Безумец

      В комнате невыносимо душно. Воздух спёрт долгожданной развязкой долгих лет мучительного ожидания.       Джин планомерно выцеловывает кожу под ключицей, шепча, словно в бреду слова любви и обожания, так долго и бережно хранимые где-то под сердцем. Пухлые губы едва касаются разгорячённой кожи, но Намджуну достаточно и этого. Лидер, если честно, до сих пор не может поверить, что это не сон. Что это не полупьяный бред воспалённого мозга, который подбрасывает желаемое, выдавая то за действительность.       Намджун не может поверить, что всё оно оказалось запутаннее, чем являлось изначально. Джин любил — и это факт, неоспоримый и не поддающийся никаким сомнениям, ведь нельзя так целовать нелюбимых. Нельзя так касаться: едва-едва, проходясь кончиками пальцев по предплечьям, изгибам локтей, запястьям, переплетая длинные фаланги между собой, при этом продолжая нежно касаться влажными губами ключиц. Старший спускается чуть ниже, приоткрытыми губами проводя по затвердевшей горошине соска, отчего по груди лидера разбегаются миллионы мурашек. Сокджин влажно целует острую ключицу, выкладывая цепочку к подбородку. Затуманенные, абсолютно ошалевшие взгляды встречаются слишком резко, и старший замирает, прикрывает глаза и обессиленно утыкается в плечо брюнета, тяжело выдыхая: —Пожалуйста, скажи, что я всё делаю правильно.       Намджун переворачивает старшего резко, подминая напрягшееся тело под себя. Густые тёмные волосы разметаются по подушке, и Намджун думает, что даже здесь его хён — само совершенство. Непризнанное искусство — соблазнительное, волнующее сердце, отпечатком выжженное на подкорке его мозга. Искусство, что из раза в раз заставляет пульс учащаться до немыслимых скоростей, а мысли — выскочить и с оглушительными воплями умчаться за границу дозволенного. И хочется скрыть парня от чужих глаз, спрятать в самый дальний угол земного шара и даже не пытаться запомнить хоть что-то из произошедшего — это не потребуется, когда каждый из моментов будет обновляться совместным времяпрепровождением. Неотрывным. Двадцать четыре часа в сутки. Семь дней в неделю. Намджуну хочется, чтобы никогда Джин даже и мысли допустить не мог о том, чтобы отойти от него дальше, чем на расстояние вытянутой руки.        Младший неотрывно смотрит в глаза напротив и улыбается. Абсолютно по-дурацки, но с щемящей нежностью, бескрайней любовью и уютным теплом. — Ты лучшее, что случилось в моей жизни, Джин-а, — шепчет Нам, наклоняясь к лицу парня, — Если ты не готов, мы можем подождать. Правда, — младший кивает, подтверждая свои слова, но потом все меняется, и брюнет вздрагивает, сфокусировав свой взгляд на лице напротив, — Ты главное… только не оставляй меня. Хорошо?       Отчаянно.       «Нелюбимых так не целуют», — в последний раз думает Намджун, податливо раскрывая губы и впуская напористого хёна. Сомнений нет, и никакие щипки за локоть, шлепки по щекам и все прочие усиленные попытки пробудиться — не нужны. Все красочные сны собрались воедино, создавая затягивающий омут обезоруживающей реальности. Намджун обосновывает ладони на узкой талии, сжимая мягкую кожу, млея от её шелковистости и приятности. Губы двигаются лениво, языки сплетаются без намёка на борьбу или права на первенство. Без намёка на пошлость и неправильность.       Намджун опирается на локти, вплетая пальцы в растрёпанные волосы, слегка оттягивая голову в сторону. Джин задушено стонет прямо в губы, разрывая поцелуй. Дрожащими руками, парень тянется к кромке домашних брюк, развязывая тканевые шнурки непослушными пальцами, и оттягивая вещи вниз. Костяшками старший цепляет возбуждённо натянутую ткань белья, и Намджун стонет, зажмуриваясь до белых пятен под закрытыми веками. Сокджин смущённо улыбается, и когда Намджун разлепляет глаза, то встречается с щекой парня. — Ох, хён, — по-доброму сокрушается младший, расцепляя мёртвую хватку на оттянутых до треска брюках, переплетая пальцы и отводя руку в сторону. — Не стесняйся меня, малыш.        Младший садится на колени брюнета, плавным движением стягивая его штаны. — Клишированно, — выпаливает старший, намекая на поношенное «малыш». — Замолкни, — выдыхает Джун, прикусывая соблазнительно выпирающую тазовую косточку.       