Песнь сирены

Семья Юнги никогда не отличалась богатством. Даже банальное мясо на ужин было чем-то вроде роскоши — его ели только по выходным, собираясь всей семьёй. Но их устраивала такая жизнь, они не бедствовали, не голодали, просто не были богатыми, жили одним днём, так сказать, — что заработают, то сразу и потратят на жизнь, и никаких сбережений и драгоценностей у них в доме не было и в помине. Поэтому Юнги сейчас, держа в руке три жемчужины, каких он никогда, нигде, даже во всезнающем и всевидящем интернете не видел, в общем-то и не знал, что делать с ними. Да и принимать жемчужины из слёз терпящей страдания русалки было как-то… — Я не приму их, — сказал Юнги. — Это… это же твои слёзы, твоя боль, зачем мне это? Я не богат, но и в деньгах не нуждаюсь, каким бы бедным я ни казался. — Возьми, — снова сказал Чимин. — Это мой дар тебе, благодарность. — Но ты говоришь, что они — причина всему. Почему? Почему тебя казнили? Почему… как… — Это предания сирен, — ответил русал, спрятав израненный плавник под воду. — Я не уверен, что могу рассказывать тебе о них, но… Я расскажу. Мне кажется, я имею право это сделать, раз море от меня отказалось и братья отвергли… Чимин сел на дне ванны, прижав хвост к груди и, обхватив его руками, опустил на него голову, и Юнги вслед за ним сел на пол на коврик у ванны, и повторяя его позу, прижал колени к груди и уткнулся в них подбородком, приготовившись слушать. Чимин, тяжело вздохнув и явно нервничая, начал рассказ. — Я не застал то время, когда появились предания, это было примерно тысячу лет назад. Тогда нас было намного больше, чем сейчас, и в то же время о нас узнали люди. Мы хотели сродниться с ними, жить с земным народом в мире и согласии, поддерживая гармонию на земле и в водах всего мира, но люди оказались намного более жестокими, чем мы думали. Они узнали о том, что наши слёзы становятся жемчугом, и с этого началось страшное время для сирен… Нас находили везде, где бы мы ни прятались. Тех, кто попадал в плен, пытали — вырывали чешуйки, жгли огнём жабры и плавники, не давали дышать под водой часами, а иногда и днями. У нас отнимали слёзы. Многие не выдерживали и дня этих пыток, обращаясь пеной и не имея больше возможности никогда увидеться со своей семьёй. Страшное время для сирен, как я и сказал… Тогда наши старейшины обратились к самому морю, к его глубинам и недрам, прося защиты для нашего народа, и море дало нам защиту — по сей день о нас в мире теперь ходят только слухи и сказки, потому что море скрывает нас от людских глаз, а те немногие, кто нас видел и рассказал людям, вызывают только смех у остальных людей. Море даёт нам укрытие, прячет от земного мира, но оно требует от нас взамен жертву в память о том, что наши предки страдали и получили милость от морских глубин. В тот день, когда нам исполняется семнадцать, мы проходим то, что у нас называется ''canticum promissionem'' — песня обещания. Все ведь знают, что песня сирены губительна для рыбаков, что мол издревле сирены заманивали рыбаков к себе и убивали их, съедали и тому подобное, и это отчасти правда. Наш дар, наши голоса, которые дало нам море, они… очаровывают людей. Мы поем, завлекая одиноких моряков, после чего мы должны… заколоть их. И забрать сердца. Мы уносим сердца к глубинам и отдаём морю, и это обещание должна выполнять каждая сирена. Ко всему прочему, у нас есть палачи. Они для тех, кто не хочет выполнять обещание… Для таких, как я. Юнги внимательно слушал и ловил каждое слово русала, и заметил, как тот нахмурился, как будто хотел снова заплакать, но сдержался, лишь судорожно выдохнув и прикрыв глаза. — Я не хотел никого убивать. Поэтому для меня назначили казнь, так делают со всеми, кто отказывается подчиниться законам моря. Меня оставили одного вблизи берега, а затем палач призвал волну, которой меня и вынесло на берег. Чонгук очень умелый палач… Он не зря в их рядах, я не знаю никого, кто ненавидел бы людей больше, чем он. И он ненавидит всех, кто отказывается подчиниться морю, кто не хочет убивать людей. Меня, например… Для многих из нас выполнение долга — скорее желание не попасть в руки Чонгука, потому что он знает, как причинить боль и заставить нас умирать долго, осознавая каждую секунду своей гибели, как было со мной, и жалея о том, что отказались от традиций и долга… Но я не жалел. Когда волна подхватила меня, Чонгук специально направил ее туда, к тому зданию. Волной меня впечатало в