Совсем другой век

Портниха, присланная графом д’Орбье, а также ее штат оказались талантливы и скоры. Было ли тому причиной положение заказчиц или их щедрость, неизвестно. Но к утру, как и было обещано, амазонки были готовы: темно-бежевая, песочная для принцессы, темно-зеленая для Элен. Обе – по последней парижской моде: с отложным воротником, укороченными рукавами и нижним платьем, которое виднелось из-под верхнего. - Тебя полнит, - девушки вновь ненадолго остались в комнате одни, и фрейлина могла говорить откровенно. - Да, светлый цвет, как ни крути, - отозвалась Диана, разглядывая себя в зеркало – слишком маленькое, поэтому приходилось рассматривать все частями. Амазонка, в отличие от обычных платьев, была хоть и более закрытой, но одновременно более облегающей. И выгодно подчеркивала фигуру девушки – тончайшую талию, покатые плечи, небольшую упругую грудь, не так сдавленную прямым корсетом. Да и юбки придавали пышности внизу, создавая пресловутые «песочные часы». - Знаешь, так даже лучше, - вновь скептически оглядев подругу, резюмировала Элен. – Во-первых, на взгляд ты не многим толще стала. Так что все еще вполне красавица. А по сравнению с этими жирными коровами при дворе – тем более. А во-вторых, чуть прибавить визуально, особенно в твоем случае, не страшно. И в-третьих, цвет здорово гармонирует с твоими волосами. Так что все отлично. Как статуэточка. Сама Элен, наоборот, стала чуть тоньше из-за темного цвета платья. Чему девушка тоже была скорее рада, не против скинуть пару сантиметров хотя бы зрительно. И отметила также, что подкрученные спереди локоны ей идут. В другом мире она редко занималась придумыванием прически. Связала в хвост или закрутила сзади пучок, чтобы не мешали – и просто идеальный вариант: в глаза не лезет и не жарко. Но здесь и скучный пучок был другим: хотя волосы также собирали сзади, передние пряди чуть подкручивали согласно моде. Бетси этим утром споро и ловко сделала прическу хозяйке. И Элен посчитала, что согласится на это даже каждый день – ведь не самой же все это крутить и укладывать. В тон к костюмам прилагались шляпы с пышными плюмажами и перчатки – достаточно длинные, чтобы закрыть руки полностью при укороченном рукаве. - Идем, - решительно объявила Элен, - нас внизу ждет граф, а то еще получишь выговор от короля за опоздание. Диана кивнула. Почему-то сейчас не казалось неуместным представить, что Людовик сделает ей выговор. Тот король, которого она видела, вполне может это сделать. Хотя, возможно, это все-таки лишь внешнее впечатление? Но проверять не хотелось, уж лучше быть «отличницей» сейчас, все же она представляет не только себя, но и всю свою страну. *** Людовик не любил такие охоты. Что толку отправляться в лес подобной толпой? Даже загонщики не нужны: достаточно пустить нескольких дам на зверя, они так трещат без умолку, что любого зверя спугнут. Да и мало кто среди придворных отправлялся на охоту ради самой охоты. Скорее это следовало бы назвать выездом двора в лес. Дамы и кавалеры собирались всем двором лишь в самом начале действия и в конце, если после охоты устраивался пикник. В остальное же время только немногие азартные охотники, в том числе сам король, преследовали зверя. Прочие же дамы и кавалеры разделялись по интересам: кто-то влюбленными парочками отставал от основной процессии, чтобы побыть наедине, кто-то удалялся с большим числом спутников и спутниц, чтобы обсудить придворные сплетни. А еще были те, кто притворялся влюбленными или сплетниками, чтобы под этой маской строить планы, как достичь каких-то должностей при дворе, подвинуть недавно вернувшегося, но уже слишком пользующегося королевским доверием Ришелье, или избавиться от самого Людовика. Все это королю было хорошо известно, но часто изменить это было невозможно. Вот только никакого удовольствия ему эти охоты не приносили. Сегодня с этим выездом его мирило то, что д’Орбье уверил его в присутствии принцессы. Пока не очень понятное ему лично желание видеть шотландскую гостью заставляло мириться с тем, что на охоте будут те, кого Луи видеть не желал. К числу таких относился его