подозрения Альфреда оказались верны. Сердце упало куда-то в желудок, но в то же время его охватил гнев. Он уже давно не сердился на Брагинского. — Всё? — Да, — ответил мужчина, будто не испытывая никаких чувств к тому, что сделал. Его это нисколько не волновало, ведь так? — Ты хоть смотрел, что внутри? — А можно задавать больше одного вопроса? Всё равно. Если Америка захочет изменить правила, он будет выглядеть дураком. Я-то скажу правду. Да, открывал. Фотографии и письма, я сжёг всё. — Зачем? — вспылил американец, словно забыл, что вокруг сидят другие, наблюдают, слушают. — Не понимаю, почему ты так реагируешь? — игривая улыбка исчезла с лица России. Эта тема его тоже раздражала. — Она стала моей, и я мог делать с ней всё, что хотел, как ты и сказал, и, кроме того, у тебя есть копии. Тем более, память тебе ещё не отшибли, вспомнишь нужное. — Они все сгорели, чёрт! — выплюнул Америка. Он вскочил со своего места, его кулаки дрожали, а зубы скрипели, будто он только что поймал Ивана на этом непростительном поступке. Он так долго подозревал это, но теперь, узнав, потерял всякую веру в лучшее. — Рейган хотел, чтобы всё исчезло — всё! Эта коробка выжила. Я дал её тебе в надежде, что ты сохранишь это... и, чёрт возьми, они тоже предались огню! В свете костра голубые глаза заблестели. Эмоции брали над ним верх, но никто не мог понять почему. Они подумали, что у него и Брагинского было что-то, что они оба уничтожили, но что именно и почему это имело такое важное значение для них двоих, осталось загадкой. Штаты был на грани истерики и выглядел оскорблённым, а Иван... Никогда ещё глаза Ивана не были так широко раскрыты от шока. Россия молчал. Америка покачал головой и снова посмотрел на костёр, будто это и есть то самое пламя, которое сожрало всё, что он любил. Всё правда исчезло. Не существует. Как теперь Альфред может что-то вспомнить? Как заставить себя поверить, что когда-то у него было что-то с Иваном? Волнует ли Федерацию этот факт? Наверное, нет. — Лучше бы ты выбрал действие, Россия, — пробормотал Джонс, снимая очки, протирая глаза на мгновение и возвращая их на место, и вернул серьёзное лицо, чтобы скрыть эмоции. — Я уже придумал одно. Это конец игры. Без Америки и после его ухода Брагинскому тоже скоро стоило расстаться. Пруссия нахмурился и скрестил руки на груди. — Простите, ребята, я не хотел, чтобы всё вышло из-под контроля. — Может быть, нам надо было оставить одни действия, — вздохнул Франция, бросая палку в огонь. Наступающее новое тысячелетие начиналось хорошо. Если это было что-то вроде девяностых годов, то все страны надеялись, что будет лучше. Впервые за долгое время они смогли расслабиться. Они могли заняться рукоделием, походами, опробовать что-то новое, прочитать пару хороших книг, почаще навещать друзей. Это и приятно, и освежает душу. Американец тоже немного расслабился, все это видели. Почему? Потому что теперь он наверху. И, конечно же, он позаботился о том, чтобы так оно и оставалось. Он был спокойнее, но никто не сомневался, что он сумеет проявить свою напористость, если что-нибудь его расстроит. Но сейчас с ним было легче разговаривать. Это просто вопрос между ним и Россией. Да, Холодная война закончилась, но другие страны до сих пор не вполне понимали, почему эти двое постоянно враждуют друг с другом. Да, они часто расходились во мнениях по некоторым вопросам, но когда дело доходило до одного, оба соглашались, и тогда их можно было застать хихикающими и визжащими, как маленьких детей на Рождество. Почему эти двое не могут забыть о своих прошлых проблемах и оставить всё как есть? Казалось, к старым воспоминаниям примешивалось какое-то чувство. Никто никогда не упоминал о нём из страха их последующего поведения, но это любопытно и в то же время раздражающе. Было бы хорошо противостоять одному и решить указанные проблемы, но никто не предложил этого. Все боялись, что может случиться, если эти двое попытаются сделать что-то подобное. Альфред, похоже, норовил погасить огни Брагинского у костра. И такой удар, как от США сегодня, может серьёзно навредить ему, и, независимо от того, что Россия больше не сверхдержава, иметь его в качестве врага снова не хотелось ни Америке, ни остальному миру. Впервые за несколько десятилетий на планете воцарился мир. И большинство молилось, чтобы так всё и оставалось. Они могли улаживать небольшие ссоры, но длительные периоды отсутствия связи могли привести к отчуждению, и от этого эмбарго могло потерпеть неудачу, как и другие подобные договоры, — могли начаться войны. Никто не был готов к новой войне, и поэтому Германия пригласил всех на вечеринку в честь Хэллоуина, чтобы отметить конец Экспо 2000 и предложить всем шанс уйти с лучшими чувствами, оставив всё напряжение позади. Альфред готовился лететь выше, у него была возможность снова отправиться в космос в сентябре вместе с Брагинским, но они остались у Германии, наблюдая за выставкой и держась на приличном расстоянии. Когда Людвиг объявил о приёме, оба из вежливости сообщили о своём предполагаемом присутствии. Вечеринка оказалась приятной, ведь она была только для стран. Прошли времена замысловатых и сшитых вручную костюмов, наполненных шелком, золотыми подкладками и драгоценными камнями. Сейчас костюмы были более скромные в плане ткани, но не настолько, насколько открыты. Вечер у многих вызывал ностальгию, особенно после того, как страны собрались вместе после долгой разлуки, это прекрасные чувства. Пока нет никого, кто омрачил бы эту эйфорию. — Кику, твои кимоно всегда изумительны, — похвалил Джонс, и Япония дал ему то, что подходило ему по комплекции. — Вообще-то, Америка-сан, это хакама. На мне кимоно, — поправил японец. Он стоял рядом со сверхдержавой, поправляя на своём лице маску с изображением кошки, поднял глаза и увидел, что у того та же проблема с его маской. — Наклонитесь, я помогу Вам, — Альфред повиновался, и страна надел на него лисью маску и похлопал его по плечу. — Я сделаю много фотографий, костюмы уж очень красивые. — Чувак, ты, видимо, из восемнадцатого века. Я про экстравагантность, — усмехнулся мужчина, отмахиваясь от современной костюмированной вечеринки для любительского собрания. — Да, странно, но всё ещё интересно, — сказал Кику. Американец согласился. — Хочешь поиграть в одну игру? — А это безопасно? Джонс моргнул, таращась на Японию. — Когда это я играл в игру, которая не безопасна? — он не видел из-за маски Хонды, но знал, просто знал, что тот открывает рот, чтобы что-то сказать, поэтому поднял руки и остановил его первым. — Ан нет! Я не хочу этого слышать. Поверь мне, эта игра не причинит никакого вреда здоровью. Я просто хотел предложить кое-что. Тот, кто сможет угадать большее количество людей, скрывающихся под этими масками, правильно, выигрывает. Что скажешь, приятель? Азиат на мгновение замолчал и осмотрел толпу стран, вокруг. На некоторых из них были маски, а некоторых было легко узнать. — По рукам. — Ладно, пари начинается, погнали! — США в последний раз хлопнул его по руке и в волнении умчался. Америка и Япония начали свою тайную игру. Конечно, их затея займёт какое-то время, так как для того, чтобы подойти к нации, требуется тонкость. Нельзя просто сбросить маску и перейти к следующему. Им нужно вступить в разговор и угадать по манерам и голосам. По крайней мере, таковы негласные правила, которые они приняли, хотя Альфред и был близок к тому, чтобы снять несколько масок с некоторых физиономий из желания поскорее всех отгадать. Штаты буквально распирало изнутри от любопытства: ему не терпелось перебраться к другой стране в маске. Но он сдержался. Это был бы довольно грубый жест, в конце концов, и он не хотел никого обидеть. Но один взгляд в другую сторону комнаты, и Джонс проклинал плавность Кику в ведении разговоров и извинениях перед другим. Единожды они встретились взглядами, и Хонда поднял руку, показывая, скольких людей он угадал. Пять, у Японии уже пять, в то время как у него лишь две удачные догадки. Он усердно работал над третьей, хотя, вообще-то мог солгать и сказать, что у него ещё больше, но это тоже невежливо, и, зная японца, он бы догадался, если бы Альфред лгал. Наконец, догадавшись, что он говорит с Данией, он вежливо извинился и отвернулся. Казалось, он повернулся слишком быстро, и из-за низкой видимости, обеспечиваемой маской, было удивительно, почему он не столкнулся раньше с одной нацией. — Извини, парень, — сказал бы Америка, если бы он не узнал более высокую страну, и вместо этого выдал, — Ого. Я думал, ты уже укатил к себе домой. — Я тоже так думал, Америка, — ответил дьявол в красном. Иван быстро оценил американский костюм, и тотчас же младший увидел его неприязнь в том неодобрительном изгибе уголка рта, почти походившем на хмурую гримасу. — Насколько я помню, во время Второй мировой тебя бы не застукали в таком виде. — Ну, сейчас не сороковые, Россия, иди в ногу со временем, — парировал Джонс. Честно говоря, он был не в настроении ссориться с нацией, которую избегал по веским причинам. Веселье от игры было испорчено появлением и замечаниями русского. Америка почувствовал отвратительный привкус во рту и понял, что ему нужно отойти к бару, чтобы запить его. Так он и сделал. Протиснулся мимо Брагинского, но, конечно, не без прощальной фразы: — Тебе нужно перестать носить мрачные костюмы, — сначала чёрный скелет из девятнадцатого века, теперь демон из двадцать первого. Сверхдержава даже не оглянулся, чтобы увидеть удивлённое лицо России от такой броской отсылки на старые воспоминания, которые, по правде говоря, были чересчур сентиментальны для них обоих. Альфред снял маску и с тяжёлым вздохом сел за барную стойку. Нет, это не маска душила его, он любил их, но, скорее всего, эта комната. Может быть, после одной рюмки он уйдёт. Слишком душно. — А я-то думал, ты будешь душой компании. Но не в баре, это не похоже на тебя, Америка. Мужчина обернулся. Иван действительно убил настроение, но