Совсем другой век

Диана вернулась в особняк в ужасном виде. Вся амазонка была грязной, прическа растрепана, глаза – красные от слез. Да и сама девушка была уставшей, измотанной и с трудом стоявшей на ногах. Элен, едва придя в себя от радости, что подруга жива, разглядев то, в каком она виде, поторопилась отдать приказ служанкам и горничным немедленно приготовить ванну для принцессы. Вскоре Диана, погрузившись в теплую воду, тихо застонала от боли во всем теле и простого удовольствия отдыха. На нее мгновенно навалилась усталость этого дня. Но, не желая все переживания держать в себе, она, выставив вон всех дам и служанок, тихо делилась всем произошедшем с подругой. Единственным утешением всего этого безумного и жестокого дня было лишь то, что ее нашел король. Это спасло девушку. И ее репутацию, поскольку присутствие короля было гарантией ее чистоты… *** …Смелой она никогда не была. И оказавшись одна в этом диком, чужом лесу, Диана быстро растеряла все остатки храбрости. Сначала она еще держалась, стараясь убедить себя же, что обязательно найдет дорогу. К какой-нибудь деревушке, селению, да пусть даже к домику лесника, но к любому человеку, который сможет проводить ее в Париж! Но когда вместо дороги Диана вышла к болоту, губы ее уже дергались, готовые исказиться гримаской отчаяния, а в глазах стояли слезы. Блуждать в одиночку по лесу – настоящему дикому лесу – что может быть ужаснее?! Да ее же затопчут кабаны и олени, загрызут волки и лисы, раздерут медведи… В довершение прочего то, что впереди болото, Диана поняла не сразу. Девушка, не понимая упрямства лошади, спрыгнула на землю, решив вести животное за собой и пока не думая о том, как она будет влезать обратно в седло… Но свою ошибку она поняла хоть и быстро, но поздно – из-за неверного шага Диана почувствовала, как земля под ногами расплывается, будто зыбучий песок, жадно увлекая ее за собой. От ужаса принцесса вскрикнула, хватаясь за первое, что было под рукой. Поводья… Хорошо, что не выпустила! Лошадь оказалась сообразительней своей недавней всадницы, оставаясь на твердой почве и не двигаясь с места. Девушка, судорожно ухватившись за повод, пыталась выбраться, но только топталась на месте, увязая в топи. Погрузилась по щиколотку, но, как ей казалось, уже едва ли не по грудь! Диана всхлипнула, воочию представив, как вскорости ее руки разожмутся в бессилии – и болото утянет ее в трясину. Какой жестокий и абсурдный конец! Очутиться в ином времени, чтобы здесь утонуть в болоте! Но тут лошадь дернулась назад, таща за собой и незадачливую наездницу, оказавшуюся такой же незадачливой скиталицей. Диана боялась и шевельнуться, пока ее вытаскивало животное. А когда, вся дрожа, ступила на твердую землю, прижалась к конской гриве и в голос разревелась, не веря, что так счастливо избежала смерти. - Господи правый! – шептала она. – Что со мной будет?! Она гладила спасительницу по шее, словно последнее близкое существо на земле, признательная за избавление от пережитого ужаса. - Наверное, ты разумнее меня, - прошептала Диана, несколько приходя в себя и успокаиваясь. – Ты вот какая умница… Пожалуйста, пойдем домой. Пойдем хоть куда-нибудь, где можно найти кров и тепло! Животное, будто поняв ее, тронулось с места. Девушка, держась за гриву, последовала за ней, готовая считать себя глупее кобылы – но только бы найти путь обратно. К любому жилищу бы выйти! Однако судьбе было угодно послать ей иное испытание. Слишком скоро принцесса понадеялась на спасительницу, позабыв о том, что именно пугливость лошади стала причиной злоключений, ныне обрушившихся на нее. Уставшая, Диана шла, едва держась за кобылу… Внезапный вой волка раздался совсем недалеко. И