I
Вы циникам злым не верьте, У вечной любви нет смерти.
— Слушай, Кирилл, пока мы на третий не поднялись. Может, я тебе сейчас две сотни на карту переведу, сходишь за кофе? Я половину ночи не спал, — тут даже самый глупый (например, такой, как Кирилл) понял бы, что Даня хотел было, выразить причину, по которой провёл ночь вне кровати, но застеснялся ученика, — Я… Да, не важно. Просто купи. Я пью велюр. — Да, хорошо. Вы ведь меня не отругаете, если я покурю? — Ты первый, кто спрашивает, — Киреев снова смущается, поправляя непослушные волосы. — Конечно. Только, ради бога, не попадись — не хочу проблем. Кирилл быстро сбегает по лестничному пролёту, единственному, который они успели преодолеть за то время, пока шли и болтали про проект, забегает в раздевалку. Ему только взять куртку и сапоги из шкафчика, пальцами надавливая на кнопочки на кодовом замке, так, что можно было даже почувствовать, как они проседают под его напором. На ходу одеваясь, он пытается преодолеть турникет, оставляя сменку и рюкзак у гардеробщицы, выуживая из кармана сине-белую школьную карту, пачку синего винстона, зажигалку и портмоне. Когда он наконец-то покидает серо-жёлтое здание лицея, есть время глубоко вдохнуть в грудь воздух, заполняя лёгкие кислородом до отказа. В его руках тут же отказывается желтоватая, потёртая временем медная зажигалка и пачка того самого синего винстона, правда, открыв которую, там обнаруживается всего три штуки. Что ж, придётся покупать новую пачку. Парень не может вспомнить, почему после «колоссального апокалипсиса первого сентября» (почему-то именно так хотелось называть глупейшее по своей сути вступление Данечки на пост классного руководителя), снова начал курить. Он постоянно пытается бросить, никак не выходит. Очевидно, Даня, два раза в неделю по целому академическому часу маячащий перед его глазами в школе, и ещё по полтора дома, пытается совсем угробить его здоровье. Слава богу, от их «шараги» до ближайшей пятёрочки совсем близко. Можно даже на пятиминутной перемене сбегать за сигаретами, если потребуется. Сразу видно, Государство пытается всеми силами обеспечить ребятам комфортное образование, тут тебе: и мусорка, и несколько подряд стоящих разноцветных магазинов, и аптека, и пекарня — одно сплошное удовольствие. Кирилл заходит в тот самый магазин, быстро берёт пачку кофе, энергетик и спешит к кассе. — Ещё жвачку и синий винстон. Он выуживает из кармана паспорт, подтверждающий, что парню действительно восемнадцать, показывает его продавщице (хотя она итак знает парня в лицо), цинично улыбаясь, копируя дурацкое выражение на документе, прикладывает карту к терминалу оплаты, и, собирая покупки, наконец, выходит из магазина, напоследок кидая: — До свидания! Хорошего вам дня. Ему требуется три минуты, чтобы преодолеть расстояние от магазина до дверей «шараги», Кирилл вбегает туда и чуть не сбивает с ног учительницу по биологии, мило улыбнувшуюся ему: — Анатольев, не забудь завтра принести, что должен по домашнему заданию! — всё, что слышит напоследок парень, когда оказывается в тесной раздевалке. Он тут же молниеносно переобувается, снимает куртку и впервые поправляет волосы перед зеркалом, волнуясь. Забежать по лестнице на третий этаж, по пути хватая то, что оставил на посту вахтёра и, чуть не обронив всё, что купил, так же не составляет труда. Кирилл резво стучит в кабинет №311 и заходит, услышав ласковый голос Дани. — Ты так быстро. Я бы только закончил собираться, а ты уже тут как тут. Тебе деньги на карточку пришли? Кирилл кладёт всё купленное на одну из парт, кладя кофе чуть ближе к Дане, и выуживает из глубокого кармана чёрных брюк телефон. Он внимательно рассматривает экран какое-то время, потом говорит тихое «Да», когда приходит оповещение, которое, не смотря на то, что в кабинете их двое, глубоким гулом отражается от медовых стен. — Спасибо большое, Кирюш. — Кирилла стопорит такое обращение к себе. Даня слишком сильно нарушает его личные границы (или уже не личные) даже для любви всей его жизни. — Садись, я тут пару работ нашёл, ну, чтобы ты хоть тезисно понимал, как тут всё устроено. Анатольев берёт изрисованный членами и матами стул, пододвигая его ближе к преподавателю и садится. — Слушай, а что тебе самому интересно? Например, может ты или кто-то из твоей семьи придерживается какой-то политической идеологии. — Такая пресловутая, но дозволенная только Данилу свобода. Он задаёт любой вопрос, на который в любом случае получит ответ без толики лжи и притворства. — Не знаю, честно. Я сам центрист, мне как бы на политику плевать, мне больше интересен рэп и спорт. Мать у меня, наверное, вообще не различит левые и правые части компаса. Бабка у меня коммунистка, как и все, — Хочет сказать «старики», но взамен кашляет в кулак, — но меня коммунизм совсем не прельщает. — Пытается вспомнить всех родственников. — Хорошо, это уже посложнее. У меня девятиклассники, все поголовно левой ориентации. Даже спорить с ними на обществознании иногда не имеет смысла, ну как же, «Даниил Алексеевич, вы — капиталист!». Тогда будем двигаться в других направлениях. Ты на одном из занятий сказал, что тебе нравится история девяностых. Может, оттолкнёмся от этого? Там столько всего интересного: распад СССР, штурм белого дома, августовский путч, разгон съезда народных депутатов — Вообще, я читал книгу о событиях девяносто третьего. И документалку смотрел. Думаю, мне есть что сказать. Помню, даже плакал, когда смотрел, как оттуда выводят чиновников. — Мы её в колледже смотрели. Впечатляет, да? Такая человеческая смелость… Даня грустит вместе с Кириллом и тут же делает то, чего Анатольев не мог ожидать — треплет его по загривку. И всё. Тысячи звёзд поменяли своё мирное движение в космосе на быстрое вращение вокруг лица парня. Его будто выкинуло из августовского путча, из школы, из города, из России, с материка, из реальности и вбросило в бескрайние и чёрные, как Данины зрачки, просторы космоса. И всё. Звезда по имени Данечка и звезда по имени Кирилл объединились в одно маленькое созвездие, от которого у второго ни за что не получится отвести взгляд. Если раньше для Кирилла любовь к Даниилу Алексеевичу была просто забавным квестом «как бы не спалиться, что любишь парня из автобуса», чуть позже переросшего в «как бы не спалиться, что любишь историка», сейчас стала не просто жизненной необходимостью, как еда и мемчики на дваче, она стала обеспечивающей жизнь. А скептики говорят, что любви с первого взгляда не бывает.