младший брат, участник большинства заговоров против короля, который как раз вскоре появился. Гастон был наряжен, как на праздник, а не на охоту, количеством украшений будто бы пытаясь превзойти всех. Но Людовик нахмурился не поэтому: Гастон прибыл не один, с ним была какая-то дама. Впрочем, доброхоты королю немедленно пояснили, кто это - одна из «невест». Ее «положение» принц подтверждал и своим поведением: отвешивал комплименты, шутил и любезничал, делая вид, что не замечает никого вокруг, даже не спешил привествовать брата и его жену. Луи же, услыхав про «невесту», взъярился. Братец еще осмеливается привести одну из них сюда? Когда ему следовало вежливо дать понять, что их присутствие при французском дворе неуместно? И разорвать все отношения?! С минуты на минуту прибудет Диана, а тогда скандала не избежать… Людовик решительно направился к брату, с трудом подавляя в себе желание запустить чем-то в принца, а затем выгнать обоих прочь. Гастон, заметив этот маневр, верно угадал причины гнева и, привычно струсив, не желая давать ответ, поспешил завести разговор с королевой, оставив свою даму одну. - Мадемуазель, - хмуро бросил Луи той, на мгновение остановившись возле, но глядя словно бы мимо нее, - мы очень рады приветствовать вас здесь, пусть и ненадолго. И благодарим, что вы проводили нашего брата на охоту. Девушка побледнела, поняв намек, ничем не прикрытый, надо сказать. Она и думать не могла, что так счастливо начавшееся утро, любезность принца, сулившая ей самое высокое положение во Франции, столь быстро и грубо оборвется. И можно ли радоваться, что ее не попросили вовсе отправиться в ссылку? Но королю решительно не было дела до ее чувств. Ее родня вряд ли осмелится ему что-то сказать – не то у них положение. Скорее ему бы следовало велеть им присматривать за дочерью и ее выходками! Поэтому он просто отвернулся от девицы, не обращая внимания на то, как «одна из невест», с трудом пряча слезы, поспешно покидает двор Лувра. Гораздо важнее было разобраться с принцем. - Гастон! – король бесцеремонно прервал беседу брата с Анной Австрийской, и королева спешно отошла к своим дамам. - А, сир, - его высочество беззаботно поклонился, будто и не видел «отставки» своей пассии, - я рад видеть вас в добром здравии. - А я предпочел бы сегодня не видеть вас. Во всяком случае, в подобном обществе! – отрезал Людовик. - О, простите, я так увлекся беседой, - натянуто рассмеялся Гастон, - что не заметил, как привез мадемуазель сюда. Дорога пролетела так незаметно! Она очень милая собеседница, напрасно вы распрощались с ней, полагаю, ее общество было бы нам всем приятно. Но – все в вашей воле, не смею спорить… - Достаточно того, что вы устроили тут парад невест! – король говорил тихо, но отчетливо, что было для него, часто заикающегося, редкостью. Но влияло желание высказать брату все и немедленно, правда так, чтобы об этом не слышал двор. Однако Людовик не замечал, что вопреки его желаниям слышит его не только брат – позади него появилась Диана. Принцесса, слабо знакомая с французским этикетом, посчитала необходимым немедленно по прибытии засвидетельствовать свое почтение монарху и своему жениху. Она приблизилась к королю и принцу, но не осмеливалась отвлечь их от беседы. Так и стояла, придумывая, как оповестить о себе. И тем самым стала невольной слушательницей разговора, в первую очередь скрываемого именно от нее. - Потрудитесь разобраться с этими приглашенными вами наложницами и распрощаться с мечтами о восточном гареме! - продолжал отчитывать брата Людовик. – Я не желаю и слышать более о вашем «выборе» невесты! Никакого выбора у вас нет! И сегодня же приложите все усилия, чтобы исправить представление принцессы о вас. Клянусь честью, это будет сложно! Граф достаточно постарался, чтобы сделать из вас того, кем вы не являетесь. Гастон в ужасе молчал. Но не от слов брата – в конце концов, ему не впервые было терпеть истерики короля, - а от того, что ясно видел: принцесса стоит рядом, позади короля. И, следовательно, все слышит. Пусть даже она плохо говорит по-французски, но не настолько же, чтобы вовсе не