I
Кирилл влетает в класс тогда, когда классный час идёт порядка двадцати минут. Он не обращает внимания на мужскую фигуру у доски, быстро усаживаясь рядом Лёней, сидевшим за третьей партой (он, в прочем, как обычно, светился от счастья, листая мемы в каком-то паблике). — На чём я остановился? — Кирилл на секунду застывает и поднимает глаза. Он может узнать этот голос из миллиардов других голосов. Нежный, бархатный и немного шепелявый, его невозможно было не помнить и не хранить где-то глубоко под грудной клеткой. Там, около доски действительно стоит Даня. Даже сейчас, в свете желтоватых школьных ламп и серости за окном, — прекрасен. Его движения плавные и аккуратные, подобны тому, будто сам бог дёргает за нити его рук и ног. Он медленно передвигается по классу, вертя в руках карандаш. — Ах да, небольшой организационный момент по поводу тетрадей по истории: я бы хотел, чтобы вы вели тетрадь таким образом: на основном поле записывали конспект урока, выделяя цветной ручкой основные даты, но, — Даня делает недлительную паузу. — Но, в то же время, я хочу, чтобы вы отчерчивали поля в тетрадях и записывали туда персоналии. История середины двадцатого века и начала двадцать первого, лично мне, кажется самой интересной. Возможно именно от того, что это было совсем недавно, если выразиться простым языком: «буквально вчера». Многие дети не понимают историю как раз-таки потому, что для них двадцатый век, моменты молодости их родителей или чуть раньше, это где-то примерно рядом по времени с Ханом Батыем и Золотой Ордой. Я не думаю, что это правильно. Поэтому, раз уж я теперь ваш новый классный руководитель, будем прививать вам любовь к истории. Та-а-к, есть какие-то вопросы или мы сейчас все дружненько распишемся в инструктажных листиках и по-тихому пойдём домой? Данил начал рыскать на столе, в поисках тех самых листков. Ему-то, в отличие от них, нужно было расписаться в этих листках порядка 150 раз. Эта бюрократия утомляла только при одной мысли о ней. Он пустил листок по партам и обратил внимание на свечение в кипе бумаг. Ему звонил Максим. — Я отлучусь на секунду. Не шумите, пожалуйста. — Даня хватает телефон со стола, и выбегает в коридор. — Да, Макс, что-то случилось? Я занят. — Ты скоро закончишь? Я уже всё, хочу до дома вызвать такси. Мне тебя ждать?— Максим был необыкновенно вежлив, наверное, стоял рядом с коллективом или директором. — Да, буквально десять минут. Можешь подойти на третий. Даня заходит в кабинет и девочка, сидящая на первой парте тыкает ему листками прямо в грудь. — Так, вроде бы, все расписались… — Даня пробегает глазами по листкам. — Вы свободны. Но господина опоздавшего попрошу задержаться. Кирилл не успел сделать вдох — лёгкие перекрутило. В голове крутилась только одна мысль: «Пиздец». Где-то в подсознании, он хотел бы, чтобы Даня (так неожиданно появившийся в его жизни), разложил бы его прямо на шатающемся учительском столе. Но сейчас, мозгами, он понимал, что скорее всего его просто отчитают. Когда все одноклассники покидают кабинет, классный начинает: — Расскажите мне, почему не пришли на линейку и опоздали на классный час? — Кирилл глядел на Даню исподлобья, боясь сказать хоть что-то. — Я проспал. Честное слово. Сначала проснулся только от четвертого будильника, потом долго искал брюки. Потом водитель сначала ехал, а потом отменил поездку и мне пришлось звонить-разбираться, а потом… — Я понял тебя, — Даня резко сменяет гнев на милость, — Слушай, ты, конечно, опоздал — это всё ужасно, но давай ты пока что побудешь старостой? Предложение покажется глупым, но мне понравилось, что ты не солгал, продолжай в том же духе. К тому же, я не хочу выбирать кого-то из девочек, потому что знаю, что им свойственно панибратство. А когда маленько подразберусь в вас, переизберём старосту. Только обещай мне, что не будешь ездить на такси, ладно? Кирилл замялся. Перспектива быть старостой не очень-то воодушевляла. Но тем не менее, он смог бы. Если бы захотел. Хотел ли Кирилл? — Слушайте, Даниил… — Алексеевич, — Даня спохватывается как только слышит потуги ученика. — Да-да, Даниил Алексеевич, я согласен. Спасибо большое, я вас не подведу! — Так, как ты сказал тебя зовут? — не говорил ведь. — Кирилл. — Даник, бля, я тебя жду уже долго, давай шурее, курить хочу. — Максим, кажется, начинает