Песнь сирены

— Юнги! Джин стоял под дверями с ведром водорослей и не понимал, какого хрена… Почему Юнги попросил его приехать, хотя раньше никогда ни о чем не просил? Почему попросил привезти ведро водорослей, и теперь не открывает дверь и не отвечает на телефон? — Юнги! — Джин стучал ногой в дверь, пытаясь достучаться, но внезапно от сильного удара дверь поддалась и распахнулась. Оказалось, она всё это время была открыта. — Вот же ж, дверь нараспашку… А если воры зайдут? Толкнув дверь, Джин ногой захлопнул её и вошёл в дом, огляделся вокруг. — Юнги-я, я привёз водоросли! Ты почему не открываешь? Он прошёл чуть дальше, но казалось, что дома никого не было. Слишком тихо, и всё это казалось Джину очень подозрительным. Но внезапно откуда-то из глубины дома послышался тихий всплеск воды. — Эй? Поставив пластиковое ведро на пол в прихожей, Джин схватил первое, что попалось под руку — этим оказалась вешалка — и медленно двинул в ту сторону, откуда исходил звук. — Юнги, мне вообще не смешно, имей ввиду! Он двинул вглубь дома, сжимая в руках своё ''оружие'' на случай внезапного нападения из-за угла, но когда он дошел наконец до ванной, откуда и донёсся звук, то никак не ожидал обнаружить прямо в ванне… незнакомого парня? — Ты кто?! — чуть не вскрикнув от неожиданности, спросил Джин. — Ты кто? И где Юнги? Парень смотрел на него как-то испуганно, прячась по самый подбородок под воду, и тогда поняв, что он, по всей видимости, голый, Джин тут же отвернулся, зажмурив глаза. — Еще раз спрашиваю, ты кто? Что ты делаешь в ванной Юнги? — Я… живу тут, наверное? — как-то неуверенно проговорил парень в ответ. — Юнги ушёл. А вы сказали, что принесли водоросли? Вы не могли бы принести их сюда, пожалуйста? — Да зачем ему эти водоросли-то, я не могу понять? — всё еще недоумевал Джин. — Еще и так много? — Они для меня, вообще-то, — ответил парень. — Ладно, ладно. А ты, может, сам их заберешь? Я их оставил в прихожей. — Я не могу… эм… Просто принесите их сюда, если вам не трудно… Джин ничего не понимал — ни того, почему Юнги вдруг внезапно ушел, ни что в его доме делает какой-то парень. Джин решил, что он, возможно, его парень? Не то чтобы ему была интересна личная жизнь Юнги, но как еще объяснить присутствие этого, (как мельком заметил Джин) довольно симпатичного парня в его ванной, в то время как сам Юнги куда-то ушел? Значит, он доверяет ему, оставив его одного дома, так что, может быть… «Это не моё дело, не моё дело…» — твердил себе Джин. — «Он просто попросил меня принести водоросли, так? Ну, я своё дело сделал, деньги отдаст потом… Если отдаст, конечно.» Быстро вернувшись обратно, Джин поднял ведро и, прикрывая глаза рукой, поставил ведро у двери в ванную. — Ну, я пошел, — смущенно сказал Джин, стоя уже за дверью. — Передай Юнги, чтобы позвонил мне, как придёт. Он какой-то странный в последние дни… — Хорошо, — ответил парень. — Спасибо вам, Джин. Его голос отдался каким-то странным эхом в голове Джина, и он нахмурился, чувствуя, как каждое слово этого парня как-то странно действовало на него, на его мысли — они как будто подёрнулись пеленой. — Эм… не за что. И кстати, у вас тут дверь не закрыта оказалась. Ты бы закрыл, что ли, раз Юнги сам не думает о безопасности. — А, хорошо. — Ну, я пошел. И, спешно покинув дом, Джин уже сидя в машине вспомнил, что на шее парня были какие-то странные рубцы.

