***
Темпельхоф ворочается в корзинке с вязанием, но больше не буйствует. Николаус с тоской разглядывает ветошь, в которую превратилось пальто. Только пол помыть, разве что. Он относит корзину с медведем в комнату Макса, ставит на кровать. Пусть немного поспит. Осторожно притворив дверь, включает телевизор: как раз начинается его любимое шоу. Хорошо, что его показывают дважды в день, в прямом эфире днем и вечером в повторе. Можно выучить все ответы и во второй раз чувствовать себя немножко умней.***
— «Пятьдесят марок! Но нас только трое! Пятьдесят ма-арок!» — ржет Макс. — Ох. За тебя. Они чокаются и отпивают по глотку виски-колы со льдом. В нижнем баре всё сверкает золотым и зеленым, диско-шар под потолком рассыпает острые блики. С танцпола доносится музыка: торопливый аккордеон, глухой голос Грейс Джонс. Прекрасные дамы — дамы ли? впрочем, неважно — застывают в скульптурной тоске и кутаются в меха; Макс покачивает головой в такт мелодии, и Йорг думает, что не так уж ненавидит попсу. — Потанцуем? — улыбается Макс. — Это же либертанго. — Нет, нет, я не умею, прости. — Точно? — Я все ноги тебе отдавлю… Андрогин с соседнего стула спархивает на пол и плывет прочь в облаке белых искрящихся перьев. Макс тоже встает и смеётся: — Я уверен, ты прекрасно танцуешь. Пойдем скорее, а то сейчас Йоахима Витта включат! Он кивает вправо — и вдруг замирает. Улыбка мигом стекает с лица. Там за стойкой сидит тощий словно скелет мужчина с седыми висками, в строгом чёрном костюме, и смотрит в пустой бокал от абсента. Человек без возраста — то ли сорок, то ли семьдесят лет. Он похож на владельца похоронной конторы, Йоргу кажется даже, от него приторно пахнет тленом. Скорее всего, только кажется. — Прости… — бормочет Макс и подсаживается к странному господину, трогает его за руку. Тот медленно поворачивает голову. Вскидывает тонкие чёрные брови… Йорг никогда не видел, чтобы так менялись выражения. Калейдоскоп: страх, неверие, радость и снова страх. Макс склоняется и что-то быстро говорит ему на ухо, но тут включают эту чертову модную песню про психбольницу, и Йорг не слышит ни слова. Видимо, виски бьет в голову, потому что ревность мигом захлёстывает. Да кто он вообще такой, этот старик?.. Кивнув бармену, Йорг отодвигает стакан и встает. Пол под ногами качается палубой, кулаки так и чешутся. — Добрыйчер, а вы кто?.. — Йорг приваливается к боку Макса. Но вместо того, чтоб почуять беду, тот лучится: — Познакомься, Ёж, это Люсьен, мой преподаватель истории! Люсьен, это Йорг, мой лучший друг. Загробный господин протягивает два пальца с идеально белыми ногтями: — Очень приятно, — и Йорг жмёт их, зачарованный красотой маникюра. Кожа у Люсьена холодная и сухая, как змеиная чешуя. И от него действительно пахнет сладким — ацетоново-яблочный аромат диабета. Или несвежего трупа. — Ой чёрт, они сюда идут, — досадливо морщится Макс. — Фэйкс-контроль. И вправду, съемочная группа «Мозгов» направляется к бару, продираясь через танцпол и попутно задавая вопросы. Ведущий тычет микрофоном в просвет между перьев, и снежное облако недовольно колышется. — Нам пора, извини, — виновато вздыхает Макс. — И… знаешь, не пей больше, пожалуйста. Тебе ведь совсем нельзя, это вредно… — быстро выпрямившись, целует Люсьена в высокий морщинистый лоб. — Прощай. Люсьен улыбается и закрывает глаза. Сухое скуластое лицо превращается на миг в гипсовую маску. — Досвиднь! — машет Йорг. — Тоесь, прощщайте! — и Макс тянет его наверх по широкой винтовой лестнице, к следующему бару в кровавом неоне.***
