Первый день рождения в Берлине

Йорг оглядывает пустую поляну. Примятая трава с россыпью бутылочных стекол, гора ящиков вместо сцены, и выше по склону — лес. Публики нет. — А где девки? — наконец спрашивает он. — Вот от тебя я такого не ожидал! — обижается Дирк. — Тебе-то зачем? — Хотел какую-нибудь завалить, — хмыкает Йорг и приглаживает потемневшую бровь. — Из обреза?!! — Нет. — Но они же живые! Ян! Ян!!! Из-за ящиков показывается взъерошенная светлая голова. — Ну, чего ещё? — Наш маньяк сошел с ума... — Дирк непритворно рыдает, на лиловую рубашку капает тушь. Спиды — или на чём он сегодня — выдержки явно не добавляют. — О, привет! — машет Ян. — Сейчас подойду. Он обегает кучу деревянного лома, цепляется штаниной за что-то, смеётся; потом скачет по склону, стараясь не наступить на осколки. Наконец, подходит к друзьям: — Хорошо, что ты здесь, — крепко жмёт руку Йоргу. — Я же обещал. — Макса ты тоже обещал, — сварливо протягивает Дирк. — А ты — девок. — Вот! Видишь?!! — Зато я бананы принёс. Ян только улыбается, как всегда по-акульи широко, и поправляет Дирку съехавшую на ухо бандану с черепами. Вместе они сооружают из досок и ящиков подобие платформы, застилают её найденным в кустах протёртым ковром. Дирк больше руководит, чем таскает: — А этот левее. Ян! Там неровно выходит. Ну как так?!! Йорг даже рад, что сегодня нет Макса. Две королевы драмы — это было бы слишком. Вечер просто чудесный: по-летнему тёплый, безветренный. На востоке раскинулся город, и за грязной полосой смога едва можно различить телебашню. А здесь пахнет рапсом — ниже весь склон им зарос; и свежей травой, и ещё чем-то приторно-сладким, медовым. — Можно было так не душиться, — замечает Ян. — Твоя сестра точно нам теперь наваляет, — он притягивает к себе Дирка и нюхает, чтобы оценить масштаб преступления. Тот в ответ кусает его за шею. Гитары и провиант — дюжина пива, три связки бананов и коробка зефира — сложены за сценой. Одна из гитар электрическая. — Я не помешаю? — вдруг раздаётся глухой низкий голос. Друзья вздрагивают. У будущей сцены стоит рослая белобрысая девушка с огромной овчаркой на буксирном тросе вместо поводка. Выглядят обе не слишком-то дружелюбно. — Ээ, нет, Клаудиа. Ты нам очень поможешь! — заверяет Ян. — Сможешь танцевать, ну, типа как группа поддержки? Клаудиа хмурится и вопросительно смотрит на собаку. — Гав, — разрешает овчарка. — Смогу. Только покажи, — Клаудиа толкает Йорга в плечо. Тот мигом импровизирует нечто, похожее на танец Годзиллы из «Монстра Зеро». — Колено так и руку так… — Замётано, — кивает Клаудиа и мигом теряет к нему интерес. — Где тут можно… а. Она приматывает конец троса к крайнему ящику, опускается на корточки и принимается мучить собаку, трепать ей шею и наминать уши. «Зоофилка, — огрызается Йорг про себя. — Только свою овчарку и видишь». По его мнению, танец вышел очень даже милым. — Смотрите! Девки! — вдруг выдыхает Дирк и начинает взбивать кружева жабо. Вверх по склону по узкой тропинке к ним движется фигура. Слишком высокая. Одна. Ветер развевает светлые волосы. — Макс? — Ян вскидывает бровь. — Вроде он, не? Йорг сжимает зубы. Кулаки так и чешутся набить эту самодовольную рожу. Тоже ещё, манипулятор выискался. Мерзкий истеричный педрила. Весь в брата. Он даже делает шаг навстречу — поприветствовать бывшего друга хорошим ударом, и наплевать, что подумают парни. Но фигура вдруг застывает на месте — а потом разворачивается и быстро движется вниз. — Нет, не он, — опускает голову Ян. — Наверно, турист какой-то… «Или наш педик зассал», — думает Йорг с тихой радостью. Просто