~ ~ ~
Юнги плывёт так быстро, насколько возможно, чтобы в поселении его не хватились. Чтобы Чонгук его не хватился. Не хватало ещё встретиться по пути с ним и его кинжалом. Только об одном воспоминании о нем шрам тут же начинает тупо пульсировать, и Юнги прижимает руку к груди, проводя по бугристой коже, прикрытой полупрозрачными чешуйками. Его глаза давно не болят от морской воды, но всё равно щиплет, а горло сжимает ком. Если бы он был на суше, по щекам уже вовсю текли бы соленые слезы. В воде же они просто растворяются без следа. Нужно найти способ вернуться на землю, не может же быть всё настолько тупиковым? Он не останется здесь навсегда, какие бы ни были у Чонгука «сделки» с морем насчет него. Оно не живое, и Юнги не принадлежит ему, что бы там ни говорили сирены. Солнце еще не село, но в подводном мире заметно темнеет. Юнги торопится, как может, чувствуя, как ноют мышцы от напряжения, и он бы доплыл до поселения до заката, если бы его не остановили голоса. — Тебе нужно было быть осторожнее! Если нас поймают, сам знаешь, что прикажут сделать старейшины! — Они прикажут казнить нас. А как они смогут казнить единственного палача, м? — Чонгук… — Ничего не бойся. Они ничего не сделают ни тебе, ни, тем более, мне. Всё в порядке. Юнги замирает, узнавая голоса где-то неподалеку. Вода очень хорошо переносит все звуки. — Я правда боюсь. Нас кто-нибудь заподозрит, нас обнаружат, раскроют, я не хочу иметь дело со старейшинами! Они сами убьют нас, если ты не сделаешь этого. Ты знаешь, как такое наказывается. — Тэхён. Прекрати это. Я защищу нас. Тебя. Голоса стихают, а Юнги, стараясь быть как можно осторожнее, проплывает через заросли водорослей к источнику голосов. Поверить в это трудно, но… Названные имена не оставляют сомнений. Юнги останавливается и осторожно выглядывает из-за крупного листа ламинарии.~ ~ ~
Хосок вертится у плиты, готовя ужин на троих. Сокджин скоро должен вернуться с работы. — Ты какой-то тихий сегодня, Чимин, такой задумчивый. Обратив на него взгляд, Чимин чуть улыбается. Юнги жив… Эта мысль не дает покоя с самого момента их встречи. Он жив, с ним всё в порядке. Почти. Они наконец-то могут видеться. От такой радости кружится голова. — Я виделся с Юнги сегодня, — выдыхает наконец он. Хосок тут же поворачивается к нему с лопаткой для жарки в руке и удивленно распахнув глаза. — Юнги? Так он жив?! Ты видел его? Как он?! Где, когда… Чимин заливается смехом от такого наплыва вопросов и Хосок тут же возмущенно верещит: «Господи, и ты молчал?! Да как ты мог, Юнги же и мой друг тоже!..» Готовка отходит на второй план. Пока на сковороде шкворчат сосиски, Хосок встряхивает его за плечи и глядя в глаза спрашивает снова: — Как он? С ним всё в порядке? — Да, — тихо и с улыбкой, полной облегчения, отвечает Чимин. — Он живой, единственное что в нем изменилось — это что он стал таким, каким был я. Он теперь сирена. Как я и думал. — И-и… — Хосок часто моргает и буквально заикается от таких ошеломляющих новостей, — и у него теперь есть все эти русалочьи причиндалы? Хвост, жабры… в-всё такое? Чимин снова смеется: — Конечно! Как бы он жил под водой без них? — С ума сойти можно… — вздыхает Хосок и его ноги подкашиваются, когда он плюхается на стул. — Юнги русалка. — Сирена, — поправляет Чимин. — Неважно. У него есть хвост. Чешуя. Он дышит под водой. Я… я же ихтиолог, и Юнги мой друг, а теперь он рыба, и я просто… Хосок начинает нести что-то несвязное, так и сидя с округлившимися глазами, и Чимин решает, пока он приходит в себя, немного помочь ему в готовке: переворачивает сосиски, которые уже явно начинают подгорать, и помешивает лапшу в кастрюльке. Хосок упирается локтями в колени и сжимает руками голову, пялясь в пол и шепча: «Юнги, как же так…» Спустя пару минут Чимин всё-таки садится на корточки перед ним и прижимает к его щекам ладони. Хосок переводит на него взгляд. — А он сможет вернуться? Сможет стать человеком? — спрашивает он. — Я не знаю, — вздыхает Чимин, утирая вдруг выступившие слёзы на щеках своего друга. Их с Юнги общего друга. — Я, правда, не знаю. Но я бы хотел его вернуть. Хотел бы вернуть его и остаться с ним здесь. Надо только найти, как это сделать. — Но как? Где? И как… как он стал сиреной? — в