Вольфганг часто думал, что скажет Йозефу Бойсу при встрече. Спросит про творческий метод или еще каким образом проявит своё скудоумие. А оказалось, говорить ничего и не надо. Молчать вместе так хорошо. Это важней, чем любые слова. В этом молчании боль, и радость найти себе равного (можно для начала «подобного», но кутить так кутить). Они едут на запад, через Булонь и Сен-Клу, — Вольфганг еле успевает читать жирно зачеркнутые названия. Дорога пуста, и огни по сторонам всё тусклее и реже. Вольфганг думает, что даже если Бойс повторит шутку одного злого парня и оставит его в канаве где-то в предместье, на этот раз точно задушенного, — это будет неплохое завершение вечера.***
Видимо, есть степень опьянения, которой Йоргу категорически нельзя достигать. Когда они с Максом падают на мягкий красный диван в углу зала, виски подсказывает: да ты просто червь, — и вот уже снова слёзы, и не хочется драться с дедами-могильщиками, а только уткнуться Максу в живот и рыдать. — Ну, чего ты? — Макс гладит его макушке. — Ёж? Ты же Ёж у нас? — Я никто, — плачет Йорг. — Я место пустое… — Совсем нет. — Он был прав. И ты тоже прав. Я же... ненастояш-ший. Ничего в своей жизни не сделал... — Нет, ты очень настоящий! — заверяет Макс. — Помнишь, как ты победил того птеродактиля? — Мм... — Да ты целый город спас! А еще обезвредил медведя-мутанта! Ты настоящий герой. — Только никто кроме тебя об этом не знает... — усмехается Йорг — и тут же мотает головой: — Изв-ни. Этого достаточно, да ведь? Макс молчит и равномерно проводит рукой ему по затылку, по отросшим волосам. Футболка промокла от слёз, у Йорга щека уже чешется, и наверно, Максу тоже противно… — Ой, мальчики, у вас тут интересное что-то! — сиплый, прокуренный голос. На сиденье рядом приземляется «девушка» — Йорг видит краем глаза огромную ногу в сетчатом красном чулке. На колене темнеет синяк. — Моему другу плохо, — говорит Макс. — А что такое? — ужасается транс. — Веселые таблетки устроили вечеринку в животике? — Нет... — Если б можно было так сразу сказать! Йорг всхлипывает: — Да ты не поймешь… кто ты там… — Амалия. И я просто обожаю слушать таких хорошеньких мальчиков. Йорг с усилием выпрямляется. Амалия двоится и сверкает живым диско-шаром — перламутровые тени, помада, серебряные кольца волос как посудная губка… Выглядит дружелюбно, но про птеродактилей, наверно, всё же лучше пока не трепаться. — Просто… Вот люди умирают. Да. И я потом тоже. А я ничего в своей жизни не сделал! — Прям ничего-ничего? — удивляется Амалия. — Не, ну… я не знаю. Что надо. Вот Макс, — Йорг кивает на друга. — Он сбежал в Берлин! Представляешь? А я уже тут родился. — Сбеги еще куда-нибудь! — Амалия хлопает его по бедру, но руку не убирает, и это приходится делать Максу. — Что будет пить дама? — спрашивает он, вставая с дивана. — Дама будет «отвертку» и бутерброд с сыром! Так на чем остановился наш сладкий?.. Когда Макс возвращается со стаканом и траурным бутербродом поверх, Йорг окружён дюжиной «очаровашек» разных мастей. Среди них три Марлен Дитрих и одна Лайза Минелли (возможно, что настоящая). Все внимательно слушают его исповедь. — Понимаете, это… Творчество невозможно без травмы. Вот. Разве Полански снял бы хоть что-то нормальное, если б его жену не вспороли? Да, Макс ведь мне говорил, что я больно радостный, — Йорг машет пьяной рукой. — Я запомнил, кстати. Но тут я согласен. Да. — Напиток для дамы, — улыбается Макс и протягивает Амалии кислотно-желтый коктейль. За это ему находится место у нее на коленях. — Еще отец узнал, что я заднеприводный, — продолжает Йорг. — Он меня и так ненавидел. Теперь, наверно, со свету сживет… — Вы же вместе, ребятки? — перебивает его копия Марлен Дитрих. — Мы друзья, — обтекаемо говорит Макс. — Я бы тоже с