Warriors of the world

      Джеймс Джоел Гликер находился в кататоническом ступоре, и у него на это были весомые причины. Причиной номер один являлся тот факт, что его усыновила та самая странная докторша из «скорой». Причиной номер два была всё та же докторша, которая оказалась совсем не докторшей, а владелицей шикарного серебряного Роллс Ройса с личным водителем, который казался смутно знакомым. Облачённый в костюм-двойку (жилетка и брюки), периодически сверкавший моноклем, он с абсолютно каменным лицом погрузил в багажник все скромные пожитки паренька, после чего приглашающе открыл заднюю дверцу автомобиля. От одной только мысли, что он прокатится на этом пределе мечтаний каждого одиннадцатилетнего мальчишки, земля уходила из-под ног. Однако даже это было не самой шокирующей новостью за сегодня. Едва женщина устроилась поудобнее на сидении напротив Джимми, машина с утробным урчанием завелась и мягко тронулась с места. Непонятно почему, Джимми напрягся и приготовился к самому худшему — его продали в рабство. — Я знаю, у тебя есть масса вопросов и тебя переполняют эмоции, но давай для начала познакомимся. Я леди Интегра Фарбрук Вингейтс Хеллсинг… — А я Джеймс Гликер, и слуга из меня будет отвратный. На органы меня разбирать бесполезно — сами видели, в каком состоянии мой организм. Только если Вы не каннибал… Впрочем, даже в этом случае я постараюсь быть с горчинкой.       Водитель вдарил по тормозам так резко, что не ожидавший такого поворота Джеймс буквально повис на руках собеседницы. А в следующую минуту до его слуха донёсся гомерических хохот, принадлежавший, по всей видимости, водителю. Леди Интегра же, мягко улыбнувшись, отделила паренька от себя, усадила его обратно и закурила, предварительно постучав в окошко водителя. Хохот тут же стих, а машина двинулась дальше. Молчание затягивалось, а вместе с ним росло и недоумение мальчика. Наконец, после очередной затяжки, Интегра всё же соизволила объясниться. — Прошу прощения за поведение Уолтера — в последнее время старость берёт своё…       Словно в подтверждение слов девушки из кабины послышался приглушённый кашель, однако леди Хеллсинг поняла его по-своему и ехидно улыбнулась. — Что же касается тебя и твоей свободы, то ты волен уйти куда угодно… — Ноооо…? — Джим никогда не верил в халяву, и если ему обещали золотые горы, он тут же искал лопату пошире, дабы разгрести всё то дерьмо, которое к этим горам прилагается. «Добра» обычно прикладывалось много, а вот лопату могли не выдать вовсе. — Но прежде выслушай меня и постарайся поверить. — Дайте угадаю. Я — наследный принц какой-нибудь охрененной мега-фирмы и всего-то и нужно поставить свою закорючку на бумажке, которая автоматом перепишет всё моё имущество на Вас. Я прав?       Улыбка блондинки стала шире. — Ты смотрел слишком много теленовостей. Всё проще и сложнее одновременно — ты волшебник. — Я — кто? Я, блин, кто?!       Удивлению и возмущению мальчика не было предела. О том, что он втайне фанатеет от серии книг о мальчике-волшебнике не знал никто, кроме школьного психолога. И вот теперь один из его ночных кошмаров, а по совместительству предел мечтаний стали реальностью. Разнились эти две крайности лишь в одном — в развязке. В первом случае он становился психом и посмешищем для всей школы, а во втором он становился народным героем, вот только пребывание в приюте очень быстро отбило оптимизм во всех его проявлениях, оставляя взамен в лучшем случае суровый реализм, а в худшем… Ну, скажем так, на фоне некоторых воспитанников, Мэрлин Менсон со своими песнями выглядел вполне жизнерадостным парнем с мелкими неприятностями. Джеймсу в этом плане повезло — он лишь чуть более мрачно воспринимал реальность, чем таковая являлась на самом деле, а посему лишь презрительно прищурился и сжал кулаки. Девочек бить нельзя, но очень уж хотелось стереть эту снисходительную улыбку с лощёной рожи напыщенной аристократки, что сидела напротив него. Хотя, вряд ли она «аристо». Скорее, какая-нибудь актриса… Тем более!       