лошадь, резко встрепенувшись, рванула в сторону, оставляя Диану, в ужасе отпустившую и гриву, и поводья, уже в полном одиночестве. Без живой души рядом – не считая волка, видимо. Девушка без сил опустилась на землю, по щекам вновь побежали слезы, но не пережитого ужаса, а безнадежности – ей было уже все равно, казалось, лучше бы этот волк, чей вой она слышала, побыстрее появился, набросившись на нее. Только бы не скитаться в этом лесу. Пусть просто поскорее все кончится… В таком состоянии ее и застал Людовик. *** Король, увлекшийся охотой, не скоро заметил, что рядом нет никого из придворных, даже таких же ярых охотников, как он. Впрочем, он даже не помнил, в какой момент спрыгнул с коня и бросился через кусты за добычей… Нельзя сказать, что это его огорчило, в подобном положении он оказывался не впервые. И даже больше любил охоту в одиночестве, чем с толпой слуг. Однако забрел он, как выяснилось, далеко. Блуждать по лесу пришлось долго, азарт охоты ушел, сменившись раздражением, что он никак не может выйти к нужной ему дороге и впустую тратит этот день, начавшийся и без того неудачно! И вот, тихо бубня под нос и будучи совершенно не в духе, он вдруг, выйдя на небольшую поляну, обнаружил Диану: в грязном платье, с растрепавшейся прической и красными от слез глазами она сидела прямо на земле, обнимая себя за плечи и почти беззвучно рыдая, ничего не видя вокруг. - Что вы тут делаете?! – выдохнул он, и в это удивление выплеснулись его усталость и раздражение от сегодняшнего дня, отчего его восклицание прозвучало как недовольство и злость на глупую девицу. - С-сир? – пробормотала Диана, поднимая голову и, наконец, увидев его. – О, Матерь Божия! Как я рада вас видеть! Девушка бросилась к королю, в испуге упала перед ним на колени, хватая ладонь и поднося к губам. - Я… я отстала от охоты… и заблудилась… А потом едва не утонула в болоте! – захлебываясь слезами, перечисляла она. – Меня еле-еле вытащила лошадь… А потом моя лошадь сбежала от волчьего воя! - Ясно, - подвел итог Луи, подхватывая ее за плечи и легко поднимая на ноги. – Ладно, идемте. Диана удивленно хлопнула глазами. Ей казалось, что он мог бы проявить больше чуткости и пожалеть ее, а не говорить с ней так сухо и устало. Вот так просто – ему все, видите ли, ясно! И – идемте! С другой стороны, счастье, что она вообще встретила кого-то. Король растерянным не выглядит, может быть, он знает, куда идти… Она осторожно разглядывала Людовика, пользуясь его короткой заминкой – он осматривался по сторонам. Его костюм был в пыли, коня не было, вероятно, король тоже упустил скакуна, хотя, при том, как уверенно Луи держался в седле, это казалось странным. Девушка не знала, что в азарте охоты король часто и сам спрыгивал с седла, да и случайные падения были, а порой лошади, загнанные, падали. Зато Людовик хоть и выглядел устало, никак не походил на заблудившегося в лесу. Скорее она бы решила, что он блуждает по чащобе в свое удовольствие. Но вот сейчас ему это надоело и король пожелал вернуться к себе. - Вы можете идти? – первый вопрос от Луи, в котором прозвучал хотя бы намек на заботу. Хотя уж скорее это был просто практичный подход, учитывая его дальнейшие слова: - Идемте, нет смысла тут сидеть и лить слезы. Диана только кивнула в ответ, не решаясь возражать и жаловаться на усталость. Только бы он знал, куда идти! Убедившись, что она готова следовать за ним, Людовик уверенно направился по какой-то тропке. К счастью, не слишком быстро, хотя девушка все равно едва поспевала за его широким шагом. *** Диана плелась за королем, поминутно спотыкаясь. Но молчала, не смея просить об отдыхе. Хотя ей временами казалось, что они никогда не выберутся