говорить ещё из-за двери. Он входит и замечает фигуру, — Сильвупле. Я позже зайду. Максим — долбоёб. Как его взяли работать в школу, вопрос странный и дурацкий. Он одевался, не так, будто работал в учебном заведении, а так, будто собрался попить пивка в пацанами под подъездом. Даня любил его, как друга, потому что тот был фундаментом их дружбы. Мог всегда поддержать, избить тех, кто обижал Даню и побазарить о жизни за банкой драйва. Киреева воодушевляло, что среди людей, носящих маски, Югов был таким самым необычно-живым, и, доказывая это каждый раз, вселял безграничную надежду. — Мне, пожалуй, тоже пора. До свидания, Даниил Александрович! — Кирилл в спешке покинул кабинет. — Алексеевич… — Прошептал Киреев, резко осознавая, что его-то уже не слышат. Немного покопавшись на столе и найдя, наконец ключи, учитель тоже поспешил выйти из кабинета, выключив свет и закрыв дверь. — Максим, тебе обязательно подрывать мой авторитет? — Начал было Даня, но резко прекратил, когда Максим, услышав такой серьёзный тон, хихикнул, закрыв рот тыльной стороной ладони.II
Кирилл неожиданно для себя действительно начал учиться. Периодически даже делал домашку. Он и сам-то не узнавал себя. Парень, всю жизнь посвятивший спорту, и бездарно проебавший талант на алкоголь и тусовки, не верил сам в себя. Многие и до этого видели в Анатольеве необыкновеннейший потенциал, но теперь, когда он перестал прогуливать и взялся за голову, было морально тяжело вспоминать, того, прошлого Кирилла, разливающегося в пирах и мотовстве. Парень прислонился к холодному металлу маршрутки, про себя отметив, что, сейчас, вроде бы только октябрь, а уже ужасно холодно. Мало того что весенняя парка не грела совершенно, так у него ещё и не было ни шапки, ни перчаток. После того, как он съехал от мамы, жизнь стала тяжелее. Это было какое-то особое проклятье. В маршрутку зашёл Даниил Алексеевич. Это было вполне обыденно. Маршрутное такси ехало быстрее и, самое важное, стоило на рубль дешевле. Немудрено, что именно оно являлось основным способом передвижения. — О, Кирюша, привет! — Даниил Алексеевич был навеселе. Тяжело было вспомнить, когда такого не было. Он всегда являл собой приторно-сладкого парня, не знающего проблем. — Здравствуйте. — Кирилл отвлекается от музыки в айтюнсе, чтобы поздороваться. Стой там кто-то иной, не Даня, он бы и взглядом не повёл. — Что слушаешь? — Даня садится рядом, нежно, но бесцеремонно. Кирилл позволяюще отодвигает сумку к окну. — Да так, у Оксимирона трек вышел. Я его уже до дыр заслушал. — Будь я вашей учительницей по литературе, начал бы демагогию о том, что вы потерянное поколение. Но не буду. Сам люблю оксимироновские сложные рифмоконструкции, — для Кирилла это было неожиданно. — Правда, Оксимирона не так люблю, как Локимина. У меня второе образование, ну, которое я сейчас получаю — уточняет Даня, видя, что Анатольев в замешательстве, — Политическое. Льстит, что кто-то поднимает такие, хм, темы. На конечной маршрутка тормозит и половина пассажиров вываливается из неё. Даниил Александрович подаёт руку учительнице по биологии. Даня слишком идеален. Он помогает всем и вся, как ангел, спустившийся с небес. Его, будто, действительно послал сам Бог. Возможно, чтобы оберегать Максима. Даня даже в школу заходит, как на парад. Переобувается и прикладывает карту к турникету, будто бы пришёл не в школу, а на приём к королеве. Его манеры начинали подбешивать. — Кирюха! — Лёня окликает Кирилла в гардеробе. — Слушай, тут такое дело: мы с Димой, — он хихикает, — Собрались на море сгонять на неделю, промыть косточки. Не хочешь с нами? — Я бы с удовольствием, но ты же знаешь. У меня учёба, тыры-пыры… — Кирилл поднимает на него взгляд и поправляет чёлку. — С каких пор тебя ебёт учёба? Ты из-за Данила этого ебаного кентов своих бросил, понимаешь?! — Никого я не бросал. Ты-то мажор, тебе легко говорить. Тебя мамаша пристроит в МГУ на бюджет, а мне здесь гнить! — Если ты так считаешь, мне жаль тебя! — Лёня разворачивается на платформе кроссовок и демонстрационно уходит. — Всё хорошо? — Даниил Алексеевич возникает, будто из воздуха, услышавший только самый конец диалога. — Ты молодец, что так поступаешь, но мог бы быть с ним не таким грубым. — Да, это всё не важно. — Кирилл берёт рюкзак и уходит, оставляя Даню одного.