И губы меняют очертания 14/20

Глава 9. 10 мая 1955 года, 6-30 утра, Бейкер-стрит, 221В, Мэрилебон, Лондон, Англия Все девушки в «Воротах» и Джонни влюбились в Шерлок Холмс. Домой они вернулись к шести утра. В такси Джонни все время кусала себя за щеку, проклиная себя и избегая встречаться с Шерлок глазами. Теперь, запершись в своей комнате и лежа на спине на кровати, она даже не могла вспомнить, как они расстались с Касс и остальными; кто заплатил таксисту; что она сказала Шерлок и Шерлок ей, прежде чем Шерлок исчезла за дверью своей спальни, а сама она спаслась бегством по лестнице. Теперь она переместилась на покрывало, каждое прикосновение ткани одежды к коже воспламеняло. Эта одержимость Шерлок, ее надо… надо изгнать, запереть внутри. Джонни словно разрывали пополам. Она почти застонала, просто расстегивая собственные брюки и швыряя их на пол. В холодной комнате она покрылась потом. Наверное, это из-за джина или косяка или из-за того, как прижималась к ней Шерлок всем своим длинным телом, но она не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя так. На грани. Словно с нее содрали кожу. Она расстегнула рубашку, холодный воздух проник внутрь, и ей пришлось прекратить касаться собственной кожи. Снова, и… твою мать, снова. Она не могла остановить шквал чувственной памяти. Пропахший дымом и солью затылок Шерлок. Ее собственное лицо, уткнувшееся в тяжелую копну кудрей Шерлок. Чувство вины, потому что Шерлок попросила показать, но она имела в виду совсем не это, так нельзя было, нельзя. Но ведь она отстранилась, она отвезла их домой, и это все, что она могла, все, что она могла… Чувственная память: грудная клетка Шерлок, зажатая ладонями Джонни. Худая, как щепка, но такая… боже, такая сильная. Она представила себе Шерлок в белом кимоно для занятий каратэ, как она прижимает ее к полу, ее лицо над собой, рассыпавшиеся волосы. Горячая волна стыда за такие мысли. Бутчи не могут… не должны… Но между ног у нее уже было болото. Она перевернулась на живот, так и не расстегнув до конца рубашку. Шершавое зеленое покрывало царапало голую кожу бедер; прямо под ними — прожженные следы от сигарет Шерлок. Она вздохнула, хмыкнула при этой мысли и силой опустила бедра на прожженную ткань. Это было почти как прикосновение. Следы Шерлок в этой комнате, в комнате, где Джонни ласкала себя, были как… Она просунула руку между собой и матрасом, прижала пальцы к верхней части лобка и шевельнула бедрами. Она была все еще в трусах, они промокли насквозь, но она даже не успела остановиться, чтобы сунуть руку под пояс и внутрь, прежде чем все ее тело содрогнулось и согнулось пополам. Она задыхалась; с нее градом валил пот; кожа все еще горела. Напряжение и не думало спадать. Господи. Она повернулась на спину, положив руку на глаза. Задыхающаяся, дрожащая. Должен же быть способ. Придется все сделать самой, эта безумная, до дрожи доводящая мысль. Джонни снова подумала о Шерлок в кимоно, гибких руках и ногах, прижимающих Джонни к… а потом о коробке под кроватью. Стыд. Жар. То, чего Джонни иногда хотелось, но было неисполнимым желанием. Она вспомнила отвращение на лице Марджит, когда попросила поменяться местами. Марджит скривила губы и сказала: «Я не поняла, Джонни. Может, мне еще тебе свою помаду, одолжить, а?» Джонни постаралась не думать. (Стыд, жар.) Она запустила руку под свою майку, и хлопок натянулся на ее плоской груди, твердых как камешки сосках. Они затвердели до боли. Чувственная память: ее рука, прижимающаяся к мягкой груди Шерлок. Боже, как чудесно она легла бы ее ладонь. Наполнила рот. Твердое семя на языке, посреди моря округлой плоти. Шерлок такая худая, слишком худая; как же ее плоть переполнила бы ладони Джонни? Джонни сжала свои соски жилистыми руками, ее бедра подергивались. Думала: как здорово, что Шерлок разорвала черное платье Жанетт. Джонни представила себя на балу у Карратерса, как пытается сосредоточиться, пока