И губы меняют очертания 14/20

Глава 13. 29 мая 1955 года, 11-50 ч, Клуб «Ворота», Кингс-роуд,239, Челси, Лондон, Англия Джина распорядилась, чтобы на кухне девушек покормили: холодным ростбифом на ржаном хлебе и по полпинте какого-нибудь эля каждой. Они ели, усевшись рядом в баре. Джонни проглотила свою еду, почти не ощущая вкуса, и уставилась на Шерлок, которая в свою очередь смотрела в пустоту. Шерлок, думала она, расследует убийство. Шерлок двигала бедрами навстречу ее зубам в переулке. Шерлок наняли, чтобы восстановить доброе имя Смити, которую, как ни странно, зовут Мейбл. Шерлок хотела ехать в Корнуолл на мотоцикле Джонни после восьми месяцев упорных, до изнеможения, шляний по Лондону до трех утра, когда можно было доехать на байке. Все это чересчур. Может быть, что-то изменилось, а может быть, изменилось всё, подумала Джонни. А может быть, триста миль пешей прогулки просто слишком далеко, даже для таких упрямых ног, как у Шерлок Холмс. 29 мая 1955 года, 13-10 ч, «Автосервис Стэмфорд», Юстон-роуд, Сент-Панкрас Лондон, Англия Шерлок едва согласилась остановиться на Бейкер-стрит, чтобы положить в дорожную сумку Джонни смену одежды и кое-какую снедь, которую удалось найти в холодильнике. Так что всего через несколько минут Джонни уже выкатилась на Винсенте из больших двойных дверей автомастерской Стэмфорд, снова и снова извиняясь перед Микки за то, что прогуляет смену. Микки отмахнулась, ухмыляясь, и сказала: «Мистер Николсон все равно больше доверяет свой карбюратор мне». Джонни посмотрела на нее с усмешкой, в то время как Шерлок переминалась за дверью гаража в своем богемном костюме и слишком больших американских ковбойских сапогах, которые, вопреки всякой логике, оказались единственной подходящей обувью для езды на мотоцикле, которая у нее нашлась. Джонни ударом ноги выбила подставку и повернулась на сиденье, оставив двигатель на холостом ходу. Шерлок вздернула подбородок. Она выглядела так, будто не хотела садиться, но когда Джонни жестом подозвала ее, она с легкостью подошла. Джонни глубоко вздохнула и занялась делом: показала Шерлок, куда поставить правый сапог, как перекинуть левую ногу и сесть. Она приказала ей держаться за ее талию или за спинку сиденья. — Не наклоняйся слишком сильно на поворотах, — предупредила Джонни, и Шерлок кивнула, не глядя ей в глаза, — просто расслабься и попытайся влиться в мое, э-э, мое тело, — затем она снова отвернулась, переключила передачу, и они выехали на гудящую, суетливую Юстон-роуд. Шерлок поначалу сидела неустойчиво, робела крепко ухватиться за талию Джонни. Джонни не знала, за что она держится, но несколько раз при остановках чувствовала, как плечи Шерлок резко впечатываются ей в спину. Из-за этого Джонни нервничала при резком торможении, это отвлекало ее на поворотах. Она пожалела, что она не прихватила шлемы, которые Микки хранила на складе в задней части гаража, хотя обычно это никогда не приходило ей в голову. Но к тому времени, как они покинули Лондон, пересекая Темзу между Ричмондом и Кингстоном, Шерлок уже крепко держалась за нее. Руками она оплела талию Джонни, а ладони засунула в карманы ее кожаной куртки; головой прижалась к голове Джонни, уткнувшись подбородком в ее плечо. Они мчались через деревни, по объездным дорогам, а потом по большому шоссе свернули на юг, мимо Бейзингстока и Винчестера на Саутгемптон, направляясь к побережью. «Прошло много лет с тех пор, как я бывала в этих местах», — удивленно подумала Джонни, наблюдая за разворачивающимися перед ней полями и шпалерами вдоль них. Тогда она ехала одна на Винсенте, но не одна по дороге. Это были три трудных, запутанных дня в 1951-м, когда Ана Виласека продала свою квартиру в Барселоне и вернулась в Англию, прежде чем отправиться на «Королеве Марии» обратно в Нью-Йорк и оттуда в Сантьяго. Джонни начала догадываться, что в глубине души вдруг вспыхнул какой-то отголосок былой страсти. В том году она только купила Винсента; Ана одолжила «Квин Энфилд» у подруги, и они угрюмо мчались друг за другом по дороге на юг, а моторы мотоциклов кашляли и визжали. Они допоздна катались в сырой темноте, давно упустив тот час, когда прогулка перестала быть приятной и даже безопасной, сбегая от перспективы сидения за столиком в придорожном пабе, прижавшись друг к другу, слишком быстро опустошая пинты и говоря о чем угодно, кроме этой немодной и отчего-то позорной темы — войны. Джонни приехала на Винсенте в Лондон и с тех пор больше не покидала город. Но теперь, сегодня, когда они с ревом спустились по длинному склону близ Борнмута, обогнули поворот и бросили первый взгляд на серый пенистый Канал, Джонни показалось, что мотоцикл почувствовал жадность до дороги. Вес Шерлок сместился, управлять рулем стало неудобно. Такое случалось с каждым пассажиром; но Джонни забыла, насколько отличается ехать с девушкой по загородной дороге, а не по городской улице. В уличном движении дополнительный вес казался неуклюжим, громоздким, и девушки из «Ворот» в