~ ~ ~
На то, чтобы окрепнуть и освоиться в своем новом теле Юнги понадобился месяц. Когда его мышцы перестали болеть после того, как он плыл почти сутки к подводному селению сирен, Тэхён решился обучить его, как ловить руками рыбу, как маневрировать хвостом и где и в какое время можно поймать больше всего мелких и довольно вкусных рыбёшек. Юнги уже привык к вкусу сырой рыбы, к постоянному привкусу солёной воды во рту, и теперь не обращал на это внимание: это стало естественным, чем-то привычным, больше не вызывало отвращения. Хотя и надоело. Мечты о пицце до сих пор не оставляли его в покое. Возможно, если бы не любовь к людской пище, он бы мог остаться в этом мире навсегда, просто потому, что за хлопотами русалочьей жизни он понял, что начинает забывать свою прошлую жизнь. Он переставал чувствовать себя человеком, теперь он часть моря, и даже вездесущий Чонгук, шипящий проклятия и скверные слова в его адрес, не мог помешать ему ощущать себя сиреной. Но вкус пепперони и колы были слишком дороги ему. Да и волнение о том, что же случилось с Чимином, не отпускало его. Он решил, что пора рвануть обратно к своему берегу и во что бы то ни стало найти путь к прошлому.~ ~ ~
Воды у берега, как Мин отметил для себя еще в самый первый день своего перерождения, действительно имеют другой вкус. Связано ли это с постоянно шныряющими туда-сюда моторными лодками и катерами? Безусловно. Еще и волны здесь сильнее из-за близкого к поверхности песчаного берега, и в жабры забивается мелкий песок и ил, а в белых волосах запутываются бурые и зеленые нити водорослей. Во рту ощущается вкус бензина, от этого начинает подташнивать, так что Юнги приходится дышать реже, чтобы замедлить отравляющее действие мерзкого вкуса химии. Каким-то шестым чувством, пульсирующим в груди, в самой середине, Юнги находит обратный путь к своему берегу. Юнги уплыл ночью. Как только все в поселении уснули, а подводный мир озарила полная луна, он тайно покинул поселение и, следуя внутреннему компасу, двинулся туда, где был его настоящий, человеческий дом. В этот раз на обратный путь у него ушло в несколько раз меньше времени, чем в прошлый, его натренированное тело выдерживало нагрузки, поэтому он плыл без остановки несколько часов подряд, и в итоге утром был уже у причала, где и была пришвартована его лодка. Так же, как до этого он нашел поселение сирен, он нашел и обратный путь, это чувство можно сравнить разве что с интуицией, только усиленной в тысячу раз. Чувство привело его прямиком к его ''Дороти'', и подплыв к ней, Мин любовно оглаживает борт своей лодки и наконец чувствует, что он дома. Это обычное и до ужаса приятное чувство, когда после долгой разлуки с чем-то привычным и родным ты возвращаешься, и во всех конечностях распирает тёплая щекотка, и Юнги очень хочется сейчас действительно оказаться дома, обнять свою подушку, укутаться теплым одеялом и почувствовать себя сухим. Постоянное нахождение в воде и контакт со склизкими предметами вроде водорослей, камней и вообще всего, что под водой, заставляло до дрожи в пальцах потрогать что-то сухое и тёплое. Обнять что-то сухое и тёплое. Судя по тому, как невысоко еще над водой располагалось солнце, сейчас примерно часов 6-7 утра. Вокруг никого, его никто не видит, никто не обнаружит его. Вот только, что делать дальше, он не знает. Он остается под водой наполовину лица, чтобы не переставать дышать, и просто ждет. Ждет, что, быть может, по счастливой случайности Хосок или Сокджин вдруг решатся воспользоваться его лодкой, и тогда он бы смог обнаружить себя и попросить их о помощи? Или что у него снова вырастут ноги и он сможет вернуться домой? Но едва он успевает подумать о третьем варианте, о почти невозможной вероятности встречи с Чимином, как тот сам явил себя. Юнги даже не надеялся, но и, в то же время, больше всего жаждал именно этого. Чимин вышел к берегу. Завернувшись в плед, он медленно бредёт в сторону лодки, неотрывно глядя на волнующееся море. Заспанный, румяный, с волосами цвета луны, как и у него самого. Видимо, став человеком, его волосы приобрели нормальный человеческий цвет. Что ж, ему идет, похож на одуванчик. А еще он немного набрал вес, и на его лице теперь нет до ужаса острых скул, их заменили пухлые и мягкие на вид щечки, из-за которых он теперь выглядит на все пятнадцать, а не семнадцать. Он такой красивый… Это реальность? Это всё по-настоящему сейчас или это очередной разрывающий сердце кошмар, которые он видит почти каждую ночь? Юнги настолько погружен в детальное разглядывание изменений во внешности сирены, что забывает о том, что ему нужна помощь. Вспоминает, лишь когда на него внезапно в упор смотрит сам Чимин. Он застыл как вкопанный. Замер. Его губы медленно раскрываются в немом крике, а плед тут же летит с плеч на мокрый после отлива песок. Чимин несется к нему со всех ног и не задумываясь ни на секунду разрезает длинными шагами, а затем и всем телом морскую воду. На этом берегу нет людей. Это старый причал, после постройки нового причала, платного, об этом знают не так много людей и пользуются им редко. Так что никто не видит их. Никто не видит, как парень с берега прямо в одежде бросается в почти ледяную воду и плывет изо всех сил к тому, кто, пожертвовав своим сердцем, дал ему вторую жизнь. Никто не видит, как он шепчет безумно: «Юнги, Юнги, Юнги!» Никто не видит, как он с силой врезается в тело русала и прижимается к его щеке своими губами, хватаясь за его плечи как за спасательный круг. — Юнги... И этот звук как отрезвляющая пощечина. За то время, что он провел в поселении сирен, Юнги почти забыл о том, насколько дорог ему этот человек. Теперь человек. — Я так боялся! Так боялся, что больше не увижу тебя! Как они тебя отпустили? — Non est in me, — произносит Юнги едва слушающимся языком, — et ego transnataverunt ab eis me.''Они не отпускали меня, я уплыл сам.''