понять слов Людовика! В другое время принц не постеснялся бы перебить, но ярость брата, говорившего без пауз, не давая вставить и слова, мешала Гастону что-то изменить, ему и рта не позволяли открыть, как ни пытайся! - Вспомните наконец о том, кто вы! - бушевал Луи. – Довольно развлечений и отвратительных выходок! Возможно, это ваш последний шанс предстать перед принцессой в лучшем свете… - В таком случае он уже потерян, - тихо произнесла Диана, которая наконец поняла, что не вправе продолжать молчать – а Людовик наконец на мгновение прервался, ему уже не хватало воздуха. Принцесса слушала не только от того, что желала слушать, хотя, в отличие от Гастона, не так стремилась прервать речь Луи. Но ужас от всего, что говорил король, охватил ее настолько, что в голове было лишь это: она – не невеста, она лишь участвует в диком и неуместном конкурсе за место будущей супруги принца! Едва ужас от услышанного прошел хотя бы настолько, что девушка смогла говорить, она и заговорила, воспользовавшись этой, первой за все время, паузой в речи. Людовик резко обернулся, буквально захлебываясь воздухом от всего: и от того, что кто-то посторонний осмелился подойти сюда, и от того, что этот кто-то еще и посмел прервать его речь, и еще от того, что он отчего-то сразу понял, кто это… - Вы?! – на выдохе воскликнул Луи. И немедленно понял, что принцесса все слышала. Его раздражение вылилось в обращение к ней же: – Мадемуазель, я не слышал, как вы подошли! Вы видели, что мы беседуем с братом… - Простите, сир, - девушка присела в реверансе. – Я посчитала своим долгом подойти сразу, как прибыла, чтобы выразить вам свое почтение. *** Диана совершенно растерялась от этой вспышки гнева, направленной на нее. Вспышке совершенно неуместной… По ее мнению, Людовик должен был начать рассыпаться в комплиментах и уверениях, что она все не так поняла. Хотя убедить ее в этом уже было бы невозможно - что не так можно было понять в этих словах? Король был предельно прям. И все же, допустимо было ждать от Луи каких-то объяснений, извинений, уговоров, наконец. Но никак не этой вспышки гнева, обращенного на нее же. К счастью, на помощь пришло «местное» воспитание, именно оно помогло девушке отыскать подходящий ответ. - Прошу простить, что помешала вашей беседе, - закончила Диана, стараясь унять свой страх. – Могу понять ваше нежелание, чтобы я ее слышала. Моя вина в этом несомненна и никак не оправдывается моими намерениями. Вновь присев в реверансе, она поднялась и медленно, с гордо поднятой головой направилась к своей лошади, возле которой ее ждали Элен и граф д’Орбье, сопровождавший принцессу и ее двор от выделенного им особняка. Сам граф мысленно ругал себя, что не остановил, не задержал принцессу недавно, когда она направилась к его величеству. Или хотя бы не сопроводил ее… Но ему и в голову не могло прийти, о чем разговаривали король с братом. Д’Орбье услышал перешептывания двора уже после того, как Диана подошла к Людовику, и узнал: только что тут была очередная пассия Гастона, которую он притащил на охоту. И это вряд ли вызвало радость Людовика. Не было никаких сомнений, что король может наговорить лишнего – и в присутствии той, которой это слышать не следует. Первым желанием принцессы, разумеется, было покинуть двор Лувра. Но она растерянно остановилась у лошади. Насколько прилично будет так поступить? Этим замешательством воспользовался д’Орбье, поспешив подойти к принцессе. Он уже увидел гнев короля, угадал, что Людовик отчитал девушку – по сведенным бровям Людовика, добавив к этому свое отличное знание реакции короля на подобные неуместные появления. Сложив все это, граф понял, что произошло: Диана определенно услышала лишнее, Луи необдуманно выплеснул гнев на нее же. - Хелен, мы уезжаем, - наконец тихо, но решительно произнесла Диана подруге – собственная обида оказалась выше представлений об этикете. - Одно мгновение, - склонился в поклоне граф. – Ваше высочество, позвольте мне сказать вам хотя бы несколько слов. Элен, догадавшись, что он желает говорить наедине, знаком велела свите принцессы отойти подальше. Сама осталась на