из леса. Ноги были сбиты в кровь – наверное, ею скоро будут выпачканы все туфли. Но Диана молчала, сжимая зубы и боясь, что, если она начнет жаловаться, ее просто бросят в лесу. Поведение короля и его отвратительное настроение заставляли думать, что такая перспектива слишком реальна. Внезапно подвернувшаяся под ноги коряга коварно подставила подножку, девушка споткнулась, тихо вскрикнув. - Ну что еще? – пробормотал Луи, поворачиваясь. Увидев, что Диана упала на четвереньки, король тихо выругался под нос – еще одна задержка! Надо было взять ее под локоть! А так… как бы ноги не переломала эта девчонка! Придется на руках нести… Принцесса, больше не в силах сдерживаться, уже просто опустилась на землю возле проклятой коряги, шмыгая носом и растирая по лицу грязь. - Бабы, - сплюнул Людовик с досадой. – Кто только придумал брать их на охоту?! Ни пользы, ни помощи! Да что там, только мешать умеете! Зачем вы вообще отстали от двора?! Ехали бы шагом и обсуждали ленты и кружева! Его слова повлияли не самым лучшим образом на девушку – она только еще горше разрыдалась, не в силах сказать и слова. Да что там, она толком и не поняла из речи короля ничего, лишь по тону угадала, что ею недовольны и отчитывают… Луи тяжело вздохнул и присел рядом, доставая носовой платок. - Ну, хватит, хватит, сударыня! – он осторожно взял ее лицо за подбородок двумя пальцами, принимаясь оттирать с него грязь. – Что вы вдруг взялись рыдать? Что с вашей ногой? Или вы просто устали? Горькие слезы заставили его подумать, что принцесса, возможно, потянула мышцу или вывихнула ногу. Поэтому Луи, привычный действовать быстро и без предупреждения, оставив платок Диане, чтобы сама приводила себя в порядок, откинул подол юбки, берясь за лодыжку и ощупывая ее. - Ваше величество! – Диана испуганно дернулась. - Сидите смирно! – прикрикнул Людовик. А потом, сообразив, чем вызван ее испуг, рассмеялся, несколько оттаивая при этом: – Не беспокойтесь! Мое присутствие здесь, наоборот, гарантия вашей безопасности. Поверьте, это не просто слова. Уверяю вас, я следую своему долгу, ваше высочество. Чуть помедлив, он добавил: - Хотя, признаться, быть первым дворянином не так-то просто рядом с такой девушкой, как вы. Принцесса покраснела, смущенно благодаря за комплимент. Слишком изысканный для него, пожалуй. - А, вы стерли ногу! – король через полосы крови на стройной девичьей ножке наконец разглядел и прощупал, что ничего слишком серьезного не случилось, но мысленно подивился, как она вообще в таком состоянии шла – ноги были сбиты так, что другая бы выла и капризничала. – Сейчас поправим. Сидите тут! Диана и не пыталась встать, только сидела, тихо всхлипывая – хотя истерика уже завершилась, она еще так и не пришла в себя до конца. Людовик, забрав у нее свой платок, вернулся через минуту с куском влажной ткани, осторожно протер сбитые ноги девушки. - Отдохнем немного, - король бросил взгляд на темнеющее небо. – И потом отправимся дальше. Полагаю, мы успеем к закрытию ворот, дорога здесь уже известная. Так что успокаивайтесь, вы не должны так убиваться. - Да, конечно, - прошептала Диана.– У меня нет никаких причин… - Я не это хотел сказать, - несколько смутился Луи. – Я понимаю, что вам больно. Но это скоро пройдет. Все будет хорошо… - Да, вы правы. Все хорошо, государь. Если не считать, разумеется, что я здесь совершенно одна. И никому нет дела до меня и моих чувств. Луи бросил на нее взгляд, полный сочувствия. Но удержался от выражения жалости вслух, спросив вместо этого: - А вы хотели бы, чтобы мой брат полюбил вас? - Ваше величество шутит? – принцесса с тоской вновь вспомнила историю с Гастоном. Встреча… постоялый двор… и вот двор Лувра… Она