взгляд на такой ретро-костюм этой нации более-менее успешно заставил его улыбнуться. Повернувшись к тому, кто начал разговор с ним, Джонс усмехнулся. — Ну, я не думал, что Зорро такого высокого мнения обо мне. Я польщён, — он игриво захлопал ресницами, глядя на героя в маске. Эту страну легко угадать: ярко-голубые глаза, квадратная челюсть, светлые волосы под чёрной широкополой шляпой. Да, быстрое очко для Америки в их с Японией игре. «Зорро» усмехнулся, сел рядом и заказал себе пива. — Я надеялся, что тебе здесь будет веселее. В конце концов, тебе очень нравится Хэллоуин, да? — Конечно, но я, кажется, злоупотребил гостеприимством. — Не вижу никакой толпы, гоняющей тебя с факелами и вилами, — сказал «Зорро». Альфред улыбнулся. Он наслаждался игривостью этой страны в маске. Может быть, он был более уверен, что сможет вырваться из своего кирпичного панциря под прикрытием маски, очень может быть. — И то верно, — согласился США, играя с бокалом, вместо того чтобы отхлебнуть их него. Он оглянулся на собравшихся, тут же увидев, что Хонда ещё пробирается сквозь толпу. Они переглянулись, и азиат показал восемь, он уже угадал восьмерых. Соперничество Джонса кипело внутри него, но когда глаза обратились к стране, одетому как красный дьявол, он нахмурился, его грудь тяжело начала вздыматься, и он просто хотел исчезнуть, как делал Канада. Может, стоит спросить его о секрете? — Не нужно быть гением, чтобы заметить, как ты расстроен, — хмыкнул «Зорро», прищурившись. — Думаю, ты понимаешь, что, когда тебе не по себе, вокруг тебя много людей. Американец отвёл глаза от остальных и посмотрел на мужчину. Он вздохнул и покачал головой. — Прости, герой, но не рассчитывай, что сможешь спасти эту девицу в беде. — Конечно, не смогу. Потому что ты не девица. Ты герой, а герои могут сами выбраться из чего угодно, если захотят. Альфреду нравились его улыбки. Надо бы их почаще ему носить. Гораздо привлекательнее, чем прямые и нахмуренные брови. — Ты правда так думаешь? Их взгляды пересеклись, и на мгновение они остались вдвоём, изучая друг друга, Джонс молча надеялся, что этот герой в маске даст ему правильный ответ, уверенный без тени сомнения, и «Зорро»... народный мститель в маске поддерживал его, показывая Америке, что он его самый верный сторонник. Возможно, так было всегда, когда США был слишком слеп, чтобы увидеть это. Конечно. — Улыбнись им, Америка, это всё, что тебе нужно сделать, — «Зорро» встал со стула, поправил плащ и взглянул на другие страны, смешавшиеся в комнате. — Улыбка не обязательно должна быть большой, яркой и надёжной. Нечто маленькое и искреннее — это прекрасно. Поверь мне, это всё, что нам нужно. Я бы и сам не отказался, — его уголки губ приподнялись в улыбке. Приятно видеть мягкую сторону этой нации, и Штаты задался вопросом: было ли это всегда, или он пропустил эти моменты с ним? Это очень приятно. Альфред даже не заметил своей улыбки, но «Зорро» заметил и указал на неё. — Вот так. Это настоящая. Прятать сердце в своём рукаве; когда Америка начал это делать? И когда эта страна стал для него такой эмоциональной поддержкой? Наверное, ещё с пятидесятых. В этот момент по залу разнеслась бодрая песня, и некоторые страны пожелали выйти на танцпол, таким образом уйдя от своих проблем. «Зорро», похоже, понравилась эта идея, и он жестом предложил сверхдержаве сделать то же самое. — Составишь компанию для другого героя? — эта страна теперь улыбался более доверительно. Он был таким другом, которого Джонс не заслуживал. Не после всех тех раз, когда он честно игнорировал его, хотя и не должен был. Американец соскользнул с табурета и кивнул. Песня ему всё равно понравилась. Постепенно искорки в его глазах начали возвращаться, и вскоре ему стало совершенно плевать, что пара фиолетовых глаз следила со стороны комнаты, как он притянул «Зорро» ближе и прижался к нему, когда ритм песни ускорился. Затем, приблизившись, он стянул вниз чёрную матерчатую маску и улыбнулся. — А, вот она, настоящая личность героя, — протянул мужчина. Интересно посмотреть Германии в глаза по-новому. Теперь они были одного роста, и Альфред знал, что продолжит расти, став намного выше, чем Людвиг. Немец, казалось, понимал это, но не расстраивался. На самом деле, он выглядел ободряюще, смотря на него. Это напомнило Америке времена, когда одна высокая нация хотел того же... хотел, чтобы он рос и рос, и ему не было дела до того, что подумает об этом мир. — Спасибо за поднятое настроение, Германия, — рука, лежащая на плече немца, напряглась. США отстранился и увидел хитрую маленькую японскую нацию. — Но это только четыре, а мне нужно выиграть. Тот усмехнулся, и Альфред отошёл от него после окончания песни. По крайней мере, он снова был уверен в себе и рад, что может помочь, и не возражал против того, чтобы Джонс на этот раз покинул его, извинившись и смешавшись с остальными странами, потому что сердце немца готово было вырваться из груди. Выставка в Германии стояла на трясущихся ногах из-за Америки, уходящего и возвращающегося, но теперь, в конце, в канун дня Всех Святых, отправляя его, Байльшмидт почувствовал, что всё снова налаживается.Космический центр Кеннеди, Флорида, США. 10 августа 2001
— Не удручайся, если не хочешь, — Америка действительно не хотел, чтобы Германия давил на себя. Он уже чуток позеленел, и всё, что он сделал, пока его пристёгивали к сиденью. С каждой секундой ему становилось хуже, и поэтому Альфред боролся с решением защёлкнуть последний ремень. — Серьёзно, ты неважно выглядишь. Тому ещё сильнее поплохело. Он так долго пытался и тренировался. Но симуляция не была похожа на нахождение в настоящем шаттле, готовящемся к полёту в космос. — Я вытащу тебя отсюда, — окончательно решил Джонс. Он быстро начал отстёгивать Людвига, собираясь схватить его, чтобы помочь ему выйти. Немец, казалось, норовил через минуту очистить желудок. — Ты же не хочешь, чтобы он испортил костюм, — послышался язвительный голос России. Сверхдержава застонал, закатил глаза и повернулся к стране, уже готовому к полёту. — Он задерживает взлёт. — Дай нам минуту, ладно? — американец не знал, почему терпел Ивана. Он решил не обращать внимания на то, что случилось год назад. Он и Брагинский постоянно говорят друг другу всякое дерьмо, ничего нового. Не стоит эмоционально его калечить. Не стоит. Америка помог Байльшмидту выбраться наружу, и в тот момент, когда ноги немца коснулись земли, его колени подогнулись, и он соскользнул вниз, быстро сняв шлем и вдыхая окружающий воздух. — Извини, я устал, — выдал он. — Всё нормально, не волнуйся об этом, — вздохнул Альфред, хлопая его по спине, дабы облегчить тошноту. — По крайней мере, у тебя хватило мужества сделать это. — Но как же оборудование? — спросил Германия. Он смастерил его сам и собирался установить на космической станции. — Просто передашь мне по радио. Пошагово. Я ничего не испорчу, обещаю. Страна проклинал своё чёртово слабое здоровье. Он так расстроился из-за США, провожая его через систему связи. Он расстроился, потому что Америка любил космос, а космос не любил Германию. Единственная страна, которого простили внешние пределы, — Россия, и поэтому Людвиг снова проклинал себя за то, что оставил Альфреда наедине с такой плохой компанией. И он слышал, как они ссорились из-за комлинков. Он удивлялся, почему они вообще согласились вновь отправиться в космос. У них были проблемы в течение года, так и не уладившиеся между ними. Сначала Иван сделал перерыв в космических путешествиях, потом, когда решил начать снова, Штаты отдыхал от него. Этакое недоразумение, и впервые с прошлого года они летели вместе. Во время сборов они не разговаривали друг с другом, даже не смотрели друг другу в глаза, и Альфред в основном занимался собой и Германией, исключая Брагинского из поля зрения. Поэтому, когда у немца проявились признаки видимой болезни, Джонс впал в уныние. Как будто он тут, наверху, в тёмных мерцающих сумерках, совсем один. Он и Россия достаточно в нехороших отношениях, чтобы поладить. Пытаясь последовать указаниям Байльшмидта через наушники, Штаты несколько раз облажался и всё перезапускал заново. Иван, очевидно, был рядом и тоже бесился из-за того, что ему пришлось начинать всё сначала в пятый раз. Он вмешивался и пытался помочь ему, хоть и жёстко. Американец оттолкнул Федерацию и прижал его к стене. Это стало последней каплей для России, и он стал выкрикивать всевозможные ругательства, на которые тот отвечал так же грубо. Обе страны устроили своим экипажам взбучку на Земле, и Германия, казалось, был единственным, кто выдержал все оскорбления и возражения. А он ведь мог оглохнуть. Но в конце концов... в следующем месяце, уже в первую неделю сентября, они успокоились. Альфред летел через холл. Он только что совершил набег на столовую и сейчас держал во рту надкусанное яблоко. Наконец он добрался до лаборатории и продолжил работу. Он вытащил образец, добытый самолично, и, как обычно, к нему кто-то присоединился. — Америка. Сверхдержава вздохнул и вынул фрукт изо рта. Он нахмурился, демонстративно не повернулся к окликнувшему его и вместо этого шумно откусил яблоко. Может быть, если другой увидит, что он занят едой и работой, то оставит его в покое без происшествий. — Америка, можно с тобой поговорить? — Россия приблизился, но мужчина даже не шелохнулся. — Опять начнёшь орать на меня? — Джонс, наконец, обратился к нему, являя свой хмурый взгляд, постоянно сопровождавший его на протяжении всего путешествия. — Я не в настроении. — Нет, дело не в этом, — заверил русский. Альфред просто закрыл глаза и продолжил жевать яблоко, ведя себя как можно равнодушнее и грубее, пытаясь прогнать объект раздражения раздражением. — Там всё равно ничего не работает. — Чёрт, — пробормотал США. — Это из-за нас обоих. — Замечательно. — Мне очень жаль. Штаты перестал жевать. Он медленно открыл глаза и с любопытством посмотрел на Брагинского. Ему послышалось, или он только