месте, больше из любопытства, чем по причине того, что этого требовал этикет – все равно вокруг было достаточно народу, они находились во дворе Лувра, а не в отдельных покоях. Но поскольку с Дианой ее связывала не только должность, но и дружба, а принцесса не просила подругу отойти, Элен посчитала, что может позволить себе эту вольность. Тем более, что Диане может понадобиться ее совет – разговоры о пассии принца дошли и до шотландской фрейлины, потому положение, в котором оказалась ее царственная подруга, Элен представляла. *** Придворные в тяжелом молчании следили за происходящим. Они могли лишь догадываться о том, кто, кому и что говорит, но опыт в интригах позволял им угадывать довольно точно. Потому ситуация становилась все более пикантной. И, несомненно, именно этот случай претендовал на то, чтобы в ближайшие дни стать главной новостью во всех гостиных и салонах Парижа. Упустить подобное никто не желал. Людовик, уже осознав, что не вовремя вспылил и не на того, на кого следовало бы, оглянулся, словно ища, на кого бы излить свой гнев на этот раз, уже заслуженно. Вспомнил, что сама идея была вовсе не братца… - Мадам, - холодно заметил он жене, - с этого дня я не желаю слышать, я запрещаю даже упоминать имя герцогини де Шеврез. Имейте в виду, что появление этой особы в Париже лишит ее всех титулов и привилегий. Анна торопливо склонилась в поклоне, догадываясь и о том, чего муж не сказал – подобное лишение всего будет первой ступенькой эшафота герцогини. - Месье, - тем временем обернулся Луи к брату, нервно постукивая хлыстом по сапогу, - мы не задерживаем вас. Гастон поспешил откланяться, пока король не придумал нечто похуже. Это не ссылка, лишь приказ на несколько дней оставить двор – пустяк! Уж принц знал, что скучать в это время не будет, а преданные ему кавалеры и дамы последуют за ним. Людовик отвернулся, стараясь унять гнев и гадая, как лучше поступить. Подойти ли к принцессе или подождать конца их разговора с графом? Возможно, ему следует поспешить принести ей извинения. Но вовремя ли это будет? Сейчас она обижена – справедливо обижена – им же. И вряд ли пожелает его слушать. Наконец он решил обождать. Пока д’Орбье – единственный человек, который смог найти общий язык с принцессой и пользующийся ее безграничным доверием. Луи же только что накричал на девушку, отчитал за то, что она оказалась свидетельницей правды, тщательно от нее скрываемой, и рассчитывать на ее хорошее отношение не приходилось. А вот граф обладал уникальным талантом – способностью представить черное белым. Сейчас именно этот талант был как нельзя более уместен… - Ваше величество, - тихо прозвучало позади. И Луи резко обернулся. Ришелье приблизился в компании Генриетты, младшей сестры короля. - Вам можно посочувствовать, мой милый брат? – озорно улыбнулась принцесса. – Что вы натворили? - Боюсь, это не шутки, Анриетт, - хмуро отозвался тот, - наша шотландская гостья может покинуть нас. И не только на охоте. - Будет жаль, - протянула Генриетта. – Я надеялась, она расскажет мне подробнее о своем кузене Карле – кажется, вы за него желаете сосватать меня. - Я могу чем-то помочь, сир? – немедленно предложил Ришелье. - Полагаю, пока нет, - нервно бросил Людовик. – Единственный, кого пока может послушать Диана, это д’Орбье. - Что ж, будем уповать на его таланты и на милость Господа, - отозвался кардинал. – Если позволено будет сказать, государь, одна небезызвестная герцогиня… - Больше не появится в Париже, - отрезал король. – И да, Ришелье, вы сделаете мне любезность, если лично проследите за этим. Ее величество предупреждена, что нежелание следовать этому приказу будет очень выгодно для нашей казны. - Тогда мне стоит надеяться, что именно это и произойдет, - слабо улыбнулся кардинал. – Ради блага всей нашей казны… В ответ Людовик слабо и несколько натянуто рассмеялся. - Удивительно, господин кардинал, - покачала головой Генриетта, - как вы подобными ужасными вещами умудряетесь развеселить моего брата. А я своими улыбками этого сделать не в силах! Ответом юной кокетке стали уже два покровительственных взрослых