ведь первое время даже пыталась поверить, что все обернется как нельзя лучше. Пыталась как-то объяснить для себя его поведение на пути в Париж. Но выходка принца этим утром перечеркнула все. *** Людовик хмуро взглянул на девушку. Он не знал, рад ли ее словам. Диана не желала любви своего жениха и не любила его. Гастон всегда умел произвести впечатление на дам. Галантный, улыбающийся он был полной противоположностью вечно хмурому брату, который мало того, что ничем из этого не мог похвастать, так еще и добавлял к этому малоприятные черты. Его заикание… В котором, заметим, немалую роль сыграл и его отец, своеобразно воспитывая в сыне храбрость – натравливая на него охотничьих собак. Смелость воспитал, но и дефект речи остался. В «наследство» от отца Людовик также получил… набожность и веру в святость супружеских уз. Он был сыном Генриха Наваррского – короля, с легкостью менявшего веру ради своей цели и ночевавшего в стольких постелях, что ныне во Франции многие могли похвастаться царским профилем… И именно по этой причине Луи не позволял себе ни одной недостойной католика мысли. Людовик, как он и сказал, не только на словах, но и на деле был гарантией репутации любой дамы Франции. И те немногие, кто надеялся получить место королевской фаворитки, лично убедились, что платоническая любовь – самое большее, на что они могут рассчитывать. Хоть королева пока и не подарила стране наследника, но и на бастарда рассчитывать было никак нельзя. Любые грешные мысли Луи отвергал. Вести беседы с ним дамы не желали – тем более что из-за заикания речь короля становилась часто вовсе неразборчивой. А еще был наследный недостаток в виде чуть оттопыренной губы. У Гастона это было видно меньше, как всегда казалось Людовику. У него губа была видна даже за усами. И это всегда смущало его самого. Из-за всего этого с юношества он привык говорить коротко и лишь то, что важно. Не оттачивая в себе красноречия, как это было принято у дворянства и чем в полной мере могли похвастаться Гастон Орлеанский или кардинал Ришелье. Именно по этой причине двое последних пользовались успехом у дам, последнему и духовный сан был не помехой. А короля долгие речи даже раздражали, собственная краткость стала одной из главных черт его характера – Луи стремился уловить суть и скорее решить любой вопрос, а не вести долгие пустые дискуссии. Людовик, который был лицом схож со своим братом, обладал теми достоинствами, которыми не обладал Гастон, но их вряд ли могли оценить женщины двора и салонов. Хотя история расставила все по своим местам, посчитав именно герцога Орлеанского бледной копией его брата, а не наоборот. Луи был храбр в бою, неожиданен в политике, скор и точен в решениях… Но совершенно неумел в беседах и ухаживаниях за дамами. Поэтому сейчас, когда его брат уже воспользовался бы шансом и в промежутках между жаркими поцелуями уверил, что есть тот, кому принцесса дороже всех женщин на свете… Луи просто сидел рядом с девушкой, подбирая каждое слово, пытаясь почувствовать ее и сказать ей что-то, что будет приятно. И пытаясь понять, что ему следует делать – делать, а не говорить. Чтобы стать ей другом. - Прошу простить, государь, но ваша шутка зла, - тихо прошептала Диана, но хоть больше не рыдала… - Отчего же? – вздохнул он. – Вы правы, пример с моим братом неуместен. Но разве нет никого, кому вы были бы дороги и кем были бы любимы? Диана печально улыбнулась. - Разве будь это так, была бы я тут? – отозвалась она. - Я хотел бы вас утешить, - грустно хмыкнул Людовик. – Но, боюсь, что королевское происхождение требует к себе лишь почитания. А не любви. И дай Бог, чтобы хотя бы почитание было искренним. Диана с тоской