На чердаке старухи Брин

Элайза сделала первый нерешительный шаг — половица под её ногой заскрипела. Звучит странно, но казалось, что скрип этот был не просто скрипом: словно смех пьяного старика, почему-то знающего, что жить тебе осталось недолго. Девочка не представляла, как преодолеет весь этот длинный коридор, если от каждого её шага будет просыпаться этот звук. Она старалась сконцентрироваться на каких-то обыденных окружающих её предметах, но всё в доме старухи Брин оставалось до боли жутким, особенно в мерклом свете луны. Тумбочка с вырезанными на ней цветастыми черепами. Старинные часы с кукушкой, которые исполняли свой «тик-так» так угрожающе, словно отсчитывали время до конца света. На серой верхушке с вытянутыми вперёд конечностями сидела потрескавшаяся фарфоровая кукла со спутанными кудрявыми волосами. Элайзе казалось, что пустые глаза игрушки смотрят на неё подозрительно внимательно. Даже когда Марк повернулась к ним спиной, она не могла перестать чувствовать на себе их обжигающий взгляд. Девочка так надеялась, что обыденность в доме поможет ей поверить в то, что миссис Брин — это всего лишь обычный человек, которого не стоит бояться; но всё, что попадалось ей на глаза, говорило об обратном. Так или иначе, она уже не могла остановиться — она была Алисой, падающей в кроличью нору. Элайза Марк всё глубже и глубже погружалась в тёмную пучину жилища Джоан Брин и была больше не в силах оторваться от диковин вокруг. Картины в тяжёлых рамах с до боли уродливыми, но счастливыми лицами, они были такими счастливыми и реальными. Казалось, что сейчас машущая рука вырвется за пределы холста, схватит маленькую незваную гостью и утащит её в свой мир, чтобы та никому уже не смогла проболтаться об увиденном. Другой пленящей деталью были полки, уставленные грязными банками. За мутным стеклом одной из них на Элайзу покосился ядовито-красный глаз. Она судорожно закрыла рот руками, чтобы не закричать. За её спиной пронёсся неразборчивый шёпот; что-то холодное опустилось на плечо и по спине пробежали мурашки. Элайза тут же обернулась, но сзади неё оставалась лишь беспроглядная темнота. Она продолжала идти, и чем больше отдалялась от двери, тем хуже видела, что её окружает. Карнавальные маски, которыми были увешаны стены, изображали лишь гримасы боли — среди них не было ни одной счастливой. Марк думала, что этот коридор не закончится никогда, но вот, в мистической тьме она разглядела лестницу, ведущую на второй этаж, а там — и на чердак. Оставалось только пройти мимо толпы манекенов, расставленных около ступенек. Элайза с детства боялась этих бездушных фигур. Всякий раз, когда они с мамой проходили мимо магазинов, дрожь пронизывала каждую косточку её тела. Она готова была поклясться, что этот безмолвный пленник витрины только что шевельнулся. Девочка прикрыла глаза и решила наощупь проходить последнюю преграду к заветной лестнице. Аккуратно, боясь сделать даже одно лишнее движение, она проскальзывала между неподвижными стражами. Девочка снова услышала шёпот, и неведомая сила заставила её остановиться. Хриплый голос становился всё громче, звал её к себе. Внезапно раздался грохот пожарной сигнализации, и дом озарило светом. Элайза открыла глаза: перед ней стояли бледные фигуры манекенов, разодетые в костюмы всевозможных эпох. Они стояли ровным кругом и тянули неестественно длинные руки к Элайзе, оказавшейся в их центре. На их головы были натянуты те самые уродливые маски ужаса со стен. Истошный крик пронзил тело Элайзы, она инстинктивно дёрнулась с места в надежде убежать, но тёмные фигуры схватили её мёртвой хваткой за руки, едва она дёрнулась с места. Свет вновь потух, и теперь тьму разгоняли только почему-то светившиеся маски. Создания повалили Марк на землю — их никак не останавливали её отчаянные попытки вырваться из захвата. Элайза тряслась, извивалась как рыба на сковородке и не могла перестать вопить, но кошмар в маске не давал подняться с пола. Одна из зловещих фигур