глазах Хосока столько надежды и безнадёги одновременно, что Чимин от жалости закусывает губы. — Я не знаю. Правда, не знаю, как он стал сиреной. Но думаю, тут не обошлось без нашей магии. Чимин вспоминает шрам на груди Юнги. Он не стал спрашивать, откуда это, но догадки были, и не самые хорошие. Чимин с детства слышал истории о том, как в древности, когда сирен ловили и убивали ради слёз, они в отместку охотились на моряков. В те тяжелые времена их поселения одно за другим вымирали, пустели некогда бурлящие жизнью рифы и пещеры. Тогда сирены очаровывали песнями путешествующих на кораблях моряков и уносили их на дно. Они обращали их в сирен, отдавая их сердца морю. Численность сирен стала увеличиваться, но это не помогло в борьбе за выживание, и когда люди стали распространять слухи о том, что на них ведут охоту, сиренам пришлось скрыться и уплыть в самые дальние уголки морей и океанов, так глубоко, как они только могли. С тех пор сирены больше никого не обращали. До того момента, как Юнги стал сиреной. Чимин рассказал Хосоку обо всём: о древней истории, о последней ночи, когда Чимин умирал и задыхался от боли, а потом потерял сознание. До этого вечера он боялся вспоминать об этом, боялся рассказать всё, а Джин и Хосок не решались спросить. Но сейчас он мог рассказать. Обо всём, о чем боялся рассказывать весь месяц с их знакомства, о своих подозрениях. Хосок побледнел, а уголки его губ опустились вниз. — Это… это очень грустно, — прошептал он, — я даже не знаю, что сказать. Мне жаль, что в прошлом у вас всё было так ужасно и… Но Юнги, он же не виноват, он наоборот — пытался тебя спасти! Он не заслужил этого… — Да, — горько усмехается Чимин. — Он пожертвовал собой, отдал за меня свою жизнь, обменялся со мной. Он стал сиреной вместо меня, а я человеком. Я думаю, Юнги обратился именно так, точнее, кто-то сделал это с ним, кто-то из сирен. — Но как тогда он может стать обратно человеком? И возможно ли это вообще? Одна страшная и болезненная мысль вертится у Чимина в голове: как вернуть Юнги? Возможно, так же, каким путем он стал сиреной. Много боли, немного сиренской магии и бам — всё вернется на круги своя. Чимин мог бы поменяться с ним обратно. Но у этого плана много подводных камней, один из которых, самый удручающий — это то, что Чимин снова станет сиреной. А он не хочет возвращаться в море. Он хочет остаться на земле, с Юнги. — Я попробую это узнать, — отвечает Чимин, тяжело вздохнув. — И я скажу Юнги тоже разузнать у кого-нибудь об этом, порасспрашивать в нашем… в моем бывшем поселении. — Чимин, — Хосок берет его руки в свои и чуть сжимает. — Ты только не делай ничего… страшного, хорошо? Никаких самопожертвований. Хватит нам и одного камикадзе. — Ками-кого? — хмурится Чимин. — Я про Юнги. Если он пожертвовал собой ради тебя, то… Конечно, выбора у него не было и времени было мало, но всё-таки… Если есть способы вернуть его к нам, нужно найти самый безболезненный. Чтобы все остались живы, здоровы и счастливы, м? — Да. Да… — Я видел его в те дни. В те дни… когда ты умирал от болезни. Он даже на похоронах своих родственников не выглядел таким убитым. Чимин вздыхает, сильно зажмурившись, а Хосок порывисто тянется к нему и обнимает, крепко прижав к себе. Чимин смаргивает слёзы с глаз и улыбается — тому, что у него сейчас есть такой теплый и добрый Хосок рядом. Тому, что не он один, а они вместе постараются справиться со всем.~ ~ ~
Выглядывая из-за зарослей водорослей, Юнги ожидал увидеть что угодно, но не… Не это. Чимин же рассказывал, что Тэхён его брат. Что Чонгук безжалостно вышвырнул Чимина из моря, когда тот отказался выполнять их сиренский долг. Тэхён должен ненавидеть Чонгука. Юнги не ожидал увидеть, как эти двое прижимаются друг к другу и целуются. И это не выглядело так, как будто Чонгук насильно его принуждает. Тэхён сам льнул к нему, их руки оплетали тела друг друга и… Юнги разворачивается и плывет прочь, пока его не обнаружили. Потоки воды окутывают его тело в кокон, когда он разрезает ее толщу своей грудью и плывет так быстро, как только может. Он не должен был видеть этого, это не его дело. Но в сердце больно колет, когда он осознает то, что видел. Он плывет вперед, пока кто-то не дергает его с силой