взгляда. Принцесса, деланно фыркнув, направилась к фрейлинам двора. Ришелье же, заметив, что беседа д’Орбье с шотландкой завершена, тоже поторопился откланяться, про себя запомнив поручение короля – первое, обращенное лично к нему после возвращения кардинала ко двору. *** Граф говорил спокойно и тихо – так, чтобы его слышали только принцесса и Элен (то, что ей не велят уйти, д’Орбье понимал). - Ваше высочество, - начал он, - я понимаю ваш гнев. И, поверьте, разделяю его. Ручаюсь вам, я вовсе не буду пытаться оправдать принца в ваших глазах. Диана с интересом взглянула на него. Она-то как раз ждала уверений, что все услышанное ею – миф, искаженная реальность, а Гастон на деле не так ужасен, как это следует из произнесенного при ней. Д’Орбье – мастер красиво говорить, это она уже знала. И готовилась дать отпор именно этим его словам. Потому такое начало удивило девушку настолько, что она не прервала собеседника и не нашлась, что сказать. - Вы оказали мне честь, позволив называть себя вашим другом, - продолжал граф, обдумывая каждую фразу, хоть внешне никто и не угадал бы, как тщательно он выбирает слова. И как судорожно пытается отыскать решение – как обернуть все в пользу Франции. Ситуация – почти патовая, понимал он. Хуже было, только если бы Гастон привел беременную женщину и объявил, что уже несколько лет женат на ней морганатическим браком. Хотя несколько лет не смог бы – в силу возраста… И все же, как был уверен граф, проигрыш – это когда уже подписываешь капитуляцию. А пока еще можно сражаться… Можно и нужно искать верные действия, можно и нужно подбирать верный путь, даже если это путь по замерзшей реке! И, ступив на этот тонкий лед, ловкий разведчик двигался крайне осторожно. - В данный момент я говорю не только как француз, поверьте, но и я осмелюсь, как ваш друг, дать вам совет. Если сейчас ваше высочество уедет, то даст тем самым понять, что вам, в первую очередь именно вам, не безразличны чувства принца. Что было бы, безусловно, верно, будь вы супругой его высочества. Однако вы прибыли к нам как его невеста. И вы, кузина принца Карла и представительница его величества Якова, также вправе решать, стать ли вам супругой принца, или разорвать помолвку. - Я полагаю, после случившегося, король Яков примет однозначное решение, - заметила Элен иронично, не в силах смолчать. Но в душе она вовсе не была в этом уверена. Что если этот брак Якову и Карлу дороже, чем насмешки над принцессой? Поэтому девушка прикусила язык, сделав себе попутно замечание – она дает ответ вместо ее высочества, что недопустимо даже если сама принцесса молчит – фрейлине она вести переговоры ведь также не поручала. Впрочем, д’Орбье на это не обратил внимания, видимо, полагая, что Диана позволяет своей подруге некоторые вольности. - Да, вероятно, - вздохнул граф. – Это будет большим несчастием для нас. Однако мы не вправе давить на вас, ваше высочество. Я, как уже упомянул, лишь стараюсь по-дружески дать вам совет. Разве не знак нашего расположения то, что его величество уже попросил удалиться от двора тех, кто мог бы быть неугодным вам? И неудобным ему – хорошо знающий свет, д’Орбье не сомневался, что главная причина именно в этом… Но этого он вслух не сказал. - Наконец, если вы покинете сейчас двор, - продолжил граф, - вы тем самым дадите понять, что Англия не намерена далее вести переговоры. А это может означать не только разрыв помолвки. Ваше высочество, это может вылиться в необходимость войны. Девушки вздрогнули. Д’Орбье, внимательно следивший за дамами, особенно за принцессой, сообразил, что нашел нужную нить! Удача? Главное, теперь не упустить ее, он на верном пути! И граф продолжил: - Ваше высочество, вы вправе написать вашему кузену Карлу или его величеству Якову обо всем, что произошло. О, если бы я мог просить вас этого не делать… Но, увы, я понимаю, что это будет несправедливо по отношению к вам, что в этом я буду больше француз, чем ваш друг, а потому я готов принять это решение. Еще одно обещание, которое далось ему легко – конечно, подобное решение он принимать не будет. Но сейчас важно было показать принцессе, что