что извинился за что-то? Нет, не может быть. — Повтори, — страна поднял бровь и проглотил оставшиеся кусочки яблока. — Мне жаль, если это из-за меня. Прими извинения, чтобы мы смогли снова быть компаньонами. Америка усмехнулся. — Ты не можешь просто приказать кому-то простить тебя, — очередной хруст. Федерация вздохнул. Существуй здесь гравитация, он бы опустил плечи. — Мы сражаемся без причины. — О, нет, есть причины, — мужчина задумчиво кивнул. В данный момент он мог назвать несколько. Россия нахмурился. — Холодная война закончилась. Ты слишком цепляешься за прошлое. — Знаешь, в отличие от тебя, у меня на самом деле было довольно хорошее прошлое, так что, конечно, я склонен немного «цепляться» или ностальгировать. Это часть меня, и в этом нет ничего плохого, — заявил Альфред и скрестил руки. — Это поэтому ты постоянно напрягаешь наши отношения из-за этих так называемых «светлых» чувств? — прищурился Брагинский. — Я порчу наши отношения? — тот выглядел оскорблённым и притворился шокированным. — Да, — ответил русский до того, как Америка дал какой-либо ответ. — Нет, это ты, — гаркнул он, указывая на страну, плывущую перед ним. Его лицо покраснело ещё больше. Он высокомерно поднял подбородок, начиная злиться. — Если ты прекратишь командовать мной всё время, тогда, возможно, мы сможем сотрудничать. Ты думаешь, что знаешь всё. Мы оба начали работать в астральных полях одновременно, так что мы равны! — Я пытался помочь, — настаивал Иван. Его тон был спокойнее, чем у Джонса, но быстро повышался по мере того, как сверхдержава надрывал голос. — У тебя многое не получалось. — Конечно! Здесь должен был быть Германия. Он должен был установить его. Он должен был не дать мне придушить тебя самому! Русский саркастически вздохнул. — Ага, мне очень жаль, что у тебя на борту нет друга. Как это, по-видимому, трудно. — Закройся, — приказал Альфред, пряча эксперименты обратно в ящики. Нет смысла работать, он не сможет сосредоточиться. Слишком взбешён. Россия всегда может испортить хорошее настроение. — Меня тошнит от всего этого. Американец уж было доплыл до выхода из лаборатории, как Федерация кратко бросил: — Я сказал, что мне жаль. Это задело его за живое, и он быстро обернулся, увидев Брагинского, норовящего покинуть комнату раньше него. Всё равно США удерживал нацию только взглядом. — За что, а? Ты не можешь просто повторять: «мне жаль», «мне жаль», и не знать за что извиняешься. Это просто так не действует. — За прошлый год, — Америка замер. О чём он..? Иван вздохнул и кивнул. — То, что я сказал, было очень бесчувственно. Я сожалею об этом. Я видел, что ты расстроился. Я должен был уважать твою посылку. Штаты усмехнулся и покачал головой. В его голосе ещё звучала обида. — Уже слишком поздно, не думаешь? Наступило короткое молчание. Взгляды вновь встретились. — Я ничего не знал о тех фотографиях, — тихо пробормотал Россия. — Не знал, что они последние. Джонс промолчал, но вскоре сказал: — Теперь всё в прошлом. Прошлое, от которого лучше двигаться дальше, верно? Ты прав. Я часто открыто выражаю свои чувства, когда не должен. Мне так много говорили, и все же я до сих пор... просто не могу повзрослеть, — Америка грустно хмыкнул и на миг улыбнулся. — Эй, по крайней мере, мы перестали угрожать войнами, чтобы покончить с мелкими ссорами. Тот кивнул. Напряжение спало. Конфронтация всегда творила чудеса, но не настолько, как хотелось бы. Американец обошёл его стороной, не желая говорить о потере собственных вещей от руки босса, что было весьма любопытно для Федерации. Неужели всё сгорело? Всё? Брагинский помнил, сколько отдал Альфреду. Бесценные сокровища, подаренные молодой стране. — Америка, пообедаешь со мной? Страна погладил себя по животу и пожал плечами. — Я уже позавтракал, но возьму ещё немного перекусить. Они молча ели вместе. Джонс грыз ещё одно яблоко, в то время как Иван копался в тарелке с едой. Неужели им действительно не о чем было поговорить? Особенно в космосе? — Прошлой ночью в левое крыло попали обломки, — заговорил Россия, медленно жуя. — Я подумывал над тем, чтобы надеть скафандр и проверить его сегодня. Тот что-то промычал в ответ и посмотрел на красное яблоко. Он едва откусил от него кусок. — Кроме того, Дежуров сообщил мне, что сегодня утром сработали сигнальные огни. Не мог бы ты их проверить? Америка взглянул на мужчину. Ничего невозможно было прочесть. Ничего, кроме пустых мыслей, что мелькали перед Брагинским, который смотрел в красивые глаза сверхдержавы. — Хочешь, сам проверь левое крыло, а я осмотрю сигнальные огни, — снова предложил он, поменяв роли. Американец кое-как кивнул. Федерация озабоченно нахмурился. — И всё? — спросил страна, не обращаясь ни к кому конкретно, но если США захочет ответить, тоже будет неплохо. — Это наш последний совместный полет? Неужели нам больше нечего сказать о просторе и огромной пустоте вокруг нас? — русский печально улыбнулся, поймав его взгляд. — Ты, кажется, потерял интерес к космосу. В полумёртвом взгляде Альфред вспыхнул огонёк. Он отпустил яблоко, сложил руки на столе и задумчиво нахмурил брови. — Нет. Ну... Надеюсь, что нет. — Из-за меня? — Джонс в замешательстве таращился на Ивана и удивлённо моргнул, увидев улыбку на его бледных губах. — Тебе больше всего нравится проводить время со мной? — Мне всё ещё нравится проводить с тобой время... пока ты не становишься подонком, конечно. Брагинский усмехнулся. Это был прошлый Америка, которого он знал и любил. — Это честь для меня, — рассмеялись в ответ. — Может быть, ты лучше справляешься с путешествиями, — протянул сверхдержава, кладя подбородок на сложенные руки. — Бедный Германия. Федерация нахмурился. — Ты хочешь, чтобы он был здесь. — Да. С ним весело, — он вздохнул и мягко улыбнулся, мечтательно закрыв глаза и даже не заметив неодобрительного фиолетового взгляда на его реакцию. — Забавно, когда говорят, что он ходит как с палкой в заднице, но это неправда. Неправда, если ты знаешь его так же, как и я. — Он мне безразличен, и я не думаю, что его присутствие здесь необходимо, — честно ответил русский и раскинул руки. — Мы — самые опытные страны, оснащённые для обслуживания этой станции. Мы можем спокойно запустить её сами. — И не можем быть здесь всё время, — пробормотал Альфред. Часто мир имел другие идеи и не оставлял места для обожаемых увлечений стран. — Сейчас у нас мир. — Пока что, — предупредил Джонс. — Не беспокойся о заботах мира, мы в космосе, рядом с Луной, среди планет и звёзд. Мы можем ненадолго оставить мать-землю и ее заботы, — Брагинский закончил свою трапезу. Но сверхдержава не прокомментировал его заявление, как обычно. И тут он понял почему. — Америка? Альфред почти лежал на столе. Его глаза были широко раскрыты, руки сжаты в кулаки и дрожали. Что-то не так. Россия медленно поднялся, и надвигающаяся тревога хлынула наружу, когда мужчина дёрнулся и закашлял кровью. — Америка! — Иван метнулся к младшему. Крупные капли красной жидкости поднялись в воздух. Штаты издал мучительный крик и снова закашлялся. Тело подалось вперёд, грудью ударившись о стол. Дрожащими руками он ухватился за мебель, и вдруг послышались скрип и скрежет металла. Федерация приблизился и оттащил его руки от стола, но от его касания Америка закрыл глаза и закричал. Русский пытался мыслить рационально. Пытался найти в своих наплодившихся мыслях, что случилось со сверхдержавой: один вид его таким кричащим, дрожащим, потрясённым и испуганным, напугал Брагинского, и он запаниковал. — Калбертсон! — прокричал Иван. — Калбертсон! Астронавт явился с двумя российскими космонавтами на хвосте. Они услышали о бедственной тревоге их страны и поспешили выяснить, почему он так поспешно вызвал американца. И то, что они увидели, ошеломило их. Пострадал Соединённые Штаты Америки. Он корчился в конвульсиях, и Россия дрожал так же сильно, прижимая его к груди с наполненными паникой глазами. Как только американский астронавт вошёл в комнату, страна даже не дал ему как следует осознать происходящее. — Что случилось?! — быстро потребовал он. — Что с ним?! Калбертсон шокировался не меньше Ивана. Он не знал. Он даже не мог понять, что не так, не говоря уже о том, чтобы двигаться или думать. Он открыл рот, губы его шевельнулись, но не произнёс ни слова. — Посмотри на него! — руки Брагинского сжались вокруг истекающего кровью Альфреда. — Посмотри на него и скажи мне, что случилось! — люди Америки должны знать. Они — это он, а он — это они. США сейчас не в состоянии говорить, кровь, сочащаяся из его рта, не позволяла ему выдать ничего, кроме хриплого, гортанного крика. Но американский астронавт не мог этого объяснить. Он был напуган так же, как и Америка, и теперь вся станция не на шутку встревожилась. — Немедленно свяжитесь с НАСА и спросите, что творится в Штатах! — приказал Россия и выпрямился. Трое мужчин с минуту молча смотрели на Россию, вытаращив глаза. Он зарычал на них за неспособность действовать. — Живо! Они развернулись и быстро направились в комнату связи. Брагинский тем временем пробирался в медотсек. Он разорвал первые пакеты и приложил салфетку ко рту Джонса, но потом произошло нечто, напугавшее его до полусмерти. Американец порывисто выгнулся дугой, вертя головой, рот отстранился от окровавленной ткани. Он кричал и плакал так, словно был привязан к столбу и горел заживо. Иван много раз слышал этот жалкий звук и мог отличить его от той дикой пытки. Но как и почему..? Федерация ахнул. На тёмно-синей рубашке сверхдержавы появилось пятно. Оно темнее, чем хлопчатобумажный материал. Оно росло и росло, пока не начало вытекать из-под рубашки, показывая себя. Кровь, ещё кровь. Россия задрал одежду Альфреда и застыл. Рана. Глубокая и большая. Она обжигала кожу прямо над сердцем, от ожогов плавились мышцы и сухожилия, обнажились артерии, которые вскоре тоже начинали гореть. Нечеловечные крики мужчины разносились по всей станции. Слёзы, текущие по его глазам, взмыли вверх в