Совсем другой век

Людовик славился неожиданными решениями. Кто-кто, а Ришелье это знал отлично, может быть, лучше других во Франции. Год, прошедший после его возвращения из ссылки, стал периодом ежедневных битв. Жалкая судьба – дрожать за свое место. Но кардинал боялся. Они представляли собой две противоположности: Ришелье был осторожен, логичен, вдумчив, привычен высчитывать каждый шаг, проверять его и перепроверять множество раз – и все равно сомневаться; Луи же был вспыльчив, несдержан, совершенно нелогичен в поступках и решениях, но при этом напорист и уверен в своих указах так, что переубедить его было почти невозможно, да он и не слушал никого! Как часто за этот год кардинал был не согласен с решениями монарха! Как часто считал их безумными! Они хотели одного и того же. Но способы, которые выбирал король, Ришелье казались неосуществимыми, неосторожными, попахивающими авантюрой и, в конце концов, ведущими к краху для страны, хоть и были направлены на иное. Так было в политике и в военных действиях, буквально каждый день и в каждом вопросе. Кардинал не спорил, ни разу он не позволял себе этого. Однажды уличенный в измене, отправленный в ссылку… Нет! Второй раз такой ошибки он не повторит. И все же, сталкиваясь с откровенно безумным решением Луи, Ришелье пытался поговорить с королем, намекнуть на последствия… И большинство этих разговоров заканчивались одним и тем же – Людовик отмахивался, говоря, что кардинал слишком уж осторожен, ни к чему это. Поэтому, даже будучи уверенным, что очередной план короля потерпит крах, Ришелье все чаще не возражал вовсе, заставляя себя молчать. Но поразительным было другое. Юный монарх каждый раз оказывался прав! Его решения, непродуманные и авантюрные, опасные и недальновидные на первый взгляд, давали результат – какой он и желал. Несколько лет назад, когда лишь началась опала Ришелье, тогда еще епископа Люсонского, молодой король издал эдикт о запрете дуэлей. Епископ помнил, как кривила губы Мария Медичи, уверенная, что против короля немедленно начнутся заговоры. Однако ожидаемых ею последствий не было. Как-то по возвращении из ссылки в разговоре с королем Ришелье в сердцах бросил, что дворяне – сплошь бунтовщики, продолжающие дуэлировать, несмотря на эдикт. Потому что мало карать смертью лишь за смертельный исход дуэли, надо напугать так, чтобы не смели и думать встречаться в лесах и парках, даже если будут размахивать шпагами лишь до первой крови, до легкой царапины. Сказал – и испугался. Ведь, в самом деле, такой указ – верный путь к заговорам. Дворянство будет роптать на то, что их лишают свобод, что они не мещане и крестьяне, они вправе отстаивать свою честь, и как бы вместо шпаг в итоге не взялись за кинжалы. Но испугался он. А король ухватился за эту идею и велел немедленно издать указ, карающий за сам факт дуэли, даже бескровной. Вместо заговора тогда последовала дуэль: дерзкая и вызывающая, прямо под королевскими окнами, как символ несогласия с указом. Людовик, разъяренный этой выходкой, подписал всем выжившим смертные приговоры. Ришелье одобрял его действия, но понимал, что сам бы на это не решился. Луи словно был неведом страх. В боях он сражался не хуже своей армии, часто не в силах оставаться среди командующих, сам вел войска в атаку, лез в гущу сражений, увлекая простых солдат за собой. Кардинал же боялся – ему казалось, что он ходит по лезвию ножа. А вернее по двум лезвиям сразу. Мария Медичи считала его предателем и мечтала увидеть его голову отделенной от тела. И, плетя заговоры против сына, не забывала внести кардинала в список неугодных, кого следовало убрать сразу, немедленно после Луи. Ришелье не сомневался, что и суток не проживет, если погибнет король. Но одновременно он каждый день просыпался в страхе узнать, что получил отставку. Да, повода для сомнения в его верности у короля не было. Но решения Людовика были столь непредсказуемы, столь парадоксальны и часто нелогичны, что опасения кардинала были вполне