Песнь сирены

~ ~ ~

Юнги просыпается, как и ожидал, невыспавшимся. Всё тело ломит, глаза упрямо отказываются раскрываться, и горло саднит нещадно. Нужно выпить что-нибудь от простуды. Конечно, вчера до нитки промок и замерз, как собака, усмехается про себя Юнги. Но после секундного воспоминания о вчерашнем дне в голове как будто что-то щелкает. Ливень. Домик на берегу. Русалка на бетонном полу. Опалённый хвост и большие умоляюще глаза. Не может быть. Это просто галлюцинации, это из-за болезни приснился бредовый сон, не может этого быть. Русалок не существует. Юнги потягивается в постели, широко зевает и наконец поднимается с кровати, направляясь в ванную и почёсывая затылок. День, как обычно, обещает быть тяжёлым, но нужно привести себя в форму и идти работать. Однако, перед самой дверью ванной Юнги замедляет шаг, застывает и не решается повернуть ручку: из обрывков сна он помнит, что приволок русала к себе домой и затащил в ванну, налил туда воды почти до краев и отправился спать, на большее сил не хватило. Он просто решил оставить все проблемы на утро. И вот оно. Утро. Прислонившись ухом к двери, Юнги прислушивается: внутри вроде тихо. Это обнадеживает, и Юнги облегченно вздыхает. Не то чтобы он не верил в русалок, эльфов и прочих мифических существ, но он и правда считает это всё плодом хорошо развитой фантазии писателей и падких на всякие сказки детишек. А он взрослый парень и не должен верить во всю эту чушь. Медленно повернув ручку, Юнги аккуратно, стараясь даже не дышать, открывает дверь, и первое, что бросается в глаза в приоткрывшейся щели, это сеть на полу. Сеть, в которой он якобы тащил вчера к себе домой русалку. — Не может этого быть… — уже вслух бормочет он и резко распахивает дверь, тут же бросая взгляд на ванну: она до краев наполнена водой, а на поверхности мелко рябит. Юнги уже ничего не понимает — это всё тот же сон или перед ним сейчас и правда в его же ванне спит русалка?! Подойдя ближе, он заглядывает туда: тело как у человека, за исключением покрывающей кожу полупрозрачных тонких чешуек; синеватый переливающийся перламутром хвост от чуть ниже живота, и такого же цвета волосы на голове; на шее по бокам жабры, они мерно двигаются, значит, русал дышит; лицо у него (Юнги всё-таки думает, что это он) почти детское из-за мягких и пухлых на вид щек, полные губы надуты, а длинные тёмные ресницы едва заметно подрагивают. Ладони сложены под щекой для удобства сна в жесткой ванне. Кажется, что спать ему здесь очень даже уютно. Интересно, сколько ему лет? Русал лежит на левом боку, и перед Юнги во всей красе предстало множество рваных ран и царапин, покрывающих его плечо, бок и часть хвоста, а опалённый плавник слегка качается в воде от непроизвольных движений, и, к счастью, больше не кровоточит. Наверное, это было очень больно. Юнги тянется к его плечу, но едва касается поверхности воды, как русал тут же дергается и просыпается, испуганно глядя на него своими глазами аквамаринового цвета. Отдернув руку, Юнги отступает на два шага назад, а русал выныривает на полголовы и смотрит на него, цепляясь пальцами за бортик. — Эм… Привет? — осторожно машет ему рукой Юнги. Русал смотрит на него вопросительно, а затем подтягивается повыше и облокачивается руками на бортик ванны, опустив подбородок на руки. С его плеч в воду стекают ручейки, на поверхности поднимаются волны, и вода проливается на пол через края ванны прямо на ноги Юнги. — Эй! Аккуратней! — возмущается он, отряхивая вмиг промокшие тапки и отступая еще дальше. — Mihi ignosce, — с виноватым видом отвечает русал, тут же успокаивая руками возмутившуюся воду. Отряхнув ноги от воды, Юнги хмурится и поджимает недовольно губы — на сон это уже перестало походить. Скорее на бред. И он до сих пор не понимает, что говорит ему русал, это начинает порядком раздражать. — Послушай, — вздыхает он, опускаясь на корточки, чтобы быть на одном уровне с русалом, — я не понимаю ничего из того, что ты говоришь. Вообще. Не-по-ни-ма-ю. И я не знаю, чем тебе помочь, поэтому надо как-то решить эту проблему. Я не собираюсь оставлять тебя у себя навсегда. — Non intelligere? — спрашивает русал, и Юнги мотает головой, поняв лишь слово «non», что, вроде бы, на латыни значит «нет». Юнги плохо знает латынь и латинские названия, но у него есть один знакомый ихтиолог, который ко всему прочему большой фанат этого мертвого языка и любит блеснуть своими знаниями за пивком в кругу друзей. Озадаченно опустив взгляд и закусив губу, как будто пытаясь что-то вспомнить или придумать, русал вдруг оживленно охает и говорит снова что-то непонятное: — Propius, propius, commodo. Он манит Юнги руками, призывая подойти ближе, и тот, гусиным шагом пододвинувшись к ванне, замирает и ждет, что дальше. Но едва он задумывается о том, что оказался слишком близко к этому, вполне возможно, опасному существу, как русал внезапно обхватывает его лицо мокрыми руками и целует в губы. От неожиданности Юнги испуганно застывает, жмурится и вдруг чувствует, как губы покалывает, как будто от слабых электрических разрядов или от перечной мяты. Если бы не тот факт, что его целует полурыба, то ему бы даже понравилось — влажные пухлые губы русала, немного солёные на вкус, такие мягкие и нежные, что нет