парадных платьях изящно сидели и ждали, когда их довезут до места. Но на скорости, на шоссе, теперь, когда Шерлок плотно прижималась к спине Джонни, дополнительный вес сглаживал движение. Мотоцикл стал более устойчивым, огибал повороты при легчайшем прикосновении к рулю, прочно держал сцепление с дорогой, когда они тормозили. Между Уэймутом и Бриджпортом они проехали совсем близко от береговой линии. Солнце вырвалось из покрова облаков и позолотило зеленые поля, спускавшиеся террасами к бесконечной водной глади; и плавность и основательность движения мотоцикла посреди всей этой красоты навевало отрадное, счастливое, полнокровное чувство. Так промелькнули несколько часов, и Джонни не нужно было думать о том, что все это может значить. Они срезали путь в Сидмуте и направились к болотам. В начале седьмого Джонни свернула с дороги у полуразрушенных ворот. Она перекинула сумку через плечо, Шерлок вытащила зимнее пальто из багажника, они перебрались через ворота и пробрели полмили по холмистой зеленой земле. Джонни украдкой поглядывала на Шерлок, ее сапоги и развевающиеся кудри. Они постелили пальто Шерлок на каменистую вершину холма, сели на него, скрестив ноги, и под защитой выветренной гранитной глыбы принялись есть миндаль, вчерашний бекон и пшеничный хлеб с медом. Разрывы в облаках стали более частыми. Шерлок вытянулась на спине, закрыв глаза, солнечные пятна плясали у нее на лице. Джонни разрезала яблоко перочинным ножиком, сама ела по одному ломтику, а Шерлок скармливала по два, прижимая фруктовую мякоть к ее губам. Шерлок открывала рот и вслепую тянулась за яблоком скользким розовым языком. Когда яблоко было съедено, Джонни окинула взглядом лежащую Шерлок. Ее пальцы были переплетены на животе, крепко, почти как гранит. Наверное, она размышляет о доказательствах, подумала Джонни. О сроках, мотивах и возможностях. Она вспомнила, как дрожал голос Шерлок, когда она сказала, что ее наняли расследовать ее первое настоящее убийство. И теперь мышцы снова двигались под кожей ее длинной шеи. Сердце Джонни забилось. Ей так хотелось прикоснуться. Она наклонилась, неуклюже и медленно в своей кожаной куртке, не желая испугать, и поцеловала липкий сладкий рот Шерлок. Она была нежной и ожидала нежности. Но рука Шерлок поднялась, схватила ее куртку и потянула на себя, и рот Шерлок раскрылся под ней, неистовый и страстный. Джонни потеряла равновесие и упала боком на вытянувшуюся на граните Шерлок. Ноги Шерлок переплелись с ее ногами, свободная рука вцепилась ей в волосы, и Джонни подумала: «Ах». Ах. Через несколько минут Джонни отстранилась, тяжело дыша. — Я подумала, — сказала она, приподнимаясь на локтях, — я подумала, что отвлекаю тебя. Вдруг ты… вдруг ты размышляешь о деле. Шерлок посмотрела на нее сквозь темные ресницы, ее глаза напоминали мутные воды Канала. — Я думала, — странно мрачным голосом сказала она, — о том, как мы ехали с тобой. О том, каково это было. — Она снова закрыла глаза, поморщившись. — Это оказалось лучше, чем я думала. Джонни смахнула локон со лба Шерлок. — Ты думала об этом? А как же… — Она сделала паузу и передразнила великосветский тон Шерлок: — «Не хочу умереть в цвете лет»? На свою беду она так отчетливо видела лицо Шерлок — уголки губ опущены, лоб наморщен, просто маска личного оскорбления за общемировой идиотизм, — что хрипло засмеялась. В смехе сквозила нежность. — Да, — отрезала Шерлок, отворачивая лицо и снова откидываясь на спину. — Я думала об этом. — Почему же не попробовала? — спросила Джонни. — Я никогда не понимала, почему. — О, ради всего святого, потому что это так… — Шерлок облизнула губы и прикусила язык. Она, по-прежнему притягивая к себе Джонни взглядом и руками, приподняла подбородок и слегка приоткрыла рот. Дыша так, будто опять вот-вот поцелует. — Потому что из-за него мне так хочется… Хочется… Трахнуть тебя, господи, Джонни, при одной мысли об этом. — Ты. — Джонни вдруг с трудом сглотнула. — Правда? — Она все еще лежала на Шерлок. Глаза Шерлока сузились. — Когда мы возвращалась домой после расследований, — сказала она почти сердито, — у меня жутко болели ноги. И я думала о том, каково это, прижаться к твоей… заднице и плечам, когда огромный двигатель будет вибрировать между наших ног, — она выгнулась на скале, и Джонни ахнула: — О Боже! О боже, ты читаешь мои мысли, — глаза у нее широко раскрылись, рот пересох, руки впились в бока Шерлок под черной хлопчатобумажной водолазкой. Шерлок говорила что-то еще, где-то далеко: «Ты не … я не имела в виду» или что-то вроде того, но все, что могла бормотать Джонни, снова и снова: «Боже мой, о, боже мой». Внезапное желание, давление бедер, язык онемел, в легких не было воздуха. Но потом… Нет, нет, Шерлок выкатилась из-под нее. Откашлялась и выпрямилась. Сказала: — Ну… Скоро закат. Мы ведь тут по важному делу. — Но! — воскликнула Джонни со смехом, наполовину оторопевшая, в ее глазах еще не растаяла изогнутая тень Шерлок на нагретой солнцем скале. Но настоящая Шерлок