Совсем другой век

В Лувр и мушкетер, и Элен прибыли пешком. Конечно, и сюда, и на обратный путь можно было взять экипаж. Однако правила приличия не позволили бы Атосу сесть с ней внутрь. Это девушка мгновенно поняла, и, когда ей предложено было взять карету, сказала, что в ней она будет очень долго добираться до места назначения. Что было правдой – Париж семнадцатого столетия мало отличался от любого мегаполиса двадцать первого. Разве что в пробках простаивали не машины, а повозки всех видов – от дорогих, украшенных золотой росписью карет до полуразваливающихся телег. И к заторам добавлялись запутанные удила, покусавшие друг друга лошади и бранящиеся возницы. Поэтому теперь возвращаться предстояло также пешком. Правда, особняк принцессы был недалеко от Лувра. Но сутолока на улицах и степенный шаг, приличествующий даме ее положения (а также, заметим, единственно возможный в платье этой эпохи), растягивали прогулку на более длительный срок. Элен, понимающей, что ее спутник будет молчать весь обратный путь, как было и по пути сюда, вдруг захотелось хотя бы одним глазком взглянуть на улицу Феру, столь же молчаливую, но такую значимую для нее. Когда еще она увидит улицу, где живет Атос? А может быть, по пути заметит и кабачок, где так часто встречаются мушкетеры? Ведь при чтении книги эти названия имели какой-то особый смысл, девушка проговаривала их, запоминая, пытаясь прочувствовать атмосферу этих мест! В памяти вдруг всплыло, что улица находится в двух шагах от Люксембургского сада. А это шанс… - Господин Атос, - Элен старалась скрыть смущение и говорить так холодно, как могла, но, кажется, все-таки покраснела, - вы не были бы так любезны… проводить меня к Люксембургу? Я слышала… там красивый сад… А если нет, тут же мысленно одернула она себя. Если там сейчас лишь буреломы, мало отличающиеся от леса? Откуда она в этом случае слышала такую галиматью? Что за глупости болтают при ней? Впрочем, уже неважно, ей грозит лишь насмешливый взгляд. А такие взгляды Атос раздает дамам с большой щедростью. Однако мушкетер только молча поклонился, ничем не выказывая удивления и готовый ее сопровождать. Что ж, пока задача – дойти до сада Люксембурга. А дальше она придумает, как найти нужную улочку. Атос первое время упрямо молчал. Заметив, что у девушки получается плохо прокладывать себе путь, он также без слов предложил ей руку. Элен на мгновение замешкалась – удобно ли это, особенно после того их разговора? Но вряд ли в таком случае он – образец этикета и морали – осмелился бы так сделать, потому девушка с облегчением вздохнула и положила свой локоть на его. В самом деле, так она ощущала себя гораздо увереннее. - Мадмуазель, - произнес наконец Атос, - я бы хотел поблагодарить вас… за заступничество перед его величеством. Он не сказал «ложь», хотя это и подразумевалось. Элен поняла его и покраснела, вспомнив, что Атос ненавидит ложь и сам никогда не лжет. Хорошенького же он, наверное, сейчас о ней мнения! Однако, помнится, он уже раньше бросал ей упрек во лжи, приравняв ее к Миледи, совсем ее не зная. Так не все ли равно? Одной ложью больше, одной меньше. И пусть считает ее хоть даже змеей! Но… почему-то вместо насмешливого колкого ответа Элен заговорила совсем иначе, сама не понимая, как это вырвалось: - Я испугалась, - тихо ответила она, переходя на английский, поскольку говорить по-французски было тяжело. – Мне вспомнилась та казнь… Мне стало страшно, что его величество и вас… Она запнулась. Что она несет?! Пытается оправдать свою ложь? Но это смешно. Атосу противна любая ложь – хоть во спасение, хоть на погибель. Даже его собственное спасение ему неважно. Мушкетер же еще больше растерялся. Какое этой девочке дело до него? Он незнаком ей. И до сих пор она демонстрировала лишь холод и пренебрежение к нему. А их последний разговор