вздохнула, притягивая к себе колени, обнимая их руками, осторожно разминала под юбками стопы, боясь и думать, что скоро надо будет вновь куда-то идти, пока она и подняться не сможет. Король, заметив ее состояние, ненадолго поднялся, собрал хворост и разложил небольшой костер – то ли чтобы согреться, то ли просто желая как-то сделать уютнее их временный отдых. Но зато стало ясно, что пока они никуда не пойдут… И девушка, глядя на огонь, с тоской думала, что это все напоминало бы какую-нибудь поездку с одноклассниками на природу или с родней на шашлыки. Вот только лес вокруг полон реальных опасностей. - Почему вы так говорите? – Диана протянула руки к пламени, грея пальцы. – Разве вас… совсем никто не любит? Ваши родители, брат… Ой, простите! Луи усмехнулся ее откровенности. - Ничего, - бросил он. – Это не секрет. Боюсь, во Франции мои взаимоотношения с моей семьей ни для кого не тайна. А вам, если вы все же свяжете свою судьбу с судьбой Франции, следует знать отношения в нашей семье. Мой отец – полагаю, это вам известно – был убит заговорщиками, когда я был еще ребенком. И мне доводилось слышать разговоры придворных, что за этим стоит моя мать… Он сделал паузу. И Диана вдруг подумала о том, что он знает правду – причастна к этому она или нет. Но даже сам не хочет ее принимать. - С моей матерью мне пришлось вести войну, - продолжил Людовик. – Ее фавориты растратили всю казну, мы были не богаче парижского нищего. Если не беднее… И неважно, какие одежды мы носим, если они не наши. Диана припомнила сухие строчки из учебника истории. Ну да, Мария Медичи и итальянец Кончини с Леонорой Галигаи. Как-то к этой войне был примешан еще Ришелье, кажется, он поддерживал королеву-мать. Интересно, почему Людовик его простил? Но спрашивать об этом было неудобно. Да и пока вроде бы неважно… - А ваша… супруга? – еле слышно спросила принцесса. И немедленно ей вспомнилась Анна Австрийская, надменно поджимавшая губы. Ответ пришел сам собой: разве можно верить, что она способна любить? Конечно, если верить Дюма, она любила герцога Бэкингема. А потом Мазарини… Впрочем, в том, что следует верить написанному в романе Дюма, Диана все больше сомневалась с каждым днем. - Ее величество считает своим долгом сделать все, чтобы как можно скорее свести меня в могилу. И, кстати, очень желает связать себя узами брака с Гастоном. Так что в борьбе за сердце моего брата у вас могущественные соперницы, - хмыкнул король. – И если планы моей матери и жены осуществятся… Вам стоит быть готовой уехать из Франции как можно скорее, вы будете им лишь помехой. - Государь, не говорите так, - вздрогнула Диана. - Извините, я не хотел вас пугать. - Я имела в виду не это. Мать, желающая смерти собственному сыну… Вы не можете говорить, что это правда! - Что ж, будем считать, что вы этого не слышали, сударыня. Меня устроит, если вы забудете наш разговор у этого костра. - Как… вы пожелаете, - пробормотала девушка, удивленная тоном короля – горечь исчезла, Людовик говорил ровно и холодно. Он приказывал. - Вот и отлично, - подвел итог тот, вставая. – Нам надо идти, иначе придется сидеть у ворот города до рассвета. - Разве ваши солдаты не откроют ворота королю? - Вы полагаете уместным пользоваться своей привилегией и нарушать правила жизни всего города? - Нет, сир, - помедлив, отозвалась девушка. – Скорее наоборот. Слишком большое число привилегий слишком много требует от нас в виде обязанностей. Людовик не ответил, только внимательно взглянул на нее, ненадолго прекратив тушить костер. Диана, сдерживая стон, надела туфли. Она должна потерпеть, в конце концов, сбитые ноги – это ее давняя извечная проблема, ей не впервые в жизни приходится идти в подобном