скрестила на груди руки. Ее челюсть сжалась, дрожа, а ноги казались неправдоподобно хрупкими в слишком больших ковбойских сапогах. — У нас нет времени на пустяки, — сказала она, и Джонни, ошеломленная, собрала свою сумку, и в предзакатном свете они вернулись к мотоциклу. После этого поездка совершенно переменилась. Солнечный свет становился золотистым и малиновым, мягко подсвечивал воду в Салташе, окрашивал розовым огромные пилоны моста Ройял Альберт Бридж. Потом опустились сумерки, и вот совсем стемнело, и воздух стал чистый, прохладный, и пах морем и солью. Но день как особенное, отдельное чудо ушел. Джонни стала беспокойной. Ее кожа дрожала там, где к ней прикасались руки Шерлок. Теперь она просто чертовски хотела, в каждой точке контакта: Шерлок позади нее, прижимается всем телом к ее спине, бедра против ее задницы, дыхание на ее шее. А Джонни, порывистая и размякшая от нежности, руками в перчатках вцепилась в руль, не оборачиваясь, не в силах прикоснуться в ответ. Думая о своенравных, хрупких ногах Шерлок и о том, как ее зубы впились в нижнюю губу, когда она произнесла слово «трахнуть». Все время думая: Шерлок притворялась, ведь она сказала: «Это лучше, чем я думала». К тому времени, как они въехали на стоянку единственного мотеля в Портлоу, у Джонни болели легкие и голова, а кожа стала такой чувствительной, что жесткие швы на куртке натирали ее почти до боли. 29 мая 1955 года, 22-32 ч, Мотель «Гнездо чайки», Портлоу, Корнуолл, Англия В закутке с надписью «администрация» они провели двадцать минут, переминаясь с ноги на ногу, пока беззубый восьмидесятилетний старик жаловался на местные власти, и, наконец, согласился обменять пять фунтов на ключи от номера. Джонни занесла сумку внутрь. Шерлок заперла за ними дверь. Они стояли и смотрели друг на друга, вдруг почему-то засмущавшись. В комнате не было ничего, кроме ведерка со льдом и лампы на тумбочке между двумя узкими кроватями. Нелепо, но две кровати привели Джонни в замешательство. Сдвигать их или не сдвигать? Шерлок выглядела такой неуверенной там, на холме. Это была просто… мысль об этом причиняла Джонни боль. Поэтому Джонни сказала: «Ну, я в душ», и, поддавшись собственной трусости, закрыла дверь в ванную. Ванна была маленькая и чистая, вода неожиданно оказалась горячей. Джонни вдохнула пар через рот, а в голове, как заевшая граммофонная пластинка, повторял голос Шерлок: «Я надела его ради тебя… Потому что из-за него мне так хочется… У нас нет времени на пустяки». Боже. Как же все это увязать вместе. Она дышала, а внутри давил камень. Когда она вытиралась, Шерлок постучала в дверь и не стала ждать ответа. Она вошла, завернутая в полотенце, скрестив руки на груди. Джонни натянула пижамные штаны, вода с нее все еще капала на коврик. — Прошу, — сказала она. — Ванна приличного размера, так что… — она двинулась, чтобы протиснуться через дверной проем в главную комнату, но Шерлок поймала ее запястье. Джонни застыла, затаив дыхание. — О том, что было, — сказала Шерлок, поднимая голову, прохладным тоном, но запинаясь. Комок поднялся в горле Джонни. — Признаюсь, я немного волнуюсь. Я не должна была говорить тебе… все эти вещи. Надеюсь, ты не питаешь иллюзий, что я… — Не надо, — выпалила Джонни и сглотнула. — Пожалуйста, не забирай свои слова обратно. Это… — Она резко засмеялась, повернув руку так, что большой палец стал нежно тереть запястье Шерлок. — Черт, да это была одна из самых сексуальных вещей, которые когда-либо случались со мной, так что… пожалуйста, не говори, что это, я не знаю, неправда, или… Или что ты этого не хотела. — Она уставилась на свой большой палец, в тишине потирающий запястье Шерлок. — Все это, — наконец тихо сказала Шерлок. Она облизнула губы. — Это, гм. Это чистая правда. — Боже, — пробормотала Джонни. Дрожь от жара. Круги на коже. — Это не могло быть, — торопливо сказала Шерлок, отворачиваясь и жестикулируя свободной рукой. — Ты пытаешься меня успокоить, но я.. я знаю, что это не могло быть одним из… Джонни уставилась на нее, потом наклонилась, прорычав: «Господи, Шерлок», впилась ртом в ключицу Шерлок, неистово прикусила и отступила. Шерлок не шелохнулась и не возражала, только ее дыхание стало частым и прерывистым. — Ты и не представляешь, — глухим голосом сказала Джонни, прижавшись к отметине зубов на коже Шерлок. — Это занимает первых два места, не знаю, в десятке самых сексуальных вещей за всю мою жизнь, а я ещё даже не… — она сглотнула. Шерлок по-прежнему не двигалась. — Даже не соблазняла тебя, — закончила Джонни. А потом… Потом Шерлок вздрогнула, глубоко вздохнула и прошептала: «О», ее возглас сорвался прямо над ухом Джонни. Интригующе. Чертовски великолепно и интригующе. — О, — снова сказала Шерлок, сглотнула и слегка покачала головой, открыв рот. — Но это не похоже на тебя, — она безуспешно цеплялась за свои бока, но сжимала лишь воздух. — Ещё как похоже, — сказала Джонни. — Я слышу тебя с ними, — сказала Шерлок, по ее замыслу Джонни должна была тут же