до трех

Джонхан — это полный и бесповоротный пиздец, который ни за что не даст тебе спокойно вздохнуть, стоит ему показаться в твоем поле зрения. Эти бляцкий длинные волосы, которые во всю переливаются, стоит тому просто пропустить их сквозь пальцы. А эти чертовски прекрасные бедра, такие подкаченные, просто великолепные, идеальные. Прекраснее, пожалуй, только его лицо. У Сынчоля и слов бы не хватило, если бы его попросили рассказать об этом парне. А если совсем откровенно, то не об «этом» парне, а, вообще-то, о его парне. — Сынчоль, сегодня у тебя, да? — а его ли, если они даже ни разу-то и не целовались до этого. — Да, только заранее выбери фильм, хорошо? — а Сынчоль уже заебался только смотреть фильмы. — Без проблем, — но он еще не знает, что Джонхан, вообще-то, тоже. Начать встречаться месяц назад и ни разу не целоваться — это, как некоторые бы подумали, немного странно. Остальные, люди, которые немного поумнее, просто сказали бы, что это просто чертовски тупо. Тем более, если вы любите друг друга так же сильно, как эти двое. Просто Сынчоль боится быть слишком настойчивым, потому что знает: если попробует, то остановиться уже точно не сможет. Джонхан слишком затягивает. Если всего лишь посмотреть на то, как этот идиот смеется, то просто зависнуть можно. Если Сынчоль зависает на таком, то с поцелуем все будет намного хуже — он просто не сможет остановиться, оставив остатки разума где-то далеко, еще и, блять, надолго. Очень надолго. Сынчоль боится реакции. — Слушай, Сунен, вы же с Джихуном часто целуетесь, да? — и Сунен думает, что его друг, возможно, немного ебанулся. — А насколько долго? — и он прав. Как и прав с тем, что его заставят вытирать остатки лимонада со стола, которые он только что нечаянно выплюнул. — Может, ты еще спросишь насчет кое-чего с рейтингом повыше? — ну, если только по приколу. — Тебе вообще зачем? — А крышу сильно сносит? — Сунен совершенно не понимает, что, собственно, происходит, но если Сынчолю так интересно, то без проблем. Друзья же, почему нет. А Сунен знал о поцелуях не понаслышке, потому что дома у него живет маленький, противный, вечно недовольный, но временами такой до невозможности горячий парень, с которым он любит целоваться по полчаса, не отвлекаясь вообще ни на что. Даже если стены вокруг начнут рушиться. — Когда целуешься, — начал Сунен, — крышу сносит моментально и бесповоротно, — ну все — подумал Сынчоль — никаких поцелуев. — Иногда мы с Джихуном целуемся по полчаса. А еще был момент, когда и целый час. Губы горят, болят, но с каждой минутой хочется все больше, но понимаешь, что остановиться уже нереально. Вот и Сынчоль боялся, что уже не остановится, а еще боялся того, что Джонхану не понравится. — Джонхану понравится, не переживай, — сначала Сынчоль не понял, а когда понял и хотел было ответить, Сунена уже и след простыл. А на часах уже восемь и пора бы домой, но дома ждет Джонхан. Весь такой красивый, великолепный, а еще такой невинный. По крайне мере, так думает Сынчоль. Да кто угодно, поглядев на Джонхана, так бы подумал. Когда этот парень просто смотрит на тебя, он похож на ангела, чистого и прекрасного. Но когда смеется, то это просто пиздец. Пиздец в прямом и переносном смысле этого слова. — Ну ты и долго, где был? — Сынчоль уже привык приходить к себе и видеть там кого-то давно уже не постороннего, а такого уютного и милого Джонхана. — Неужели по парням шлялся? — Сынчолю даже не стоит отвечать на этот вопрос, потому что легкой и нежной улыбки вполне достаточно. — Просто заходил в магазин и купил кое-что, — и тут у Джонхана как-то слишком ярко загорелись глаза. — Неужели это то, о чем я думаю? — этот парень очень любил есть. — Да! — наигранно воскликнул Сынчоль. — Это твой любимый мармелад! Как-то раз Джонхан пошутил насчет того, что готов встречаться с тем, кто всю жизнь будет обеспечивать его мармеладом. Так эти двое, вообще-то, и начали встречаться. Ну, по крайне мере, Сынчолю стало намного легче предложить. — Эти герои невероятно скучные, не находишь? — скучным можно было назвать не только героев, но и фильм в целом, но выбирал не Сынчоль, так что не время жаловаться, хотя… — Не уверен, что только они здесь скучные, — и Джонхан прекрасно понял, о чем говорит тот, в чьих объятьях он так удобно расположился. Ему и самому не особо приносило