желания даже на миллиметр отодвинуться от них. — Теперь понимаешь? — слышится мелодичный голос, и Юнги не сразу осознаёт, что его уже никто не удерживает. Он медленно открывает глаза, смаргивая наваждение, и заваливается назад в лужу воды на полу. — По-понимаю… — нервно кивает он. Слышать из уст мифического существа вполне осознанную человеческую речь это очень, очень странно. — Прости, что облил водой. Я случайно, — виновато бормочет русал, потупившись и снова опустив половину лица под воду, видимо, чтобы дышать. — Да ничего страшного… — хрипит в ответ Юнги, прокашливается и повторяет уже чётче: — Ничего страшного, я уберу потом. Сидя на мокром полу, он смотрит на русала и пытается понять, что вообще происходит прямо сейчас. Губы всё ещё покалывает после поцелуя. В голове вертится множество самых разнообразных слухов и мифов о поцелуях русалок. Он теперь может загадать желание? Или ему теперь не страшно утопление? Он боится спросить, поэтому молчит и просто ждёт, что будет дальше. — Так мы можем понимать людей. Я поцеловал тебя, чтобы перенять твой язык, но это продлится только один день. — А-а. Ясно. Повисло неловкое молчание. Русал снова прячет половину лица под воду, бросая украдкой смущённые и боязливые взгляды, а Юнги, в свою очередь, беспрерывно и почти не моргая пялился на русала, и кажется — вопросов должно быть миллион. Но никто не решается их задать. — Ну… — решил наконец нарушить тишину Юнги, — как тебя зовут? — Чиминарин Иналгэ Инфундомарис, — отвечает русал, мягко улыбаясь. — А короткая версия есть?   Юнги хмурится, пытаясь повторить в голове только что произнесенные слова, но понимает, что не может толком вспомнить даже второе слово. Первое вроде запомнил. — Чимин. Коротко будет Чимин. — Такое длинное имя. У него есть значение? — Чиминарин в водорослях на дне моря, — отчего-то смущенно отвечает русал. — Чиминарин это такой камень. Юнги тихо усмехается тому, что его назвали в честь камня. Странный выбор имени для русалки, и от этой мысли он улыбается ещё больше. Это кажется странным. — Он очень красивый, между прочим! — Чимин обиженно хмурится в ответ на его смех. — Он такого же цвета, как мои волосы, поэтому меня так назвали. Просто он находится очень глубоко на дне, и люди вряд ли когда-нибудь видели его. И ещё, этот камень можно найти в корнях водорослей, а я обычно сплю в их зарослях, потому что в них тепло, и они мягкие. Мне нравится. — Ясно, — кивает Юнги, всё ещё улыбаясь и мысленно отметив для себя, что русал достаточно болтлив. — А почему ты оказался в том доме на берегу? Точнее, как? Чимин тут же бледнеет испуганно и прячется под воду, и Юнги поднимается с корточек, чтобы наклониться над ванной. Русал закрыл лицо руками и отвернулся, он вздрагивает, как будто плачет. — Эй, ну ты чего?.. — тихо спрашивает Юнги и осторожно касается его и гладит по плечу в порыве успокоить бедное существо. Чимин оборачивается на него, смотрит покрасневшими глазами, а затем аккуратно выныривает, чтобы не возмущать воду, и ложится на спину, оставив над водой только лицо и обхватив себя руками. Голубоватые мокрые пряди облепляют его лоб, бледные губы сжаты в полоску, и, судорожно выдохнув, русал едва слышно говорит: — Меня так казнили. Юнги показалось, что он ослышался. — Казнили? — Да, — шепчет Чимин, с горечью опуская глаза. Его голос дрожит от воспоминаний о вчерашнем дне, и Юнги уже жалеет, что спросил его об этом. — Меня казнили за то, что я не выполнил долг сирены. Меня вынесло волной на берег, и море больше не принимает меня. Если я останусь на суше — умру. Если попытаюсь вернуться в море — меня сожжет вода. Мой хвост… Чимин поднимает над водой обезображенный плавник, от которого остались лишь лоскуты, и тяжело вздыхает. — Прости! — с ужасом в голосе извиняется Юнги. — Прости, если бы я знал, я бы не… — Ты хотел помочь мне, я знаю, — с благодарной улыбкой говорит Чимин и касается его руки. — Спасибо за помощь, ты спас мне жизнь. Хотя, теперь я вовсе не знаю, как жить дальше. Я и не должен жить, не заслуживаю этого. Я уже должен был умереть и почти умер, но ты меня спас. Мне было так страшно… так страшно умирать. Глаза его снова краснеют и становятся влажными, а в уголках собираются слёзы. Одна слезинка, медленно скатившись по щеке, падает в воду и внезапно окрашивается в ней аквамариновым цветом, как акварелью. Она формируется в шарик, твердеет и после этого падает на хвост русала, превратившись в жемчужину. Юнги не верит своим глазам. Снова возвращается мысль о том, что это всё нереально. — Твоя слёза? — шепчет почти испуганно Юнги, указывая на жемчужинку пальцем. — Возьми. Возьми себе. — Чимин берет жемчужину в ладошку и, вынув из воды, протягивает её Юнги. — Этого мало за моё спасение, но я сделаю тебе ещё. Я дам тебе столько, сколько захочешь, потому что хочу отблагодарить. Чимин перекатывает жемчужину в протянутую руку Юнги, и тот подносит её к глазам, разглядывая это сокровище. Тем временем русал жмурится сильно-сильно, и с уголков его глаз скатываются ещё две слезинки, падая на хвост двумя прекрасными и совершенно разными жемчужинками, после чего он берет их и вкладывает в раскрытую ладонь Юнги. И просит, к удивлению: — Возьми их, не отказывайся. В конце концов, они причина всему.