он действительно ее друг, говорит с ней ради нее, а не ради интересов своей страны и короля. - Если его величество и вы посчитаете необходимым разорвать помолвку, пусть будет так, - продолжал уверения граф. – Но я умоляю вас, пожалейте наши державы. Вы здесь не просто невеста принца, вы представляете интересы Англии. Вы представляете ее больше, чем любой британский посол! Ваше выражение недовольства французским двором – а как иначе можно будет расценить ваш уход? – это выражение недовольства от лица всей Англии. Если это произойдет, ни ваш царственный опекун, ни его величество Людовик не смогут так легко примириться. Оскорбление, нанесенное принцессе! Его могут смыть лишь реки крови французов. О, ваше высочество, я молю вас, не будьте так кровожадны! Он поклонился, заканчивая речь и одновременно внимательно следя за тем, какое влияние эта речь произвела на девушку. Диана нервно сглотнула. Неуверенно глянула на подругу, ища поддержки и помощи в принятии решения. Но та тоже потрясенно молчала, пытаясь осознать услышанное. Сколько правды в этих словах? Возможно, граф преувеличивает, желая замять скандал и отстаивая интересы французов. А если нет? Ведь собирался Бэкингем воевать из-за каких-то глупых подвесок! Что было прикрытием – подвески королевы или гугеноты Ла Рошели? Что если тот же Бэкингем сейчас воспользуется случаем, чтобы начать войну? - Мы останемся, - неуверенно произнесла Диана. - Я полагаю, - поспешила добавить Элен, - что его величество также должен показать, что желает примирения, а вовсе не пытается побольнее уколоть ее высочество. Ведь вы же не желаете войны? Граф чуть поклонился. Неплохо. Принцесса более мягка и наивна. Ее старшая подруга более осторожна. Но эта партия все равно за ним – убедить Людовика сейчас переговорить с принцессой будет легко. *** Ждать девушкам почти не пришлось – через несколько мгновений король приблизился к Диане. Как и предполагал д’Орбье, Луи было легко убедить переговорить с девушкой, дав понять ей и всем присутствующим, что недавние события – досадная мелочь, а между царственными особами царит мир. Графу довольно было лишь тихо сообщить Людовику, что принцесса готова остаться. Главное для нее – дать понять, что это и желание короля. Ведь он недавно был так резок с ней, что позволяет в этом сомневаться. Людовик и сам ругал себя за эту резкость, понимая, что девочка не заслужила такого отношения к себе, но первым пойти на примирение не мог – мешали и королевский статус, и собственная гордость. Сейчас, когда шотландская принцесса показала, что готова скорее остаться, чем уехать – во всяком случае с отъездом она медлила, – Луи также мог пойти ей навстречу и показать свои намерения. - Принцесса, - громко произнес он, чтобы слышал двор, галантно поклонился девушке, - видя ваши колебания, я решил сам просить вас остаться с нами. Не можете же вы оставить нас без покровительства Дианы-охотницы? При этих словах она слабо улыбнулась. Этот простой комплимент был приятен. Она не догадывалась, что эта галантность дорого стоила королю. Эти несколько фраз сочинялись все то время, пока граф беседовал с девушкой, когда Людовик еще не знал, чем закончится разговор с д’Орбье, получится ли у того уговорить Диану. - Я останусь, - отозвалась принцесса, также громко и четко: больше для всех, чем для собеседника. – Но лишь потому, что этого просит ваше величество. Я высоко ценю ваши просьбы, государь. - Благодарю вас, - кивнул Людовик. – Тогда нам пора в седла. Он лично помог принцессе сесть на лошадь. Диана посчитала это жестом примирения. Но не так думали придворные, по рядам которых немедленно пронесся слушок – король ухаживал за невестой собственного брата, потому и велел Гастону убраться с охоты. Анна Австрийская, бывшая немой свидетельницей происходящего, обиженно сжимала зубы. Людовик ехал в компании принцессы вплоть до опушки леса. И только когда вперед выступили ловчие, оставил свою спутницу. *** Диана и Элен несколько раз в своей жизни принимали участие в охоте. Но, конечно же, не те, что жили в двадцать первом столетии. Поэтому обе решили просто довериться опыту