Шерлок продвигается сквозь толпу в черном шелковом платье. Угловатые, но отчетливые округлости ее бюста и зада, затвердевшие под лифом соски, задница, обтянутая черным шелком, прижимающаяся к Джонни в вестибюле, где они поджидали мистера Мортимера, а потом Шерлок с этим радостным блеском в глазах ударила его под колено сбоку, и Мортимер рухнул на пол, а Джонни… Джонни застонала, выругалась, соскользнула с кровати. От крышки коробки на пальцах осталась пыль. (Стыд. Жар. Ехидная змеиная усмешка Марджит). Внутри лежал предмет из упругой черной резины, купленный у одной девушки в «Воротах». «К такой штуке надо, наверное, кучу других примочек, да?» — спросила Джонни, а Мэрайя закатила глаза и ответила: «Ты не поверишь». Она прижала его к боку, согревая прохладную резину. Джонни следовало быть осторожной. Некоторые думали, что это своего рода предательство, которое противоречит самому смыслу быть с женщиной. Другие высказывались за. Смити была однозначно за. Марджит была за, пока Джонни не захотела поменяться. В коробке лежал вазелин, но сегодня он был совершенно не нужен. Вся внутренняя часть бедер Джонни была мокрой, смазка просачивалась через трусы. Джонни закусила губы и застонала, когда спускала их вниз по бедрам. Трусы отправились вслед за брюками. Она тяжело дышала. Это было не просто жажда Шерлок; она не занималась этим с тех пор, как поссорилась с Марджит, даже сама с собой. Никто не должен узнать, напомнила она себе; никто в «Воротах» и уж точно не Шерлок, Шерлок — никогда. Джонни просто нужно… трахаться. Не передать как. Она закрыла глаза, попыталась замедлить дыхание. Уперлась пяткой в матрас. Шерлок никогда не узнает. А что, если она уже узнала, сказал голос в голове Джонни, когда она легла на подушки. (Стыд, жар). Если она догадалась, может, она бы… может, она захотела бы. Это просто фантазия, в горячке подумала Джонни, потирая кончиком теплой резины там, где у нее все распухло, намокло и томилось от желания. Штуковина коснулась клитора, и она задрожала всем телом. Она бы это сделала, подумала Джонни, а потом бы все забыла. Ничего подобного такому открытому проявлению чувств, как сегодня, не должно, черт возьми, повториться, это не… она дразнила вход тупым кончиком штуковины, это неправильно, Шерлок не этого хотела, Джонни знала, что не этого. Но сейчас, сейчас… ах. Она закрыла глаза и мысленно вернулась на два часа назад, снова заглядывала через плечо Шерлок на свои дрожащие пальцы, безотчетно по кругу потирающие нижнюю сторону ее правого запястья. И теперь та же самая левая рука утонула между ее ног, двумя пальцами потирая те же самые трепещущие круги. Но что, если… если бы это было не мое собственное тело, подумала она, задыхаясь, правой рукой слегка толкая толстую мокрую резину около входа, под движущимися сверху пальцами, снова и снова, просто подталкивая, не засовывая внутрь. Что, если бы Шерлок лежала на спине на этой кровати, голая и потная, а рука Джонни зарылась бы в волосы между ее бледных ног? Да, подумала она (едва прикасаясь к себе пальцами, дрожа), да, Шерлок, наверное, никогда этого делала, она была бы такой… твою мать, такой жадной до прикосновений, боже мой, и она бы смотрела на Джонни, приоткрыв свой красивый розовый рот, не сдерживая… не сдерживая стонов в своем длинном горле, и Джонни… помогла бы ей, она бы ласкала ее… да, Джонни бы… да; но она захотела бы убедиться, что Шерлок чувствовала всем телом, как Джонни сейчас, и поэтому Шерлок бы… да… она бы… да… забыла все слова, дергала бы бедрами навстречу пальцам Джонни (мелко дрожащим сейчас), которые все кружили бы и кружили по ее мокрой распухшей вагине, и все, что Шерлок могла бы сделать с округлым черным предметом — крепко обхватить его рукой, вот так вытянутой на кровати, чтобы…да… чтобы его кончик подталкивал бы — тыкал — дразнил Джонни, когда она двигала бедрами, а потом… ах… Шерлок запрокинула бы подбородок, начала бы дрожать, ловить