иначе как поединком и не назвать! Но все же она рискнула лгать королю, чтобы спасти его от возможного наказания. И сейчас совсем не была похожа на ту статую, с которой он вел словесную дуэль и от которой получил столь острый удар. - Вряд ли вам удалось обмануть его величество, - после небольшой паузы отозвался он, также по-английски. – Однако ваша внезапная защита в самом деле спасла меня от казни. Если, конечно, король не пожелает поговорить с принцессой. - О, я уверена, она подтвердит это! – воскликнула девушка. – Мы многим обязаны вам! И вашей помощи, и вашей защите. Было бы черной неблагодарностью так ответить вам, тем более, что его величество так скор на решения. Что ж, это было вполне разумным объяснением, которое Атос принял. Ее жест – лишь благодарность за оказанные им до этого услуги. Можно вести любые поединки на словах, однако это не означает ненавидеть человека. Но все же… Тогда она говорила столь горячо, что впору было поверить в важность разговора для нее. А еще кольнула другая мысль: стала бы Анна де Брей защищать его? Уж скорее воспользовалась бы возможностью избавиться от супруга, неважно притом, были ли слухи о дуэли правдой. Мушкетер поспешил отбросить эти мысли вместе с воспоминаниями о бывшей жене, не приносящими ничего, кроме очередного желания выпить. Уж лучше, пользуясь случаем, попытаться понять, чего же ждать от леди Гордон. - А если я не заслуживаю вашего сострадания? – с иронией произнес он. – Что если я в самом деле участвовал в дуэли? Возможно, убил человека. Он почувствовал, как девушка вздрогнула, едва было не отняла руку. Атос даже позволил себе вольность придержать ее за локоть, пользуясь тем, что поведение его спутницы можно было расценить как если бы она споткнулась. - Возможно, - тихо отозвалась она. – Я… не хотела бы об этом думать. Мне бы хотелось думать о вас… хорошо. Вот в этот момент Атос едва не убрал руку. Думать о нем хорошо?! Девушка, которая так «дралась» с ним! Которой он отчего-то тоже нанес серьезную рану, хоть и сам не знает, как. Но эта дама желает о нем думать хорошо?! А Элен совершенно путалась в словах, даже английский язык не спасал. Ей вдруг пришло в голову, что это удобный случай еще раз намекнуть Атосу о том, что его жена жива. Уже не так расплывчато, как в прошлый раз, а гораздо более конкретно, чтобы он понимал, какая опасность может грозить ему и его друзьям. Но подобрать слова было трудно. - Простите, при нашей прошлой беседе… мне кажется, я была неоправданно резка с вами. Вы сделали так много для меня и для ее высочества, а я… поверьте, я совсем не хотела вас обидеть, - путано начала она. Пожалуй, он был прав – мушкетер именно так расценивал эти ее слова. Та «дуэль» была начата им, потому что он желал сорвать ее маску холода и отчужденности. Увидеть ту леди Гордон, что на миг явилась перед ним в приемной, где пьяный Гастон рвался к принцессе. Открытая, растерянная и по-женски слабая. Но вызвал он лишь ее желание противостоять ему. Однако только на словах, а вовсе не воевать до его смерти. - Это моя вина, сударыня, - немедленно отозвался он, - ваша ирония была ответом на мои слова. Кроме того, как мне показалось, мои слова задели вас более, чем я того хотел бы. Я прошу вас простить меня за это. Элен торопливо отвернулась, скрывая румянец на щеках. Конечно, его слова сейчас – только присущая ему вежливость. И все же… можно ли воспользоваться этим, чтобы хотя бы просто подружиться с ним? - Значит, я права, когда сказала, что вы кажетесь мне хорошим человеком, - продолжила она. – Я нечасто ошибаюсь в людях. - Смелое заявление, мадмуазель! - Возможно. Но у меня есть для того основания, - Элен уже было не сбить, она желала сказать главное. – Когда мы были в Лондоне, на одном из приемов был человек… лорд Винтер, с супругой. Очень красивая белокурая дама. С