I
За холодным, не балующим теплом ноябрём, последовал ужасно серый и скучный декабрь, наполняющий воздух таким бесполезным, но близким чувством приближения чуда. Новый год, предвкушение каникул и нежный предрождественский снежок, падающий на лицо и волосы Кирилла, даровали любовь и селили в зыбкий песок его души такую небывалую надежду и веру, что от одной только мысли о них хотелось летать. Анатольев, единственный из всех людей, находящихся в сквере около большого торгового центра, сидел на лавочке и залипал в телефон. Проходящие мимо парочки поглядывали на него странно, но тут же прекращали, узнавая в одиноком парне себя некоторое время назад. Прошло столько времени с их ссоры с Лёней, что нормальные друзья уже тысячу раз бы успели помириться. Но только не они. Лёня делал серьёзное лицо, проходя мимо Кирилла в школьной столовой, пытаясь не только сохранить выражение максимально серьёзным, но ещё и не уронить нагромождённые на узком красном подносе тарелки: с первым, вторым и салатом. В ответ, как и полагается настоящему оппоненту, Кирилл задевал его локтем, когда Стяжкин держал колбочку с чем-то ярко-голубым над спиртовкой. Потом, Кирилл очнулся. Тот ужин у Дани выбил его из колеи, ставя перед лицом огромный вопросительный знак и забивая голову вопросом «Почему». И действительно, блять, почему? Почему он променял своего лучшего друга на более красивую копирку, в лице преподавателя по истории? Почему позволил себе разрушить их дружбу, забивая на всё то, что они прошли до этого? Кириллу стало снова противно, как только он подумал об этом. Его успокаивало лишь одно — он ждал Лёню. С минуты на минуту парень должен был с горящими глазами выбежать из автобуса, прыгнуть на него, обнимая и принять все до единого извинения. Извиняться было за что. И Лёня действительно выходит, правда, вальяжно захлопывая дверь Диминой машины, попутно надевая на детское лицо очки и опуская чуть вниз козырёк кепки. Не поворачиваясь на друга, тот машет Диме в боковое зеркало, и лишь получив одобрительный гудок, всё-таки начинает искать парня глазами в толпе однообразных и серых людей. Кирилл машет ему, подзывая к себе. Он подходит, протягивая красную от лёгкого, пощипывающего кончики пальцев, мороза, и улыбается, как в детстве. — Ну, привет, тигрёнок. — Кажется, мы когда-то это обсуждали. Я уже вырос из «тигрёнка». Да и ты, как вижу, вырос из голубя.II
— Кирилл, так ты что, подумал над моим предложением насчёт научной конференции? — Даня подсаживается рядом, бесцеремонно отодвигая телефон Кирилла, и ставя взамен такой родной узкий красный поднос, — Я понимаю, может, сейчас не самое время. У тебя учёба, подготовка к экзаменам, девушка, — Он на секунду задумывается, поправляя упавшую на глаза чёлку, — наверное. — Да нет, — Кирилл, глядя в его глубокие голубые глаза, запинается, тут же поправляя себя, — Нет девушки. От одной мысли, что девушки никогда и не будет, потому что его самая влажная мечта сейчас сидит напротив, почему-то сначала током пробивает, насквозь, а потом смешно становится, да так, что неловкий смешок выбивается наружу откуда-то из грудной клетки. — Ну, ты в любом случае думай. Мне бы хотелось, чтобы ты, конечно, поучаствовал. Ты лучший ученик в моём классе по истории, так что, я был бы бесконечно рад, — мужчина лезет в большой отдел небольшого кожаного дипломата, — Я тут тебе пару тем накидал. Из тех, что были бы тебе интересны. Я, конечно, тебя не изучил пока что, но ты мне кажешься очень разносторонним мальчиком, поэтому в списке не только история в привычном её понимании. Анатольев раскрывает листок, на котором, крупным преподавательским почерком написана двадцать одна тема. Кирилл тут же прокручивает в голове голос преподавателя, говорящий «пару тем накидал» и ему снова становится смешно. — Да, я тогда дома посмотрю, если что, я вам вконтакте отпишу тогда, что я выбрал. Мне сейчас и самому история интересна. Но больше советская. — У меня вчера девятиклассники были, такие забавные. Насмотрятся своих псевдоинтеллектуальных стримеров и политических блоггеров и думают, что самые умные. Один мне заявил, значит, что: «Большевики захватили престол, свергнув царя». Я обычно за такие заявления двойки ставлю сразу, но мне аж так интересно стало, что я его дослушал до конца. Потом говорю ему, мол: «Вообще-то, исторически, Николай отказался от престола за полгода до революции. Большевики, кстати далеко не в одиночку, свергли временную власть». А двойку не поставил, решил, пусть лучше учится на стримерах, чем вообще никак. Звонок на урок, словно выбивает Анатольева из такого привычного для него, сладкого сна, наполненного лишь томным голоском Данечки и рассказом о большевиках. — У тебя сейчас какой-то урок? Если окно, можешь подняться в кабинет, как раз можем кодификатор для конференции посмотреть. — Физ-ра, вроде, — парень кивает плечами и достаёт телефон, чтобы посмотреть расписание. — У тебя Максим ведёт? — Даня тоже берёт телефон, тут же залезая в контакты в поисках номера Югова. — Да, только он никого не отпускает. Мы сегодня должны снег чистить. — Не переживай, опустит, — Киреев, как в кино, отводит чёлку в сторону, прикладывая телефон к уху. — Макс, привет. Можно Анатольева на один урок возьму? Да там, к конференции готовимся. Да? Хорошо, отлично. Про воскресенье помню, пока память ещё не отшибло. Кирилл в душе радуется, что проведёт сорок пять минут в компании Данечки.