за локоть, заставив остановиться. — Даже не думай! Только попробуй смыться от меня! Чонгук. Его держит за руку Чонгук, и рядом с его мощным телом худощавый Юнги чувствует себя пойманным в ловушку. — Ты подглядывал? — рычит палач. — Ты подглядывал за нами, чертов оборотень! — Я не… — Чонгук! — Тэхён догоняет их и тут же закрывает собой Юнги. — Прекрати! Оставь его! — Тэхён, он за нами следил, он видел нас! — Чонгук впивается в Юнги взглядом, и Юнги кажется, что его глаза горят черным огнем от ярости. — Он нас видел и теперь расскажет о нас всем! Этого ты хочешь?! От него надо избавиться, пока не поздно! Чонгук выхватывает свой кинжал, и всё происходит так быстро. Так быстро. В момент вода обагряется кровью. Юнги что-то толкает в сторону, и он ударяется плечом о выступ подводной пещеры, тело тут же простреливает боль. Помутневшим взглядом он видит, как мелькает недалеко плавник. Акулий плавник. Всё слишком быстро, Юнги не успевает среагировать, не успевает даже понять толком, что происходит. Вокруг много красного, кто-то кричит, вода вокруг волнуется слишком сильно. В луче закатного солнца остро блестит лезвие кинжала. Тэхён стонет, прижимая к груди руку, и вокруг него слишком много красного: его волосы красные, чешуя его хвоста красная. Кровь, сочащаяся из груди сквозь прижатые к ней пальцы, тоже красная. Сознание резко становится ясным, как будто удается наконец вырваться из мутного течения. — Тэхён!!! Борьба со стаей акул, приплывших на запах крови, отняла у Чонгука много сил. Он убил их всех. Юнги видел это, пока защищал своим телом Тэхёна, с каждой секундой теряющего силы. Он видел, как Чонгук одну за другой рвал акульи пасти и животы своим кинжалом, как вода вокруг помутнела от крови, а подводные потоки слишком медленно уносили всю кровь в далекие глубины. Он видел эти изувеченные и выпотрошенные трупы акул. Он видел Чонгука, в ярости сжимающего своё оружие и готового отразить атаку с любой стороны. Он видел, как умирает Тэхён. — Юнги… — одними губами шепчет Тэхён, сжимая его руку. — Юнги… Чонгук… Внутри всё замирает, когда Чонгук оборачивается на его шепот. Юнги никогда бы не подумал, что Чонгук может смотреть… так. Так испуганно. — Тэ! Тэ… Он подплывает к ним так стремительно, что потоки воды врезаются в Юнги, почти отталкивая в сторону. Чонгук склоняется над сжимающим свою грудь Тэхёном и отводит его руки от раны. Тут же из раны стремительно вытекает красное, и Чонгук, в ужасе распахнув глаза, сам давит на рану. Колотую рану от его кинжала. — Ты… ты зачем?! Зачем ты это сделал, зачем ты встал перед ним?! Тэхён! — Ты хотел убить его… — едва слышно отвечает Тэхён. Его лицо слишком бледное, а волосы и кровь вокруг слишком красные. Это пугающе. Юнги не может двигаться от страха, потому что на его глазах сейчас умирает Тэхён. — Я не дал тебе убить его. Ты не можешь… Ты бы сам умер. Забыл? Ты отдал его морю, ты не можешь отнять его. Море бы… убило тебя. Чонгук кричит. Так громко и отчаянно, как зверь. Всё слишком быстро. Время уходит, Тэхён уходит вместе с ним. — Тэхён, я не хотел! Прости, я н-не хотел, я не хочу, чтобы ты умирал, я не… Слишком много крови. Тэхён хочет сказать что-то ещё, улыбка застывает на его губах, но его глаза медленно закрываются, а жабры перестают пропускать воду. Руки безвольно опадают. И Чонгук кричит ещё громче. Юнги понимает только, как быстро всё это происходит. Как быстро вытекает кровь из раны, как исчезает жизнь, как кожа становится белой как мел. — Нет-нет-нет! Нет, я не дам тебе умереть, нет! Юнги чувствует, как сжимается его горло. Этого не должно было произойти, Тэхён не может… Юнги ведь не успел даже рассказать ему, что виделся сегодня с Чимином, не успел спросить, как быть им, как ему быть, есть ли способ вернуться на землю. — Нет! Чонгук подхватывает тело Тэхёна на руки, крепко прижимает к себе и с невероятной скоростью плывет к поверхности. Юнги бездумно следует за ним, поражаясь силе потоков, которые создает мощный плавник Чонгука. Через секунды они оказываются уже на поверхности. Чонгук тут же направляется в сторону ближайшего маленького островка — на нем виднеются лишь черные скалы и немного песка, образующего крохотный пляж. Они плывут, вынырнув на поверхность, и