невесомости. Повсюду кровь и слёзы. Иван не знал, что делать. Не знал, что происходит с Америкой. Это не отравление. Он подразумевал только одно, но не думал, что кто-то посмеет — не тогда, когда Штаты далеко от своей территории. Вдруг залетел один из российских космонавтов. Явно расстроенный. Он пришёл в ужас, увидев, как Америка трясётся в руках русского, а ещё больше от открытой горящей и кровоточащей раны на груди. Сердце Брагинского остановилось при виде лица космонавта. Он был бледен. Что-то точно не так. — Америка... его атаковали, — сказал человек по-русски. И всё же Россия не был уверен, правильно ли он его расслышал. Он было подумал, что это, возможно, была... но невозможно, что кто-то будет... это неправильно... бессмыслица какая-то... и всё же... Иван посмотрел вниз, на Америку. Тот поднял руки и закрыл глаза, рыдая. Он кричал. Видел всё глазами своего народа. Ощущал, что многие из их жизни исчезают в мгновение ока. Он страдал. Никакое количество лекарств не поможет ему. Нужно вернуть его на планету. Прямо. Сейчас. Как можно быстрее он одел Альфреда. Он ненавидел это. Скафандр окрашивался в красный. Джонс терял так много крови. Космонавты и астронавт, оставшиеся на МКС, отдали приказ поддерживать станцию в их отсутствие, желая удачи. Брагинский быстро связался по радио со штабом и проинформировал их о быстрой и неожиданной посадке. Никогда ещё он не возвращался на Землю так быстро. Крики раздавались буквально над ухом. Россия постоянно оборачивался, чтобы проверить США, пристегнутого ремнями к сиденью рядом. Ему не становилось лучше. Федерация всё время держал связь. Он знал, это трудно, но позволил обеспокоенным американцам услышать свою нацию. Услышать, как он кричит и плачет. Они молчали на другом конце провода, за исключением тех случаев, когда русский просил их подтвердить то, что сказал ему космонавт. — Да, — ответили ему. — Всемирный торговый центр. В них влетели. Два самолета. Они горят. Они горят. Люди кричат. Повсюду пыль. Они падают! Падают! В тот момент Россия не заботился о протоколе. Когда они приземлились и шаттл остановился, он сорвал шлем и отстегнулся. То же самое он быстро сделал и с Джонсом. Взяв младшего на руки, он пинком распахнул дверь и выскочил наружу. Русский даже не стал дожидаться, пока прибудет экипаж с рампами и охраной. Он видел, как они несутся к нему издалека. На него нахлынула тошнота от разлуки с планетой, колени бессильно подогнулись. Он был не в силах держать и себя, и США, и рухнул на землю, почувствовав тяжесть всего, что его окружало. Гравитацию. Воздух. Землю под ногами. Альфреда в его объятиях. Иван услышал вой сирен. Подняв голову, он увидел, что экипаж почти догнал их. Как медленно, и Альфред, ему так больно. Мужчина оценил состояние сверхдержавы. Из-за земного притяжения кровь текла уже у него изо рта и ноздрей по лицу и шее. Пятно на груди растекалось по животу и даже по рукам. С кончиков перчаток капала кровь, и земля быстро покрывалась кровью Америки. Тут гул моторов заглушил чувства Брагинского. Люди окружили их, и он заметил, что Джонс более-менее стих. Они встретились взглядами — Альфред мгновение смотрел на Россию, пока из его глаз не выскользнула слеза, смешанная с кровью, и снова начались рыдания. Штаты вырвали из его дрожащих рук быстрее, чем он запомнил, как держал его. И он остался лежать на земле, пытаясь отдышаться. Было трудно. Слишком трудно. Это последствия приступа паники. Но из-за чего он случился? Он сам не пострадал от рокового нападения на Америку. Его люди же целы и невредимы. Это зрелище падения Америки. Звучание его криков. Америки, Соединённые Штаты Америки, самая могущественная страна в мире. Америка напугал весь мир. Во времена страха и неуверенности люди США увезли его в Вашингтон и спрятали там. Ивана тоже сопровождали. Он нуждался в минимальном лечении, только в таблетках, чтобы успокоить нервы. Руки Брагинского наконец перестали дрожать. Лекарство почти полностью парализовало его чувства, и теперь он мог смотреть новости по телевизору в частной больнице, куда срочно доставили Альфреда. Россия сидел за дверью в его палату, прислушиваясь ко всему, что говорилось за ней. Америку усыпили, и теперь врачи обсуждали с американским боссом, как долго его следует держать в искусственной коме. Федерации не нравилась идея оставить Джонса в неведении, заставить поверить, что то, что происходит с его народом — с ним — просто дурной сон. Бог знает, что произойдёт, когда реальность ситуации придёт в сознание младшего. — Говорю тебе, его усыпили. Нет, нет, папа, я не знаю, когда они его разбудят... нет, папа, все рейсы отменены. Ты не можешь прилететь сейчас так просто... папа, пожалуйста, останься там ненадолго. Иван перевел взгляд с ужасных новостей на Австралию. Мальчик был в Капитолии со своим шефом, так что на тот момент он и Россия — единственные страны, кроме самого США, которым разрешалось находиться рядом с ним. Границы были закрыты. Рейсы самолётов отменены и перенаправлены. Младший брат Соединённых Штатов был эмоционально подавлен. Русский спокойно наблюдал за ним, пока он звонил Англии. Британец говорил так громко, что Брагинский слышал его. Его страх встревожил сына, и Австралия заплакал. Он дёргал себя за волосы и плакал, расхаживая взад и вперёд около комнаты Америки в коридоре. Время от времени он заглядывал в открытую дверь, где врачи разговаривали с президентом, и, когда взгляд юноши падал на обмякшее тело Альфреда, его нижняя губа дрожала, и ему приходилось прикрывать рот от рыданий, угрожавших вырваться наружу. Россия прислушивался. В этой больнице было тихо, лишь шептались медсестры и врачи. Он слышал Артура, как тот постоянно спрашивает Австралию о состоянии сверхдержавы, на что бедная обезумевшая нация отвечает дрожащим плачем, почти бессвязными ответами, и Британия спрашивает снова и снова, пока Иван не слышит плач Кёркленда из телефона. Он очень давно не слышал, чтобы эта страна плакал. Кто-то легонько похлопал Федерацию по плечу. Он почти не чувствовал этого из-за лекарств, которые всерьёз собирался разделить с Австралией. Он обернулся и увидел молодую медсестру. Та попыталась вежливо улыбнуться ему, протягивая телефон, и сказала: — Это Ваш лидер, мистер Россия. Ах, Путин. Брагинский удивился, когда этот человек нашёл способ связаться с ним. Кивнув, он взял трубку и отошёл. Австралии не нужно было слышать, как он разговаривает со своим боссом. Он сейчас занят тем, что ежеминутно информировал Англию. У него была работа, и русский никоим образом не мог отвлечь его от неё. — Да? — Россия. Ты должен вернуться, — прозвучал голос босса. Тот усмехнулся про себя. — Не могу. Американцы закрыли свою страну... — Иван оглянулся на зал, где находилась комната Джонса. — Чтобы он был в безопасности. Несмотря ни на что, его босс выложил причины, по которым он должен был немедленно вернуться. Возможно, он ожидал, что Россия нырнёт в Тихий океан и сам поплывёт домой. Или улизнёт через границу, попросит Канаду сопроводить его до Аляски, а затем в Сибирь. Всё это, конечно, не имело значения, потому что Иван настаивал. И когда границы снова открылись и встревоженные страны хлынули в больницу, где был запечатан и охраняем Америка, Федерация просто не улетел из принципов. Англия добрался первым. Он быстро бросил чемодан и куртку на пол коридора и побежал обнимать Австралию. Младшая нация потёрся заплаканным сопливым лицом о рубашку британца, но родитель только сильнее обнял его. — Ты молодец, парень, — прошептал Артур, утешая сына, и поцеловал его. Тут его зелёные глаза метнулись вверх и заглянули в комнату США. Президент приказал врачам вывести страну из медикаментозной комы на следующий день после атаки, и теперь он бодрствовал целый день, зная обо всём. — Америка, — вздохнул британец, отпуская Австралию. Он медленно, словно рысь, прошёл к палате, и вдруг рванул с места так быстро, как только мог. Он оставил всю вежливость джентльмена в аэропорту и, уже будучи у постели Америки, прижал нацию к груди. Провода, обмотанные и прикреплённые к Джонсу, лопнули, когда его сильные руки сверхдержавы взметнулись, не чтобы оттолкнуть, как многие думали, а наоборот, чтобы прижаться ближе, сжимая Британию чуть ли не до последнего вздоха. — Я здесь, Америка, я здесь, — слёзы быстро потекли по щекам Англии. Одной рукой он обнимал его за широкие плечи, а другой за шею, обхватив голову ладонями. Его пальцы погладили младшего по голове в знак любви и утешения. Россия никогда не видел, чтобы эти двое держались так близко друг к другу. — Альфред, — Иван моргнул: Кёркленд позвал Америку его человеческим именем, тем самым, которым он его назвал. Он не позволял себе этого делать много лет, даже дерзить или шутить. Англичанин отстранился, а слёзы продолжали течь из голубых глаз бесконечными ручьями. Он стёр большими пальцами каждый из них, пытаясь перекрыть разлив, но они лишь пробежали по ногтям и вниз по костяшкам пальцев. — Господи, почему это не я? — пролепетал Артур, его плечи затряслись при виде старшего сына. — Почему не я? Не ты... не мой мальчик. Австралия даже, казалось, был поражён этим зрелищем. Россия с благоговейным трепетом смотрел, как Америка сдаётся. Он цеплялся за Англию, как ребёнок за родителя, не прося ничего, кроме того, чтобы он держал его в своих сильных руках и защищал от окружающих опасностей. — Папа! — вскрикнул США и ещё крепче прижал к себе британца. Сверхдержава уже много веков не называл его отцом. Они рыдали несколько часов, пока Альфред не уснул. В объятиях Англии он замер, и страна уложил его обратно, накрыл одеялом и нежно провёл пальцами по волосам. Но выйдя из палаты, Кёркленд продемонстрировал себя как высокомерную, сдержанную и серьёзную страну. Вытирая слёзы, он выпрямился. — Я буду сражаться рядом с ним, — прошипел мужчина сквозь надломленный голос, ослабленный многочасовыми рыданиями. — Тот, кто сделал это с ним, заплатит. Клянусь Богом, они