Макс задолбал уже сниться: каждую ночь Йорг то подвешивал его за лодыжки, то затягивал в корсет, так что ребра хрустели, то наматывал кишки на кулак. И почему-то ни разу не удавалось просто выдать по щщам. Во всём сложности! А один раз приснилось — вернее, пришло в полусне, как они едут по пустой трассе на раздолбанном красном фольксвагене. Йорг ведёт, а Макс смотрит в карту, и всё вроде как хорошо, но смутное беспокойство поднимается мутью со дна. Йорг скашивает глаза — и понимает, что сидящий сбоку это не Макс, а так, оболочка одна, как хитин, и внутри — нефтяная чёрная тварь, абсолютное зло. И неизвестно, когда его подменили — зато хотя бы ясно, что делать. Йорг намечает одно из редких деревьев вдалеке и едет к нему, вжав педаль в пол. Тварь шипит и пытается отобрать руль, вывернуть в сторону, но Йорг держит крепко. Ремень врезается в грудь, осколки стекла рассекают лицо. Больно только сверху — ниже пояса его тело раздавлено панелью и креслом. Благословенный перелом позвоночника… Обивка стремительно намокает кровью. Йорг навсегда закрывает глаза — но перед этим вдруг понимает, что пассажирское сидение пусто. Йорг мотает головой. Нахуй такие сны. И Макса... тоже. — Там! Там животное, — вдруг шепчет Дирк и бледнеет, указывая на кусты. И вправду, полузасохшая акация трясётся, будто в ней ворочается дикий зверь. Слышно натужное сопение и злое, кровожадное хрюканье. — Это кабан, — Дирк взлетает на сцену. — Ян! Ян! Тот отважно вспрыгивает следом и заслоняет его. Овчарка рычит, опустив уши, и прижимается к ноге Клаудии. «Темпельхоф!» — пронзает Йорга догадка. Заросли раздвигаются, и на поляну выползает Арнольд. — Почти угадал, — усмехается Дирк. — Какими судьбами? Арнольд поднимает взгляд. Лицо у него грязное и исцарапанное, куртка местами подрана. — Я… заблудился немного. Добрый вечер. — Хорошо, что ты пришёл, — приветливо скалится Ян, спрыгивая с помоста. — Очень здорово! Будешь нашей группой поддержки. Арнольд ошалело вертит головой: — Сумка! — и с несвойственной ранее ловкостью ныряет обратно в кусты. — Он изменился, — наконец, говорит Дирк. — Да, похудел, — соглашается Ян. Повисает молчание. Слышно только, как поёт одинокая птица, высвистывая грустный мотив, и хрипит в кустарнике Арнольд. — А где Хусси, Роман?.. — Йорг кивает в сторону города. — Один работает, другого мать не пустила, — вздыхает Дирк. — Ну, ты понимаешь, Тойфельсберг, все дела. Сатанинские ритуалы! — понижает он голос и шевелит щедро окольцованными пальцами. — Так что баса не будет, — предупреждает Ян. — Хотя его и на записи не было. — И барабанов. — Тяжёлые очень. — И я на вокале. — Окей, — прерывает их Йорг. — А где девки? — Заладил! Вот! Чем тебе не нравится?!! — Дирк со слезами указывает на Клаудию. — Эй, полегче! — возмущается та. — Прости его, он не специально, — улыбается Ян, словно Джокер. В этот момент из кустов снова вылезает Арнольд. Одной рукой он прижимает к груди маленький обитый кожей ящик. — А что там? — осторожно интересуется Дирк. — Еда? — Пробы грунта. Я определяю микробиологический состав... — Ой, вот не надо слов этих длинных. — Здорово! — восклицает Ян. — Это, наверно, задание на курсах? — Не, мне самому интересно. Я взял образцы воды из Шпрее и трёх разных рек, и землю с четырёх точек… чтоб узнать содержание азота… — Так, начинаем! — командует Дирк. Он аж подскакивает на месте от нетерпения. — Да… хорошо, — осекается Арнольд и бормочет что-то под нос. Йорг в очередной раз думает, что бедняга просто попал не в ту компанию. — Вещи мы кладём здесь, — он кивает за сцену. — Так. Клаудиа. Все. Сейчас будет пробный прогон. Я не снимаю. А когда скажу: «Мотор!»