очень приятными манерами, такая милая и любезная. Но мне тогда подумалось, что она – ужасный человек. А через неделю, когда мы уезжали, она поехала с нами. Его высочество сказал, что у леди Винтер… умер муж. Он не говорил, при каких обстоятельствах, но… мне кажется, это она виновата. Элен тихо выдохнула: что могла – сказала. Вместе с тем разговором о возвращении мертвых, это должно его насторожить! Но на Атоса это произвело мало впечатления, разве что он стал еще более хмурым. Просто его оценка всех женщин на земле получила еще одно подтверждение – каждая из них пользуется своей красотой, чтобы обольстить, обмануть, а после не брезгует, чтобы лично избавиться от неугодного мужа. - Дай Бог, сударыня, чтобы вы были не правы, - глухо заметил он. – Вы говорили кому-то об этом? - Принцессе, - тут же отозвалась Элен. – Но у меня ведь нет никаких доказательств. Это просто… предчувствие, наверное. Мушкетер кивнул, кажется, выбрасывая всю эту историю из головы. Мало ли, что там предчувствуют нервные девицы? - Мне… становится страшно при мысли, что я могла бы… предупредить ее мужа, - прошептала Элен. – И он мог бы быть жив… Только я совсем не представляла, что я могу ему сказать. Атос на миг растерялся, услышав в голосе девушки неподдельный страх. За кого она теперь опасается? - Вы напрасно себя корите, сударыня, - произнес он. – Вы не могли этого знать наверняка, да и милорд бы вас не послушал. Влюбленные всегда слепы. Более того, я уверен, что это лишь ваши домыслы. Элен уныло кивнула. И как объяснить, что это – не домыслы?! Она думала, он догадается, увидит параллель в этих историях. Впрочем, на что она рассчитывала? Он считает Миледи мертвой! Даже после их прошлого разговора у него нет повода думать иначе. Атос скорее просто решит, что это совпадение, а подобных ужасных женщин – целый мир. И уж тем более он не склонен видеть бывшую жену в какой-то неизвестной англичанке с другим именем. *** Впереди замаячила решетка парка, вероятно, Люксембургского сада. Надо придумать, что делать теперь? Как ей отыскать ту улицу, не спрашивать же, где он живет и не хочет ли пригласить ее на чашку чая… Элен замешкалась. В этот момент неизвестный уличный мальчишка, подбежав, потянул ее за юбку, принимаясь канючить, прося дать несколько монеток. Девушка растерялась, не зная, как поступить: до сих пор от грязных попрошаек ее оберегали слуги, кареты и экипажи, милостыню она, как и принцесса, раздавала лишь в дни праздников после мессы, тоже «укрытая» охраной. Современное сознание тоже тут не помогало, оно было знакомо лишь с иными просителями, при настойчивости которых можно и полицию позвать, но не грозить же ею здесь? Да еще и ребенку в грязных обносках… - Пошел прочь, бездельник! – прикрикнул Атос. Но мальчишка, как все уличные шалопаи, точно чувствовал, какие дамы по рукам дадут, а какие пожалеют. Поэтому не отставал, теребя юбку знатной госпожи не давая той и шагу шагнуть дальше. - Ну, мадама, дайте денежку! – хныкал он. – Кушать хочется! Я два дня ничего не ел, помру скоро, мадама! За что немедленно получил увесистый подзатыльник от сопровождавшего даму кавалера, не такого жалостливого, как она. Девушка слабо вскрикнула от испуга. Мальчишка, уже присмотрев себе за это время добычу, дернул с платья дамы нитку с жемчужиной. И задал стрекоча. Элен и опомниться не успела, как Атос бросился следом за наглым воришкой. Тот явно недооценил мушкетера – и был схвачен, не пробежав и нескольких метров. Девушка в ужасе наблюдала, как Атос, отобрав у мальчишки его добычу, награждает ребенка ударами шпаги в ножнах, плашмя. - Хватит! – к Элен, наконец, вернулся дар речи, растерянность от всего произошедшего сменилась ужасом от поступка Атоса, хотя и не паническим. – Прошу, месье, достаточно! Довольно, пожалуйста! Она подбежала, хватая мушкетера за