заплатят за то, что сделали с моим сыном. С этими словами он собрал свои вещи и ушёл. Россия не сомневался, что он едет на встречу с американским боссом. Австралия удивлялся решимости Англии. Младший колебался, последовать ли за отцом или остаться и присматривать за братом. В конце концов он выбрал последнее, сопровождая другие страны, которые быстро проносились мимо, один за другим. — Прости, что я не пришёл раньше, — выдал Германия и склонился над Альфредом. Брагинский заметил, как нация борется с собой, стоит ли протянуть руку и положить её на голову Джонса. Он так и сделал, и Иван этого не одобрил. Американец, однако, ничего об этом не сказал. Он был так измучен болью и большими дозами лекарств, что всё, что он мог сделать, это произнести несколько слов, остальные его ответы выражались в кивках. Пруссия стоял позади Людвига. Федерация не ожидал увидеть его вне дома. Гилберту обычно не позволяли слишком много выходить на улицу, но Россию это не шибко-то и волновало. Он знал о любви Байльшмидта к молодой сверхдержаве. Он всегда был слишком большим братом, даже если те, кого он считал младшими, не были родными. — Я выбрал их для тебя, Альфред, — пруссак подошёл ближе и поднял корзину, полную красных, белых и синих роз. — Это твои любимые цветы, да? Вот, я положу их прямо здесь. Он поставил корзину на тумбочку рядом с кроватью и выглядел таким печальным, видя Америку в таком состоянии; такая невосприимчивость была очень не к лицу Соединённым Штатам. Пока Гилберт разговаривал с Альфредом, Германия отошёл от него и остановился перед Россией. Тот поднял глаза от того места, где он сидел последние несколько дней — и увидел Германию. Его челюсть двигалась, но он ещё не открыл рот, чтобы что-то сказать. — Хочешь узнать что-то? — спросил Иван, вздохнул и вновь опёрся на руки. — Тогда скажи что-нибудь. — Там, наверху. На что это было похоже? Брагинскому не нужно было спрашивать, о чём говорит немец. У него мелькнула мысль сказать ему, чтобы он не поднимал эту тему, потому что сам не хочет вспоминать. Он нахмурился. — Это застало меня врасплох. Я не знал, что это было, но это не заняло много времени, — русский сжал кулаки, а костяшки чуть не выскочили из суставов. — Я вернул его со станции так быстро, как только смог. — Дa, со мной связались, как только ты послал сигнал бедствия. Я наблюдал за экспедицией из дома... Жаль, что я не остался в НАСА. Некоторое время Россия наблюдал за Байльшмидтом. Оба. Они так любили Альфреда, и им обоим было трудно выражать свои чувства на публике — особенно тем, кто их любил. Плечи Германии тряслись, и Брагинский уловил едва видимый блеск в его голубых глазах. — Тот, кто это сделал, заплатит. Обычно эта стоическая и ответственная нация излучал опасную ауру, похожую на английскую. Гнев нации пугает, особенно когда эти нации достаточно сильны. — Я буду поддерживать Америку, — заявил Германия. — А ты? Россия моргнул. Он сидел здесь несколько дней, наблюдая, как нации входят и выходят из палаты США, предлагая ему подарки, соболезнования, слёзы, прикосновения утешения, и в итоге свои армии. Федерация ещё не принял решения. Или, точнее, его босс. Иван знал, чего хочет. Он чувствовал это в костях. То, как сжались его кулаки, напряглись плечи, то, как его мысли всегда возвращались к подсолнуху, почти разорванному в клочья. Больше никогда. Он никогда не хотел этого видеть. Никогда. Было начало октября. Русский ещё больше расстроил босса, задержавшись в США дольше необходимого. Но именно его присутствие побудило Америку прийти к нему после того, как он встал с постели. Россия хмуро посмотрел на повязки, обмотанные вокруг груди сверхдержавы, на плечи младшего была наброшена только куртка. Они вдвоём сидели на улице, наслаждаясь солнцем — впервые с тех пор, как Альфред попал в больницу. — Афганистан, — кашлянул Джонс, глядя в голубое небо. Его глаза потускнели от невинной крови, а на лице не было ни единого намёка на улыбку. — Я иду за ним. — Уверен, что это был он? Они сидели бок о бок, но не смотрели друг другу в глаза, даже краем глаза. Это слишком серьёзная тема, деликатная с точки зрения собеседника. Наступило молчание. Американец не ответил. — Англия едет со мной. Как и Германия. Франция, Канада, Австралия... много других. — Желаю удачи. Он всегда был ещё той занозой, — Иван помнил те проблемы с ним в семидесятых годах. — Ты пойдёшь со мной? Последовала очередная долгая пауза. Слишком легко испарилась появившаяся надежда. Сверхдержава усмехнулся. — Конечно, не пойдёшь. Ложь. Россия охотно выследит любого, кто когда-либо причинил Штатам вред, и лично изрубит его на куски. Только ради Америки, всегда ради Америки. Но как он мог бросить вызов своему боссу? — Извини, но мне придётся выйти из договора по противоракетной обороне, — вздохнул Альфред. Наконец Брагинский взглянул на него. Он выглядел очень серьёзным, и мужчина знал, что он собирается это сделать. Он хмыкнул. — Мир умолк и зажёг свечи в знак скорби по тебе. Ты дашь ему ещё повод поплакать? О чём только думал Джонс, вступая в войну после такого нападения? Он дурак. Нахальный молодой дурак. Этот аспект, казалось, никогда не менялся, независимо от того, насколько взрослел США. — Иди домой, Россия, — бросил Америка, вставая, застонал и осторожно положил руку на рану над сердцем. Это была самая близкая атака со времен Пёрл-Харбора, что ударила так близко к жизненно важному органу. Без сомнения, она оставит ещё один уродливый шрам на прекрасном теле сверхдержавы. Русский закрыл глаза и иронически улыбнулся. — Конечно, Соединённые Штаты Америки не заботятся о мнении Российской Федерации. Я зря потратил время, оставаясь здесь. Альфред промолчал, когда Россия ушёл. Шли годы, и постепенно они перестали разговаривать друг с другом. Не этого хотел Иван. Брагинский пытался связаться с младшим, но тот ему не отвечал. Почему? Потому что он вёл войны, вызванные его слепым гневом. И Россия кое-что слышал, многое США сделал в гневе, и вскоре паранойя Джонса определила, что Ирак тоже сговорился против него. И разумеется, Америка, будучи доминирующей страной в мире, должен был подавить угрозу, как империя, которой тайно являлся.Вашингтон, США. 19 марта 2003
— Так ты собираешься бросить меня? Это всё?! Германия вздрогнул от тона Альфреда. С тех пор он стал очень злым... со дня атаки. Но он не боялся, что США причинит ему вред. В конце концов, они союзники, и даже друзья расходились во мнениях по некоторым вопросам. Если бы он только мог объяснить, тогда, возможно, Америка увидел бы причину в его решении. — В этом нет необходимости, — сказал Людвиг. — Разве Афганистан недостаточно пострадал? Теперь ты желаешь того же Ираку. — Потому что я знаю, что они сделали это, — взгляд Джонса потемнел, как и аура, и Германии это напомнило ауру России. За исключением тёмно-фиолетового, этот цвет был тёмно-синим. — Ты серьёзно? — немец скрестил руки на груди за столом, за которым они со сверхдержавой обсуждали условия. — Я точно знаю, что я не единственная страна, что отказывает тебе в войсках для этого вторжения. Американец нахмурился. — Ты сказал, что ты мой союзник. А теперь ты предатель. Ты бросаешь меня. — Нет, — Германия покачал головой. — Я просто пытаюсь рассуждать, как и многие другие. Англия поддерживает тебя только потому, что он так же разозлён, как и ты, а Австралия следует за тобой, как потерявшийся щенок. Однажды ты приведёшь его к смерти. Америка ударил кулаком по столу, и Байльшмидт услышал, как от удара загремели металлические болты и крюки, и удивился, что стол устоял после такого удара. — Не смей так говорить! — пригрозил Штаты. И это весьма справедливо: только что оскорбили его семью. — Посмотри на себя, Америка, — Германия указал на нервного, злого, расстроенного и параноидального мужчину напротив. — Ты олицетворение страданий и психической неуравновешенности. Где дух свободы? Мира? Оптимизма? Ты далеко ушёл от своей славы. — Я всё ещё Соединённые Штаты Америки. И я сражаюсь за свой народ, чтобы получить этот дух. Но ты... ты позволишь им захватить тебя. Людвиг вздохнул. Был бы тут был ещё кто-нибудь, они бы набросились на Альфреда, давая ему повод ударить их прямо в челюсти. Судя по тому, как Америка сжимал кулаки, он хотел сделать это прямо сейчас. Байльшмидт не испытывал гнева по отношению к молодой сверхдержаве. Нет, только жалость. — Ты слишком много на себя берёшь, — отметил страна. Он грустно и виновато улыбнулся. Такова судьба мировой державы. — Ты слишком молод. Это бремя следовало передать другому. Но это должен был быть ты, да? Американец затих. Он опустил глаза, положил руки на колени и стал ждать... ждать, когда Германия уйдёт, как остальные. — Когда ты научишься доверять другим? — спросили мягким тоном. Немец всегда был нежен с ним, слишком заботливым, слишком понимающим, когда следовало лишь обидеться и уйти... как остальные. — Я доверяю Англии... Я доверяю Австралии... — называл Альфред. Особенно тех немногих, которые всё ещё сражались рядом с ним. — Я твой союзник, Америка, ты тоже можешь мне доверять. — Тогда почему? Почему именно ты? Почему ты не хочешь драться со мной? — Война в Афганистане ещё даже не закончилась, а ты уже норовишь вторгнуться в Ирак. Это слишком, Америка. Ты утомляешь себя и ещё не оправился от этого... ты совсем не оправился. При одном упоминании об этом Германия увидел, как Джонс скривился от боли, и его рука поднялась и потёрла шрам над сердцем. Немцу было интересно, как он выглядит. Наверное, это далеко не очаровательно. У Альфреда была довольно чётко очерченная грудь, насколько он помнил по пляжной вечеринке, которую однажды устраивал. Позор, досадный позор, что Людвиг хотел быть способным повернуть время вспять и измениться всем своим сердцем. Но у него нет ни технологии, ни ума для этого. — Я быстро исцеляюсь, — оправдывался сверхдержава. Тот снова вздохнул, встал со стула и направился к нему. Протянув руку, он коснулся ладонью