Парень сорвался было с места, целясь девушке в глаз, однако его планам не суждено было сбыться. Джим не успел сообразить, когда и как именно оказался в воздухе без какой-либо возможности двигаться — тело словно парализовало. Конечности отказались слушаться от слова совсем, а его собеседница словно дирижёр выписывала в воздухе пируэты невзрачного вида палочкой из красного дерева. Сама же Интегра всё также улыбалась, однако взгляд стал цепким и внимательным. Как у полицейского из фильмов. — Интересная реакция. Неожиданная. Да, Джеймс, ты волшебник. И я тоже. И, упреждая твои вопросы, Уолтер тоже, так что не советую кидаться на него с кулаками — не оценит.       Палочка вновь исчезла в складках одежды девушки, а Джим вновь обрёл контроль над телом. — Я — волшебник… — благоговейно прошептал мальчик, смотря куда-то сквозь Интегру, и лицо его начало потихоньку озаряться счастливой улыбкой. — Значит, тот человек не плод моей фантазии, как уверяла меня психолог? — Нууууу, — слегка замялась Интегра, переставая улыбаться. — Скорее всего нет, но если ты его мне опишешь, будет хорошо. Согласись, неприятно узнать, что за нами следит кто-то посторонний.       Улыбка мальчика чуть угасла, однако покидать лицо отказывалась напрочь. — Высокий беловолосый мужик с короткой стрижкой, одетый в бежевый плащ поверх рубашки. Очень на фараона смахивал, правда, рубашка мятая и красный галстук не завязан. Ну, вроде бы и всё. А, не, не всё. Он ещё смолил как паровоз… Почти как Вы.       Джиму показалось или из кабины донёсся приглушённый смешок? Да нет, скорее всего просто шум колёс. А вот его собеседнице было явно не до смеха — женщина насторожилась, услышав описание, хоть и заверила, что это «очередной аврор, ищущий детей-магов», а после и вовсе сменила тему разговора, вручив Джиму пергаментное письмо с зелёными чернилами. Это сработало безотказно — мальчик тут же увлёкся чтением, а притухшая было улыбка снова озарила лицо Джима, ведь его любимая сказка становилась жизнью. Что же, дорогой читатель, я предлагаю не мешать чужому счастью и перенестись в другой конец Англии, где прямо сейчас разгорается довольно неприятная картина. Впрочем, судите сами…

***

      Неприметный домик недалеко от деревни Оттери-Сент-Кэчпоул, что в графстве Девон, всегда был шумным заведением. Жизнь здесь била ключом. Как водится, ключ этот был гаечным, бил всех подряд и по чему попало. Вот и сейчас в родовом гнезде семейства Уизли разразился ужасающий по своей масштабности скандал. — Хьюго, немедленно объяснись! Что значит «ты не наш сын»?! — разорялась Гермиона, весьма угрожающе помахивая сковородкой, очень напоминая собой свою свекровь Молли Уизли. — В твоих же интересах говорить очень убедительно, иначе, клянусь Мерлином, у тебя будет крайне серьёзный разговор сначала с отцом, а потом с бабушкой.       Вся эта тирада была посвящена рыжеволосому мальчику со скучающим выражением лица. Впрочем, скучающим лицо оставалось недолго — едва мать замолчала, мальчик чуть нахмурился и начал говорить. — Объясниться? Таки легко. Но предлагаю для начала заново познакомиться, «маман». Моё имя Михаил Самуилович Хабибулин-Кац, электромонтажник третьего разряда, 30 лет от роду. В узком кругу известен… Кхм, был известен как Моня «Фаза», после того как на спор лизнул фазу в 36 вольт. В свою защиту скажу, что на кону стоял ящик вискаря, который я выиграл. Последнее, что помню из своей прошлой жизни — крик летящего на меня с лесов прораба «Кто не спрятался — сам дурак!», а через минуту я уже валяюсь на больничной койке в непонятном медучреждении в теле чахлого задохлика одиннадцати лет. Ваша очередь объясняться, мадам.       