рукав. - Как вам будет угодно, сударыня, - чуть поклонился Атос. Затем встряхнул мальчишку за локоть и пригрозил: – Попадешься вновь, шкуру спущу! Отвесив напоследок еще один подзатыльник, он отпустил воришку. Тот со всех ног бросился подальше от мушкетера. - Зачем вы так? – растерянно пробормотала Элен. – Он же совсем ребенок! И… он, наверное, голоден… Атос с некоторым удивлением взглянул на девушку. С чего ей вздумалось защищать малолетнего преступника? - И поэтому он полагает себя вправе воровать? – произнес мушкетер. – Бездельник и разбойник! - Бедный ребенок, - прошептала девушка. Атос слегка пожал плечами в ответ. - Мы почти на месте, - сменил он тему разговора, рукой указав на виднеющуюся впереди решетку парка. Но у Элен пропало всякое желание любоваться парком и даже пытаться высмотреть, где тут улица Феру. - Я… кажется, я не думала, что это займет столько времени, - пробормотала Элен. – Меня уже ждет принцесса. Атос лишь молча поклонился, показывая, что готов по-прежнему сопровождать девушку до нужного ей места. *** К особняку принцессы Элен шла, ни разу не заговорив со спутником. Не в силах побороть себя и найти какую-то нейтральную тему для беседы. Но теперь она все внимательнее смотрела за тем, как он ведет себя на улице. Было очевидно, что его галантность распространяется лишь на дворян. Ну и дворянок, соответственно. Но никак не на простолюдинов. Последние, правда, сами всегда уступали дорогу знатным господам, «зная свое место». Но если кто-то замешкался, то Атос не пытался никого обойти, как сделала бы, пожалуй, Элен. Мушкетер же без стеснения и не принося извинений попросту расталкивал тех, кто мешал пройти ему и его спутнице. Девушке припомнилось, что солдаты действовали аналогично, расчищая дорогу карете принцессы. Тогда ей не виделось в этом ничего ужасного – как еще проложить путь для целого экипажа? Как не казались такими и другие его «выходки», не виденные ею, но описанные в книге. Девушке вспомнилось, как он обидел трактирщика, сначала засев в его погребе, поедая припасы и попивая вино на пару со своим слугой, а затем едва не избив хозяина таверны за попытку высказать возмущение. И спасло того, видимо, лишь то, что у Атоса в тот момент просто не было сил избить беднягу. А после, его поступок со слугой?! Он заставил Гримо сжевать целый лист бумаги! И за что? Он – разумный человек! Его слова, объяснение его поступка тем, что Ришелье может воскрешать письма из пепла, просто нельзя воспринимать всерьез! Так зачем было заставлять, мучить человека, за что?! Тогда все это казалось забавными эпизодами книги. Но теперь, после вставшей перед ней картины избиения мальчишки, это все виделось иначе. В нем было то, что его друзья, должно быть, расценивали как поведение вельможи: уважение лишь к равному ему сословию и полное пренебрежение теми, кто ниже его по положению – пренебрежение, граничащее с жестокостью. Можно ли его за это осуждать? «Здешнему» сознанию такое казалось диким, будь она попросту девушкой из Шотландии, она и не заметила бы поведения Атоса, принимая его как должное. А вот «современная» Элен ужасалась этому, ей было тяжело сейчас анализировать и думать о том, что раз эти «правила игры» принимают обе стороны, значит, по этим правилам тут живут. Даже зажиточный парижский буржуа уступает дорогу нищему дворянчику. А дворянство делило себя по ступеням! Вот уж где Дюма не наврал! Помнится, бедняга Портос сокрушался, что он, не имея титула, вынужден уступать место тем, кто знатнее, пусть у них за душой ни гроша. Что уж говорить о простолюдинах?! Люди здесь могли подраться за место в церкви или за возможность первым пройти по улице. И это не казалось кому-то странным и вопиющим, это было нормой жизни. Так можно ли осуждать того, кто полностью соответствовал этим нормам? Наверное, нет. Вот только все