воздух открытым ртом, и Джонни почувствовала бы—да—почувствовала бы дрожь по всей длине ее собственного тела и засунула внутрь свои содрогающиеся пальцы… Шерлок всегда была такой непохожей на других, такой красивой, и она бы кончила от руки Джонни и… Джонни захотелось плакать, потому что она хотела быть с Шерлок, не холодной и владеющей собой Шерлок, а кем-то, похожей на нее как сестра-близнец, дрожащей… о черт… всем телом, она бы толкалась бедрами навстречу, черт, черт, навстречу, и она была бы… да… такой податливой… черт… такой раскрытой… да… такой ненасытной… да, вот так, еще толчок… сейчас… Шерлок… Несколько минут спустя руки и дыхание Джонни выровнялись настолько, что она смогла сесть. Она вытащила эту штуку из себя, вытерла влажной салфеткой с умывальника. Положила ее в коробку, коробку сунула под кровать. Она сидела голышом на краю матраса, обхватив голову руками, и думала: ладно, а теперь пора выбросить это из головы. Прекрати, Уотсон. Выбрось это из головы. *** 15 мая 1955 года, 22-05, Бейкер-стрит, 221В,Мэрилебон, Лондон, Англия Шерлок никогда еще так сильно не жаждала по-настоящему запутанного дела. Они два дня сидели дома, и на волне голода и адреналина, совершенно от всего отключившаяся, она вся была как натянутая струна. Как будто снова узнавала себя. Шерлок думала, что сходит с ума: после той ночи в Челси ее мысли крутились только вокруг Джонни. Она с трудом могла поверить, что допустила такой промах; «Ты могла бы показать мне», — сказала Шерлок, она никогда произносила эту фразу таким голосом, потому что слышала, как Сесилия Макинтош промурлыкала так однажды в Квин Мар… стоп. Наверное, она размякла от алкоголя и марихуаны. И что-то запротестовало в ней, когда Джонни сказала, что она не похожа на обычных людей. Джонни по-настоящему кричала, она была в ярости, ее кулаки сжимались и разжимались. И Шерлок вдруг захотелось остаться с ней только вдвоем, как тогда, когда Джонни говорила: «Потрясающе», и они вместе сбегали в лондонскую ночь. Но все вышло из-под контроля, теперь она это поняла. Она чуть не вскрикнула, и неважно, полна была комната посторонних людей или нет, когда Джонни отошла от нее. Ей пришлось упереться в прохладу окна, чтобы просто удержаться на ногах. И с тех пор каждую ночь, стоило ей закрыть глаза, она ощущала на запястье пальцы Джонни, выводящие на коже мягкие круги. Шерлок терялась, паниковала. Как будто перестала понимать себя. Но теперь она сорок часов расследовала свое первое дело о шантаже, и в ней вновь бежала прежняя кровь, она быстро струилась по венам и пела. Шерлок проследила за дочерью Кляйна, которая отправилась на деловой обед и в паб после работы, а Джонни наведалась в архив и вернулась с документами на деловых партнеров мистера Кляйна. Потом они наполовину случайно столкнулись на улице, улыбнулись друг другу, и Джонни пошла с ней, чтобы взломать дверь в кабинет мисс Кляйн, когда офис закрылся. И вот они снова на Бейкер-стрит: Джонни лежала на полу в майке, обложившись архивными документами; Шерлок, словно наэлектризованная, расхаживала взад и вперед перед камином. Шерлок была все еще загримирована под Билла, многообещающего молодого выпускника Тринити-колледжа, которого нанял на работу мистер Кляйн. Она сняла пиджак, закатала рукава и просунула большие пальцы под подтяжки. — С сорок шестого по сорок восьмой, — говорила Джонни, копаясь в бумагах, — почти все документы об этом деле с нормандской говядиной. — Не имеет значения, — сказала Шерлок, махнув рукой, резко поворачиваясь к Джонни. — Меня интересует период с пятидесятого по пятьдесят первый. Джонни подняла глаза на Шерлок, нахмурила лоб. — За эти годы практически нет документов. — Вот именно, — сказала Шерлок. — Ты думаешь, это подозрительно? — с сомнением спросила Джонни. — Вот письмо, в нем сказано, что за это время его дочь перенесла несколько операций. Может, он взял отпуск, чтобы побыть с ней. Шерлок