~ ~ ~
— Зачем вы здесь? — спросил Юнги у сирен. Те замерли в паре метров от них с Чимином и как будто ждали чего-то. — Пришли посмотреть на его смерть, да?! Проваливайте, поганые морские твари! Вы не имеете права здесь… — Prohibere! — внезапно прервал его один из сирен, тот, что с пепельными волосами. Он поднял руку и подплыл к ним чуть ближе. — Sumus hic ad pacisci. — Ciminarine mori! Placere adiuva, facere aliquid! — плачущим голосом закричал другой, тот, что с красными волосами. Юнги не понимал ни слова из того, что оба они говорили, и хотел уже было так и сказать им, как к нему на волне приблизился уже знакомый ему Чонгук и на мгновение прижался к его губам. Почувствовав холодок и покалывание, Юнги тут же сам отстранился, и только сейчас заметил, что волна, на которой подплыл Чонгук, накрыла также полностью хвост Чимина, но не обожгла его. Или Чимин уже просто не чувствовал ничего… В любом случае, что-то было не так, и в сердце закрался крохотный лучик надежды на то, что его простят и разрешат вернуться в море. — Мы здесь, потому что брат этого отродья попросил, — сказал Чонгук, кивнув на Чимина и скривившись, как будто даже находиться рядом с ним ему было противно. — Он хочет попрощаться с ним. — Валите отсюда, вы все! — прошипел в ответ Юнги, инстинктивно защищая и прижимая уже совсем ослабшее и безвольное тело Чимина к себе. В любую секунду тот мог исчезнуть, и Юнги не мог смириться с тем, что это случится. — Валите и дайте ему уйти в мире и покое! Он не сделал ничего плохого, а вы осудили его на смерть за милосердие и теперь пришли злорадствовать! От его слов Чонгук нахмурился и как-то, казалось, даже растерялся. Он перевёл то, что сказал Юнги, своим спутникам и те, ответив ему, подплыли чуть ближе. Красноволосый хотел подплыть прямо к Чимину, но Чонгук не дал ему, преградив путь рукой. — Старейшина говорит, что ты странный, — проговорил Чонгук, хмурясь и глядя то на него, то на Чимина. — Почему ты… так держишь его? Почему заступаешься? — Потому что вы этого не делаете. Юнги осторожно стёр слёзы с щек Чимина и поцеловал его в лоб. За эту неделю Чимин ел очень мало, он сильно похудел, и вместо слегка округлых щек появились острые скулы, а в руках он ощущался таким хрупким, что даже страшно было обнять, чтобы не сломать ему что-то. На выпирающих рёбрах переливалась почти невидимая чешуя, а хвост весь был покрыт тёмными пятнами. Чимин в его руках совсем перестал двигаться, дышать, он закрыл глаза и лишь по едва заметному биению жилки на его шее было понятно, что он жив. Пока жив. — Вы жестокие морские твари, — тихо сказал Юнги, глядя на его подрагивающие ресницы и мягко касаясь пальцами щек. — Если кто-то не хочет быть таким же как вы, то вы его убиваете? У нас, людей, не принято так. По крайней мере, я так не могу. Я его нашел, когда он умирал в тот самый день казни. Он рассказал мне всё. — Юнги обхватил и ещё ближе притянул к себе холодеющее тело Чимина. Прижимал и хватался за него, боясь отпускать, боясь, что он вот-вот растворится прямо у него на руках, как вода. Он проглотил жгучие слёзы и обратился к Чонгуку: — Если он не хочет убивать людей ради какого-то там долга, это не значит, что его самого за это можно обречь на такую мучительную смерть! Он говорил, что вам с рождения вбивают в голову то, что люди жестокие и злые, но почему-то мне кажется, что всё как раз наоборот — злые вы, а Чимин среди вас всех единственный нормальный. Уходите все, если вы пришли только поглазеть на то, как умирает ваш собрат. Уходите. Нахмурившись ещё сильнее, Чонгук перевёл сказанное своим двоим спутникам, и