вами пару раз подружила. — И я. С каждым. — Вы так хорошо смотритесь, — щебечут дамы наперебой. — Пара года! — Как инь и ян. «А причем здесь Ян? — не понимает Йорг. — Он же с Дирком». — Да вас хоть снимай. На камеру, хи-хи. На пленку. — Хотела бы посмотреть, как вы делаете кофе с молоком. — В смысле?.. — удивляется Йорг уже вслух. — Молоко обычно сверху, — заботливо поясняет Амалия и качает Макса на коленях: — Поехали-поехали… — К нам. — Делать кофе. Но тут Макс произносит волшебную фразу: — Моему другу семнадцать. С криками ужаса заломив руки, дамы вскакивают с диванчика и разбегаются. Остаются лишь двое — прижатая Максом Амалия и одна из Марлен. Порывшись в золотой сумочке размером с мешок Санта-Клауса, она достает огромный блокнот. — Хотите внести свой вклад в борьбу с беззаконием? — Очень! — Йорг действительно хочет — может, это будет как раз то Дело, которое оправдает его жалкую жизнь? — Тогда подпиши тут и тут, — Марлен сует ему в руки блокнот и химический карандаш. — Вот здесь с расшифровкой. Йорг не глядя подмахивает. Его имя в самом конце захватанной, грязной страницы — столбец шатается, тоже как пьяный. — А чего эт было? — Мы собираем голоса за отмену параграфов 175 и 176 Уголовного кодекса людоедско-фашистской Республики Германия! — глаза Марлен сверкают нездоровым огнем. — Первый встает на пути счастья двух любящих, если одному из них еще нет восемнадцати. Ты не задумывался, что каждый раз вы с… другом нарушаете федеральный закон? Йорг осоловело молчит. Он что-то слышал такое, но не думал… а ведь Макс его действительно старше. Почти на год. — А… второй? — А второй встает на пути, если еще нет четырнадцати! — восклицает Марлен и как автомат сыплет цифрами: — В шестьдесят девятом мы добились отмены наказания за добровольные контакты для лиц, достигших двадцати одного года. В семьдесят третьем возраст был понижен до восемнадцати, и мы намерены продолжить борьбу! Нет полиции в спальне!.. И тут Макс вдруг вскакивает, сжав кулаки. Секунду он балансирует, побледневший и готовый кинуться на Марлен — а потом как-то весь оседает. — И чего мы так прыгаем? — Амалия оправляет подол. — Что-то в попку воткнулось? — Тоже хочешь подписать? — Марлен скалит желтые зубы. Макс молчит, стиснув челюсти. А затем внезапно улыбается — широко, искренне: — Что будут пить дамы? — Ой, ну я, наверное, всё… — мнётся Амалия. — Хотя возьми мне водку, пожалуй. — Ром, — отрезает Марлен и протягивает пару купюр. С той же доброй улыбкой Макс кивает и идёт к бару.***
— Ты пришел? — Николаус снимает назойливого медвежонка с лица и сажает на грудь. — Что, грустно одному? Он выключает телевизор — надо же было заснуть на половине любимого шоу, — и крепко обнимает Темпельхофа. — Завтра Макс вернётся… А, завтра ж ещё воскресенье. Значит, послезавтра. Вот вы с ним и поиграете, — он щекочет медведя, легонько дёргает за куцый хвост. Осталось продержаться всего-то тридцать шесть часов.***
Бармен занят, и Макс ждёт опершись на высокую стойку, чуть прогнув спину и скрестив длинные ноги. Йорг невольно любуется, как футболка и шорты обтягивают поджарое тело. Впрочем, не он один. — Красивый у тебя парень, — шепчет на ухо Амалия. — Ты ведь знаешь, чей он младший брат? — И как тебе повезло, — вторит в другое Марлен. — Наверное, ты прошел конкурс. — Строгий отбор... — Имущественный ценз. — …Медкомиссию? — И ты в курсе, что на него была целая очередь? — Да вы о чем вообще?.. — Йорг, всхрапнув, пытается встать, но волосатые дамские руки держат крепко, а губы шепчут полные яда слова: — Но не всех он к себе подпускал. Даже одобренных братом. — Прошлой осенью у него случился один антиквар из