фыркнула. — Потом увидишь — его жена умерла в сорок восьмом в возрасте двадцати лет, и в день ее похорон он вроде бы провернул несколько сделок. — Может, он исправился? — предположила Джонни. — Нет, нет, нет. Из формулировки письма от декабря пятьдесят первого ясно, что его за что-то арестовали. Скорее всего, он провел эти два года в тюрьме. Он полагал, что в его интересах сохранить это в тайне и восстановить старые связи после освобождения, чем объяснять всем своим партнерам, почему его посадили. — Думаешь? — Джонни была впечатлена, но не убеждена. — Разумеется, — сказала Шерлок. — Просто взгляни, как изменился его почерк с сорок девятого по пятьдесят второй, не говоря уже о том, насколько чаще он употребляет слово «прочь». Но… — Но? — Джонни села и подалась вперед. Летние веснушки снова начали обсыпать ее плечи. Шерлок резко сменила направление и зашагала в другую сторону. — Хотела бы я знать, за что его взяли, — расстроенная, сказала она, пиная ногой в сторону камина. — Душу продала бы за пять минут с его уголовным делом. Наступила короткая пауза. — Это так нужно? — спросила Джонни. — В смысле… ты думаешь, это важно — знать, почему его забрали? Шерлок развернулась. — Ну, давай подумаем, — резко сказала она. — Если его осудили за шантаж или кражу, то мы узнаем тип преступления, с которым в настоящий момент имеет дело мистер Кляйн. Не говоря уже о том, что личность жертвы послужила бы отправной точкой, по которой можно вычислить его перемещения и характерный почерк. Скорее всего, это займет два дня нашего расследования. Учитывая, что шантажист должен связаться с мистером Кляйном в течение двадцати часов, знать, за что его посадили, может оказаться весьма полезным, да. — Она остановилась, тяжело дыша. — Да, — сказала Джонни, поджимая губы. — Я понимаю. — О, это все чепуха, — застонала Шерлок, бросаясь в кресло. — Единственный из моих знакомых, кто может нам помочь, в отпуске в Девоне. Прочтешь мне еще раз ту статью из «Кроникл» от августа пятьдесят третьего? Она закрыла глаза, сцепила пальцы под подбородком, но Джонни молчала. Шерлок почувствовала, как газетная вырезка касается ее голой руки и шелестит у нее на коленях. — Прочитай сама, — сказала Джонни веселым голосом. — Сама постигай галиматью, которую печатают Таунсенд-Фаркухар и его прихвостни тори, нам же это страшно пригодится. Расскажешь мне, о чем там, пока меня не будет. Шерлок открыла глаза. Джонни натягивала рубашку и кожаную куртку. — Куда ты? — спросила Шерлок. — Прогуляюсь немного, — ответила Джонни все тем же сладким голосом. — Но дело… — Шерлок показала на разбросанные по полу бумаги. — Да, вообще-то… может, из-за него я и ухожу, — сказала Джонни. — Не хочу ничего объяснять. Ты ведь никогда этого не делаешь. По дороге к двери она похлопала Шерлок по плечу, и Шерлок смутно осознала, что это их первый физический контакт после той ночи в Челси. — Не забудь чего-нибудь поесть, — бросила Джонни, закрыла за собой дверь, и с лестницы раздался стук ее ботинок. Шерлок вернулась к вырезке из «Кроникл», внутри нее словно погас огонек. *** К трем часам утра Джонни не вернулась, и Шерлок ощутила себя подавленной. Четыре часа она была сосредоточена. Она перелопатила скупые записи, связанные с заключением подозреваемого и более веские доказательства его освобождения. Она очистила стену напротив камина и прикрепила главные детали, выстраивая их по порядку и меняя местами, ища связи. Копалась в причинах и следствиях. Мысленно лопатой рыла глубоко запрятанные корни; затем внезапно поднималась на поверхность, чтобы с удивлением обнаружить старый факт в новом сомнительном свете. Шерлок рванулась вперед, вскрикнув. Переместила вот ту заметку туда; несколько минут стояла, раскачиваясь, без остановки бормоча себе под нос. Наконец, снова бросилась вперед, сорвала со стены договор купли-продажи –вот он, ключ к разгадке, спрятанный у всех на виду, потому что если бы