естество девушки буквально восставало при виде того, как зазевавшийся прохожий получает тычок ножнами шпаги, а нерасторопная служанка жесткой рукой отодвигается в сторону. *** Мушкетер проводил фрейлину принцессы до особняка и там откланялся – в карауле его уже сменили, а потому нести службу здесь не было необходимости, можно было отправляться домой или в кабачок. Его также занимали мысли о девушке. Но, в отличие от Элен, эти мысли были близки к… восхищению. Откуда такая жалость и сострадание к неизвестному мелкому воришке? Нет, раздавать милостыню и говорить о христианском милосердии – это все было характерно любой даме. Но ни одна из них не бросилась бы защищать наглеца, даже малолетнего, но сорвавшего у нее с платья украшение… Атос внезапно остановился. Жемчужина с платья Элен была у него в руке. Он забыл ее отдать девушке. А та отчего-то даже не вспомнила о потерянном украшении. Неужели настолько переживала за глупого мальчишку?! Дьявольщина! Надо отдать ей… Первым порывом мушкетера было вернуться, но уже через миг он решил, что это подождет. Определенно, он не в последний раз видит леди Гордон, а значит, у него еще будет возможность вернуть ей жемчужину. Потакать же себе в желании опять увидеть девушку – а собственный порыв он расценивал именно так – Атос счел неуместным, и без того сегодня с ней было проведено полдня. Причем после визита к королю она почти постоянно шла рядом, опираясь на его руку, доверившись ему безоглядно… Атос вдруг ощутил необычайное желание прижать ее к себе, дотронуться до ее кожи. У нее очень приятный аромат духов, совсем легкий, едва уловимый… Французский двор предпочитал апельсиновую воду. Причин этому было несколько. Во-первых, так многие дворяне, как дамы, так и кавалеры, подражали Людовику, который вынужден был использовать именно эти духи, чтобы перебить сильный запах пота, избежать которого было невозможно из-за активного образа жизни короля. А еще из желания избавиться от головной боли, часто мучившей его. Второй причиной была мода на все необычное, аромат цитрусовых казался всем загадочным и чужим, а потому манящим. Но Элен Гордон отчего-то предпочитала легкие, почти невесомые духи, смесь каких-то цветов и ягод. Возможно, такова мода Шотландии. Хотя мушкетер полагал, что английский двор, а следом за ним и шотландцы, следуют моде Франции. Кто знает, мода слишком изменчива и то, что предпочитали еще вчера, сегодня ругают и высмеивают, а тех, кто это носит, и подавно готовы изгнать из общества. Вероятно, за немодные духи подобное может грозить и шотландкам. А ведь образу девушки этот аромат идет лучше. Такой же отстраненный сперва, и такой манящий после… Атос сцепил зубы. Это всего лишь желания плоти. Он давно не был с женщиной, вот теперь и видит в первой встречной идеал… Хотя почему – первой встречной? Во время караула, особенно при дворе, мимо него проходит немало дам, и многие, бесцеремонно оценив взглядом, одаривают его недвусмысленной улыбкой – от юных фрейлин до почтенных дам двора. Они готовы хоть там же, зайдя за угол, дать все, что нужно его плоти… Для Атоса не было секретом, что некоторые из роты так и поступали, ненадолго покинув службу и укрывшись в любой нише замка, отчего королевский дворец грозил стать притоном разврата. Но ему-то это не нужно! Ему противна одна мысль обо всех этих девицах и дамах, что строят из себя невинных невест или верных жен, а сами продолжают поддерживать тот облик двора, что задал еще отец Людовика. А что тогда нужно ему? Если бы Элен Гордон иначе вела себя, не отправился бы он с ней в одну из ниш?.. Нет, абсурд! Чтобы после презирать и ее, и себя? Чтобы гадать, не поступила ли она так, чтобы заполучить себе жениха? Мушкетер встряхнул головой. Нет, хватит думать об Элен Гордон, она лишь обычная девица, каких множество. Может быть, не