сгореть со стыда, но этого не произошло. — Через стенку, и ты не… Джонни подняла глаза к потолку и, смеясь и тяжело дыша, положила руки Шерлок на плечи. — Я что каменная по-твоему? Или, не знаю, поразительно бескорыстная? — Ты никогда… — Я старалась не шуметь, но думаю, что… полагаю, сейчас я бы ползала перед тобой на коленях, если бы ты только позволила мне потереться хоть о крошечную частичку тебя, боже, Шерлок, — и она практически уже терлась, стоя в одних пижамных штанах в сырой ванной мотеля, пока Шерлок тихо изумленно ахала, — я не хочу делать того, что ты не хочешь, но я просто с ума по тебе схожу, ты должна знать, я… — Ах, — повторила Шерлок, широко раскрыв рот, словно в потрясении. — Я хочу, — сказала она едва слышно. — Ах. Я хочу этого от тебя. — Ты, — выдохнула Джонни. — Это… Боже. Она хотела толкнуть Шерлок назад, быстро и грубо, но камень у нее внутри рассосался, руки задрожали, и все, что она могла сделать, просто легонько подталкивать ее спиной вперед. Неуверенно прикоснуться к ее бедру; коснуться талии и сделать шаг вперед; дотронуться кончиками пальцев до плеча, шеи, лица с широко раскрытыми глазами, пока колени Шерлок не уперлись в матрас. И вот Шерлок уже села на кровать, все еще в полотенце. Джонни пришлось закрыть глаза, чтобы перевести дух. Ее рука дрожала в воздухе на полпути к завернутой в полотенце груди Шерлок. — Я тоже… собиралась принять ванну, — пробормотала Шерлок, как будто все еще не могла перевести дыхание. Её руки трепетали, прижимаясь к бокам: сломанные крылья, удерживающие полотенце на месте. У Джонни сдавило горло. — Пыль и… э-э, — мямлила Шерлок. Джонни потянулась вперёд, рука стала немного тверже, но лишь немного. Она коснулась махрового полотенца. Полотенце распахнулось по обе стороны от талии Шерлок и ее груди, она была … Джонни вспомнила, как теплый вес дразнил ее руку в гостиничном номере в Челси, как набухло, намокло и томилось всё между ее ног, и услышала собственный стон глубоко в груди. — И, э, ходьба… По болотам, кажется, — говорила Шерлок. Джонни снова закрыла глаза. Она могла… могла просто сомкнуть бедра и кончить, боже, наслаждение уже подкатывало. Она так завелась. Костяшками пальцев Джонни провела по изгибам прохладной от ночной свежести кожи. Шерлок бессвязно бормотала: — Я все еще могу пахнуть… — Мне, черт возьми, нравится, как ты пахнешь, — прошептала Джонни и толкнула ее навзничь на узкую, жесткую кровать. — Ты великолепна, — сказала она или что-то в этом роде, она не была уверена, сползая по телу Шерлок, — всегда, черт возьми, — она присосалась горячим поцелуем к прохладному пупку Шерлок, ее ребру, подмышке, ко всему прекрасному обнаженному телу, куда смогла дотянуться. Обнаженная. Джонни дрожала. Голая, Шерлок.. совсем голая… на ней нет ничего и… Шерлок согнула ногу, просунула между ее бедрами, и это… Джонни разлетелась бы на куски, если бы просто толкнулась бедрами. Она тяжело дышала; унизительно, слишком быстро. Она зажала коленями ногу Шерлок, чтобы остановить ее. Шерлок смотрела на Джонни невероятно широко раскрытыми глазами, почти не мигая. Мышцы живота Джонни дрожали от сопротивления, и вот самый край, так близко, черт, назад, назад, надо сосредоточиться, а потом Шерлок вдруг толкнулась ей навстречу. Губы впились в губы, боже, неумелый язык Шерлок проник в рот Джонни, нога вжалась в лобок, и Джонни вскрикнула, дрожа, схватив Шерлок за задницу, дергая бедрами навстречу ее бедру, снова, снова и снова. Джонни свернулась калачиком, полулежа на груди Шерлок. Когда она снова открыла глаза, Шерлок смотрела в потолок, странно неподвижная. — Ты и правда это сделала, — удивленно сказала Шерлок. — Ты позволила мне… увидеть тебя. Джонни рассмеялась, ошеломленно и хрипло. — Не то чтобы я стала бы спорить, но ты не оставила мне выбора. Боже, — добавила она, будто ей пришла в голову запоздалая мысль. — Я вроде снова могу дышать. — Нет, — сказала Шерлок, закусив губу. — Я ничего не сделала. Джонни отстранилась, приподнявшись на локте. — Ты же понимаешь, что целых два часа пути от Дартмура до сюда я не могла думать ни о чем, кроме того, что ты мне сказала, и о том, как ты это сказала. Шерлок подняла на нее глаза. — Правда? — Да, — ответила Джонни с дерзкой улыбкой. Она наклонилась и нежно прикусила отметину на ключице Шерлок. — Надо же… интригующе, — сказала Шерлок. Сейчас она немного запыхалась, но Джонни видела, что она все еще сомневается и раздумывает. — От одних только моих… Слов. — Да, — подтвердила Джонни, уткнувшись носом в ее плечо. — А я думала, что ты будешь надо мной смеяться. — Нет. — Она скользнула вниз по телу Шерлок и уткнулась носом в тяжелую выпуклость груди. Такая податливость на щеке. Боже. Так чудесно. — Просто я понимаю, что это не очень… э-э… Осуществимо. Столько всего потребуется сделать, и я… Джонни проглотила смех, закатила глаза. — Ну что ж, — сказала она, приподнимаясь с притворно серьезным лицом и положив руки по обе стороны от талии Шерлок, — именно это и заставило