приезжих. — Мы всё видим. Люди думают, что мы просто грязь, но мы знаем… — Грязь всё знает… — Неужели ты лучше, чем целый магазин драгоценностей?.. Йорг хочет уже посмеяться, что Макс — панк, и с антикварами знакомств никогда не водил… но вдруг вспоминает. Чёрная книга. Макс сказал, они с Дирком сперли её у одного антиквара. А вдруг и не спёрли? И серебряные черепа на шнурке. Выглядели дорогими… И… и… — Что, задумался? Думай. Думай, — шепчут два голоса. В этот момент к стойке подходит ещё один человек — невысокий мужчина в сером плаще, кудрявый, похожий на итальянца. А чтобы ждать было не скучно, он разминает левую клешню-ладонь и кладет Максу на задницу. Йорг не в силах поверить глазам. Кирпичные пальцы сжимаются и щекочут порез у края штанины, там, где были сегодня его, Йорга, губы. Макс быстро оборачивается к наглецу — и молчит. Более того, улыбается! Глупо, растерянно. Даже не пытается снять с себя руку! Ну всё, антиквар, ты попался. — Ого! — выдыхают Марлен и Амалия, когда Йорг, отбросив их, кидается в бой. Он костяшками — больно, хотелось бы, чтобы больно — тыкает педика в спину. — Эй ты! Отвали от моего друга! Тот оборачивается. И ладонь всё-таки убирает. По сизому от щетины лицу расплывается ухмылка. А потом, обращаясь подчеркнуто к Максу, он булькает: — Ох, извини, дорогуша. Обознался. Ты со спины похож был на Мика Джаггера. — А ты похож на того, кто сейчас получит по морде! — кричит Йорг и уже заносит кулак, но Макс перехватывает его руку: — Пойдем. — Что?! — Пойдем отсюда, — и быстро тащит его к лестнице, мимо ликующих трансов, испуганной публики и съемочной группы «Мозгов», которая как раз закончила допрашивать бармена. «Так это был твой ебарь импортный? Скажи, я убью его. Я убью любого, кто посмеет к тебе прикоснуться!» — думает Йорг, но вслух лишь пыхтит, едва поспевая за Максом. Чередой раскрашенных залов, через зеркальную арку и разящий потом танцпол, они наконец выбираются из этих чёртовых «Джунглей». Только на улице Макс говорит: — Это был Питер Фальк. У Йорга голова идет кругом. Сверкающая улица дрожит и плывёт, мужчина в синей фуражке — водитель? — скручивается в спираль, как тасманский дьявол из мультика. Золотой лимузин-кабриолет напротив входа тоже мог бы сойти за видение, но нет, он реален, под него сегодня чуть не попали… — Там?.. Питер Фальк? — Йорг кивает в сторону бара. — Комиссар Коломбо? — Он самый! — подтверждает спираль с лицом Макса. Должно быть, и Макс совсем пьян — вон как его водит. Он гибко повисает на водителе и стекает вниз, словно кот по стволу: — Ой. Извини-те… Тот с терпеливой усмешкой ставит его снова на ноги: — Осторожнее, парень. — Постараюсь, — Макс шмыгает носом и виснет уже на Йорге, обвивает руками за шею. От него пахнет колой и — смутно… Йорг мотает головой: у антикваров нет особого запаха! И вообще, это всё завистливые пьяные бредни! Из дверей клуба высыпает шумная компания. Негритянка кричит, что правильно ответила почти на все вопросы, и викторина эта — сплошная дискриминация… — Ну что? Хочешь продолжить? — Ладони Макса скользят ниже, на пояс, забираются в карманы джинсов и повторяют жест комиссара. — Хочу, — неожиданно говорит Йорг. Что бы это ни значило. Макс с улыбкой отпускает его. А потом, размахнувшись, отвешивает пинок под зад негритянке, сдергивает фуражку с водителя и запрыгивает в золотой лимузин.***
Вольфганг смотрит на Бойса, пытаясь запомнить каждую черточку. Бледный профиль на черном фоне стекла: вздернутый нос, закушенная чуть по-детски губа… И спокойная радость летчика-истребителя, зашедшего на смертельный вираж. — Ты готов? — Бойс выжидает секунду и вжимает педаль газа в пол.