… — Открой мне пиво, — Макс суёт ему в руки бутылку и плюхается на траву. — Ты! — в один голос выпаливают все. Даже Клаудиа. Макс морщится, вытаскивая из-под себя стеклянное донышко, и скучающе смотрит на друзей. — Ты совсем пропал. Мы уж боялись, что-то случилось… — начинает Ян. — Например, ты умер, — вторит Дирк. — Как видишь, нет. А это что за прикид? Дирк с гордостью выпячивает обтянутую лиловым сатином грудь (и невольно живот): — Я — граф Дракула! — Пидоракула. С кого ты снял эту рубашку, с собственной бабушки? — Прямо во время похорон, — пытается шутить Ян. — Это новый лондонский стиль, называется «готика»… — Дирк толкает его локтем. Макс вспоминает: — Ёжик. Моё пиво. Йорг молча протягивает ему открытую бутылку. Жаль, нельзя отравить его силой мысли. В Максе всё омерзительно: и выбеленные заново волосы, и потёртая джинсовка — вот наверняка от брата досталась, и сюрреалистично тонкие, паучьи какие-то ноги. Он ещё похудел — скулы совсем заострились… или так и было? В общем, какой-то наркот. Макс запрокидывает голову и делает большой глоток. И тут у Дирка появляется повод: — А что это у тебя на шее? — Ты про синяки? — спокойно спрашивает Макс, отставляя пиво. — Маме будешь рассказывать про синяки, содомит. — Это следы пальцев, — всё так же невыносимо спокойно. Йорг от этого тона готов провалиться сквозь землю. — Пальцев? С зубами? — кривляется Дирк. — Ты лучше свою покажи. — Десять марок! — Так, парни, — Ян поднимает руки. — Давайте серьёзней. Дирк порывается ещё что-то сказать, но прикусывает губу и, надувшись, молчит. Сначала они репетируют без звука: Ян и Дирк положенные три минуты кривляются на сцене, а Макс, Арнольд и Клаудиа пляшут внизу. К сожалению, она не смотрела «Монстра Зеро», поэтому приняла всё за чистую монету. — А почему «казачок»? — улыбается Макс. — Так надо, — сурово обрывает она и старательно прыгает на согнутой ноге. — Ну ок, — соглашается Макс и копирует движения. Рядом пыхтит Арнольд. Йорг закрывает глаза. На это сборище годзилл смотреть больно. Дирк срывает с головы бандану и кидает невидимым группиз. Макс не остаётся в долгу — снимает кеды и, покрутив над головой, отправляет в ближайшие кусты. — Осторожно, здесь стёкла, — предупреждает Йорг. — Поебать, — фыркает Макс. — Ай. Наконец, даже Ян не выдерживает: — Ребята, а может, ну, как обычно? Все трое смотрят на него с крайней степенью интереса. — На дискотеке, — закидывает Ян удочку. Интерес лишь усиливается. — Я никогда туда не ходила, — наконец, признается Клаудиа. — Это мы уже поняли, — цедит себе под нос Дирк. — И я, — зачем-то добавляет Арнольд. — Или... нет. Ян ладонью зажимает Дирку рот и дружелюбно объявляет: — Ну, тогда… как-нибудь. Как умеете. Теперь под музыку! Он включает на диктофоне дрянное, шипящее демо. Пока это лишь мелодия без слов. — Раз-два-три! Раз! Дирк берёт беззвучный аккорд, и оба начинают творить на сцене какое-то пидорство. Ян корчит рожи, изображая виртуозную игру на электрогитаре, а Дирк умудряется бренчать на акустической, перекинув её за спину. — Та-рам-пам-па-ра! Я гнусный пидор, — негромко пропевает Макс. Помедлив секунду, Клаудиа поднимает правую руку и кидает в пространство большое приветствие фюреру. Потом делает то же самое левой. И ещё раз. Арнольд, закрыв глаза, эротично поглаживает собственные бока. Овчарка нервно подпрыгивает на привязи и лает в такт. Это ад. Йорг с тоской смотрит в сторону. На это даже плёнку тратить не хочется. Да, не таким должен был стать его первый коммерческий