окно, от напора стекло лопнуло… Юнги посмотрел на руки и тело русала, понимая теперь, откуда взялись все эти раны, и невольно содрогнулся, представив, сколько боли он вынес. — Я пролежал там так долго, что не знаю, сколько времени прошло, я просто медленно задыхался, умирая без воды. Мы, сирены, дышим жабрами, но можем и запасать кислород в лёгких, его хватает на пару часов, но я был там намного больше, чем пару часов. Я уже чувствовал, что умираю… Но потом пришёл ты. Я не знаю, что делать дальше, где жить, но я… Я буду вечно благодарить тебя. Я дам тебе столько жемчужин, сколько пожелаешь, я могу целый день плакать для тебя, если хочешь!.. Я не могу и не имею права просить твоей помощи, да и вряд ли ты как-то можешь помочь мне, потому что я отверженный, изгой, сейчас я не принадлежу ни земле, ни морю, для меня нет места в этом мире, и всё же… — Есть для тебя место. Чувствуя, как к щекам приливает кровь от злости на то, что с русалом поступили так жестоко только потому, что он не хотел убивать человека, Юнги сжал кулаки, но затем расслабился и уже с сожалением посмотрел на Чимина. — Для тебя есть место в этом мире, — снова сказал он, касаясь щеки Чимина и утирая слезу, которая почти что упала в воду, не давая ей обратиться жемчугом. Ему не нужны были такие ''богатства''. — Я не знаю, насколько удобна моя ванна для тебя, но я могу предложить тебе только это. И еду, конечно, ты главное просто… живи. Я придумаю что-нибудь для тебя, я хочу помочь тебе… В глазах русала отразилось столько надежды, облегчения и доверия, и Юнги невольно сам вздохнул как-то легко — он и не заметил, как всё время, пока рассказывал Чимин, он почти не дышал. Что-то в его истории было настолько древнее, тайное, и Юнги чувствовал, что никто из людей до сих пор не знал этого, что он стал причастен к какому-то секрету. Понимая, какой груз ответственности теперь ложится на его плечи, и насколько сложнее станет его жизнь, он всё же готов был принять к себе сирену, отвергнутую собственным народом. В каком-то смысле Юнги понимал Чимина, сам он был совсем один, только его не отвергли, он просто стал жертвой обстоятельств. А вот Чимин сам выбрал такую судьбу, выбрал умереть, а не убить. Уже за это Юнги хотел сказать ему спасибо и помочь всем, чем сможет. Жемчужины из слёз? Они не нужны были ему, он решил сам делать всё возможное, чтобы облегчить жизнь русалу. Да, ванна не море. Да, вода пресная и рыба в ней не плавает. Но всё же это лучше, чем превратиться в пену или умереть от удушья. Всё лучше, чем смерть. — Спасибо… — прошептал Чимин. — Спасибо тебе… Ты хороший человек. Нам рассказывают, что все вы злые, что хотите похитить нас и пытать из-за наших слёз. Каждый из нас боится повторения той истории, и всё же я чувствовал, что что-то не так, что не могут все люди быть злыми. Я в этом убедился благодаря тебе. — Ну… я не самый лучший представитель нашего ''мира земных'', как ты говоришь, — усмехнулся Юнги, — но и не последняя сволота. Что я, изверг, чтобы не помочь сирене в беде? От хриплого смеха Юнги и тихого звонкого Чимина гнетущая атмосфера вокруг рассеялась и стало как-то легко, как будто с плеч упал тяжёлый груз. Чимин заулыбался, и Юнги подумал, что улыбка идёт ему гораздо больше, чем слёзы — казалось, что в его глазах загорелись искорки, Юнги даже залюбовался. Но потом он вспомнил, что впереди у него как обычно трудный день, и что придётся оставить русала на целый день одного. Нужно работать, но так хотелось остаться, узнать побольше о его мире… — Мне надо уходить, — вздохнув, сказал Юнги и поднялся с пола. — Надо работать, раз нас теперь двое. И ещё твои раны… Нужно ли тебе что-то, чтобы залечить их? — Я не хочу быть тебе в тягость, — тут же ответил Чимин, — да и раны заживут сами, но… От слизи морских улиток они бы зажили быстрее. — Хорошо, будут тебе улитки. Пока Юнги умывался и собирался на работу, он успел даже порадовался тому, что туалет и ванная в его доме были раздельные, иначе пришлось бы туго. Уходя он также спросил у Чимина, чем он обычно питается, и услышав в ответ: «Рыбой, ламинарией, ульвой и крилью… Ну и морским виноградом, конечно, и еще креветок люблю… Но мне достаточно будет и обычной рыбы…», Юнги сделал пометку достать хотя бы половину из этого списка, чтобы немного порадовать сирену. Всё-таки, после стольких мучений, что тот натерпелся, Юнги хотелось как-то помочь ему и дать всё возможное, чтобы облегчить его жизнь на суше.