оправданны. Этот страх лишь слегка был заглушен выделенной ему королем личной охраной, мушкетерами кардинала, ныне называемыми всеми гвардейцами. Но сколь долго будет продолжаться милостивое отношение короля? Сейчас, ожидая в приемной, когда Людовик примет его, Ришелье нервно барабанил пальцами по окну. Что его ждет? Он уже знал, что король беседует с д’Орбье и английским послом. О чем они говорят? Конечно, о новом браке! Вот только какие именно там условия? Стоит ли это все таких действий? Ришелье пытался добиться королевской аудиенции уже второй день, просить изменения решения и прощения для Анны Австрийской, собирался убеждать, что отправленная под охраной жена и намерение расторгнуть брак – безумие! Не сейчас, во всяком случае, не сейчас! Но Луи его не принимал. Наконец в дверях появился граф. Его счастливая улыбка заставила кардинала едва ли не пошатнуться. Неужели отставка?! Д’Орбье не жаловал кардинала, и тому казалось, что он только и ищет повод отделаться от «противника». Ришелье с трудом заставил себя сохранять спокойствие на лице и держать высоко голову, входя в кабинет монарха. - А, вот и вы! – приветливый тон Луи несколько придал сил кардиналу, обычно по одному лишь виду короля можно было угадать его намерения. – Надеюсь, вы недолго ждали? Мы что-то заболтались. У меня для вас отличная новость, ваше преосвященство, мы объявляем войну Испании. Кардинал почувствовал, как почва уходит из-под ног. Видимо, это заметил и король, поскольку поспешил придержать его за локоть. И даже подвел к креслу, но Ришелье не сел, не посмел. - Вы не рады? – в глазах Людовика плясали чертики. – Или вам плохо? Послать за доктором, монсеньор? Ришелье вздохнул, язвительные выпады короля – второе, что постоянно изводило кардинала, портило нервы. Впрочем, внимательный придворный, он уже заметил, что Луи язвит в первую очередь с теми, кому доверяет. А потому это был хороший знак – монарх уверен в своих действиях. Как и то, что король говорил почти не заикаясь, хотя в разговорах с посторонними это было отчетливо слышно. - Благодарю, государь, я… в порядке, врач не нужен. Ваши слова не были неожиданностью, все же о ваших действиях я был извещен. Пожалуй, они прозвучали лишь слишком жестоко по отношению к французам. - Будет, монсеньор! – улыбался Луи. – Нам ли бояться испанцев? Тем более, что мы получим союзников! - Видит Бог, сир, я боюсь не их! – кардинал наконец собрал силы, чтобы ответить. – Но готовы ли мы, недавно пережившие ужасную войну, где нельзя было верить друзьям, где брат шел на брата… - Оставьте, - отмахнулся король. – Я знаю, что вы умеете говорить много и красиво. Но приберегите слова для Папы. Я позвал вас сюда, чтобы узнать у вас, как продвигаются дела с моим разводом? - Ваше величество твердо намерены?.. – пробормотал Ришелье, не зная, что еще сказать, и не желая признаваться, что до сих пор тянул с этим. - Именно. Уверен, Филипп будет считать себя оскорбленным. Правда, я готов предложить ему брак Анны с моим братом – все равно они друг к другу испытывают больше чувств, чем ко мне… вернее сказать, их и объединяет схожее чувство ко мне, но пусть уж считают это любовью, раз им угодно. Кардинал застонал, борясь с желанием начать драть на себе волосы и понимая, что теперь уж все окончательно решено. - Не переживайте, без жены я не останусь, - Луи, напротив, был весел и насмешлив. – Мы получим одним ходом новую королеву и договор с Англией о помощи и взаимных действиях против испанцев. Мы уже обсуждали это. Ришелье постарался унять дрожь в ногах. Очередное необычное решение. Но оно, в самом деле, может быть удачным. Как все безумные решения короля раньше. Надо попытаться просчитать последствия… *** Вечером, как и ожидалось, в особняк принцессы прибыл граф де Ла Фер в сопровождении врача, а также барон де Мийак – мрачный, как туча, и злой, как черт, он гадал, не взять ли и ему с собой лекаря, но понял, что этим все равно ничего не добьется, ему вновь напомнят, кто здесь заинтересован в