клип. Может, перенести всё? Нужен магистральный сюжет. И отсылки. Как там говорил этот педик, «команда монстров»? И вправду, если сделать костюмы чудовищ, пообещать знакомым семиклассницам оплату конфетами, раз настоящие девки почему-то не польстились на пиво. Вервольф, Франкенштейн... Да хоть пицца-убийца. Или клоун, вот. Вдруг он замечает отошедшего на край поляны Макса. Тот стоит, покачиваясь как сомнамбула. Внезапно с очередным аккордом его словно пронзает невидимой молнией, быстрой электрической судорогой. Тут же Макс сгибается пополам, утыкается в колени лицом, чуть не падает... Йорг в спешке шарит — скорей, найти камеру, — как назло, она затерялась в траве, уползла, что ли… ведь специально откладывал… А Макс танцует, и это нечеловечески страшно, и круто, и хочется в голос заржать, так нелепо он дёргается — и всё-таки, страшно. И очень красиво. — Это что, типа мош? — вслух удивляется Арнольд. Собака, жалобно скуля, прячется за ящики. Все застывают и смотрят, как Макса ломает, выкручивает, будто его атакуют незримые демоны. Это и вправду похоже на одержимость — и он улыбается, криво и весело, в небо над головой, прогибается до хруста в спине, а потом без сил наклоняется. Больная, средневековая пляска. Но главное — его бледное, заострившееся лицо с обезумевшими тёмными глазами. Йорг наконец-то находит свою беглую камеру, машинально, на ощупь жмёт кнопку записи. Как назло, в этот момент диктофон выключается с громким щелчком. Макс застывает — а потом безошибочно, в первую очередь видит его, Йорга, с орудием преступления в руках. И кидается прочь, вниз по склону. Секунду все молчат, только бьётся на привязи собака. Потом Дирк в ужасе начинает вопить: — Да он поехавший! Я всегда это знал! Ян! Сделай же что-нибудь! Ян! Я не хочу, чтобы он вернулся! «Заткнись», — шипит Йорг еле слышно. Камера всё ещё включена. И он, отогнав тень сомнения, бросается следом по узкой тропинке. С громким лаем за ним мчится овчарка, ящик на буксирном тросе замедляет движение; и орёт упавший с развалившейся сцены Дирк. Но все эти звуки вскоре стихают за спиной. Йорг прибавляет скорости — и за поворотом тропинки в зарослях рапса видит знакомую джинсовую куртку. Макс уже не бежит, он идёт быстрым шагом, опустив голову — как в тот раз, зимой, как всегда. Йорг окликает его: — Эй. Стой. Поговорить надо! Он не уверен, что так надо обращаться к хлебнувшим нездешнего. Наверно, не так, потому что Макс вздрагивает всем телом — и снова бросается прочь. Но на этот раз медленней. Он как-то странно ставит ноги, неуверенно, будто каждый шаг сопряжён с болью. Тоже ещё, русалочка на ножах, хмыкает Йорг, и быстро сокращает расстояние. Макс стягивает куртку и не глядя кидает через плечо. Наверное, в фильмах каких-то увидел. — Очень… смешно. Стой. Вот Макс в пяти метрах, вот в двух… — Стоять! Он не слушается — или не слышит, — и в следующий момент падает ничком от удара в спину. Йорг резко разворачивает его — пусть хочется ткнуть лицом в пыль тропинки, сначала он в это лицо посмотрит. Макс смеётся — весело, зло. Это бесит. Йорг вспоминает про камеру и нацеливает её Максу в переносицу. Поднимается. Делает общий план. Макс лежит и мерзко ржёт. Даже не выглядит напуганным. Йорг ведёт камерой ниже — шея с выцветающими синяками, ключицы, блестящие белые шрамы в вороте футболки. На ней, кстати, логотип KISS. За одно это уже надо убить. Йорг отходит на пару шагов. Макс очень органично смотрится в этой канавке. Можно тут и оставить. Сначала он замечает их в видоискателе, и лишь потом — так. Чёрные синяки на локтевых сгибах. — Что