со скрежетом нависла над ней с иголкой и нитью в руках. От одного их вида около своих губ Элайза почувствовала, что её сейчас вырвет. Стоило ей об этом подумать, как манекен с повадками старой заведённой игрушки стал зашивать ей рот. Из кожи брызнула кровь, но теперь Элайза могла лишь стонать — она лишилась сил и возможностей бороться. Кровь, пот и грязь присохли к волосам и одежде; Марк из последних сил корчилась и стонала, но фигурам было плевать. Они церемониально нацепили на лицо девочки тяжёлую страшную маску. Тёмные фигуры подняли девочку и со скрипучим смехом понесли вверх по лестнице; убитые страхом глаза блестели за маской нервными огоньками. В вакханалии звуков одно слово выделялось ярче других: «Возмездие». Они грохочущей толпой неслись по лестнице, словно бесконечной, пока не упёрлись в исцарапанную металлическую дверь. Она распахнулась. Ряд слуг разошёлся в стороны, пропуская вперёд хозяйку дома. Старуху Брин в порванном красном платье, с нелепой седой копной волос на голове и жирной сероватой кожей, покрытой прыщами, шрамами и бородавками. Старуха улыбнулась во весь свой беззубый рот и жестом пригласила толпу на чердак. Её глаза выглядели полностью чёрными, но одновременно пылали безумием. Манекены, несущие на руках молчаливую пленницу в маске, забежали в просторную комнату. Едва Элайза попыталась её разглядеть сквозь расщелины в маске, как её тут же поднесли к большому тёмно-фиолетовому гробу, стоящему в самом углу. Крышка открылась, и она увидела в нём собственное бледное тело с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками. Её лицо было распухшим, будто изуродованное ужасной болезнью, а в кровоточащем лбу сверкал кинжал. С колющей болью в голове Элайза проснулась. Она была жива и спасена. Лежала в холодном поту, вся дрожащая, но хотя бы в своей любимой тёплой постели. Она лежала в позе зародыша, обхватив себя руками и скомкав одеяло между ног. Бедняга до сих пор не могла поверить своему счастью — это был всего лишь дурной сон. Несколько минут она не могла даже шевельнуться, молча уставившись в угол комнаты. Наконец, она легла на спину и боязливо дотронулась до своих губ. Лишь полностью ощупав мягкие губы и убедившись в том, что никаких ниток в них нет, она смогла выдохнуть спокойно. Разум Марк пронзило очередное пугающее видение, и она незамедлительно включила фонарик на телефоне. Нет. Никаких манекенов или прочей жути. Ей хочется оставить фонарик включённым или вообще включить лампу, но она не желает показаться трусихой самой себе, а потому вновь остаётся в полной темноте и ложится на бок. Это была уже вторая попытка уснуть за эту ночь. Как бы она ни старалась, призрак завтрашнего дня не отпускал её. Дня, когда ей придётся проникнуть в дом старухи Брин. Той самой, на страшилках о которой она выросла. На историях о том, как старуха поедает котят и в полнолуние заменяет детей их бездушными копиями. Сколько своих знакомых она помнит — все они относились к старухе как к очередной страшилке, лишнему поводу создать клуб борьбы с тёмными силами и почитать о ведьмах в интернете. Но Элайза Марк была единственной, кто со всей искренностью боялся старухи Брин. Она была единственным ребёнком, который никогда не приближался к ужасному дому в самом конце улицы и никогда о подобном даже не думал. От одной мысли, что она окажется в стенах этой зловещей обители, у девочки кровь стыла в жилах, а ладони становились одновременно и сухими, и влажными. Кошмар, вобравший в себя все потаённые страхи Элайзы, казался уже совсем далёким, но она продолжала ощущать на плечах ту же тяжесть. Сейчас бы пойти в спальню к родителям и поплакаться о своих проблемах, но какой смысл? Завтра она проникнет в этот самый дом наяву, и там не будет мамы с папой, которые защитят её от монстров. В её голове до сих пор стоял образ Дэнис. Не выходили из головы её прекрасные голубые глаза с наворачивающимися слезами. Дэнис для Элайзы была тем человеком, который всегда помогал, готов был