Джонни просмотрела постельное белье преступника после возвращения из… Она обернулась, ухмыляясь — квартира была пуста. В ней стояла гробовая тишина, которая воцаряется после внезапного прекращения всякого шума. Ну конечно Джонни не вернулась, подумала Шерлок, с щелчком захлопнув рот. Нахмурившись, она посмотрела на договор купли-продажи и откинулась на спинку кресла. Джонни куда-то ушла? Три, четыре часа назад, сейчас? И как долго она разговаривала с ней? В конце концов, это не имело значения. Она соединила цепь событий в своей голове. И эта воображаемая слушательница помогла ее мыслям течь. Только Джонни сказала: «Да, вообще-то… может, из-за него я и ухожу». Глупо, что Джонни до сих пор не вернулась. Потому что Шерлок раскрыла дело, довела до ума и знала, что сказать мистеру Кляйну, когда первым делом позвонит ему с утра. И чем Джонни занималась в три часа ночи, вместо того, чтобы спокойно сидеть на полу, слушая рассуждения Шерлок, что было более полезно для расследования? Шерлок сказала: «Пять минут с его уголовным делом». Но даже Шерлок не имела доступа в участок; не было же у Джонни какого-то особого пропуска в… Офицерка столичной полиции, подсказала память Шерлок. Та проклятая ночь в клубе Джонни прокручивалась в ее голове. «Служит давно, несмотря на феминную внешность и все усилия Управления по демаскулинизации женского батальона». Но «феминная внешность», подумала Шерлок, вскакивая и снова начиная беспокойно расхаживать по комнате. Эти вещи относительны. Стандартам «Ворот» одежда этой — как ее? Дилэни? Донован? почти не соответствовала. Она прошипела Шерлок на ухо: «Думаю, она слегка не твоего поля ягода, малышка», туфли и юбка на ней были самые заурядные. И, конечно, Джонни нравились эффектные, женственные девушки. Джонни спала с Астрид, Мирей, Шивон, той блондинкой в блузке а-ля пейзант, которая танцевала у пианино. Конечно, эта Донован, со странным презрением подумала Шерлок, была не во вкусе Джонни, она едва ли больше тянула на так называемую «фэм», чем богемная версия самой Шерлок. И все же она вспомнила свой собственный голос, говорящий: «но ее и не привлекают ни к каким иным задачам, кроме стандартных «женских». Она возвращает малолетних правонарушителей в любящие руки их мамаш и улаживает семейные ссоры». И все-таки Джонни пошла не туда, потому что, какая им от этого польза? Джонни ради Шерлок может наплевать на свои предпочтения… При этой мысли у Шерлок страшно заныло в груди, она бросилась на диван. Нет, этого явно не случилось, потому что тут не было абсолютно никакого смысла. Пачка сигарет и зажигалка Джонни лежали на столике. Шерлок испытала мстительное удовольствие, подумав, что Джонни захочется курить, а она забыла сигареты на Бейкер-стрит. Она схватила пачку, вынула сигарету, закурила. Нет, подумала она снова, затягиваясь и впиваясь взглядом в потолок, смысла нет. Шерлок просила уголовное дело, а не пересказ из третьих рук от патрульной из женского батальона. Кроме того, она вспомнила, что рядом с архивом размещались женские общежития. Шерлок видела их, когда больше года назад встречалась со своим осведомителем из полиции. И человеку, который иногда работал допоздна, человеку, имевшему ключ — или тому, кто жил в одной комнате с человеком, имевшим ключ — мечту Шерлок о пяти минутах с уголовным делом осуществить достаточно легко. Шерлок закрыла глаза, и образ выплыл на поверхность ее сознания: Джонни стоит за Донован, а Донован за Шерлок, ее теплое дыхание щекочет кудри Донован, а теплое дыхание Джонни щекочет шею Шерлок; рука Джонни тянется, чтобы обхватить Донован за запястье, а затем Донован оборачивается, а Шерлок стоит не шелохнувшись, и прижимает свой смеющийся рот к губам Джонни… Нет, подумала Шерлок, ее глаза снова открылись. Нет, конечно, нет, потому что Шерлок сказала: «Твоя подруга Энди — ее напарница, а иногда и... не просто напарница», и Джонни кивнула. Она согласилась. У Джонни