ты… — начинает Макс, и тут же снова сбивается на хриплый, механический смех. Йорг снимает его. Он садится верхом на бёдра, фиксирует намертво, чтобы не дёрнулся — жаль, нельзя совсем намертво, и ведёт камерой вдоль самой кожи: одну руку, другую, инопланетные туманности, разливы чернил. Максу это не нравится. Он пытается отвернуться — но Йорг наступает коленом на кисть, давит камерой сильнее, и край объектива рисует на коже красный рубец. «Лежи тихо, — думает он. — Лежи тихо, или я тебя придушу». Он хочет снять Макса всего. Камера скользит дальше, к плечу, но мешает футболка, и Йорг рвёт её — сначала рукав, а потом вообще раздирает от самого горла до низа, так гораздо приятней. Макс испуганно выдыхает — и тут же опять улыбается. «Весело очень? Раз на хмурый сел? Да? Убить себя хочешь? Я тебя убью!» Йоргу хочется сделать ему как можно больней. Что-то злое и унизительное. Он берёт Макса левой рукой за ремень и тянет вниз — подвздошные кости мешают. Надо будет их раздробить, — упивается Йорг линейностью фантазии, а пока ставит колено на впалый живот и ведёт объективом по коже, оставляя на груди алые полосы, пересчитывая ребра и шрамы, вдавливая кадык… Как бы он хотел взрезать эту белёсую безволосую — оболочку, не кожу, — посмотреть, что там. Есть ли сердце? Или внутри сколопендра, улитка, паук? Как у Темпельхофа. Или там вообще пустота?.. Всё это длится считанные секунды, но кажется — вечность. Однако и вечность имеет конец. С оглушительным лаем на них выскакивает овчарка — и несётся по инерции дальше. На конце троса болтается расхлябанный ящик с висящими пучками рапса, парой веток акации и птичьим гнездом. — Сидеть! Дирк! Сидеть! — кричит запыхавшаяся Клаудиа. Она видит лежащего навзничь Макса и Йорга над ним, и очень по-женски вскрикивает, прижав ладони ко рту. Ей вторит точно такой же взвизг: — Ой, что это? Мамочки! Из-за поворота появилась компания девушек — человек шесть. Они испуганно жмутся друг к другу, все в жёлтой пыльце. — Там собака! — пищит малышка со сбитыми коленками, похожая на Твигги. — Она огромная! — вторит ей другая, с глубоким декольте и мушкой над левой грудью. Другие просто неразличимо ахают и кричат. — Не стоит беспокоиться, дамы, — улыбается Йорг, вставая с земли — то есть, с Макса. — Здесь проходят съёмки… — Дирк там, — Клаудиа угрюмо кивает наверх. Девушки, с опаской косясь на Макса и особенно на Йорга, молчаливой вереницей обходят их. Замыкает цепочку Клаудиа. — А твой пёс… — зачем-то вспоминает Йорг. — Найдётся, — огрызается она и исчезает из виду. Правильно, другой Дирк важнее. Макс лежит неподвижно, уставившись в небо. На груди, на горле в нескольких местах кровоточат ссадины от объектива. Тоже ещё, жертва насилия. Йорг пинает его в бок: — Ну, вставай. — Не могу. У меня ноги болят. Йорг наклоняется — и вправду, ступни изрезаны. Все стёкла собрал. — Молодец, чё. — Иди. «Ага, а потом меня брат твой со свету сживёт. Ну уж нет». Йорг осторожно берет Макса под колени и плечи и поднимает с земли. Иногда хорошо, что друг такой чахлый. — Отпусти меня, — просит Макс, но как-то не убедительно. — Я сам пойду. — Только что не мог, — Йорг бодро шагает вверх по склону. Жаль, что тропинка такая короткая. — Что с бровями-то сделал? — ухмыляется Макс и трётся виском об его плечо. — Разоряешь мамину косметичку? Смотри, это скользкая дорожка. Многие так начинали. — Ничего я не делал. Тебе показалось. — Ну-ну. Осталось разобраться с ремнём и подмышками, и можно будет людям показывать. — Макс. Я в кусты тебя кину. — Не кинешь, Ёжик. Грустно, когда не доложили пигмента, да?