Ошарашенная Гермиона от такой отповеди даже дар речи потеряла. Действительно, Хьюго из-за своего шебутного характера попал в больницу — мальчик неудачно упал с игрушечной метлы и едва не свернул себе шею. Целители ничего вразумительного сказать не могли — мальчик неожиданно для всех впал в кому, а когда также неожиданно вышел из оной (к полному шоку всех целителей и большой радости четы Уизли), то стал вести себя довольно странно. И вот, спустя сутки, прямо в канун своего одиннадцатилетия, он заявляет, что он-де не их с Роном сын. — А моё имя, как тебе известно, Гермиона Грейнджер-Уизли. Министр Магии, в отпуске. Возраст я тебе не скажу, да и не прилично у дам его спрашивать. Мастер Чар… Что смешного я сказала?!       И действительно, мальчика буквально распирал хохот. — Я согласен поверить в переселение душ, в то, что я являюсь одиннадцатилетним обормотом, да блин, я почти верю в то, что ты моя мать, благо разрез глаз действительно схож с твоим, но магия? Мать, ты это, больше не кури то, что ты курила до этого, а то свалю из дома в шаолиньский монастырь, приму там Ислам, отрекусь от вашего семейства и…       Однако что же именно «и» Хьюго сказать уже не смог — уставшая от этого балагана Гермиона банально наложила на мальчика заклятье немоты. Сковородка давно вернулась обратно на плиту, а уставшая от трёпа женщина помассировала виски. К молодому министру магии подступала истерика. — Да, Хьюго, ты волшебник, и я волшебница, а если ты не перестанешь мне хамить, то заговоришь только в сентябре. Я достаточно тонко намекнула?       Сдержанный кивок был ответом, хотя глаза мальчика явно не верили в происходящее, иначе как объяснить их размер со среднюю лампочку? Взмах палочкой, и к младшему из Уизли вновь вернулся дар речи. — Согласен, погорячился, извиняюсь… Но и ты меня пойми, женщина. Ещё вчера я отмечал сдачу объекта, а сегодня я волшебник-дрищ, которому снова придётся переться в школу. Согласись, перспективы так себе. — Но ведь ты же будешь учиться в Хогвартсе! — Гермиона… Эм, я правильно имя произнёс? Так вот, Гермиона, ты так говоришь, словно для меня это что-то сказало. Прими как данность, что я не твой сын и, упреждая все твои намёки и обвинения, я не знаю, что с ним случилось. А теперь есть вопросы по существу?       Вопросов, как оказалось, было немало. После нескольких часов тщательного расследования (расспросов, попыток поймать на вранье, сопоставлении фактов и, чего греха таить, сугубо профессиональных вопросов с обеих сторон с последующей демонстрацией), Гермиона с тяжёлым вздохом опустилась на ближайший стул и внимательно посмотрела на сына. — У меня к тебе есть одна просьба, — тихий голос Гермионы слегка подрагивал, было видно, что ей нелегко этого говорить и она едва-едва сдерживает бьющуюся истерику. — Можешь меня называть мамой? Хотя бы на людях и в кругу семьи? Всё же ты наша плоть и кровь. Я тебя услышала и приняла к размышлению, но предлагаю пока что сохранить эту тайну между нами — бабушку Молли эта новость убьёт, а Рон… Ну, скажем так, лучше пусть остаётся в неведенье. Поверь, так будет лучше для всех. И для тебя в том числе — нахождения ещё и невыразимцев в этом доме я могу банально не пережить.       При этих словах женщину неожиданно прорвало и она разрыдалась. Долго, протяжно, но неожиданно тихо. А Хьюго… Как и любой порядочный мужчина принялся её успокаивать, всячески обещая любить её и хранить их маленький, но такой болезненный для них обоих секрет. В конце концов, он тоже разом потерял всех родных, близких и друзей, а это, мягко говоря, подкашивает. В тот же день Хьюго получил письмо о том, что он принят на обучения в Школу Чародейства и Волшебства «Хогвартс». Так же «мама» его обрадовала, что он является метаморфом — своеобразным уникумом, способным менять свою внешность по собственному желанию. Много чего узнал о себе нового в тот день Хьюго Грейнджер (от фамилии отца он открестился всеми цензурным и не очень просьбами), и лишь нескончаемый запас природного оптимизма позволил Михаилу Хабибулину не послать всё далеко и нецензурно, а с улыбкой на лице принять реальность такой, какая она есть. Ведь, как говориться, что не делается, всё к лучшему. Остался лишь сущий пустяк — обернуть это себе во благо.