скрытого шрама. Американец вздрогнул и быстро попятился назад, прикрывая грудь и глядя на Германию с внезапно нахлынувшим испугом. — Ты не исцеляешься, Америка, — он ненавидел этот взгляд. — Пожалуйста, не смотри на меня как на врага. Я никогда не причиню тебе вреда. Никогда. — Ты уже сделал это, — прошипел мужчина, отворачивая своё лицо. — Ослушавшись меня. — Я хочу помочь тебе, Америка, но не могу, когда ты в таком состоянии, — объяснил Байльшмидт. Злость начала закипать в нём, но он взял себя в руки и успокоился. — Я не твой подчинённый, как остальные. — Я этого и не говорил. — Тогда перестань обращаться с нами подобным образом, — настаивал Германия. Он снова протянул руку и взял стул Америки, повернув так, чтобы у младшего не осталось выбора, кроме как смотреть на него. — Я бы с радостью сражался рядом с тобой, как твой партнёр. Но я не пойду на то, через что ты заставил меня пройти в Афганистане. В тебе есть способность взрослеть. Я буду ждать на своей земле, когда ты поймёшь это. — Уходи, — Джонс опять отвернулся от него. — Ты так быстро сдаёшься, — грустно вздохнул Людвиг, отстранился и выпрямился. — Что случилось с моим хорошим другом? — Хочу спросить то же самое, — пробормотал США, скрестив руки на груди. — С твоего разрешения или без него, я вторгаюсь. Япония и Италия уже одобрили. По крайней мере, я могу получить хотя бы это? — Нет. Я говорю это, думая, что так будет лучше для тебя. Не делай этого, Америка, пожалуйста. — Что для меня лучше? Откуда, чёрт возьми ты знаешь, что для меня лучше? — глаза Альфреда сузились, когда он наклонился вперёд в кресле, глядя на немца, словно на дьявола. — Ты не понимаешь, Германия. Мир хочет мою голову на блюде, потому что я такой сильный. Угроз, которые я получаю ежедневно, достаточно, чтобы заполнить мой офис до Луны. Не надо меня опекать. Ты ничего не знаешь! — Я не хочу, чтобы твоя голова лежала на блюде, и если бы я поймал кого-то, кто пытается это сделать, я бы не раздумывая уничтожил их, — поклялся Германия, сощурившись. — У тебя моё сердце, — снова эта мягкая улыбка, и внезапно он почувствовал себя уязвимым под удивлённым выражением лица сверхдержавы. Байльшмидт наклонил голову и закрыл глаза, нервно переступив с ноги на ногу. — Я надеялся, что война кончится и ты... вернёшься к тому, что было. Ты только-только начал улыбаться, и я тоже... Я скучаю по этим улыбкам и хотел бы увидеть их вновь. Я хотел попросить об ухаживаниях, когда война закончится, но, похоже, я никогда этого не увижу. Теперь ты понимаешь, почему я так расстроен из-за того, что ты начинаешь новую. — Почему... бы тебе..? Германия поправил пиджак и официально улыбнулся. — Может, после твоих войн? Альфред хихикнул. Германию сбили с толку, и он оскорбился бы, если бы не увидел печального выражения на лице Джонса. Тот опустил глаза и печально улыбнулся. — Ты не захочешь ухаживать за этим монстром... боюсь, больше нет объекта для ухаживания, — тихо произнёс Америка. Германия замер. Не от мысли о том, что его снова отвергнут, а от мысли о том, каким видит себя США. Монстр? Нет, нет, вовсе нет. Он просто болен, и ему нужно время, чтобы выздороветь. — Даже герои должны время от времени вешать свои плащи. Ты не чудовище, Америка. Думаю, после этого я покажусь тебе таким же, когда я... пытался тебя... Страна удивился немцу, бросившего камни неуверенности в себя. — Нет. Нет-нет... Германия, это история. Я простил тебя за это. Сердце подпрыгнуло в груди, и он снова повернулся к Альфреду. Он даже не просил об этом из-за своего стыда. Почему Джонс простил его за то, что он почти сделал с ним? Германия больше не мог его любить. — Это я, — американец пожал плечами, и всё та же грустная улыбка блёкла на его губах. — Я не силён в отношениях. Я, как правило, разрушаю их. Постоянно. — Это потому, что ты пытаешься взять на себя каждую проблему. Ухаживание — это партнёрство. Обе стороны вместе берут на себя бремя ответственности, доверяют друг другу, предлагают помощь и товарищество как в радости, так и в горе. Даже если так, я с радостью возьму на себя все твои заботы, если ты позволишь мне доказать тебе, что я — это я. Штаты мягко улыбнулся. Предложение тронуло его сердце. Он больше ничего не сказал, и Германия кивнул. — Конечно, после войны, — рассуждал Людвиг. — Я подожду. — Это может занять много времени, — США не знал, как долго продлится эта война, или, возможно, та, что последует в будущем. — Я подожду. Какое-то время, — пообещал Германия. И он выполнил своё обещание. В конце концов, Байльшмидт согласился с Альфредом, и они пошли разными путями. Джонс вёл войну с теми нациями, которые будут сражаться с ним, и многие из его союзников поддерживали связь через письма и новости, отслеживая его войны. Пройдут годы, прежде чем США сможет осесть и принять участие в простом Всемирном собрании.Довиль, Нижняя Нормандия, Франция. 26 мая 2011
— Америка, это ты, дорогой? — Франция выглядел крайне удивлённым, увидев сверхдержаву снова. Прошли годы, и он от волнения подбежал к нему и обнял, дважды поцеловав в обе щеки. — Ладно, ладно, хватит нежностей, — простонал Альфред, отстраняясь и потирая лицо. — Почему ты не сказал мне, что приедешь? Я думал, ты ещё будешь отдыхать после окончания войны. Американец вздохнул и пожал плечами. — Босс сказал, что будет лучше снова смешаться с миром. И вот я здесь. — Ну, если честно, ты приехал первым. Остальные уже в пути, — сказал Франциск, жестом приглашая мужчину следовать за ним. — Неужели? Я же всегда первый, — пробормотал Джонс себе под нос. — Ты что-то сказал? — О, эм, я сказал, как обычно, — Америка ехидно рассмеялся, и его провели в зал заседаний и дали место рядом с принимающей страной. Он стал ждать, когда начнут прибывать другие. Следующим явился Россия. Иди разберись. Бонфуа проводил его в комнату и предложил место. Иван расслабился и, как только заметил Штаты, моргнул. — О, я тебя не заметил. Приятно видеть тебя здесь. — Для меня тоже приятный сюрприз, — вздохнул Альфред. Он устал и просто хотел вернуться домой и поспать несколько месяцев. Неужели он многого просит? — Тебе многое нужно наверстать, Америка, — поддразнил его Брагинский. — Пока ты играл в войну, весь остальной мир собирался вместе, говорил о важных вещах и разрешал споры. Может быть, для тебя это будет слишком. — Не сейчас, Россия, — он сложил руки на столе и опустил голову лицом вниз. Будем надеяться, что если он останется в таком положении, остальные оставят его в покое. А есть вероятность? — Я воспитывал тебя лучше. Сядь прямо, — кто-то отодвинул стул США и толкнул его в голень. Он поднял глаза и увидел Англию, похлопывающего его по плечам, оттягивающего их назад. Он улыбнулся ему, и сверхдержава улыбнулся в ответ. — Хорошо, что ты здесь, Америка, — тихо сказал Кёркленд. Тот кивнул. — Америка? — и вновь его осыпали поцелуями. Он отпрянул назад и оттолкнул напавшего от себя, насколько мог. — Как я рад тебя видеть, Америка! — Понял, понял, Италия! — рассмеялся американец и потёр раскрасневшиеся щёки. Япония тоже был тут и встретил его официальным поклоном, а за ним последовал Германия, который, как ни странно, одарил улыбкой, что тотчас уловили все. Редко удавалось заставить его улыбнуться. Ещё хуже может быть человек, следующий за Людвигом. — Чё как, неудачники? Англия закатил глаза. — Боже, Германия, что здесь делает Пруссия? Это только для стран. — Нянька, — единственный его ответ. Он вежливо сел, а Гилберт развернул стул и сел на него задом наперёд. — Нянька? Может, я захотел присоединиться к этой штуке. — Тогда я тут надолго не задержусь, — простонал Артур. — Ладно, достаточно, займите свои места, — махнул рукой Франция. — Полагаю, Канаде первому дадим слово. Канада? — Тишина. — Мэттью? — Я здесь. Франциск подпрыгнул и схватился за сердце, когда рядом с доской внезапно появился Уильямс. Он вздохнул и пробормотал что-то себе под нос, жестом приказав Канаде продолжать презентацию. Собрание шло гладко, пока Джонс вызывающе не протянул: — Ску-учно-о-о! Позже он получил выговор от Англии, которого начал дразнить Россия, на которого опять стал наезжать Америка, который попросил Японию поддержать его, а тот, в свою очередь, сказал, что согласен с Америкой. Затем Франция начал кричать, мол, это его встреча, и он не получил абсолютно никакого уважения, что побудило британца объяснить, почему упомянутый француз не заслуживает этого самого уважения. В конце концов Германии ничего не оставалось, как крикнуть, чтобы все заткнулись и потребовать перерыва. — Ха-ха, старые добрые собрания, — усмехнулся Альфред, жуя один из своих бургеров, что спрятал в своём портфеле к большому отвращению брата. — Сколько лет этой штуке, Альфред? — спросил Канада, на что тот ответил простым пожатием плеч, которое заставило канадца вздрогнуть. — Эй! Альфред, Мэттью! — кто-то бросился на них сзади и обхватил локтями их шеи. Пруссия. — Что вы делаете на этой неделе? — Ничего особенного, — ответил Уильямс. — Альфред — отдыхать, верно? — Конечно, — промямлил сверхдержава. — Приятно слышать. Мы с Западом очень хотели, чтобы эта твоя дурацкая война поскорее закончилась. — Она не «дурацкая», — фыркнул США, отрывая руку немца от него и хмурясь. — Чёрт, я не это имел в виду. Я просто рад, что ты наконец дома. Мы скучали по тебе. — Ага, не привыкай видеть меня здесь. У меня есть много дел, чтобы прибрать свой пьедестал. — Это никогда не мешало тебе бывать здесь раньше, — надулся Пруссия. — Мы хотели опять отправиться на охоту. — Я бы предпочёл, чтобы рядом с Альфредом не было оружия, — пролепетал Канада, но, конечно, никто не обратил на него внимания. — Чёрт возьми, почему бы нам не бросить Франца и не отправиться в лес? У меня есть пиво и ружья в грузовике. Это всё, что нам нужно, я прав? — хмыкнул Байльшмидт. — Чуть попозже, — вежливо отказался Джонс, запихнул остатки бургера в куртку и вернулся в здание. — Что его гложет? Канадец вздохнул. — Ему нужно время расслабиться