~~~

Идея, которая пришла Юнги в голову, была настолько наивной и нереальной, что он и сам не верил, что решился на это. Он вышел в море на своей ''Дороти'', совершенно не понимая, как он будет делать это, как призвать сирену, и возможно ли это вообще. Имя — это всё, что у него было, и он надеялся, что этого хватит. Хотя, чем дальше он отплывал от берега, тем яснее понимал, что это чистое безумие. Не на шутку разыгрался шторм, небо заволокло тучами, море бушевало и швыряло его лодку из стороны в сторону, но Юнги упорно плыл всё дальше, потому что это был единственный выход, единственная возможность спасти Чимина. Только одна сирена может помочь Чимину, только одна сирена может отменить приговор. Когда он отплыл настолько далеко, что берега скрылись из виду и он остался один на один с беснующимся морем, Юнги вышел из рубки на палубу, приложил руки ко рту и закричал во весь голос: — Чонгук! Волны шумели так сильно, что он почти не слышал собственного голоса. Ливень швырял в лицо солёные капли, ветер бил по щекам и мешал дышать, но он продолжал кричать и звать единственную сирену, о которой узнал от Чимина. — Чонгук! Я знаю Чимина, я знаю, кто ты! Сирена Чонгук! Он кричал так громко, что в какой-то момент сорвал голос, и понимая, что никто не придёт на его зов, он обессиленно оперся на поручни на носу лодки и заплакал. Всё, что имело хоть какое-то значение в его жизни, утратило смысл. Спустя какие-то несколько дней Чимин стал для него слишком важен, и он не мог принять того, что теперь тот покинет его. У Юнги не было семьи, уже два года он жил совсем один, работал с утра до вечера, чтобы выплатить долг. У него не было почти что свободного времени, точнее — он сознательно лишал себя его. Потому что, когда он оставался дома совсем один, он понимал, как ему не хватает отца, матери, деда… Как ему не хватает всей этой домашней суеты, внимания и заботы. Сейчас он мог сам стать тем, кто даёт заботу, и эта мысль была такой приятной, она грела его душу, сердце, и было до закушенных губ и прижатых к груди рук приятно осознавать, что он нужен. И теперь, вот как? Болезнь, затем смерть? И всего неделя осталась. — Чонгук… — полушёпотом звал Юнги. — Я знаю Чимина… Чиминарин, я знаю его, он сирена, как и ты. Он держался крепко за поручни на борту, до побеления костяшек стискивая холодный мокрый металл, но из-за волн он рисковал упасть в море. Он звал и звал, утирая воду с лица, звал, потому что другой надежды не было. Звал, потому что хотел спасти. Он не понял, через сколько минут или часов это произошло, но когда он в какой-то момент от бессилия закрыл глаза и уже хотел смириться и вернуться домой, на губах внезапно почувствовался знакомый холодок и покалывание. В изумлении распахнув глаза, он увидел перед собой чёрные злющие глаза и почувствовал, как его плечи сильно стискивают, не давая упасть за борт, когда лодка внезапно накренилась. — Ну и какого морского чёрта ты горланишь тут так долго?! Юнги не заметил, как он оказался сидящим на палубе, а прямо рядом с ним сидел, по всей видимости, тот самый Чонгук. Вид у него был явно враждебный. — Я… я… — Что «я-я»? Это твоё имя? Смешное даже для земной твари. Я бы не пришёл, если бы ты не был таким надоедливым. Чего тебе надо? Ты всё море переполошил, и если кто-то узнает, что я виделся с человеком, тебе не жить. Говори. Проглотив все обидные слова и замечания в свой адрес, Юнги схватил Чонгука за плечо и умоляюще посмотрел на него. — Я от Чимина. Верните ему море, прошу вас. — Что? — Он умирает! — Юнги утёр с лица слёзы вперемежку с дождём. — Чимин умирает, у него пятна на хвосте. Он рассказал мне всё, я знаю про вас, сирен, и я прошу, пожалуйста. Верните ему море. — Вот еще, — хмыкнул Чонгук. Он скривился так, что Юнги буквально кожей прочувствовал всю ненависть и неприязнь сирены к себе, но сейчас не время для гордости, нужно спасать Чимина. — Пожалуйста, он же не сделал ничего плохого! — Ты, человек, земное отродье, смеешь просить меня о чём-то? Ты смеешь обращаться ко мне? Если Чимин умирает, это не моя забота — я был палачом, я казнил его, он давно должен был умереть, и я не понимаю только, почему ты пришел ко мне просить о его спасении. Он предал нас, своих сородичей, и получил заслуженное наказание. То, что его поразила гниль, даже лучше чем то, что сделал с ним я. Так он будет умирать медленно, мучительно, пока не задохнется. Спасибо, что рассказал мне об этом, теперь я спокоен на его счет, а то всё гадал, пузырится ли он уже пеной или до сих пор корчится в муках. Он получил своё наказание, я доложу старейшинам сирен об этом. — Подожди! Подожди, пожалуйста! Но Чонгук, лишь бросив на него полный презрения взгляд, оттолкнулся хвостом и, перепрыгнув через борт, нырнул обратно в морские глубины. — Чонгук! — Юнги кинулся за ним, держась за перила, и успел заметить лишь как скрылся под водой черный плавник сирены. — Чёрт… Сжав руки в кулаки, Юнги осел вниз и упёрся лбом в холодные перила, бездумно глядя на волны, бьющиеся о лодку. «Прости, Чимин…»