***
Они в Кройцберге, сидят на автобусной остановке. Солнце над верхушками лип, пыльный воздух звенит, и металл скамейки жжёт ноги. Макс загибает пальцы: — Так, вино было… Теперь, значит, пиво. Нам надо в Risiko! — Мы же не будем там драться? — Йорг берет его за руку и целует по очереди каждый палец. — Нет! А то Бликса нас шваброй выгонит! «Только не в мою смену!» — передразнивает Макс хриплый, вороний голос, и оба смеются.***
Телефон в гостиной звонит как раз в тот момент, когда Николаус укладывает медведя в корзинку с пёстрыми шерстяными клубками. Неужели что-то у Макса?.. — Не волнуйся, спи, — напутствует он Темпельхофа и берет трубку. — Да? — Алло, Никки, можешь помочь? — голос Вольфганга, который явно что-то задумал. — Постараюсь. — Я сейчас продиктую номер. Это во Франции, но я потом заплачу. Позвонишь по нему через пару минут и попросишь к телефону Йозефа Бойса, мол, дело срочное. Сделаешь это? Николаус покорно вздыхает: — Попробую. Вольфганг быстро тараторит набор из девяти цифр: — Вот так. Повтори. И в начале код 33. — Ага. — И два ноля. Очень просто. Запомнил? Лучше запиши. — Только ручку возьму, — Николаус идет к рабочему столу. Когда он возвращается, Темпельхоф старательно догрызает шнур телефона.***
В крови и помаде, растрепанные и счастливые, они входят в бар. Разговоры стихают, но Йоргу плевать — и что сейчас замолчали, и что потом скажут. Лица панков двоятся, желтые стены колышутся. Из динамиков ревут Ton Steine Scherben: «Я не хотел бы стать как мой старик!». Лучшая из индульгенций. Бликса маячит за стойкой — черной злой вертикалью, Йорг узнает его скорее по запаху кожзама и гнилых овощей. — Добрый вечер! — Макс галантно кивает и опирается руками о барный стул. — Два «Сэмюэль Адамс». И это… настоящих! Вот. Ам-мериканских. — Чего захотел, — цыкает щербатый панк рядом и косится на Йорга. Тот мигом всхрапывает: — Проблемы? — Может, вам еще абсента подать? Но в этот момент Бликса ныряет под стойку и невозмутимо достает пару темных пузатых бутылок с синими этикетками. Шик! — С-пасибо, — Макс шлепает на стол три банкноты и Бликса, быстро проверив, все так же невозмутимо отсчитывает ему сдачу мелочью. «Что, выкусил?» — сказал бы Йорг, но он выше этого. В углу как раз освободился маленький столик для двоих, и Макс, отпихнув ойкнувшего панка, решительно шагает к нему.***
Две минуты давно прошли, но Никки всё не звонит. Вот как можно быть таким ревнивым засранцем? Это в нём от брата, решает Вольфганг и разворачивает ещё один золотистый орех — уже, наверно, четвертый. Внезапно что-то большое и чёрное перекрывает ему стратегический вид на Бойса. — Не ожидал… Но п-приветствую! — большое качается, сверкая счастливой улыбкой. — Здравствуй, Мартин, — Вольфганг обреченно вздыхает и прячет обёртку в карман пиджака, к обратному билету. Только старины Киппи здесь не хватало. — Вас уже представляли ведь? А? Идём. Да пошли! — и Киппенбергер, как пьяный корабль, влечет его в людскую пучину.***