меня… — О, — слишком быстро произнесла Шерлок. — думать… — продолжала Джонни. Высокомерный кивок. Как обычно. Не потакай. Не хихикай. — Я просто не могла перестать размышлять о практических аспектах того, о чем ты, э-э, фантазировала, — сказала Джонни и наклонила голову, сосок Шерлок затвердел в ее губах. — Когда ты шла домой и представляла, как едешь со мной. — Она прикусила его, быстро и нежно, Шерлок ахнула, Джонни говорила в ее кожу, выдавливая слова сквозь зубы. — Как тебе хотелось трахаться. — О! — выдохнула Шерлок, мгновенно, будто не могла сдержаться. Джонни позволила себе усмехнуться. — Тогда я представила, — сказала Джонни с серьезным лицом, — например, — она наклонилась и легонько поцеловала Шерлок в губы, потом обвела их большим пальцем, — как ты пришла на Юстон-Роуд после дела Клейна, в мужском костюме. Ты тогда сказала, что у тебя болят ноги, но я представила, что ходить тебе больно по другой причине. Что под отутюженными брюками из «Хэрродс» ты мягкая и мокрая. Шерлок застонала, потрясенная, желающая. Джонни почувствовала мягкую вибрацию большого пальца на нижней губе Шерлок. Она наклонилась, зашептала Шерлок на ухо и удивилась, когда рот Шерлок открылся и вобрал в себя ее палец (мягкое-мокрое-язык). Ей пришлось приложить усилия, чтобы голос звучал ровно. — В глазах остальных ты выглядела как привлекательный молодой юрист, — шептала она, — вот только ты все время представляла, как прижимаешься ко мне сзади и для равновесия обнимаешь меня своими великолепными руками. И отчаянно трешься о мои… ахх, — Шерлок внезапно сильно засосала большой палец Джонни, — о мои бедра, пока не кончишь, прямо в одежде. — Ммм, — промычала Шерлок вокруг большого пальца Джонни. О, вот так, подумала Джонни: вот так, так, она выгибается, как на том пригорке, черт, чудесно. Ее большой палец выскользнул изо рта Шерлок и влажно скользнул по подбородку, по горлу. — Интригует? — спросила Джонни. — Очень, — ответила Шерлок напряженно и тихо. Глаза у нее были широко раскрыты. Джонни провела большим пальцем по грудине Шерлок, ногтем приглаживая волоски на коже. — Еще? — прошептала она. — Да, — выдохнула Шерлок. Джонни нежно провела пальцами по животу Шерлок, мягко царапая ногтями темные жесткие завитки лобковых волос. — Возбуждение от того, что все происходит именно так, — сказала Джонни, стараясь, чтобы ее голос снова звучал непринужденно, — в движении. И может быть… — теперь она пристально наблюдала за Шерлок, — может быть, я буду занята? Да? О Боже, ты… мне придется следить за дорогой. Я бы не могла ни остановить тебя, ни помочь тебе. Мне бы просто пришлось… черт, — бедра Шерлок теперь слабо беспокойно дергались, — я должна была бы вести мотоцикл и просто позволить тебе… позволить тебе использовать меня, чтобы кончить. —О, до… дотрон… , — проговорила Шерлок, — потрогай, — она зажмурилась, как будто от боли. Джонни наклонилась и сорвала поцелуй, грубый, быстрый, с языками; Шерлок постанывала, и жар снова объял поясницу Джонни. — Но потом я подумала, — Джонни отстранилась, задыхаясь, быстро сжимая пальцы между ног Шерлок, где — о, она была… твердой и мокрой, и это зажгло кровь Джонни. Два пальца порхали по клитору Шерлок. Она заставила себя говорить. — Может быть, ты бы предпочла, чтобы я была более активной, например: может, ты бы заставила меня отвезти нас куда-нибудь за город, растянуться под деревом, и… — два пальца быстро погрузились внутрь, и Шерлок содрогнулась, черт, такая красивая, — мотоцикл я бы оставила на нейтральной передаче, а двигатель бы работал между твоих ног. — Наши ноги, — задыхалась Шерлок, — нас обеих, — снова выгибаясь, цепляясь за руку Джонни, и Джонни простонала: «Да», и засунула в нее два пальца, беспорядочно постукивая большим пальцем по клитору. Джонни смутно поняла, что ее бедра снова трутся о бедро Шерлок. — Да, нас обеих, обеих, — выдохнула она, кружа внутри Шерлок полусогнутыми пальцами и большим прижимая клитор, — ты в своей свободной струящейся юбке без… без трусиков, твоя влага пропитывает все кожаное сиденье, и… — боже, что за звуки Шерлок издавала, — а я оборачиваюсь, одной рукой придерживаю тебя, а другой… — Шерлок внутри сжалась вокруг руки Джонни, — держусь за сиденье, чтобы я могла трахнуть тебя, потную, задыхающуюся и о… — Шерлок насадилась на ее пальцы, и Джонни резко двинула их вперед. — О боже как ты красива, давай, Шерлок, пожалуйста, сейчас, — и она сохраняла ясный разум, хотя перед глазами у нее темнело, и она вжималась в бедра Шерлок, снова, снова, снова, чтобы не прекращать легкого, уверенного движения пальцами и сохранить ощущение тела Шерлок, бьющегося в ее руках. 