двойников в этом деле. Впрочем, особо богатым его тоже назвать было нельзя. Он лишь подсказывал, что время охоты дамы, за редким исключением, использовали как прогулку по лесу. Сейчас же это осложнялось тем, что девушки не только почти никого не знали при дворе, но и местность вокруг была совершенно незнакомая. Загонщики подняли зверя, охота пришла в движение. Потом будет спокойнее, подсказывали девушкам их небольшой опыт, а также те фильмы и книги, которые они читали, - все разъедутся в разные стороны: кто-то продолжит охоту, кто-то уединится для бесед, любования природой или заговоров… Сейчас же все, поддаваясь инстинктам и крикам, горячили коней. Никто не отставал, никто не уединялся. И принцесса с ее спутницами следовала за всеми, инстинктивно думая лишь об одном: только бы не отстать! Среди этого безумия так просто… Уже и не поймешь, кто держится рядом с тобой. Вроде бы после того, как ее оставил король, вновь старался быть рядом граф д’Орбье. И Элен… Но принцесса сейчас не видела их подле себя, а оборачиваться и высматривать… Девушка на миг отвлеклась и – немедленно пожалела об этом! Лошадь Дианы, почувствовав колебания хозяйки, в одно мгновение метнулась в сторону. К счастью, умения двойника в верховой езде были оттренированы сильнее, чем ее страхи. Она автоматически делала то, что надо: пока мозг бился в панике, руки сами совершали необходимое. Правда, пришлось сначала удержать животное. Затем принцесса, успокоив лошадь, направила ее следом за уходящей охотой – это легко, их крики слышно отовсюду. А торопиться ей пока некуда. Сейчас она сама успокоится и постарается догнать. Наверняка Элен отстанет, чтобы дождаться подругу. И граф тоже… Девушка пустила лошадь рысью. Азарт погони пропал. Голова уже могла ясно мыслить, а потому на Диану навалились неприятные размышления. Она кое-как свыклась с ролью принцессы. Мысли, чувства, ощущения Дианы были так похожи, что они с двойником все больше сливались в единое целое. И потому ее не так страшило нахождение в этом времени, как мысль о предстоящем браке. Хотя, после недавних событий, вряд ли брак состоится – она точно напишет Карлу, тем более, что и граф сказал, что понимает это и даже не будет просить смягчить послание. Но это мало что меняет в ее судьбе. Ее или вернут в Англию, или спешно подберут другую партию во Франции, Испании или иной соседней державе – так, кажется, полагается использовать принцесс? И на что она может рассчитывать? Разве что плюнуть на все и сбежать. Вновь на миг перед взором нарисовалась прекрасная картина. Как ей помогает сбежать из этого кошмара Атос. Привозит ее в замок, и в небольшой церквушке они венчаются. А когда приезжают разгневанные послы Якова, Карла, Людовика или еще кого-то из сильных этого мира, они ничего не в силах сделать – брак освящен! Девушка вздохнула. Ну на что она рассчитывает? В ее мечтах есть существенный изъян – Атос никогда на подобное не пойдет. Он не желает вовсе связывать себя узами брака с какой-либо женщиной. А уж помыслить о том, чтобы забрать невесту у французского принца, не может даже и Портос! Хотя ему и было бы, пожалуй, такое лестно. Но вот Атос… Само благородство и сама неприступность. И она это прекрасно осознает. Диана постаралась отбросить невеселые мысли. Хватит горевать, как бы ни хотелось ей просто прогуливаться по лесу, а пора возвращаться. И надо появиться перед придворными в подобающем виде… Девушка испуганно придержала лошадь. В своих мечтаниях она ехала, куда придется. Вернее, куда шла лошадь, а не на звуки охоты. И сейчас этих звуков не было слышно вовсе – только шорох листвы деревьев и какие-то птицы… Диана настороженно прислушалась. Ну должен же быть кто-то рядом?! Если не охотники, так жители ближайшей деревни! Хотя… она же не в подмосковном лесу. Здесь рядом не найти электричку, грибников или толкинистов. Здесь может вообще быть лишь лес с его обитателями… Многие из которых видят в ней тоже… объект охоты! Принцесса испуганно озиралась. Она даже не видела следов копыт лошадей охотников, не слышала лая или криков. Господи правый, да где она?! Куда ей дальше ехать?!