после возвращения с войны. Он всегда был таким. Штаты действительно просто устал. И разочаровался. Он сейчас по уши в долгах, и возвращаться домой после борьбы с террористами было совсем невесело. Особенно, когда босс снова толкнул его в свой кабинет без надлежащего восстановления. Страна полез в карман, вытащил телефон и нахмурился, читая сообщения от босса. Он был на встрече, почему президент не мог просто оставить его в покое? Что хочет, то делает. — У тебя усталый вид. Америка поднял глаза на Людвига. Он сидел в холле на скамейке и потягивал чёрный кофе. — Это так очевидно? — Дa, — серьёзно кивнул Германия. — Разве ты не мог попросить босса пропустить эту встречу? — Он не слушал, — вздохнул мужчина, скользнул вниз и сел рядом. Он застонал и потёр ноющие костяшки. Немец принял это к сведению. — Они болят, когда ты сражаешься столько лет. Альфред тихо усмехнулся. — Не то чтобы я не знаю, — он помнил, как долго сражался за Вьетнам. Почти столько же. — Знаешь, ты всегда можешь закончить и пойти домой. Судя по тому, как проходит эта встреча, ничего не будет сделано. — Босс меня просто выпорет. Не хочу этого. Всё, чего я хочу — это заснуть на несколько лет, хотя, конечно, приятно быть рядом с вами... с каждым из вас. Германия кивнул в знак согласия. — Я имею в виду, Гилберт здесь, чтобы раздражать всех до чёртиков. — Неудивительно, что ты понял это. — Э-эй! — Джонс ударил Людвига по плечу, добившись сдавленного вздоха, рассмеялся и извинился. Они сидели в тишине, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Но спустя минут пять им пришлось открыть двери и вернуться в этот цирк. Германия довольно быстро допил кофе и устроился, держа тёплый пластиковый стакан на бедре. — Я очень рад, что ты вернулся. — Да, и ты ждал. Считая дни? — Америка не удержался от шутливого поддразнивания. Весело, потому что Байльшмидт обычно таким напряжённым не был для тех немногих, кто был близок к нему. Американец гордился, что является частью этих немногих. — Ага, — ответил Людвиг, и оба рассмеялись. — Отдохни немного. Не возвращайся к войнам. — Не могу предсказать будущее, — Америка ничего не обещал. — Именно, — Германия взял его мозолистые руки в свои, большими пальцами потирая ноющие и покрытые грубой кожей костяшки. — Они предназначены для бумаг и ручек, а не ножей и пистолетов. Так они остаются молодыми. К тому же, я устал ждать, когда ты вернёшься домой. Глаза немца встретились с глазами Альфреда, и он добродушно улыбнулся, увидев, что младший отвёл взгляд. Его сердце подпрыгнуло в груди, а краска залила его щёки. Лишь лёгкий румянец, но это только начало, и Германия хотел бы видеть, как он темнеет. Цвет прекрасно отражался на его коже. — Ве-е-е~ Германия? Он вздрогнул и обернулся, чтобы увидеть Италию, Канаду и Пруссию, возвращающихся в зал заседаний: Людвига поймали с поличным, держащего за руки Джонса, сидящего рядом в зале заседаний. Германия открыл рот, чтобы что-то сказать. Он мог придумать множество логических объяснений. Но ничего не мог сказать. Он не мог пошевелиться, а лицо его пылало. — Альфред? — вопросил Канада. — Что это, Запад? — Пруссия опустил глаза на их руки. Немцу стоило дёрнуться или, по крайней мере, отпустить руки, чёрт возьми, если бы Америка отстранился, тогда не ухудшилась бы эта конфронтация с остальными странами, идущими по коридору. Но он оставался нервозно спокойным, а Альфред не отступал. — И поэтому ты всё время пьян, чёртова лягушка... что это за чертовщина?! — Англия быстро забыл о предыдущем разговоре с Франциском, завидев сцену, которая привлекла внимание трёх других стран. Он грубо протиснулся в переднюю часть собравшейся толпы. — Что ты делаешь, Германия?! — никто не приставал к его ребёнку без его согласия. Никто! — О, дорогой, я подозревал, что ты чувствуешь то же самое долгое время. Пора тебе наконец отпустить этих нервных бабочек и признаться, — Франция подошёл и похлопал Байльшмидта по напряженным плечам. — Признаться? Германия и Америка теперь вместе? — спросил Венециано, и его улыбка стала шире. Германия оцепенел. Теперь лицо было совершенно красным. Нация не вынесет публичного осуждения, это уж точно. — Это не то, на что похоже, — выдал он. — Неужели? — нахмурился Варгас, впав в уныние, как раз в тот момент, когда рядом с ним появился Япония с фотоаппаратом в руке. — Значит, ты не просил ухаживания за Америкой? — Нет, — отрезал немец; он не лгал. — Ну, я имею в виду, да, но не сейчас... — Значит не отрицаешь? — Бонфуа опёрся на него. — И что же ответил Америка? Теперь они поменялись местами: США покраснел. Он обязан вырваться. Впервые в жизни он не испытывал неловкости из-за сложившейся ситуации. Он не знал почему, возможно, смущение Германии перевешивало его собственное, Но сверхдержава рядом с ним чувствовал себя немного спокойнее. Так мило. Взрослые страны. Они смотрели на них. Американец даже видел, как Россия с любопытством наблюдает за ним сзади. Он только что появился и, казалось, не совсем понимал ситуацию, в которой оказались они с Германией. Альфред вздохнул. Может быть, усталость после долгих лет войны расслабила его от такого напряжения. Ничего нельзя было сказать наверняка, но ему нравилось, как Людвиг держал его. Они были сильными, и не было страха, что он ненароком согнёт палец или сломает его. Поэтому Джонс хотел, чтобы он долго держал его руки в своих, и сжимать их в ответ. Германия вздрогнул от давления и недоумённо повернулся к нему. Он был застигнут врасплох мягкой улыбкой и тем более, когда Штаты подался вперёд и запечатлел поцелуй на его губах прямо здесь, перед всеми. Тот в шоке распахнул глаза, по его щекам и шее разлился довольно милый румянец. Сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди, и хихиканье и вздохи собравшейся толпы не помогли. — Это достаточно хороший ответ для тебя, Германия? — спросил мужчина. У немца отвисла челюсть, и прежде чем он успел что-либо сказать, Пруссия разразился победным криком. — Эй! Англия, мы теперь родственнички! — Боже упаси, ни за что! — закричал Англия и недоверчиво посмотрел на старшего сына. Немец? Он хотел крутить роман с немцем? Ох, где там Артур допустил ошибку? Что за непокорность? — Поздравляю вас обоих, — произнёс Япония, хлопнув в ладоши. — Как романтично, — томно вздохнул Италия. Канада покраснел и единственный обернулся и посмотрел на Россию. Высокая страна отошёл от толпы и стоял возле фонтана с водой, прислонившись к нему и глядя так, что Мэттью не на шутку продрог и ужаснулся. Уильямс снова повернулся к странам и проскользнул внутрь. Германия, наконец, отпустил руки и встал с явным недоверием на лице. — Ты принимаешь моё ухаживание? — он должен знать, поэтому должен спросить прямо. Сверхдержава кивнул и улыбнулся. — Да, однозначно да. Все привыкли видеть Германию собранным и сконцентрированным, но сейчас он простой и счастливый. Людвиг протянул руку, подхватил Джонса в свои объятия и прижал к себе. Какой восхитительный момент, который заставил сердце каждого растаять... За исключением Англии, что неодобрительно смотрел на новую пару. — Не боись, по крайней мере, это не Россия, — пошутил Гилберт, толкая Кёркленда локтем в бок. — Даже не шути об этом, — простонал британец, содрогаясь при мысли о том, что его сын будет жить с тем коммунистом. Людвиг был младшим из двух демонов на его памяти, но, как сказал Пруссия, по крайней мере, это не Россия. Совещание было отложено до конца дня. Объявление приносило весну в каждом шаге, как и празднования. Франция пригласил их всех к себе домой и сам приготовил угощения. — И новой паре приятного аппетита, — проворкал Франциск, ставя перед ними овальную тарелку и предлагая две вилки для совместного ужина. — Не думаю, что привыкну к этому, — признался Германия. — А, ты привыкнешь, — заверил Америка, пожав плечами, уже погружаясь в изысканно выглядящее блюдо. — Ты встречаешься с Соединёнными Штатами Америки, будь готов отказаться от всех прав на свою частную жизнь. Немец всё равно улыбнулся. Если с ним Соединённые Штаты Америки, то он с радостью примет такой образ жизни. — А теперь вы должны рассказать нам, как познакомились и полюбили друг друга, — заговорил Бонфуа, налив всем по бокалу крепкого вина. Германия снова застонал. У него должно быть чувство уединения, но все эти нации, глядящие на них, этого не давали. — Нет, нет, я понял, — выкрикнул Пруссия, практически стоя на столе со стаканом вина в руке. — В общем, как вы знаете, ещё до того, как Германия стал считаться нацией, он в основном сидел взаперти у меня. — Ух ты, какая противоположность ролей на сегодняшний день, тебе не кажется? — последовал монотонный ответ Англии. Честно говоря, ему было всё равно, как эти двое встретились. Однако его беспокоило, есть ли у них проблемы с отношениями, и он хотел бы их отменить. Он бы не возражал. Пруссак нахмурился, глядя на Артура, и решил не обращать на него внимания. — В любом случае, не прерывай эту потрясающую историю. Итак, я готовил свой потрясающий костюм для русского бала-маскарада, и бедный Людвиг практически умолял меня взять его с собой... А остальное уже история. Все слушали эту болтовню, делая в уме пометки, чтобы попросить Америку и Германию дать более ясное и логичное объяснение этой истории. Канада был счастлив, что его брат наконец нашёл кого-то. Поначалу он, конечно, смутился из-за своих прошлых отношений и привычки цепляться за старых партнёров, особенно за первого. С первой любовью было трудно справиться, и все же Альфред сидел с Германией и хихикал, когда тот кормил его своей вилкой. И ещё больше запутывало то, что Россия находился тут же. Мэттью удивился этому больше всего и был уверен, что он не появится, но, с другой стороны, это было почти обязательно. На этой встрече не так много наций, и если бы он отсутствовал, это не осталось бы незамеченным. Он держался особняком. Не думал, что кто-то обратит на него внимание. Но Канада видел, как он сгибает каждое предложенное