30 мая 1955 года, 08-31 ч, Мотель «Гнездо чайки», Портлоу, Корнуолл, Англия Позже они услышали от старого хозяина мотеля, что на рассвете было хмуро, ходили тучи, но они спали как убитые и ничего не видели. Джонни разлепила глаза в половине восьмого, когда солнце уже светило за облаками, и все машины и здания отбрасывали на землю размытые, но отчетливые тени. Она подняла штору и распахнула ставни, слегка дрожа на прохладном утреннем воздухе. Щелкнула задвижка, дверь распахнулась, и Джонни отпрыгнула, завернувшись в одеяло. Конечно, это была всего лишь Шерлок. Она закатила глаза, увидев перепуганное выражение лица Джонни. — Я тут голая, — возмутилась она. — Могла бы постучать. — Ну конечно, в чем мать родила, — сказала Шерлок, кивая на фланелевые пижамные штаны Джонни. Джонни посмотрела на себя. Они, действительно, все еще сползали с ее бедер: потертые, в розово-зеленую клетку, яркие и уютные. Она вдруг покраснела, вспомнив все, что сказала накануне вечером. — Кроме того, — сказал Шерлок, поднимая черный пластиковый ромб, — я думала, ты помнишь, что ключ у меня. Джонни откашлялась, смущенная. — Ты принесла чай, — сказала она, протягивая руку. — Принесла какую-то дрянь со вкусом бергамота, — поправила Шерлок, протягивая чашку с цветочным рисунком. — Старый морской волк не принял бы отказа. Джонни усмехнулась. — Что еще удивительнее, — сказала она, отпивая глоток, — ты позволила мне проспать весь день. Черт, ты права, это ужасно. — На самом деле, чай был так невкусен, что она на мгновение забыла, где раковина и мусорное ведро, и развернулась, ища способ избавиться от этого пойла. — Хепворт спит до полудня, — сказала Шерлок, забирая у Джонни чашку. — Откуда ты знаешь? Господи, это послевкусие еще хуже. — От старого моряка, — повторил Шерлок. — Он знает всех в деревне. — Сколько же ты с ним разговаривала? Ты ведь ничего не знала о Хепворте. — Художники, Джонни! — сказала Шерлок, нетерпеливо махнув рукой. — Поздно ложатся и поздно встают, они такие… — Ты не хотела меня будить, — сказала Джонни, медленно улыбаясь, во рту был горький привкус мерзкого чая. — Не пытайся отрицать, мне не нужны твои признания в вечной любви, я просто… ой, — пискнула она, потому что Шерлок повернулась и обхватила ее за талию, голая кожа Джонни терлась о грубую шерстяную ткань зимнего пальто Шерлок, и Шерлок поцеловала ее, неловко и мокро, бессовестно пытаясь заткнуть ее, и Джонни рассмеялась сквозь поцелуй. Когда Шерлок отстранилась, Джонни почувствовала, что улыбается. — Ты мне нравишься дерзкой, — сказала она. — Хорошо, хорошо, — сказал Шерлок, закатывая глаза. — Давай, как все в деревне попьем чаю и посплетничаем. Джонни порылась в своей сумке, пряча улыбку и приподняв брови, пока не услышала, как Шерлок сказала: — А может, возьмем английский завтрак. Я голодная как волк. 30 мая 1955 года, 12-33 ч, Барт-Хауз, Портлоу, Корнуолл, Англия Бенджамин Хепворт оказался пожилым мужчиной с жидкими волосами, он плохо слышал и еле ходил, но, к первоначальному удивлению Джонни, все еще очень живо соображал. С порога он громко заявил, что, должно быть, они ошиблись домом, и он никого не принимает; и только после трехминутных сбивчивых и громких пояснений Шерлок, как она восхищается панно в клубе «Ворота» в Челси, он пригласил их войти. Теперь он шаркал, разливая чай по чашкам, и Шерлок заметно дергалась от нетерпения, усаживаясь на белое садовое кресло старика среди буйства увядших колокольчиков. — Ко мне больше не заглядывают гости, — повторил он, улыбаясь и наливая Шерлок чай. — Не подумайте, что я жалуюсь. Я не выношу общество людей на постоянной основе. Вот почему… я переехал в деревню! — Последние несколько слов он выкрикнул ей прямо в лицо, словно заминка служила для эффектного окончания очень смешной шутки, и, хрипло хихикая, направился к Джонни, чтобы наполнить ее чашку. Девушки недоуменно переглянулись поверх его сутулого плеча. — Мистер Хепворт, — сказала Шерлок, повышая голос и вынимая фотографию, сделанную Джиной, из кармана пиджака, — вы узнаете эту картину? — А? Что это у вас там? — Хепворт повернулся и зашаркал в ее сторону. Он взял полароид и с вызовом посмотрел на него. Джонни отхлебнула чая и чуть не выплюнула его обратно в чашку. — Еще нет и часа дня! — пробормотала она. — Ах, небольшой обеденный перерыв никому не повредит, — сказал он, махнув рукой и не оглядываясь. — Хотя благодарность всегда приветствуется. Это мой последний рождественский бренди. — Он помахал полароидом перед лицом Шерлок. — Конечно, я это узнаю! — закричал он. — Я нарисовал эту чертову штуку, не так ли? — Да, — сказала Шерлок, сверкнув улыбкой. — Мы подозреваем, что вы. Хепворт фыркнул и поплелся на свое место напротив Шерлок. — Никаких сомнений, — сказал он. — Меня от этого воротит. Терпеть не могу свой стиль тех лет. Небрежная работа кистью и палитра, на которой настаивал Боаз, боже мой. Парень думал, что получится «гармонично». Выглядит, будто кто-то насрал на стены. — Его смех был внезапным, похожим на лай, на удивление совсем не хриплым. Джонни в замешательстве отхлебнула чаю с примесью бренди. — Конечно, — сказал он, отпивая из своей чашки, внезапно оживившись, — большую часть этих лет я был мертвецки пьян. Что вы хотите узнать об этой картине? — Вы помните женщину, которой на ней изображена? — спросила Шерлок. — Конечно, — сказал