было много девушек, но она была неизменно порядочна, она бы никогда не стала; она может бросить Шерлок, пойти соблазнить и добыть сведения у патрульной офицерки Управления столичной полиции, но она не будет ухаживать за девушкой подруги, а Донован именно такая… Но потом Джонни посмотрела на Шерлок и ответила: «Хотя я бы не сказала, что мы друзья». *** К пяти утра у Шерлок началось головокружение. Когда Джонни была дома во время подобных ночных бдений, она насильно впихивала в Шерлок несколько ложек супа или кусков несладкого пирога. Шерлок всегда дразнила ее за это; теперь, оглядываясь назад, она подумала, что, возможно, была не права. А может быть, дело в том, что сразу же после раскрытия дела Шерлок вернулась туда, откуда начала: лежала на диване и думала о Джонни Уотсон. Думала о том, кого касается Джонни; и как эта девушка касается ее; и захочет ли Джонни касаться Шерлок, если только Шерлок готова стать немного... другой. Но нет, она не стала бы другой. И не станет. Это невозможно, но… Но почему невозможно? Она так чувствовала, но почему так? Она поймала себя на мысли, что пытается торговаться: что, если только на одну ночь? Совсем ненадолго? Сейчас ей было дурно и противно, она лежала на диване. Брезгливость должна была предназначаться Джонни, но почему-то распространялась и на саму Шерлок. Почему бы, в конце концов, не надеть коктейльное платье и туфли на шпильках? Какая разница, наряжаться ли бухгалтером Эваном или Лурдес, билетершей-кастилькой или машинисткой Бетти Конвей. Какая разница? В чем разница? Она сердито раздавила сигарету в пепельнице, стоявшей на полу. Логично, что Шерлок подумала о бале у Карратерса. Раньше на нее накатывала ярость каждый раз, когда вспоминала о нем, потому что Джонни была права. Они привлекли бы меньше внимания, если бы пошли как пара, Джонни в костюме и Шерлок в черном кружевном платье Жанетт. А Шерлок отказалась, скомпрометировала их и проделала посредственную работу, когда могла бы — выдающуюся. С каких это пор Шерлок Холмс выбирала посредственность? Она пнула подлокотник дивана; ее нога соскользнула и сбила китайскую лампу со стола. Лампа ударилась об пол и отскочила, к глубокой досаде Шерлок звука разбитого фарфора не последовало. Самое обидное, что сама Шерлок даже не рассматривала такую возможность, пока Джонни не протянула платье Жанетт и не предложила Шерлок надеть его. У нее развилась какая-то избирательная слепота? Неужели она так привыкла обходиться без атласа, каблуков и кружева, что они больше не приходили ей в голову? Как мог человек… нужный человек, призналась она себе, снова пнув диван, как такая мысль могла прийти на ум именно Джонни Уотсон, а не самой Шерлок? Это было унизительно. Она глубоко вздохнула, очистила разум. Она не думала о руках. Ни о губах Джонни, ни крепких очертаниях ее веснушчатых плеч. Она закрыла глаза и осторожно, с опаской представила себя на балу Карратерс в черном платье Жанетт. Шерлок и Джонни могли выдать себя за приглашенных гостей вместо того, чтобы красться через черный ход. Она вспомнила очаровательные улыбки на лицах хозяина и хозяйки; вообразила, как сквозь ресницы смотрит на бармена, его раскрасневшееся лицо, когда он наклонился, чтобы сказать ей, где мистер Мортимер. Они могли обнаружить объект своего наблюдения на несколько часов раньше. Она подогревала собственное воображение. Ничего... ничего страшного, подумала она. Во всяком случае, все могло бы пройти более гладко. Она дышала медленно и глубоко. Потом она осторожно представила себя в вестибюле. Рядом стояла Джонни, часто дышала Шерлок в шею, ее твердый нож вдавливался ей в спину. Шерлок в тот раз была Эваном, но это… отвлекало. Теперь Шерлок задержала дыхание, переключила память, оделась в черный шелк и стала ждать. Все тихо. Джонни дышит в ее голую шею. А потом: Джонни переворачивает ее, прижимает к стене, обшитой деревянными панелями. Шерлок вскрикивает, зубы Джонни