— Двадцать семь градусов! — хвалится Макс и отпивает из горлышка. — Кайф. Йорг согласно угукает. Пиво вообще зашибись: на вкус как ирис с апельсином и еще чем-то сдобным; жидкий торт, а не пиво! И не скажешь, что крепкое как сатана. Когда он будет работать и получать много денег, каждый день станет покупать только такое. Работать. Сердце тревожно сжимается. Завтра утром ведь надо домой. Чёрт. А послезавтра… Макс мигом чувствует и берет Йорга за руку, склоняется ближе: — Ну не кисни, пожалуйста. Тебя никто не может заставить. Ты же не раб. И вообще… У нас сводоб… свободная страна! Или нет?.. — кричит он, и панки поддерживают дружным рёвом: — А то! Янки валят домой! Йорг согласен, особенно насчет янки. Только слезы сами текут. Какой смысл в свободе, если ты совсем нищий? Нет, конечно, можно пойти в кинотеатр как хотел — только придётся и спать там же, в рубке, пока не накопит на съемную комнату. Или жить в сквоте, как Арнольд? Даже тот вроде переселился уже к одной из подружек… «...Почему мне так паршиво? Что я сделаю один?..» — участливо грустит вместе с ним Рио Райзер. Йорг хочет всё это сказать, но выходит лишь жалкое хлюпанье. «Сэмюэль Адамс» оказался сильней. Макс переспрашивает: — Что — Арнольд? Йорг мотает головой — ничего. И он ничего. Он просто отлично: нищий недоучка без будущего. Теперь течет и из носа. Опять. Папа прав, надо было не плавать целыми днями, а работать хотя бы в том универмаге… Оформлять витрины женских трусов… — Кстати, Арнольд! — ржёт Макс, вертя на столе пустую бутылку. — Господи, как я люблю нашего Пузыря. Представляешь, сказал ему однажды, будто за Стеной есть… — он с подозрением оглядывает бар и наклоняется к самому уху Йорга. Панки делают вид, что им вовсе не интересно. — Ничего себе! — выдыхает Йорг. — Так и сказал? — Ага. И он, блядь, поверил, — Макс со стоном упирается Йоргу в плечо. — Ох, я не могу. Но он же умный у нас, да? Он не полез сразу... просто. Он… раздобыл где-то ходули и теперь тренируется. Нет, ну ты представляешь? Наш Пузырь на этих огромных ногах… Вот же долбаный цирк! Йорг слабо улыбается, и Макс ловит это выражение, пальцем удержав уголок рта. — Вот. Почему мои друзья — клоуны? Я не про тебя, если что. А Дирк?.. Ох-х. Йорг взглядом просит его — продолжай, и Макс с удовольствием сплетничает: — Ты знаешь, почему они с Яном так резко свинтили? Даже не догадаешься. — Ну, у них гастроли сейчас… в Гамбурге. — Нихера у них не гастроли! Они в бегах! — кричит Макс и хлопает по столу. — Помнишь заметку? Ну, про похищение гитар. Это всё Бернд. Он узнал, что педики сперли его «весло» и слегка перекрасили. А папаша у него журналист. Вот. Теперь они покрыты позором! Ну, немношк. Йорг тихо спрашивает: — Это ведь ты ему подсказал, да? — Возможно, — Макс поджимает губы. — Но это неважно. — А вы про кого сейчас? — встревает щербатый панк. — «Зеленый Сойлент», — отвечает честный Йорг. — А, знаю их. Говногруппа. Макс мгновенно белеет и вскакивает, перевернув шаткий стол. Бутылки катятся по полу, а Бликса, нахмурившись, берется за швабру. «Разрушай то! Что! Тебя раз-рушает!»***
— Ну как можно быть таким ревнивым засранцем?.. — приговаривает Николаус, заматывая медведя в старое пальто. Темпельхоф рычит и беснуется, того и гляди укусит. Наверно, лучше было бы запереть его в ванной, но Николаусу жаль медвежонка. Как личность. В глубине души он его понимает. В уличном автомате он набирает продиктованный Вольфгангом номер и ждет, повторяя: «Appelez-le au téléphone…Appelez…» И не забыть про важность. И «s'il vous plaît», да. Бьющийся в ногах клубок, по правде, чуть-чуть отвлекает.***