состоянии. Правда, вот обувь тут совсем неудобная… - Обопритесь на мою руку, - Луи осторожно взял ее под локоть. – Вам так будет легче. И не торопитесь, мы успеем. - О, я не могу подвести ваше величество. - Ну раз мы одинаково судим об этом, то в случае опоздания заночуем на одном постоялом дворе близ города. - Прошу прощения, государь, но воспоминания о постоялых дворах Франции не прибавляют мне желания на них останавливаться. - Они столь плохи? - Нет, вовсе нет. Но на этот раз рядом нет вашего мушкетера. По вопросительному взгляду короля Диана поняла, что подробности выходки брата ему неизвестны. И принялась пересказывать ему эту историю. *** Каждый шаг отдавался резкой болью, в глазах блестели слезы. Но Диана упорно давила в себе желание начать стонать вслух, по-детски капризничая и канюча, что она устала, хочет пить и отдыхать. И не хочет никуда идти. Первое время она отвлекалась на беседы с королем, но потом и это уже не помогало, все силы уходили уже лишь на одно – просто идти. Однако Луи, кажется, сам вскоре угадал ее состояние, поскольку, без слов, просто подхватил ее на руки. - Ваше величество, - охнула Диана. – Не надо… Я же… тяжелая. - Вы? – король усмехнулся. – Сударыня, у меня любимая гончая тяжелее! А вас, в ваших шотландских горах, очевидно, не кормили. Неужели мой брат Карл выделял столь мало денег на ваше содержание? Или этим отличался его величество? Кто занимался вопросами вашего содержания, Яков? - В основном, Карл, - признала девушка. И тут же спохватилась: – Но при чем тут это?! Я не терпела никаких лишений! Или вы полагаете, что мне надо растолстеть до такого состояния, чтобы не проходить в дверь? Людовик невольно усмехнулся – при дворе именно такими и были дамы, от служанки до королевы. И именно такой вид был залогом здоровья супруги. Но, впрочем, юная принцесса болезненной также не выглядела, хотя, несомненно, была слишком худа и не отличалась приятными пышными формами. Однако… неся ее на руках, Луи порой ловил себя на том, что взгляд его как-то слишком часто останавливается на небольших округлых холмиках, так целомудренно спрятанных за корсетом и плотной тканью амазонки. Приходилось мысленно обещать себе этим вечером разговор с духовником – и долгий разговор, с такими-то частыми греховными мыслями! Вдали показались стены города. - Ну вот мы и на месте, - король опустил девушку на землю. – Боюсь, дальше вам лучше пойти самой. Несмотря на то, что никто не посмеет дурно думать о вас, все же, полагаю, лишние сплетни вам ни к чему. Да, никто бы не посмел думать, что король может обесчестить даму, находящуюся под его защитой. Но Луи не сомневался, что если его увидят с принцессой на руках, завтра же весь Париж будет шептаться о том, что король проявляет излишнюю заботу к шотландской гостье. И в этом немедленно увидят более глубокое чувство. А что бы он в действительности ни испытывал к ней… об этом лучше молчать. Даже перед самим собой, перед духовником молчать! И пусть молчат другие, не трогая ее своими грязными сплетнями! - Спасибо, - пролепетала Диана, сдерживая стон боли и вновь ограничиваясь лишь опорой на его локоть. До особняка принцессы они добрались в полном молчании: девушка была почти не в силах говорить, а Луи просто не знал, о чем. И опасался, что если кто-то услышит их беседу, то может переиначить ее. - Боже правый, я не верю, что это все закончилось, - прошептала Диана, когда они приблизились к дверям ее временного дома. – Сир, я не могу выразить словами, как благодарна вам… - Не стоит, - хмыкнул Луи, к которому уже вернулось привычное ироничное состояние духа. И за этой иронией и насмешкой можно было легко прятать что угодно: – Когда еще мне представится