Хепуорт, покачиваясь вперед и назад. Джонни подумала, что если бы его попросили рассказать историю, он бы потребовал кресло-качалку. — Это полицейская, — сказал он, — та, что была предательницей, как ее звали? Аллен что ли? — Мэри София Аллен? — выпалила Джонни. Хепворт ударил кулаком по столу. Чашка затряслась. — Нет, погоди. Нет, я ошибаюсь, то есть да, ее так звали, но это была не она, нет, не она. Это была ее подруга. — Эта женщина дружила с Мэри Софией Аллен? — спросила Шерлок. — Ну, — сказал Хепворт. — Так мы называли это в приличной компании. Джонни поперхнулась бренди. — Эта женщина была любовницей Мэри Софии Аллен? — спросила Шерлок, в то время как Джонни изо всех сил тонкой кружевной салфеткой старалась счистить с рубашки чай с бренди. Хепворт усмехнулся. — Так или иначе, я не могу сказать определенно. Свечку никто не держал. Но в этом нет ничего удивительного. Я не уверен, в курсе ли вы, — добавил он, переводя взгляд с Шерлок на Джонни, — но даже в те годы у «Ворот» была интересная репутация. — Да, да, — сказала Шерлок, морщась. — Мы в курсе. — Я в этом, — продолжал Хепуорт, — кое-что соображаю. Тем не менее, так или иначе, они были близки. Закадычные подружки и вечно пьяные в стельку. Эринс! — сказал он, снова хлопнув по столу и наклоняясь вперед. — Эллен Эринс. Шерлок откинулась на спинку стула, глядя на фотографию в своих руках. — Эллен Эринс, — задумчиво повторила она. — Нет, но послушайте, — сказала Джонни, бросая счищать чай с рубашки, это был дохлый номер. — Вы говорите о фашистке Мэри Софии Аллен, да? Подруге Гитлера по переписке? — Она с отчаянием рубанула рукой в воздухе. — Да, — сказал Хепуорт, вставая, чтобы наполнить чашку Джонни. — Но это было до всей этой заварухи. Тогда она служила в женском батальоне лондонской полиции. Мэри Аллен, она создала отдельный женский батальон во время Великой войны. Слышал, как она рассказывала, что сделала это в одиночку, без чьей-либо помощи, и боролась с каждым бобби в городе, чтобы не допустить его роспуска, когда парней демобилизовали. Она приходила в клуб в форме, спина прямая, как у солдафона, и начинала выкрикивать приказы. Спина не расслаблялась, пока она не теряла сознание, и это случалось не слишком часто; она умела пить. — А эта Эллен Эринс, — прервала его Шерлок, — она встречалась с Аллен в клубе? — Ага, — сказал Хепворт, посмеиваясь. Его голос, казалось, становился более молодым и плавным, когда он говорил. — Они там почти всех в страхе держали. Говорю вам, я дрожал от ужаса, они были таким силачками. Аллен с ее армейскими замашками, а Эринс была… репортером, точно. Она была одной из первых женщин-репортеров в одной из больших газет. — В «Обсервер»? — тут же предположила Шерлок. — Нет, нет, — сказал Хепворт, закрыв глаза от солнца, чтобы вспомнить. — Не «Обсервер». Не «Гардиан». Я помню, что это была газета тори, потому что она жаловалась на цензурную комиссию, и на то, как они резали ее репортажи так, что почти ничего не оставалось. Может, «Кроникл»? Или «Телеграф». Шерлок сделала пометку, и через мгновение Хепворт открыл глаза и продолжил: — Ну, можете себе представить, какой отвязной сукой надо быть на этой работе, простите за выражение, но это правда. Она такое рассказывала! Рассказывала так громко, что слышал весь бар, и никто не смел жаловаться на нее. Мужчины-репортеры пытались обставить ее, украсть ее репортажи, или выдавали ее тексты за свои. На их месте я бы давно лишился яиц. Она смотрела на тебя, как будто хотела вырвать тебе кишки разбитой бутылкой скотча, только жаль так попусту тратить хорошую выпивку. И Аллен, виснувшая у нее на плече, казалось, тоже только об этом и мечтает. Странно, подумала Джонни, слышать о «Воротах» за много лет до Теда и Джины, после одной войны, но еще до ее собственной. Клуб всегда почему-то казался ей своим: это было неизменно, как Провидение. Но ведь было время, когда никто в «Воротах» не слышал о Джонни Уотсон, и никто в Англии не слышал об Адольфе Гитлере. А Мэри София Аллен в те дни выпивала в Челси с еврейкой. Или… если фамилия Коэн действительно Эринс, разве она еврейка? Она не была похожа на еврейку, ни на портрете, ни мертвой на полу в туалете. Но потом, подумала Джонни, Касс ведь тоже не похожа. — Да, они были суровыми девицами, — говорил Хепворт, — чертовски злыми. Но они были особенными друг для друга, это было видно сразу. Каждый раз, когда одна пила в баре, оборачивалась и видела, как входит другая… она как будто… сбрасывала с себя какой-то груз, всего на минуту. Таких лиц портретист всегда ждет, для… подлинности. Он откашлялся, Джонни произнесла: «Да», может, слишком пылко, потому что Хепворт и Шерлок пристально посмотрели на нее. Она сделала глоток чая с бренди, чтобы сгладить неловкую тишину. — Ну, — сказал Хепворт, — шесть дней в неделю они осаждали это место. Висли друг у друга на шеях, орали и все такое. Держу пари, что именно благодаря им клуб в начале тридцатых не закрылся. Депрессия, знаете