развратна. Пока еще не успела напитаться духом французского двора – и только. Атос огляделся по сторонам – он был неподалеку от «Сосновой шишки», кабачка, давно выбранного мушкетерами для посиделок. Что ж, пожалуй, это именно то, что ему сейчас надо, чтобы развеяться. *** Элен тем временем в ужасе пересказывала подруге произошедшее. Даже угроза казни Атоса отошла на второй план. Девушки лишь несколько минут уделили разговору о вновь проявившейся решительности Людовика – той решимости, с которой он готов был отправить даже верных слуг на плаху, но исполнить указ о запрете дуэлей. Остальное же время они обсуждали поведение Атоса. Его жестокость им казалась столь же странной, как и решительность короля. Но если последнее их интересовало мало, то поступок Атоса казался просто чудовищным. Конечно, они обе пытались мыслить здешними категориями: мальчишка провинился, конечно же, мелкий воришка… Но это все равно не оправдывало жестокости Атоса, ведь это же не взрослый преступник, это мелкий мальчишка, по глупости и от голода решившийся на небольшое преступление, мелкая жемчужина – не ценность. Ну, вернее, ценность, но не столь огромная, чтобы за нее так болезненно наказывать. - Я уже ничего не понимаю, - прошептала Элен, сжимая кулаки. – Ничего. Как благородный человек может поднять руку на беззащитного ребенка?! Как он может отпихивать на улице женщин? Лишь потому что они не дворянки? Спасибо, что не применяет при этом силу, а то раскидывал бы их по грязным канавам вдоль дороги! - Ты преувеличиваешь! – покачала головой Диана. – Не может быть, чтобы он вел себя, как пьяный мужлан. - Ну… преувеличиваю, - вздохнула та. – Но все же это мало что меняет! Он вел себя грубо! Можно же просто попросить уступить! - Попросить? – хихикнула принцесса. - Потребовать, - согласилась Элен. – Иногда он и требовал. Но часто не утруждал себя этим, мог и тумака отвесить. - Все же, согласись, здесь… такие правила, - осторожно заметила Диана. – Если я буду о чем-то просить своих фрейлин, они посчитают меня… слабой, ты ведь знаешь. И после будут буквально веревки вить! Леди Гордон замялась. Будучи несколько старше подруги и раньше взявшись за обучение, она сама впоследствии говорила принцессе, что той нельзя уступать ни в чем прислуге в замке, а также и дамам, которые ее окружают. Ни одно распоряжение не должно звучать просьбой, иначе его попросту не исполнят. - Все так, - наконец произнесла она. – Но я говорю даже не о жестокости. Если все ведут себя так, если горожанин знает, что он должен уступить, а иначе получит тумака, то дворянин, пожалуй, прав, поступая так. - Ну да, - тихо отозвалась Диана, но говорила тоже неуверенно. - Меня больше поражает… бескомпромиссность Атоса, - нашла определение Элен. – Он не предполагает, что кто-то что-то не исполнил… не знаю, как это назвать? По уважительной причине, вот! - По записке от мамы? – не удержалась принцесса от смешка. – Или исключительно по больничному листу? - Вроде того, - улыбнулась фрейлина. – Ведь кто-то же может медленно ходить, потому что у него больные ноги. Ну или как этот мальчишка – он был просто нищим, тощим и голодным! Он отчаялся! - Пожалуй… тем более, что трактирщик в Амьене искренне полагал, что ловит фальшивомонетчиков, - Диана припомнила те же случаи, что и подруга, - а Гримо поедать письма белошвейки вовсе было не обязательно, довольно было записку сжечь. Так что эти выходки вряд ли можно оправдать нормами времени. - Я думаю о том же, - еле слышно подтвердила Элен. – И… насколько виновата тогда Миледи? Диана вздрогнула. - Ты же не хочешь сказать, что Миледи… не виновата? Что Атос повесил ее просто из жестокости? - Я не знаю, - вновь вздохнула Элен. – Но ведь тогда он ей, в самом деле, не дал возможности оправдаться… Она помолчала, что-то обдумывая, а затем вновь заговорила: - Нет, я не