удовольствие наблюдать за тем, так уже который раз собачатся главные герои. — Ты чертовски прав, поэтому выключай эту любовную драму к херам, а я схожу за мармеладом. — И когда ты успел все съесть… Сынчоль, вообще-то, без понятия насчет того, что они будут делать теперь, потому что фильмов на очереди нет. А Джонхан тем временем какого-то хрена задерживается на кухне на целых десять минут. Как будто и вовсе не за мармеладом пошел. Только вот он и вправду туда далеко не за этим направился, а еще задерживается он там далеко не просто так. Джонхан не против держаться за руки, обниматься, подолгу смотреть друг другу в глаза, засыпать в одной кровати в обнимку, но он хочет чего-то больше, а Сынчоль как назло нихера не делает. Ну, если не делает он, то сделаю я — так он подумал. Ждать приходится долго, потому что Сынчолю будто все равно, что парня нет уже десять с лишним минут. Но, сев на подоконник и опустив голову, он все равно терпеливо ждет. — Ну, и что ты тут делал десять минут? — дверь со скрипом открывается, а затем Сынчоль видит Джонхана, с которым, кажется, что-то не так. В комнате ни единого намека на свет. Только сияние, такое почти незаметное, от луны, которое падает на лицо сидящего на подоконнике парня, чьи светлые волосы так красиво переливаются сейчас. У Сынчоля в груди непойми что творится. Так тепло и одновременно холодно, так спокойно, но в то же время не совсем. Внутри буря, такая сильная и крышу сносящая. Джонхан невероятно красивый, а еще почему-то слишком спокойный. — Тебя ждал, — он наконец поворачивается, и в ту же секунду Сынчоль понимает, что сдерживаться становится пиздецки трудно. А затем Джонхан просто берет… и закусываю свою блядскую губу. Сначала нижнюю, так ахуеть как медленно, а потом верхнюю, но уже чуть быстрее, но не значит, что от этого становится хоть как-то легче. Сомнений в том, что он специально, у Сынчоля больше нет. — Не смей… — а Джонхан Сынчоля не слышит. Лишь смотрит в глаза так, что ноги ватными становятся моментально. Просто сидит на этом сраном подоконнике, подогнув одну ногу под другую, специально дразня. — Джонхан… Облизывание губ — это последняя капля, с которой теряется и последняя частичка самообладания. У Сынчоля в голове одна большая надпись. Очень «DANGEROUS» и невероятно «HOT». — Если ты, блять, меня сейчас не поцелуешь, — и какая нахуй разница, если Сынчоль и так собирался сделать это, — я разозлюсь, понимаешь? — а парень не по наслышке знает, что бывает, когда Джонхан злится. Безвозвратно пропадает все сынчолево печенье, например. Звучит катастрофически. И, казалось бы — подумал Сынчоль — неужели нельзя было просто сказать, что хочешь тоже, хотя так, впрочем, куда интереснее. Теперь парень понимает, что действительно значит фраза «крышу сносит». А сносит, блять, сильно. Ахуеть как, блять, сильно! У Джонхана губы идеальные, просто невероятно мягкие и, кажется, специально созданы для сынчолевых. А еще парню интересно, почему на вкус они точно как сладкая клубника. Наверное потому, что Джонхан перед этим использовал специальный бальзам для губ, который присмотрел очень давно и, вообще-то, не просто так. Сынчоль чувствует руки Джонхана, которые аккуратно и одновременно резко гладят его черные шелковистые волосы. Просто до мурашек приятно. Джонхан же чувствует родные руки на своих бедрах, которые иногда с приличной силой сжимают кожу через плотную ткань штанов. У Джонхана мурашки. Дышать труднее с каждой секундой. Сынчоль думает, что Джонхан целуется слишком хорошо, хотя «думает» — это слишком сильно сказано. Он чувствует. Как вообще можно думать, если твои губы так приятно покусывает невероятно горячий парень, что еле дышит от твоих поглаживаний по бедрам, иногда переходящим куда-то выше, и просто смотрит взглядом, в котором читается столько любви, сколько вообразить просто невозможно. Влажно и слишком горячо. Джонхану нравится. — Господи, — пять минут проходит как в бреду, — я готов целоваться с тобой по несколько часов, знаешь? — Единственное, что я знаю, любовь моя, — произносит все еще сидящий на подоконнике парень, — ты должен компенсировать мне этот месяц, что я провел без поцелуев. Спрыгнув с подоконника и не дождавшись какой-либо реакции от Сынчоля, Джонхан притягивает его к себе, утягивая в новый, более долгий, но такой же приятный, поцелуй.