ему столовое серебро. Видел, как Иван бросает быстрые взгляды на тех двоих. Видел отвращение в его взгляде на немца, и гнев, когда эти фиалковые глаза встречались с глазами Америки, и в одно мгновение он сменялся печальным сожалением. Он выглядел обиженным. Канада никогда не видел его таким. Раньше США впадал в уныние, просто находясь с Брагинским в одной комнате, теперь его голубые глаза держались только на Германии. Он полностью игнорировал Россию, являя всем эти искренние улыбки, склонил голову и удовлетворённо положил её на широкое плечо Людвига. Впервые за много лет Альфред снова был счастлив. Нападения и войны вновь превратили Америку в осторожного параноика. Он хотел, чтобы всё было под контролем, под его контролем. Теперь он отпускал это. Рисковал. Отношения сверхдержавы всегда заканчивались катастрофой, но Канада твёрдо верил, что Людвиг никогда не подведёт его брата. Где эти двое окажутся в ближайшие годы? Но он не мог стряхнуть с себя тоску в сердце... принадлежащем России. От Австралии Уильямс узнал, что США был влюблён в Ивана на протяжение веков, и что Джонс заботился о нём, даже в разгар той уродливой Холодной войны, Канада просто не мог поверить, что Америка уже просто отпустил его. В этом нет никакого смысла. Это тайна для другого времени, которая действительно не причинила вреда никому, кроме Брагинского. Но, по крайней мере, Альфред опять счастлив. Именно этого хотел Канада. Никто никогда не заботился о счастье России. Это просто никому не нужно.Москва, Российская Федерация. 30 мая 2011
Это была худшая встреча «Большой восьмерки», на которой когда-либо присутствовал Федерация. Во-первых, ничего не было достигнуто, а во-вторых, все так быстро поздравили Америку и Германию с тем, что они вместе. Америка... как же быстро он зацепился за другого. Русский вздохнул. Он отчитался перед начальством и удалился к себе домой. Дом до сих пор пустой, как никогда. Он был рад, что Беларусь сейчас где-то гуляет. Мир и покой — единственные желанные друзья. Он сидел на крыльце. Ночь была достаточно приятной. Ясная и светлая. Россия провёл большую её часть, глядя на звёзды и изучая Луну. Водка казалась вкуснее, когда маленькие огоньки ярко мерцали, а над головой жужжали спутники и шаттлы, заставляя людей внизу думать, что это падающие звезды. Зазвонил домашний телефон. Он пропустил этот звонок, но не прошло и трёх минут, как он зазвонил вновь. Брагинский проигнорировал и этот раз, и лишь на третий звонок решил ответить. — Да? — Иван. От одного звука её голоса у него заныло сердце. Он затаил дыхание, надеясь, что это остановит жжение в глазах и не превратит его во что-то большее. — Я слышала... — раздался голос старшей сестры. Он не разговаривал с ней много лет. Услышать её снова было бы удовольствием, если бы не сложившаяся ситуация. Почему она вдруг позвонила? — Как ты себя чувствуешь, Ваня? Она всегда была единственной, кто поощрял его стремление в ухаживании за Америкой. Единственная. — Нехорошо, — наконец произнёс Россия, выдохнув, потеряв контроль над болью в глазах: он плакал. По крайней мере, она не видела, каким жалким он выглядел в тот момент, но она — его сестра. Она могла не видеть его, но могла слышать его боль и чувствовать его разбитое сердце. — Совсем не хорошо. ______________________________________________________________________________________ Исторические заметки: Поскольку сейчас 21 век, скажу, что Америка выглядит примерно на 20 лет. Да, и он вырос. Теперь он наравне с Германией и, вероятно, продолжит расти, пока его кто-то или что-то не остановит. Выставка 2000 года проходила в Германии с большим количеством стран, строящих аккуратные павильоны и экспонаты. Длилась с 1 июня по 31 октября. И Беларусь, называющая себя женой России, — это ссылка на Россию и Союзное государство Беларуси. Первоначально Содружество Беларуси и России было образовано 2 апреля 1996 года. Основа Союза была укреплена 2 апреля 1997 года с подписанием Договора о союзе между Беларусью и Россией, после чего его название было изменено на Союз Беларуси и России. 25 декабря 1998 года было подписано ещё несколько соглашений с целью обеспечения большей политической, экономической и социальной интеграции. Так что, да, они вроде как женаты. Бедный Россия. Для обслуживания Международной космической станции на борту третьей экспедиции находились три космонавта Фрэнк Калбертсон, Михаил Тюрин и Владимир Дежуров. Калбертсон был фактически единственным американцем не на планете, когда атаковали Всемирный торговый центр. Они снимали и фотографировали весь инцидент из космоса. 11 сентября 2001 года, который часто называют 9/11. Всемирный торговый центр, или Башни-близнецы, в Нью-Йорке был поражен двумя самолетами авиакомпании, захваченными террористами. В результате погибло 2996 человек, почти столько же, сколько погибло во время нападений на Пёрл-Харбор. Но даже при том, что нападения были разрушительными, мир отреагировал на это довольно сентиментально. Вот несколько реакций стран: Канада: Операция «Жёлтая лента» была начата транспортными компаниями Канады и Nav Canada в ответ на первый удар самолета по первой башне ВТЦ, что позволило всем коммерческим рейсам в США приземлиться в канадских аэропортах и остаться там. Австралия: Премьер-министр Австралии Джон Говард был в Вашингтоне на утро атаки и вызывается договора АНЗЮС, заявив, что он продемонстрировал «твёрдую приверженность Австралии в сотрудничестве с Соединёнными Штатами.» Франция: Французская газета «Le Monde» опубликовала на первой полосе заголовок: «Nous sommes tous Américains» — «мы все американцы». После этих нападений президент Франции Жак Ширак выступил с заявлением: «Франция с большим волнением узнала об этих чудовищных нападениях — нет другого слова — которые недавно обрушились на Соединённые Штаты Америки. И в этих ужасных обстоятельствах весь французский народ — я заявляю — находится рядом с американским народом. Франция выражает свою дружбу и солидарность в связи с этой трагедией. Конечно, я заверяю президента Джорджа Буша в своей полной поддержке. Франция, как вы знаете, всегда осуждала и безоговорочно осуждает терроризм и считает, что мы должны бороться с терроризмом всеми средствами.» Германия: в Германии канцлер Герхард Шредер охарактеризовал нападения как «объявление войны цивилизованному миру». Власти призвали Франкфурт, финансовую столицу страны, закрыть все свои крупные небоскребы. В Берлине 200 000 немцев выступили в знак солидарности Америке. Новая Зеландия: премьер-министр Новой Зеландии Хелен Кларк заявила: «это то, о чём худший сценарий фильма не мог бы мечтать», а новозеландский Геральд Дигиполл показал, что после нападений 2/3 новозеландцев поддержали обещание новозеландских войск в Афганистан. Соединённое Королевство: Британские силы безопасности во всем мире были приведены в состояние максимальной боевой готовности. Премьер-министр Тони Блэр пообещал, что Великобритания будет стоять «наравне с США» в борьбе с терроризмом, позже, когда президент Соединённых Штатов сказал, что у Америки нет большего друга, чем Великобритания. Королева Елизавета выразила «растущее недоверие и полный шок». В Лондоне во время смены караула в Букингемском дворце по приказу Её Величества прозвучал государственный гимн США, и остановилось движение на Аллее. В Соборе Святого Павла состоялась поминальная служба, на которой присутствовали королева, принц Уэльский, премьер-министр Тони Блэр, посол США Уильям Фариш и многотысячная толпа прихожан внутри и снаружи собора. Япония: Премьер-министр Японии Дзюнъитиро Коидзуми выразил «великий гнев» и сказал: «эти акты терроризма не должны быть прощены». На всех военных объектах Соединённых Штатов были приняты особые меры безопасности. Япония выражает «великий гнев» народов! Россия: Российские войска были приведены в боевую готовность в ответ на нападения. Президент Владимир Путин провёл экстренное совещание силовиков и заявил, что поддерживает жёсткий ответ на эти «варварские акты». Он также проинформировал Кондолизу Райс по телефону о том, что все ранее существовавшие враждебные отношения между двумя странами будут отложены до тех пор, пока Америка не оправится от трагедии. В Москве снимали женщин, не говоривших по-английски и никогда не бывавших в Америке, рыдающими перед импровизированной трибуной на тротуаре. Кроме того, телевидение и радиостанции замолчали, чтобы почтить память погибших. Украина: Как нация, Украина немедленно заявила о солидарности с Соединёнными Штатами и предложила моральную, техническую и военную поддержку в пределах своей инфраструктуры. Украинский парламент принял три резолюции в пользу оказания помощи Соединённым Штатам после терактов. Конгрессмен Боб Шаффер выразил благодарность Украине и ее позиции в отношении терроризма, заявив: «осуждение Украиной международного терроризма, её высоко ценимая поддержка в войне с терроризмом, её жёсткие недавно принятые законы по борьбе с терроризмом и её приверженность борьбе на стороне Соединённых Штатов и их союзников за гражданское общество и демократию демонстрируют ту роль, которую Украина и её народ намерены играть в формирующейся демократии.» Многие другие страны объявили национальные Дни траура в связи со случившемся в Соединённых Штатов и проводили минуты молчания, некоторые даже развешивали их флаги в память о погибших. И Россия фактически передала США памятник, как и Израиль, хотя их памятник находится в их стране. Не прошло и месяца, как США и их союзники начали войну в Афганистане в рамках так называемой операции «Несокрушимая свобода». Война длилась 13 лет, но для некоторых она всё ещё продолжается. В 2003 году США вторгаются в Ирак, тем самым втягивая себя в ещё одну войну, которая длится более десяти лет. Это сделало Америку параноиком любой нации, обосновавшейся на Ближнем Востоке, поэтому там велось так много войн. Да. От Европы до Азии и Ближнего Востока. Бесконечный цикл.