оправдываю Миледи – она была воровкой и убийцей. И неважно, как она ступила на этот путь! Просто… как после случившегося понимать Атоса? Отчего он так уверен в своей правоте? Где правда, у кого? - Что мы знаем о правде? – вздохнула Диана. – Людовик слабо похож на бесхарактерного болвана, описанного у Дюма. И где величие Ришелье? За все время пребывания здесь мы видели его лишь мельком – и нельзя сказать, чтобы кто-то трепетал при одном его появлении. А где щепетильность Арамиса и его галантность, если он подбрасывает письма принцессе, желая ее скомпрометировать? - Ты хочешь сказать, что и Атос окажется… другим? Они вспомнили, как по дороге в Париж хохотали над мыслью, что Атос может оказаться пьяным толстым боровом вроде того, который был в иностранном фильме. Но реальность преподнесла другое. Мушкетер был в самом деле красив лицом, честен и открыт… Вот только прочие его черты были не так привлекательны. - Признаться, теперь я его очень боюсь, - вздохнула фрейлина. – Удара в спину он не нанесет. Но вот легче ли от того? И принцесса согласно кивнула. - Что мы будем делать? – с тоской пробормотала Элен. - А что мы должны делать? – вздохнула Диана. – Ты спасла его от эшафота, предупредила, как могла, о Миледи. Что еще ты ему должна? - Тогда просто ждем праздника, на который нас пригласил король? Как и полагается тут, шьем платья и подбираем украшения? - Да, - вздохнула Диана. – И ждем ответа от Карла, надеясь на его понимание. Или, возможно, сразу от Якова… *** В кабачке народу было мало, а уж мушкетеров и подавно – Атос заметил лишь одного сослуживца. Хорошего товарища, но приятелями они не были. Поэтому граф лишь приветственно кивнул молодому человеку, сам устроившись за столом в углу трактира в одиночестве, но с бутылкой анжуйского, посчитав, что так даже и лучше, пока он не желает ничьей компании и вряд ли сможет нормально поддержать какую-либо беседу. Хотя какая, к дьяволу, беседа, с человеком, который даже с друзьями больше молчит?! Напиваться отчего-то не было настроения. Что странно, потому что обычно от скуки он занимался именно этим, когда не было дежурств или дуэлей. А что сейчас? Мысли о женщине почему-то не заставляют его тянуться к бутылке… Атос медленно цедил один стакан, хотя смаковать тут было в общем-то нечего – простенькое молодое вино. А вот что его так заинтересовало в леди Гордон? Простушка с шотландских гор с непомерно гордым нравом. Не чета той… Впрочем, нет. Все не так. Граф пока не понимал, что именно, но чувствовал – все не так, как ему кажется. Мадмуазель Элен не кокетничала, и в ней не чувствовалось опасности и коварства – того, что в Анне он принимал за женские чары. Однако простушкой он ее тоже окрестить поспешил. Достаточно вспомнить их «дуэль»! Да, именно это все и путало. Сегодня с ним она говорила именно как провинциальная простушка, желающая лишь защитить его от жестокости короля, как потом заступалась перед ним за уличного попрошайку. Этому же облику соответствовали платья леди Гордон – уже сшитые по модным лекалам, но девушка воздерживалась все равно от расцветок, что выбирал двор, как воздерживалась и от обилия украшений. Как выбирала иные духи… Провинциальная простушка? Но отчего тогда она вела с ним тот словесный поединок? Элен показала себя вовсе не глупой девчонкой, хотя, может, и не столь искушенной собеседницей. Ради чего?.. Отчего-то подумалось вдруг, что все это было ради того, чтобы ему что-то сказать. Но помнился только укол в самом конце. Неужели?.. Атос почувствовал, что как все внутри сжалось. Тот разговор о воскрешении мертвых… И сегодня – об опасной женщине-блондинке, убившей своего мужа. Дьявольщина! Неужели это не совпадение?! Неужели Элен Гордон намекала на то, что знает его – едва не убитого собственной женой, но воскресшего из мертвых, пусть и под другим именем?