браке, а кто нет. - Не оставляй меня, пожалуйста, - прошептала Элен, вцепившись в руку принцессы, хоть и понимала, что это недопустимо. Однако Диана в ответ чуть кивнула. Она уже знала о цели их визита и, как и подруга, полагала поступок Атоса хотя и объяснимым, но все же отвратительным: он приравнял Элен к Миледи, ничуть не зная невесту, не пытаясь присмотреться к ней и понять ее, просто ненавидя всех женщин. А ведь у него была возможность просто бросить все и отказаться от брака, барон очевидно был не против. И к чему тогда этот фарс? Зачем нужен брак, в котором муж с первых дней ненавидит жену? Девушки и гости поднялись в спальню мадемуазель Гордон. Полог кровати был частично опущен, так, чтобы от дверей не было видно происходящее, но свет окна освещал постель. Чтобы соблюсти приличия, ширма для переодевания была передвинута, загораживая обзор кровати – горничные, под руководством Элен и Дианы, заранее позаботились о том, чтобы уменьшить скорый позор. Мужчины, кроме врача, остались в шаге от дверей. За ширму вместе с девушками прошел только лекарь и горничная, которая поспешно освободила Элен от платья, оставив в одной сорочке. Мадемуазель Гордон, краснея, подняла подол, ложась на кровать. В отличие от врача, остававшегося абсолютно спокойным, Элен сгорала от стыда. Особенно когда лекарь предложил ей развести ноги шире, принимаясь за осмотр. А вот врачу стеснение было чуждо, как и многим тут, в этом времени, считавшим многие вопросы слишком естественными, чтобы их прятать, – довольно лишь вот стоять в стороне так, чтобы не видеть сам осмотр, но при этом не смущаться от самого его! Диана, глядя на это, кусала губы от возмущения, стараясь сдержать свое негодование и не находя слов, чтобы выразить свое отношение к происходящему, притом так, чтобы посильнее задеть кавалеров. - Все, - лекарь распрямился и направился к ожидавшим мужчинам. – Мадмуазель чиста, как в день своего появления на свет. Элен, пряча взгляд, молча ждала, когда горничная поможет надеть халат – возиться с юбками и корсетом было некогда. Врач вышел за дверь. - Что ж, я полагаю, можно считать вопрос решенным, - кисло пробормотал барон. – Вас все устраивает? - Я думаю, мы можем исключить из брачного контракта этот пункт, - кивнул Атос спокойно, ничем не показывая своего удовлетворения или недовольства. – Уверен, вторая проверка не потребуется. Однако, чтобы не смущать мадмуазель лишними процедурами потом, я предложил бы сейчас решить все вопросы. - Что вы имеете в виду? – приподнял брови Мийак. - Плечи, - пояснил граф. Он понимал, что его страхи напрасны, что биография этой девушки уже и так всем известна, она ни от кого не пряталась… но, решившись, уже не мог от этого отказаться, обжегшись один раз и не желая повторения. - Не знаю, зачем вам это, - пожал плечами барон. – Но раз настаиваете… Сударыня, продемонстрируйте нам ваши плечи! - Господа, это оскорбительно! – наконец вмешалась Диана, больше не в силах молча сносить это. - Простите, ваше высочество, - отозвался Мийак, сам не зная, на что надеясь, - но раз граф настаивает, я также вынужден требовать. Полагаю, не нужно напоминать мадмуазель, что она должна повиноваться… - Хватит! – оборвала его Элен. Повернувшись спиной, она быстрым движением стянула халат и сорочку вниз, так, чтобы открыть плечи. - Достаточно? – девушка глотала слезы, не поворачиваясь ни к кому и с трудом говоря ровно, чтобы никто не угадал ее чувств. Она понимала: Атос просто боится, что все повторится вновь. Но от этого понимания ей самой не становилось легче, все затмевала мысль – он думает, что она тоже преступница и убийца! А почему? Когда и чем она заслужила такое мнение о себе? Да как бы она смогла скрыть подобное в своей биографии?! - Благодарю вас, мадмуазель, - произнес граф. Он в самом деле облегченно выдохнул. Собственный страх теперь казался глупым и странным. Это были уже не логические доводы, ранее повторяемые себе: эта девушка из приличной семьи, чье прошлое не покрыто