тот, кто был, как предположил Юнги, старейшиной, что-то долго говорил Чонгуку, а затем подплыл поближе к Юнги и всмотрелся в него, отчего стало как-то неприятно и боязно. — Старейшина считает, что ему можно дать второй шанс, — сказал Чонгук. — Вам обоим. Это идёт вразрез со всеми обычаями и нашей историей, но если ты согласишься, то пути назад уже не будет. Вопрос в том, насколько ты дорожишь этим выродком. — Хватит его оскорблять, — пригрозил Юнги. — Он не заслужил такого обращения, ты, тварь. Закатив глаза в ответ на его выпад, Чонгук вынул из сети, опоясывающей его талию, кинжал с витиеватыми узорами на рукоятке. Он взял его в руку, и в свете луны холодно блеснуло острое лезвие. — Ты странный человек, — сказал он, глядя на кинжал. — Странный и какой-то… другой. Именно поэтому у тебя есть шанс спасти Чимина. Но для этого есть одно условие. Ты должен будешь занять его место. Юнги потребовалась секунда, чтобы осознать то, что Чонгук предлагал ему. — То есть как, занять его место? — Стать сиреной. — Чонгук крепко сжал кинжал в руке, будто готовясь нанести удар. — Выродка море назад не примет, он и так уже на последнем издыхании и ничто его не спасёт. Но если ты станешь сиреной, отдав морю своё сердце и человеческую сущность, то Чимин останется жив. Правда, хвоста лишится. Станет таким как ты, двуногим. Станет человеком. А ты займёшь его место и примешь на себя его сущность и его болезнь тоже. — И что дальше? Я умру? — Нет. Чимин часть моря, хоть и отверженная его часть, и отдав ему, то есть морю, своё сердце, ты тоже станешь его частью. Ты сможешь жить в море и излечишься от гнили. Вопрос в том, действительно ли ты этого хочешь? Хочешь пожертвовать своей жизнью ради одного из нас? Юнги перевел взгляд на лицо Чимина, вглядываясь в него и пытаясь представить, как бы поступил сам Чимин на его месте? И хочет ли он этого? Захотел бы он стать человеком? Но ведь это ради спасения его жизни. — Я согласен. — Юнги со всей решительностью посмотрел на Чонгука и повторил: — Я согласен. Я займу его место. — Ты уверен? — Чонгук повел бровью, сомневаясь. — Ты больше никогда не вернёшься на землю, будешь жить среди сирен в море и подчиняться нашим законам. Так что подумай. — Нечего тут думать, — отмахнулся Юнги. — Времени нет. Я согласен. Давай, превращай меня уже. — Если бы это было так просто, — прошипел Чонгук. Юнги лишь на мгновение выпустил Чимина из рук, как Чонгук внезапно напал на него, навалился всем весом, прижав к песку и подминая под себя. — Не кричи слишком громко, пока я буду вырезать твоё сердце.~ ~ ~
Он очнулся от чувства страшной ломоты и боли во всём теле, где-то внутри. Глаза отказывались открываться, тело — повиноваться, а разум — проясняться от этого непонятного чувства, похожего на похмелье вперемежку с отравлением. Внутренности скрутило в тугой узел, и его внезапно накрыло чувство нестерпимой тошноты. Он повернулся на бок, до сих пор не открывая глаз, и его стошнило. Кислота огнём раздирала горло, и почему-то было очень сложно дышать, как если бы он просто разучился это делать. И странно было ещё то, что он не чувствовал ног. Открыв глаза, Юнги обнаружил, что находится на совершенно незнакомом ему берегу у самой кромки воды, и волны едва достают до него, лишь слегка обдавая влагой его кожу. Он понял, что не может прижать ноги к себе, чтобы свернуться и попытаться согреться от сильного холода, потому что вместо ног от низа живота у него теперь хвост. Юнги мало что мог осознать и понять прямо сейчас из-за этого непонятного чувства полного хаоса во всём теле, как будто его вскрыли, перемешали все органы