По комнате разносится глухой стон, разбивающийся по стенам спальни. В головах обоих манящая пустота. Тела волнами захлёстывает удовольствие и старший призывно выгибается, привстаёт на локтях, но тут же падает, когда кончик носа Джуна скользит по его эрегированному органу, плотно обтянутому тканью белья. Лидер сжимает накаченные бёдра Джина, губами прихватывая ткань и стягивая её вниз. — Нет! — вскрикивает парень силясь оттолкнуть, вырваться, уйти от настырного младшего, — Я прошу, нет. Джун, ну остановись, мне… Джу-у-ун.        Намджун, вцепившись сильной хваткой в запястья старшего, ногами удерживает неуёмные бёдра и опускается губами вниз на член Джина. Парень под ним шипит, запрокидывает голову назад, макушкой зарываясь глубоко в подушку. Дрожащей ладонью, старший мягко зарывается во влажные тёмные волосы, не надавливая, но и не отстраняя. Джун опускается практически до конца, пытаясь подавить рефлексы. Язык ложится на член, с нажимом ведя вверх. Джин закусывает палец, затуманенным взглядом наблюдая за дрожащими ресницами лидера.       Сокджин врезается. Сокджин разбивается. Вновь. И осознание того, что с новым днём, с первым скользнувшим в комнату лучом восходящего солнца, собраться больше не получится — переворачивает всё внутри и греет сильнее солнца. Сокджину больше не больно любить.       С хлюпом член выскальзывает изо рта и шумно ударяется о подтянутый живот. Старший вздрагивает, протяжно скулит, отворачиваясь и прикрывая горящее лицо руками. Намджун усмехается, наклоняется и целует низ живота, подбородком касаясь раскрасневшейся головки. Джин втягивает воздух сквозь плотно стиснутые зубы и, наконец, поворачивается, испепеляюще смотря прямо в глаза лидера. — Если ты сейчас решил поиграть в демона-искусителя и его невинную жертву, то это отвратительная идея… Н-намджун, чёрт бы тебя побрал!        Старший хватается за скомканное одеяло, позже вжимая его в своё лицо. Он задушенно хрипит, толкается в горячий и влажный рот резко, глубоко, срывая тормоза окончательно. Намджун стонет, пуская вибрации по пульсирующему органу, подстраивается под выбранный старшим ритм, насаживаясь до основания и смаргивая плёнку слёз. Он не пытается отстраниться — ему так хорошо. Челюсть болит, губы жжёт, но его хён выглядит просто умопомрачительно, выглядывая из-под одеяла и соблазнительно закусывая губы, что цель навязчиво всплывает лишь одна — сделать всё, чтобы запечатлеть как можно больше таких моментов в будущем.       Он верит в завтрашний день. В завтра, где Джин будет наконец только его. Окончательно и бесповоротно.        Лидер сжимает подрагивающие бёдра до красных отметин, втягивая член до самого основания и пару раз сглатывая. Зрительный контакт устанавливается слишком оглушительно. Слишком ярко и старший стонет, вытягивается как струна и сжимает пальцы в волосах Намджуна. Горячая, чуть солоноватая сперма ударяет в горло, щекоча нежные стенки, от чего хочется хорошо прокашляться. Лидер зажмуривает глаза и терпит до того момента, пока беспорядочные хрипы и просьбы не утихают, сменяясь тяжёлой одышкой, а тело под пальцами расслабляется, обмякая окончательно.        Намджун выпускает орган изо рта, напоследок оставляя невесомый поцелуй на тазовой косточке старшего. Горло скребёт когтистыми лапами, губы горят огнём, а собственное возбуждение кувалдой бьёт по голове. Тяжело заваливаясь на спину рядом с Джином, Намджун вздрагивает, когда влажной щекой парень прижимается к его груди, доверчиво вжимаясь всем телом и рукой пробираясь под оттянутую ткань штанов. — Эй-эй, хён, не стоит, — мямлит Намджун, убирая напряжённую руку старшего, — Я сам разберусь, отдыхай. — Но, почему? — Сокджин удивлённо распахивает глаза, — Я сделал… — Хён, — по доброму начинает Намджун, целуя старшего в макушку, — я не хочу тебя напугать. Я хочу сделать всё правильно, Джин-а, но я боюсь не сдержать себя сейчас. Я люблю тебя, хён.       Сокджин улыбается, наклоняется к младшему и шепчет в самые губы: — Но я сильнее, Нам-и.        Собственноручно... To be continued...