Киппи что-то говорит, но Вольфганг не слышит. Бойс, видимо, тоже. Они смотрят друг на друга — и Вольфганг вдруг чувствует, как невидимая сеть, которую он пытался создать, безошибочно работавшая на всех неграх-патрульных, мальчиках на раз, Максе и прочих мелких животных, растворяется в теплой волне, меркнет словно огонь свечи на рассвете. Так сказать, у них дуэль аур. Конечно, Бойс побеждает, но разве могло быть иначе? У него в серых глазах затаенный искрящийся смех; сухие тонкие губы, грубая большая ладонь. И крутейший рыболовный жилет. — Простите… вас к телефону… там, — доносится на ломаном немецком с периферии вселенной. Бойс кивает служителю, улыбается Киппи — а потом, охватив сердце Вольфганга незримой петлей, идет прочь, к комнатке с телефоном. Но в неё не заходит. Вместе по лестнице, через стеклянные двери, прочь — к старому серебристому порше. Вольфганг едва поспевает за широким шагом своего божества, как собачка на слишком тугом поводке. От этого горло сводит и голова кружится. И по правде, это прекрасно.***
— Сейчас устроим тебе макао в какао! — кричит Макс, окуная панка головой в унитаз. — Значит, «Зеленый Сойлент» — это плохая, по-твоему, группа?! — Нет! — Говноеда ответ! Это очень хорошая группа! Лучшая в мире. Скажи! Панк в ответ только булькает, и Макс еще раз зло дергает смыв. Йорг трогает его за локоть: — Эй! Осторожней, ты ч-человека утопишь. — Где ты видел человека? — Макс оборачивается. Глаза налиты кровью. — Вынимай! Вынимай уже! — Йорг отпихивает Макса и за шкирку вытаскивает парня из воды. Тот глухо стонет: — «Зеленый Сойлент»… отличная… группа. — Так-то, — Макс мигом теряет к нему интерес. — Пошли дальше. Они вываливаются из разоренного бара. Вероятно, это была самая удачная драка сезона. Асфальт вокруг залит кровью и усеян телами. Макс поддевает одно обломком швабры, переворачивает на спину: девка с зеленым ирокезом. Живая. Где-то вдали вой полицейских сирен, и он приближается. Быстрым шагом они идут прочь — под ревущим эсбаном, мимо закопченного кебаб-кафе. Йорг молчит. Ему уже не смешно. Но и не грустно — факт. От драки он даже почти протрезвел. Макс, помахивая шваброй, царапает очередную машину: — У, паркуются тут… Валите нахер из Кройцберга! — орет он в лицо высунувшемуся было водителю. — Зачем ты так? — Йорг берет его за руку и мягко отбирает деревяшку. — Зачем? Ну я ж у нас безу-умный, я же психический, — шипит Макс и пытается стукнуть следующий автомобиль фантомной невидимой палкой. — Просто я ненавижу, когда на друзей… залупается всякая шваль. Ненавижу. — А тебе, значит, можно? — улыбается Йорг. — Что?.. А. Мне можно, — соглашается Макс. — Ведь мы же друзья. Йорг притягивает его к себе — а потом, быстро развернув, вжимает лопатками в бетонную опору эсбана и целует, глубоко, крепко. Мимо проносится пара полицейских машин. На языке вкус пива и крови, Макс горячий, податливый и вправду абсолютно безумный, он как будто плавится в руках и струится живой быстрой ртутью. Его ладонь на затылке у Йорга, колено — между ног, и сердце бьется так, что Йорг слышит отзвуки у себя в голове. Ох чёрт. Им точно лучше притормозить, а не то... Он с силой отстраняется. — Ну вроде пронесло! — Сирены, рявкнув, стихают вдали. Надо отдышаться. Глаза у Макса весёлые, совсем тёмные. — Вольф уехал. Пойдем к нему? Давай, это близко. Давай! Йорг молчит. И Макс понимает: — Окей. Надо выпить ещё.