ли. — Он замолчал, задумчиво проведя большим пальцем по сухим губам. — Что случилось потом? — спросила Шерлок. — В середине тридцатых, в конце тридцатых? — Хм! — сказал Хепворт, словно придя в сознание. Он снова встал, шаркая, чтобы подлить сначала Шерлок, а потом Джонни чаю с бренди. — Я ведь переехал сюда, не так ли? Еще в тридцать пятом. Больше не мог вынести жизни в городе, когда на континенте снова начались войны. Слишком много людей, слишком много спешки и суеты, и люди стали… уродливыми. Ненавижу их! — добавил он, улыбаясь, весело и беззаботно. — Так вы не знаете, что произошло между Аллен и Эринс? — спросила Шерлок. Хепворт покачал головой. — Мне нужно было немного соли, морского воздуха. Перестать возиться с бумажками раз и навсегда. Двадцать лет уже прошло! Даже не верится. Они сидели в тишине, пили чай с бренди и смотрели на колышущуюся массу травы и колокольчиков, на серую полосу Канала. Шерлок поерзала и сказала: — Интересно, да? Сейчас в «Воротах» никто не упоминает, что Аллен общается с Коэн. Можно подумать, что они едва знают друг друга. — Может быть, она ее не узнала, — предположила Джонни. — Из-за пластики. — Я узнала ее по портрету двадцатилетней давности, — возразила Шерлок, — двадцать минут проведя с ее трупом. Давнюю подругу и, возможно, любовницу вряд ли можно ввести в заблуждение новым носом или подбородком. — Она на мгновение задумалась. — Не говоря уже о том, что Коэн кричала и дралась, Аллен, несомненно, узнала бы ее голос. Джонни поставила свою чашку и запустила пальцы в волосы. — По крайней мере, они никогда не дрались друг с другом. Насколько нам известно. Хепворт вздохнул, все еще глядя на Канал. — Одни прибрежные города трусили, — проговорил он тихо и медленно, — и устояли против прилива. Другие прибрежные города боролись и погибли. Он вдруг стал таким печальным в пятнах полуденного света. Все молчали. Соленый бриз дул им в лицо. Потом Хепворт махнул рукой. — Прошу прощения, — сказал он, моргая. — Это написал один мой друг. Но дружба, она тоже трусит перед бременем лет. Казалось, это ответ на их вопрос. Джонни вздохнула. Она жевала губу и думала. Хепворт без спроса снова подлил ей чай с бренди. — Я все еще думаю, что все это безумие, — сказала она, нарушая долгое молчание, — это ведь все давно в прошлом, не так ли? — Похоже на то, — ответила Шерлок, но Хепворт спросил: — Что вы имеете в виду? — Ведь это совершенно бессмысленно. Если эта женщина, если ее действительно звали Эллен Эринс, и она предположительно ирландка, почему она в середине войны или сразу после войны взяла еврейское имя? Вроде как надо наоборот, верно? Еврейка выдает себя за не еврейку, это понятно, в связи с Гитлером и всем остальным. Но ирландка, выдающая себя за еврейку? В самое опасное для этого время? Когда ее лучшая подруга или, возможно, любовница антисемитка? Шерлок откинулась на спинку стула, слегка жуя пальцы перчаток, как иногда делала, когда воздерживалась от комментариев. Джонни вежливо примолкла, но Шерлок махнула рукой: — Продолжай. Полезно послушать твой мозговой штурм. Хепворт усмехнулся. Джонни закатила глаза, начиная чувствовать влияние бренди. — Хорошо. А что, если она на самом деле Сильвия Коэн? За годы до фашистской угрозы она почему-то жила под вымышленным именем. Наверное, слушать, как Аллен разглагольствует о еврейской проблеме, было ни разу не смешно. Что за … что за человек мог такое провернуть? Шерлок резко выпрямилась в кресле, но Хепворт снова усмехнулся. — Вы пошли в армию в семнадцать? — спросил он, поднимаясь с кресла. — Что вы… — начала Джонни, но Хепворт поднял руку. — Я не хочу разбивать ваши иллюзии, юная леди, — сказал он, слегка запыхавшись, по большей части любезно. — Но Гитлер едва ли изобрел ненависть. В те годы… ну, она не была первым человеком, который выдавал себя за кого-то, чтобы выжить. Они стояли и смотрели друг на друга. Шерлок кивнула, Джонни тоже и протянула руку. — Очень приятно было познакомиться, мистер Хепворт, — сказала она. — Благодарю вас за… э-э … Чай. — Не стоит благодарностей, — уклончиво ответил он. — Следовало бы извиниться за первоначальную грубость, но… Разговоры с людьми, в эти дни… Они довольно обременительны. Думаю, я просто допью чай и прилягу перед ужином. Закаты над Каналом в это время года — настоящее чудо. Руки были пожаты, благодарности сказаны, и Шерлок с Джонни направились обратно к воротам, отделяющим садик мистера Хепуорта от переулка за домом. — Наверное, придется нам немного пройтись, — сказала Джонни, — прежде чем ехать. — Этот бренди… Шерлок засмеялась, кивнула и добавила: — Крепкий. Джонни оглянулась по сторонам, в переулке никого не было. Она обняла Шерлок за талию и на мгновение уткнулась носом в ее кудри. — Обратно в Лондон? — сказала она на ухо Шерлок. — Приканчивать расследование всех этих страстей-мордастей, когда протрезвеем? Проверим, что она скажет об этой пройдохе Коэн? Шерлок задумчиво кивнула, снова жуя перчатку, и ласково оттолкнула от себя Джонни.