— Что? — глаза Чимина испуганно округляются. — Юнги, тогда тебе нельзя здесь быть! Это запрещено, и… — Сonclusi. Iustus conclusi…''Заткнись. Просто заткнись…''
Юнги утыкается в его теплую шею, прижимает к себе, обхватывая за талию, и плачет. Жизнь под водой медленно, но верно превращала его в рыбу: холодную телом, холодную душой. Но ощущая, насколько горячо тело Чимина, чувствуя биение его сердца, теплое дыхание, он чувствует, как оттаивает. Он так скучал. Правда, в своей жизни он никогда не скучал так сильно. — Adfui vos…''Я скучал по тебе...''
— Я тоже. Я тоже очень скучал, — горячим шепотом по щеке, Чимин выпаливает всё, что терзало его так долго. — Я не знал, что с тобой. Я так испугался, когда очнулся на берегу, совсем один. Меня забрали в тюрьму, но Хосок вытащил меня оттуда. Он и Джин… Они… Ах, Юнги, я так рад, что ты жив! Я прихожу сюда каждый день, уже две недели, я ждал, что ты когда-нибудь окажешься здесь. В другое время я не мог прийти, твои друзья запрещают мне выходить из дома одному, боятся, что я потеряюсь, и поэтому я прихожу рано утром и... Юнги издает тихий смешок в ответ, от которого снова слёзы по щекам, и Чимин вдруг начинает дрожать. Конечно, для Юнги, полурыбы, быть в холодной воде это нормально, а для человека-Чимина это опасно. Чимин обхватывает его шею, а Юнги подхватив его под коленками, плывет с ним на руках к берегу и толкает на сушу. — Ire. Veni domum, aliter youll, adepto infirmus. Ero tergum in a iugo of dies hic, dic Hosoku et Gina, sum vivus. Dic ad eos, et omnia. Ego expectabo a modo fieri humana iterum, et quoque, quaeris. Exspecta me, obsecro…''Иди. Возвращайся домой, иначе заболеешь. Я вернусь через пару дней сюда, скажи Хосоку и Джину, что я жив. Расскажи им всё. Я буду искать способ снова стать человеком, и пусть они тоже ищут. Жди меня, пожалуйста…''
— Хорошо, — Чимин кивает, глядя на него мокрыми покрасневшими глазами. — Я буду ждать, буду приходить сюда каждое утро, на это же место, только… пожалуйста, вернись, хорошо? На глазах Чимина блестит влага, солёный ветер треплет вьющиеся волосы, а губы предательски дрожат. Он выходит на сушу, кутается в плед, обхватывает себя руками и смотрит на него так преданно. Юнги до сих пор не верит в то, что их судьбы снова пересеклись именно в этот день и в эту самую минуту. — Scitis, — почти неслышно говорит Юнги, отплывая медленно назад, в открытое море, — opinor, audivi vocem tuam in corde meo, cum navigaverunt hic.''Знаешь, мне кажется я слышал твой голос в своем сердце, когда плыл сюда…''
— Потому что я звал тебя, я пел песню, — отвечает Чимин, улыбаясь сквозь рваный выдох. На щеки срываются дорожки слёз радости, и это в тысячу раз красивее его жемчужин аквамаринового цвета. Юнги корит себя за то, что позволил суете захватить себя и не вернулся сюда раньше. Домой. Его дом именно здесь. И почему-то это кажется таким естественным — что и дом Чимина теперь тоже на земле. — Я звал сирен, хоть кого-нибудь, но, наверное, теперь меня можешь услышать только ты. «Только ты…» Звон голоса и сказанных им на прощание слов не переставая звенит в голове Юнги, пока он плывет обратно. Этот день как в тумане. Невероятный. Невозможный. Юнги пообещал вернуться, и он сделает это. Однако, перед этим он сделает всё, чтобы заставить Чонгука вернуть ему его человеческую природу. Он готов пойти на это, потому что сейчас очнулся наконец ото сна и дурмана, и осознал, где его настоящий дом. И это отнюдь не море.