и засунули обратно. Прижав руку к груди, он почувствовал посередине длинный шрам, идущий от ключицы и почти до солнечного сплетения, и внезапно он вспомнил всё, что произошло этой ночью. Как от боли разрывало горло. Как терял сознание раз за разом, пока Чонгук разрывал кинжалом грудную клетку. Как увидел собственное сердце в руках Чонгука, и как тот что-то вырисовывал на нём кончиком лезвия. Как сердце забилось снова в его груди, но уже иначе. Сейчас Юнги ощущал, что сердце как будто больше не принадлежит ему. Теперь оно бьётся не потому, что он сам так хочет, а потому что этого хочет кто-то другой. И это чувство было настолько ново и странно, что он, игнорируя нехватку воздуха и боль в теле, пытался привыкнуть к этому — к ощущению чужого сердца внутри себя.~ ~ ~
— Эй ты, поднимайся! Грубый тычок в бок заставил Чимина вынырнуть из глубокого и страшного сна, в котором вода объяла всё его тело и сожгла дотла, оставив от него лишь горстку пепла. И снова удар в бок. «Больно…» — хотел сказать Чимин, но вышло только застонать. — Вставай, эй, ты! Это общественное место, ты почему тут голый валяешься? Чимин медленно открыл глаза и посмотрел на того, кто ударил его — им оказался мужчина в странной одежде и шляпе, и рядом с ним в точно такой же одежде стоял ещё один мужчина. Они пялились на него, состроив гримасы отвращения и переглядываясь между собой. — Он что, под кайфом? — Похоже, что да. — Я не вижу нигде его одежду. Принеси плед из багажника, чтоб было чем прикрыть срам этого обдолбанного. Отвезём его в изолятор, а там разберёмся. Внезапно Чимин почувствовал, как на запястья ему нацепили браслеты, сковывающие руки, как те кандалы, что на него надели в день казни. Липкий страх прокатился по всему телу, Чимин хотел вырваться, но не мог совсем ничего сделать. У него почти не было сил, чтобы сопротивляться или двигаться. Сейчас он пытался хотя бы остаться в сознании, хотя чернота, тихо шепчущая ему на ухо о ждущем в ней покое и тишине, была слишком притягательна, чтобы сопротивляться падению в неё. И всё же, где-то краем сознания он понимал, что если поддастся сейчас, то вынырнуть обратно больше не получится. Его взяли под руки и подняли, и Чимин вдруг ощутил, что… хвоста нет. Он не чувствовал своего хвоста, но вместо этого он обнаружил, что у него есть ноги. Две ноги, и такие слабые, что стоять на них он мог разве что только с посторонней помощью. Однако, этих мужчин, похоже, совсем не волновало то, что он не может двигаться сам. Его толкнули в спину, заставляя идти вперёд, но из-за слабости Чимин упал на колени в мокрый песок и чуть не завалился на бок. Его удержали и подняли снова, но уже придерживая и не давая упасть. — Он точно обдолбанный. — Да уж. Он даже стоять не может. А в глаза-то его посмотри. Чимину даже самому интересно стало, что там у него в глазах такое, что так заинтересовало этих людей. Но он не мог спросить, потому что вдруг понял, что не знает, как сказать. Он хотел сказать что-то на том языке, котором говорил Юнги, но понял, что собственный язык не слушается его. — Yoongi… ubi est ille? — Что он говорит? — Да чего ты его слушаешь? Он сейчас даже родную мать не вспомнит, не то что буквы и слова. Ты же посмотри на него. Ладно, пошли, надо отвезти его в участок, пока здесь никого нет. Это ж как надо ужраться, чтобы голым заснуть на пляже? — И не говори… Его грубо подхватили под руки, и уже не отпуская повели к машине. Усадив на заднее сидение, его накрыли пледом, захлопнули дверь прямо перед носом и повезли куда-то. Куда, Чимин не знал. Но он почему-то чувствовал, что точно не домой к Юнги.