подставить плечо и вообще желал защитить кудрявую малышку от всех опасностей этого отвратительного мира. Какое же испуганное у неё было лицо, когда она поняла, что самолично толкнула лучшую подругу к смертельной опасности. — Ладно, забудем про жеребьёвку. Я пойду в дом сама, — повторяла Дэнис, уговаривая себя. — Я всё это затеяла, я и должна идти. — Нет. У нас был договор. Это должна сделать я, — твёрдо ответила Элайза, от чего друзья замерли и впились в неё взглядами. Она одновременно и восторгалась собой, и ненавидела себя за то, что сказала это. Марк ведь могла отказаться, и никто бы её не осудил. Дэнис бы шагнула в этот злосчастный дом и даже мышца на её лице не дрогнула бы. Но что-то тянуло Элайзу пойти на опасность. Взглянуть в лицо страху, пожалуй, первый раз в жизни — так она решила в тот роковой момент, но вчерашняя уверенность улетучивалась с приближением нового дня. Она сомневалась, что сможет снова заснуть. Слишком уж страшно было закрывать глаза, ведь велик шанс снова оказаться в кошмаре; хотя после пережитого даже реальность виделась ей враждебной. Всё в комнате казалось Элайзе преувеличенно страшным. Старый плюшевый заяц с глазами пуговицами и торчащими из швов нитками смотрел прямо на свою хозяйку и с каждой секундой представал перед ней более живым и свирепым. Раскинув свои розовые лапы, он сидел на диване, хотя девочка была уверена, что оставляла его на полке. Полупрозрачная коробка, наполненная старыми пластмассовыми фигурками, теперь напоминала ящик костей, глаз и прочей мерзости, которой оказывается человек, когда ты начинаешь разбирать его по кусочкам. Любимый актёр, улыбающийся на плакате, приобрёл совершенно другое выражение лица: подобно Дориану Грею, у него в улыбке появился оттенок жестокости. За дверью загрохотали тяжёлые шаги, и разум Элайзы никак не мог её уговорить, что это всего лишь неприлично толстая кошка медленно проходит мимо её двери. Во всех этих неприятных мыслях она бы пролежала до самого рассвета, если бы не вполне реальный стук в дверь. — Ты не спишь? — в дверном проёме показался тонкий силуэт в ночной рубашке. Элайза сразу увидела в нём свет и ни капли от преследующего её ужаса. Она сразу почувствовала тепло, исходившее от мамы. — Кошмар приснился, не могу теперь заснуть. А ты почему не спишь? — Услышала у тебя какие-то звуки и пришла проверить. Полежать с тобой? — Да, давай, — Элайза искренне улыбнулась и придвинулась к стене. Её мама, красивая девушка с заплетёнными в косы волосами, прилегла рядом и обняла дочку. Та сразу почувствовала себя в безопасности, по крайней мере на миг забыв о грядущем ужасе. — Может, тебя что-то беспокоит? Что тебе снилось? — нежно прошептала миссис Марк. — Манекены, — нехотя проговорила девочка. Она ненавидела врать маме, но сейчас ведь это была почти правда. Именно манекены стали гвоздём программы её кошмара. — Ох, эти дурацкие штуки. Надо будет принести тебе один, чтобы ты его с наслаждением расколошматила бейсбольной битой, — она погладила Элайзу по волосам. — А папа не будет ругаться из-за того, что мы возьмём его биту? — Ну, может, у папы будет хорошее настроение, и он нам разрешит. Девушка лежала молча, поглаживая чуть трясущуюся дочку. На вид миссис Марк точно было не больше тридцати — её лица ещё не коснулись морщины. Вот только глаза выдавали какую-то тяжесть и тоску, совершенно не вяжущуюся с образом молодости. — Элайза? — Да, мам? — У тебя ведь всё хорошо, да? — Да, — неуверенно пробормотала девочка, сильнее закутываясь в одеяло. — А почему ты спрашиваешь? — Хочу, чтобы ты у меня была умной девочкой и знала, что если у тебя какие-то проблемы, — её голос дрогнул, — я твоя мама и всегда тебе помогу. Не буду ругаться, просто помогу. — Мама, я же всегда была спокойной и не делала глупостей, — Элайзу разрывало от эмоций — в воображении неслись ужасные картинки. Она уткнулась лицом в подушку, чтобы скрыть слёзы. — Ладно, спи. Сладких снов, Элайза. Люблю тебя. — И я тебя люблю, мамочка.