на ее голой ключице… В вестибюле голова Шерлок стукается о стену, в одиночестве на диване она ахает, выгибает спину, а в вестибюле… О боже, губы Джонни прямо через шелк трогают ее грудь. И Джонни трется о бедро Шерлок, и ее медовые руки поднимают полы черной с запахом юбки, раздвигают Шерлок ноги. Бедрами и руками она пришпиливает ее к стене, Шерлок вцепляется пальцами в волосы Джонни, подтаскивает губы Джонни к своему уху, и слышит ядовитый шепот: «отвратительная… тупица, серая мышь… ты меня разочаровала… ты просто смешная жалкая лесбиянка… все над тобой смеются… с тобой даже в Лондоне никто говорить не будет… ха-ха-ха…» И ее спина рухнула вниз, воздух выбило из легких. Пальцы скрючились; горло сдавило; глаза распахнулись; Шерлок вцепилась в диван, задыхаясь. Нет, нет, не думать об этом, так не может быть, это не Джонни, этого не случилось, этого не было, это было не так, это даже не те слова. Опершись рукой о диван, она с трудом встала, голова кружилась, перед глазами плясали точки. Дело, подумала она. Дело, интересные вещи: невинные вещи, такие как опасность. Надо уехать из Лондона. Постепенно дыхание восстановилось. Подойдя к двери, она, наконец, почувствовала свои ноги. Она накинула легкий пиджак Билла и стала спускаться по лестнице. Вот-вот откроются кафе для рабочих, сварится чай для жаждущей завтрака толпы. Тем более Шерлок нечего сказать Джонни, когда та вернется домой. *** Она вернулась домой в восемь тридцать, наевшись и напившись чаю, дав мистеру Кляйну свои инструкции в обмен на немалые бонусы от его жены-портнихи. Джонни ушла на работу, но на холодильнике была приколота записка: «Шантаж. Тюрьма Пентонвилл, июнь 1950 — сентябрь 1951 гг. Жертва — Реджинальд Миллер. Я в гараже до 4. Надеюсь, это поможет. ДУ». Шерлок скомкала записку в ладони. Подтвердившаяся гипотеза всегда похожа на силу тяжести: она словно сбрасывала, а не взваливала на тебя груз. Стоя в бледных лучах света, просачивающегося через кухонное окно, она решила удержать груз на своих плечах. *** 23 мая 1955 года, Бейкер-стрит, 221В,Мэрилебон, Лондон, Англия Но, как оказалось, некоторые крепости выстроены для красоты, а другие, чтобы выстоять. Сломила ее в конечном итоге встреча с Лу. Лу, давней подругой Джонни, или… Шерлок увидела Лу через дорогу, и первое слово, которое пришло ей на ум, было «возмездие», хотя Джонни посмеялась бы над ней и сказала, что реальные люди Немезидами не бывают. В тот день они выполняли поручение Риверсов, и впервые после клуба и вечеринки оказались в Челси. Они шли по тротуару, Джонни смотрела на адреса домов, а Шерлок разглагольствовала. Им было почти легко друг с другом; они вновь сблизились, она уже почти забыла о том, что было. Вдруг челюсть Джонни сжалась, и Шерлок оглянулась туда, куда смотрела она. Лу Макгуайр, в брюках хаки из военторга и зеленом пуловере, шла по другой стороне улицы. Джонни наклеила на лицо улыбку, хотя по ее челюсти и плечам Шерлок видела, что она рада видеть Лу не больше, чем Шерлок. Лу ухмылялась своей змеиной улыбкой и жестом попросила их подождать. Все это было утомительно. Шерлок на мгновение почувствовала, как сжались пальцы Джонни на ее запястье, слишком быстро, чтобы она успела отреагировать. Джонни замедлила шаг, но не остановилась. Шерлок настигло неясное удовлетворение от балагурства Лу, когда она, наконец, догнала их. — Джонни! — закричала Лу, выскакивая перед ними, она остановилась сама и остановила их. Она сердечно пожала Джонни руку, улыбаясь. — И прекрасная мисс Холмс, — добавила она. Шерлок обошла Джонни и протянула руку, демонстративно прямо, а не опустив ладонью вниз. Лу мгновение помялась, а потом пожала ее. — Как дела, Лу? — спросила Джонни. Вежливо, но прохладно. — Идут потихоньку, — ответила Лу. Все трое смотрели друг на друга. — Касс и Хейли все еще ... — О да, — сказала Лу. Шерлок ерзала. Внезапно у нее заболели ноги, от пустой болтовни зудела кожа. — Как