провести день на охоте в компании Дианы? - Боюсь, что охотницей меня назвать нельзя, - краснея, отозвалась девушка. – В этом, государь, вы были правы. - Жаль, что из всего мной сказанного вы поняли лишь это. - Увы, я лишь учу ваш язык, сир. - Продолжайте его совершенствовать. Они уже входили в гостиную, когда навстречу им вихрем выскочила Элен Гордон, бросилась на шею принцессе… Людовик, глядя на радость фрейлины, с затаенной грустью подумал, что все же частичку любви Диана заполучила… О чем и сообщил ей, больше, правда, не желая возвращаться к тому разговору, что случился в лесу. По этой причине он поторопился откланяться, опасаясь, что такое заманчивое приглашение может оказаться ловушкой для еще одного его откровения. И для его чувств. *** Диана мыслей и чувств короля знать не могла. Она рассказывала то, что видела. Ей казалось, что Людовик просто смеется над ней и ее наивностью, давая ей понять, что она глупо выглядит при дворе, где мать и жена желают смерти сыну и мужу. Но за всеми этим рассказами и от теплой воды принцесса немного пришла в себя. Усталость все еще была, но тело уже не ныло от дикой боли. - Надо вылезать? – тихо спросила она. - А ты хочешь, чтобы вода замерзла и ты вместе с ней? – предложила неутешительную альтернативу Элен. Диана глянула на пустой котелок – горячей воды больше не было, подлить в ванну нечего. Так и вправду скоро замерзать начнет. Пришлось выбираться из ванны и кутаться в огромную простынь, пока Элен выбирала на столе что-то, что могло послужить в качестве заживляющей мази для сбитых ног и мелких царапин на теле. - Только этот крем, - вздохнула та, показывая баночку. – Вроде бы консистенция подходящая, будем пробовать. - Будем, - со вздохом согласилась Диана, стаскивая простынь, слегка поежилась от прохлады комнаты. Процедуры не заняли много времени, Элен попутно вызвала служанок и велела унести бадью и воду. - А что здесь делал Атос? – вспомнилось Диане, когда они вновь остались одни и подруга помогла ей переодеться в ночную сорочку. - Не поверишь, - усмехнулась Элен. – Хотя, наверное, поверишь, это вполне в его духе – пришел тебя предупредить о готовящемся заговоре. - Против кого? – опешила принцесса. - Тебя, кого ж еще? – пожала плечами ее фрейлина. – Герцогиня де Шеврез тебя сильно возлюбила – не знаю, за какие достоинства тебе достается от нее так. И она планирует подбросить тебе несколько писем от твоего мнимого любовника. Кто это – неизвестно. Как неизвестно и кто будет подбрасывать. А после еще кто-то их «найдет» и покажет королю, чтобы очернить тебя, как… не знаю, наверное, зависит от того, с кем у тебя «роман». - И что же делать? – Диана, измученная этим днем, вновь не разрыдалась только потому, что уже все выплакала, слез не было. Что им всем от нее надо?! Кого она обидела?! Ею все вертят, чего-то от нее хотят, используют и готовы уничтожить… - Тоже не знаю. Все, что могу придумать, это проверять ящики и шкафы, - вздохнула Элен. – В надежде обнаружить эти глупые письма до того, как это сделает человек Шеврез. И уничтожить их. - А если нет? – прошептала принцесса. – Если не найдем? - Тогда готовить речь, которая могла бы тебя оправдать, - вздохнула подруга. – Но это сложнее, как ты понимаешь. Мы даже не знаем, кто твой «любовник» и в чем именно тебе следует оправдываться. Все, что знаем, слишком непонятно. Хотя, конечно, спасибо Атосу хотя бы за это знание. - Да, - слабо улыбнулась Диана. Элен на миг кольнула ревность. Атос пришел предупредить, побеспокоился о принцессе – что если он… Затем она сама себе усмехнулась. Какая тут может быть ревность? Он бы пошел предупреждать кого угодно в своем благородстве. Чувств только в этом нет…