насколько знает Юнги, это запрещено. Им нельзя плыть на поверхности днём. Чонгук нарушает сейчас их сиренский закон, чтобы спасти Тэхёна. — Я не дам ему умереть. Не дам, — бормочет безумным шепотом он. Юнги лишь смотрит на него, напуганного и плачущего, роняющего черные жемчужины своих слез, опадающих каплями с его лица. Жемчужины тонут, Юнги невольно провожает их взглядом, как и дорожку крови, всё ещё стекающей из раны на груди Тэхёна. — Не дам умереть. Они доплывают до пляжа за минуты, Юнги едва успевает плыть за Чонгуком. Достигнув берега, Чонгук что-то делает с водой, и она как будто сама выталкивает их большой волной прямо на берег. Юнги так не умеет, поэтому своими силами выбирается на сушу и ему едва хватает сил, чтобы доползти на руках до Чонгука, баюкающего на руках Тэхёна и что-то шепчущего ему на ухо. Юнги не может разобрать, на каком это языке. Но от этих слов исходит странная сила, как будто шепчет само море. — Ты убил его, — выдавливает Юнги, проглатывая горький ком, мешающий говорить. Потому что смотреть на то, как Чонгук держит на руках его — замершего, безжизненного — и ещё на что-то надеется, как-то хочет спасти его, это выше его сил. Всё не должно было быть так, всё вышло случайно. И в этом виноват только Чонгук со своим кинжалом. — Ты его убил… — повторяет Юнги. — Ты убил Тэхёна, ты хоть понимаешь это? Что ты делаешь? Он умер, а ты притащил его на берег, что ты делаешь?! Чонгук оборачивается к нему резко и так стремительно, что Юнги шарахается. — Спасаю его, — не своим голосом произносит Чонгук. Его глаза слишком черные, а звуки, срывающиеся с губ, всё больше похожи на шелест волн. Он снова хватается за свой кинжал, который на его поясе удерживает кусок рыболовной сети, обернутый вокруг талии. Он опускает Тэхёна на мокрый песок и вонзает кинжал в его грудь. Юнги не может смотреть на это. Он в тот же момент отворачивается, давя рвотные позывы от вида того, как безжалостно Чонгук вонзил металл в его безжизненное тело. На его лице не дрогнул ни мускул, как будто он делал это сто раз. Чонгук продолжал что-то делать с ним, судя по звукам, от которых Юнги мутило всё сильнее — он слышал, как лязгает нож костям. Он не хочет слышать этого. Закрыв уши руками и зажмурившись, он просто ждет. Ждет, что будет дальше. Проходит несколько минут, и, кажется, всё замирает. Юнги просто чувствует это, и, открыв глаза, видит, как замерло море, как застыли волны, как застыло само время. Двигался только Чонгук. Он держал руки на груди Тэхёна, всей покрытой кровью, и продолжал что-то шептать, его качало взад-вперед, как в трансе, а слёзы срывались с его глаз и падали прямо на лицо Тэхёна. Застывшее, белое, с распахнутым ртом и закрытыми глазами. Время снова начало свой ход, когда Юнги почувствовал какую-то вибрацию. Как будто что-то дрогнуло в самых глубинах, какой-то толчок, как землетрясение. — Я тебя спасу. Чонгук прошептал это уже своим голосом, Юнги понимал его слова. И когда он отнял руки от груди Тэхёна, на его коже не было и следа крови. Только шрам, жуткий уродливый розоватый шрам. Почти такой же, как у самого Юнги. — Ч-что… что ты сделал с ним? Юнги замер, глядя на то, как Чонгук, пришедший в себя, ложится рядом с Тэхёном на песок и прижимает его к себе. Как лелеет его, гладит по мокрым волосам, сжимает его тело. Как чешуя на теле Тэхёна медленно растворяется, а хвост укорачивается и делится на двое. С него сползают липкие сгустки, обнажая белую нетронутую загаром кожу и худые тонкие ноги. И всё это происходит слишком медленно. Или Юнги так только кажется. Был закат, когда Юнги плыл в поселение после встречи с Чимином. И сейчас всё ещё закат, солнце замерло над самым горизонтом, и всё, что Юнги видит, выглядит нереальным. Черный мощный хвост Чонгука искрится серебряными и золотыми чешуйками в закатных лучах. Только сейчас Юнги замечает на его теле и хвосте множество ран и укусов. Кое-где выдран кусок плоти. Плавник порван от зубов. Чонгук, бледный и дрожащий, всхлипывающий и прижимающий к себе Тэхёна, ни капли не волнуется о себе, не пытается себе помочь, сам истекая кровью. Его волнует сейчас только Тэхён. Тэхён, который начинает дышать грудью. Юнги ничего не понимает и одновременно понимает очень много.