***

У Йорга как раз хватает плёнки на пятиминутное видео с танцами девушек в золотых закатных лучах и кривлянием Дирка. Ян, наверно, устал, поэтому стоит с гитарой почти неподвижно, зато Дирк прыгает рядом, как дурковатый щенок. Иногда он вспоминает, что получил травму, и начинает хромать, скрючившись словно горбун. Но девушкам всё нравится. Запись ставят снова и снова, пока в диктофоне не садятся батарейки. А потом, когда совсем темнеет, они разводят из сухих досок несостоявшейся сцены костёр. Все садятся кругом. Перед этим Дирк отзывает Йорга в сторону и доверительно шепчет: — Здесь шесть баб. Две из них точно лесбы. — Вообще-то, семь, — Йорг косится на Клаудию, которая задумчиво плетёт из прутиков хлыст. — Эта не в счёт. Значит, две для нас с Яном, оставшихся вы как-нибудь поделите. — На троих? — хмыкает Йорг. — Я забыл свой топорик для мяса. Дирк покровительственно хлопает его по плечу и отходит. Пиво быстро кончается, но малышка-Твигги принесла «Шварцхог», и бутылку пускают по кругу. Стиль вампиров-говноедов соблюден идеально. Две подружки и вправду начинают лизаться. Остальные сидят с мечтательно-глупым видом, медитируя на огонь. Дирк уже делает коварное лицо — с таким следует анонсировать оргию, не меньше, — когда Арнольд вдруг негромко икает и говорит: — Гераклит считал огонь первоосновой вещей. — Правда? Как интересно! — восклицает кудрявая, похожая на мулатку. — А ты его знал? — придвигается ближе другая, с отчаянным декольте. Кажется, слышно, как скрипят зубы Дирка. Йорг не пьёт. Сначала он дважды пропускает свою очередь, потом вообще отсаживается в сторону. Для того, что он делает, нужна ясная голова. Макс, в джинсовке на голое тело, безропотно терпит, пока Йорг вытаскивает из его ног осколки. Ни вздоха, ни стона. Пара крупных выходят легко, а вот остальные приходится выдирать одолженным в переносной лаборатории Арнольда пинцетом. — Надо было сделать это, пока солнце не село, — Йорг качает головой и стряхивает чешуйку стекла. — Да. Почему ты не занялся этим раньше? — Ну, я тебе не нянька вообще-то, — хмыкает Йорг. — Ты уверен? — Макс не глядя протягивает руку, и соседка уважительно вкладывает в неё бутылку ликёра. Весенний лес полон странными звуками: непривычно громкими криками птиц, зловещим шорохом листьев, равномерным, едва различимым гулом станции перехвата на другой стороне. Но самые странные звуки издаёт Арнольд: — А милетцы говорили, что в основе всего вода или воздух… но ведь это практически теория атома. А он с ними спорил, ну, Гераклит… Девушки внимательно слушают и млеют. Две ближайшие ненавязчиво раздевают Арнольда: стянув куртку, скатывают серую майку… — Смотри, кажется, наш пузырь счастлив, — улыбается Макс. — Не шевелись, — Йорг вытаскивает последний заметный осколок. — Всё. Макс благодарит его кивком и щедро поливает ступни ликёром. — Что ты… уже пьяный совсем, — Йорг смеётся и отнимает у него бутылку. — Вот, поешь, — нашаривает в полутьме банан. Макс смотрит на него с недоверием. Потом наконец берёт и медленно надрывает кожуру. И осторожно, неловко откусывает. — Я тоже хочу! — капризно заявляет Дирк. — На тебе зефир, — Ян заботливо подвигает к нему коробку. — Бананы закончились. Дирк, насупившись, принимается есть. Но обида всё-таки прорывается: — А вот я хочу знать… почему у меня зефирка, а у Макса банан? Да! — Обычно такие вопросы года в три задают, — хмыкает Йорг. Все дружно ржут — даже Ян утирает слёзы от смеха. Дирк, всхрапнув, поднимается на ноги — чуть не падает в костёр и, пошатываясь, идёт в сторону леса. Ян кидается за ним. — Вот и отлично. Без