долго вы пробудете в Лондоне? — поинтересовалась Джонни. — Месяца два, — ответила Лу, — хотя я сомневаюсь. Мы тут отрываемся, но в Лондоне чертовски дорого. Джонни хихикнула. — Да, если четыре ночи к ряду зависать по кабакам. Шерлок почувствовала прилив нежности, когда Джонни сказала «по кабакам», потому что любой, у кого есть уши, услышал: «В «Воротах», покупая выпивку любой благосклонной цыпочке». Она ухмыльнулась. Лу это заметила, но Шерлок не могла заставить себя угомониться. — Ну, — елейным голосом сказала Лу, — не все пользуются таким успехом, как ты, Джонни. — Прости, — сказала Джонни, поглядывая на часы, — каким успехом? — Ммм, а кто же тогда счастливая офицерка? — Да о чем говоришь? — немного нетерпеливо переспросила Джонни. — Какая офицерка? Шерлок снова заерзала. Ноги нестерпимо ломило от веса ее неподвижного тела. — Нам действительно нужно ... — начала она, выпячивая плечо вперед, но Лу оборвала ее, и Шерлок умолкла. Она отступила, тяжело опираясь на пятки. — Да брось, — сказала Лу. — Я видела тебя утром. Дня четыре или пять дней назад? Ты выходила из Пето-Хаус. — Выходила из ... — повторила Джонни. Шерлок закрыла глаза. — Дааа, — процедила Лу, прищурившись. — Удобные комнаты у дамочек из столичной полиции. Кажется, припоминаю, что у Нэнси Харроу была целая одиночная хата в Пето. А может, не только у нее. Четыре, пять дней назад, подумала Шерлок. Она мгновенно вспомнила, как комкала записку в руке. Свой собственный голос: «Душу продала бы за пять минут с его уголовным делом». Она ощущала себя пустой и тяжелой. — Кроме того, — сказала Лу, когда Джонни не ответила, — соседку всегда можно сплавить. Я слышала, Салли Донован жила с девушкой, которая только что уволилась из полиции, чтобы выйти замуж. Шерлок моргнула, потом повернула голову. Джонни не смотрела ей в глаза. Шерлок упорно смотрела на ее профиль. Она смутно сознавала, что Джонни все еще разговаривает, что она скривила губы и говорит с отвращением: «Разве твой отец никогда не говорил тебе, Макгайер, что джентльмен не целуется и не болтает попусту?» Но Шерлок как будто слышала все это из дальней дали, сквозь сгустившийся воздух, сжимающий ее голову. Груз внутри нее накренялся, от этого тошнило, и кружилась голова. — Ты не была такой привередливой, когда дело касалось Аны Виласеки, — говорила Лу. Шерлок стояла на тротуаре и почувствовала, что это случилось. Груз опрокинулся и соскользнул с нее. Джонни сказала что-то вроде: «это дела десятилетней давности», и Шерлок уставилась на профиль Джонни, онемев от осознания. Она хотела продолжать жить так, как они жили. Неугомонная Шерлок всегда бдительно охраняла неприкосновенность цитадели своего Я, а Джонни тем временем приводила домой Шивон, Салли, Мирей, Астрид, они ночевали у них дома: обычные люди, им нечего было защищать. «...думаешь, ты имеешь право упрекать меня Аной», — говорила Джонни. Шерлок смотрела на профиль Джонни, она устала как собака. Она думала о том, как столкнется с бесконечной чередой серьезных запросов Джонни, и снова и снова будет упорно отстаивать заведомо ошибочную логику вещей. Потому что Шерлок не была логична, когда порвала платье незнакомки в ответ на невинное предложение. Вес стал слишком большим, чтобы его удержать. Фундамент пошел трещинами. И Джонни уже ступила за ворота. Она работала с Шерлок, а между работой и цитаделью не было никакой разницы. Лу насмехалась, бормотала что-то вроде: «...жить практически с другим бутчем, Джонни, это тревожит», и смысл ее слов добрался до мозга Шерлок. На мгновение ей стало грустно, потом на мгновение она разозлилась. Потом еще на одно мгновение и еще. А потом она поняла, что… сдается. Так суждено, подумала она, когда Джонни повернулась и зашагала прочь, оставив Лу шипеть на тротуаре. Шерлок была сломлена, она рушилась. Защита стала невозможной. Шелк, атлас, улыбки, шпильки — все это гораздо легче, чем то, что Шерлок чувствовала сейчас.