вагинальных принцесс здесь стало гораздо уютней, — объявляет Макс и снова тянется к ликёру. Мулатка негромко смеётся и продолжает целовать Арнольда. Другая выводит языком узоры на его покрытой редкими волосками груди, и с силой гладит сквозь джинсы. — Смотри, Ёжик. Даже у жирного больше секса, чем у тебя, — замечает Макс. — Нет, правда. Красиво. Молодцы девочки. Две пока незанятых прыскают, но не спешат исправлять ситуацию. — Клаудиа? А как же Дирк? — Йорг трогает её за плечо. — К черту Дирка, — шипит она и кидает плетёнку в костер. — Если что, я про собаку. — Ёжик! Ёжик-Ёжик-Ёжик-Ёжик! — Макс подпрыгивает на месте. А точнее — на куртке Йорга, которую оккупировал. — Да, чего? — Видишь огонек в небе? — Спутник, ну? — Нет! Это ведьма. Сегодня Вальпургиева ночь. — Или Бельтайн! — пищит Твигги. — Точно. Это особое время, когда мир наполняется магией, — Макс обводит всех строгим взглядом. — Пробуждаются духи природы. Вампиры встают из могил. Можно оживлять мертвецов, — кстати, Ёжик, это твой шанс урвать хоть немного ебельного мяса, так что подумай. — А правда, что вы с Дирком тоже умеете, ну, чтобы магия? — Да, про вас слухи ходят. Типа вы сатанисты. — Увы, — вздыхает Макс с горечью. — Мы совершали ритуалы… когда были глупы и наивны. — Расскажи! — в один голос просят девушки. Макс хрустит пальцами и начинает: — Это было давно. Ещё в прошлом году. Дирк и я обнаружили в лавке старьёвщика огромную книгу в потрёпанной чёрной обложке... Из леса доносится протяжный истерический вопль. — М-да, — Макс тянется к обрывкам своей футболки и начинает обматывать ступни лоскутами. — Книга оказалась гримуаром — пособием по тайным наукам. Среди древних формул мы нашли кое-что интересное. Как создать раба! Девушки испуганно охают. — Идеального слугу, голема, зомби. Живое из неживого. Мы взяли тряпичную куклу. Вложили ей в грудь бычье сердце, нарисовали глаза на лице и напитали силой желания. Это не то, что ты думаешь, Ёжик, расслабься. На вершине горы мы установили алтарь и в полночь солнцестояния призвали четырех Князей Ада — Азатота, Астарота, Бегемота и… мнэ-э, Азота, духов стихий и четырёх нимф источников, чтобы… В лесу снова слышится стон, похожий на вой. — Я боюсь! — взвизгивает Твигги. — Это волк! — Вампир, — хмыкает Йорг. — Нет здесь волков. За Стеной все. — Так вот. Окропили нашу куклу водой, взятой из реки в полнолуние. Потом мы надрезали руки. Я пил его кровь, он мою. К ритуалу не относится, но просто очень приятно. — Я видела у него шрамы, да, — авторитетно подтверждает Клаудиа. — Затем мы напоили кровью нашего голема. И что началось! — кричит Макс, вскинувшись. — Ааа! Ууу! Разразилась вмиг буря, которой не видел ещё этот город! Били молнии! Гром гремел, словно это долбаный Апокалипсис!!! И наш голем ожил. Все сидят, поражённые (Йорг — в основном тем, что Макс может так зычно кричать). Даже Арнольд поднимает затуманенный взгляд. — Но это всё плохо кончилось, так что пришлось нам его вскоре убить. Впрочем, это уже совсем другая история. — А не врёшь? — с подозрением хмурится мулатка. — Могу поклясться. Всё, что я рассказал, вполне реально, — Макс даже не выглядит обиженным. — Так что… опасное это дело. Легче найти себе кого-то живого, но в меру безмозглого. Ёжик, принеси мои кеды. Я домой пойду. Йорг усмехается такой наглости — прежде всего, наглости плагиата, — и послушно бредёт в сторону опушки. Кеды находятся в кустах почти сразу, но он всё же делает десяток шагов вглубь леса. Под ногами хрустят сухой мох и осколки бутылок. Меж тёмных стволов тощая задница Яна светлеет как сигнальный фонарь.