тайной; ему нечего опасаться, она приставлена к принцессе! Но нет, это было нечто необъяснимое, не дававшее ему покоя, и теперь, своими глазами увидев чистые плечи невесты, граф просто успокоился, словно бы это мигом обеляло ее. Разумом, напротив, он понимал, что по-прежнему не знает ее души, но чистые плечи ему никогда этого не скажут. Знатные дамы умеют убивать и интриговать ничуть не хуже, а часто лучше простолюдинок. - Хорошо, - кивнула Элен, поспешно одергивая одежды и не оборачиваясь. – А теперь убирайтесь, господа! Подписывайте какие угодно документы, требуйте, что хотите! Но не здесь и не сейчас! - Мадмуазель, - начал было Атос. Он видел, как предательски вздергиваются эти плечи, которые он только мгновение назад требовал ему продемонстрировать. И понимал прекрасно, что обидел и унизил девушку. Да что там, это ему было известно и раньше! Поэтому сейчас остро желал объясниться с ней, успокоить, уверить, что никогда не желал ее оскорбить… - Граф, вы не слышали? – Диана подошла ближе к подруге, взяла ее за руку, стараясь успокоить. Атоса же ждал ледяной гордый взгляд – совсем не подходящий обычно мягкой принцессе. – Ступайте! Мийак уже вышел за дверь. Граф мгновение помедлил, но решил, что это лишь девичьи капризы, они пройдут, у него и позже будет возможность поговорить с невестой. Он поклонился и покинул комнату. В гостиной их ждали стряпчие с готовым брачным договором. Соглашение о браке было заключено. Одновременно лорд Винтер торопил коня, стремясь скорее прибыть к королю с потрясающим известием. *** Чаяния милорда в общем-то не оправдались. Людовик, после обсуждения всех вопросов, касающихся брака, согласился переговорить с лордом Винтером и относительно его личных вопросов. Однако весь дальнейший разговор вышел… настолько странным и непонятным, что теперь было непонятно, что и делать. Ему сообщили, что женщина, которую он всегда знал как жену своего брата, в жизни носила очень много имен, да и брак этот был у нее не первым. А кроме того, эта дама была клейменной французской преступницей. И, будто бы этого было мало, оказалось также, что Миледи была исполнительницей в заговоре против короля! Но ныне она жива, поскольку сообщила о том, что тяжела. Вскоре ее осмотрит лекарь и подтвердит или опровергнет это заявление. Лорд Винтер окончательно терялся. Просить за невестку? Ведь ребенок, которого она носит, может быть сыном брата. Немыслимо, она преступница! Милорд не сомневался, что услышанное – правда. И будь она даже матерью наследника престола, ее ждало бы наказание! Хотя, надо сказать, что в этом случае закон порой смягчался… Но тогда выходило, что правда и другое — скорее всего, именно эта женщина стояла за убийством его брата! Слабые когда-то подозрения теперь становились уверенностью. И эта уверенность требовала: она должна понести наказание и за это тоже! Никакой пощады! Вот только как? Просить передать ее английскому правосудию невозможно: поймана она была во Франции, да и преступление против короля посерьезнее чем отравление английского дворянина, пусть и одного из древних родов. В итоге милорд пришел к заключению, что удовольствуется французским правосудием, только бы убедиться, что оно свершится! Оставался последний вопрос – ребенок. Когда он был зачат? Миледи еще до отъезда из Англии намекала, что тяжела. Лорд Винтер ей ничего на это не сказал – наследство брата перешло к нему и он не видел поводов отдавать его жене, которую подозревал в злоумышленном убийстве, но не имел никаких доказательств этому. Потому милорд лишь уверил, что подобная милость Господа была бы счастьем, а он сам даже рад был бы назвать ребенка своего брата своим наследником, как только тот появится на свет. Тогда лорд Винтер полагал, что Миледи или лжет, надеясь получить наследство в большем объеме, или ошибается в своем положении, или, наконец, в самом деле ждет дитя от брата – от кого же еще? Он лично следил за невесткой порой на балах, если они оказывались там вместе, но упрекнуть ее в недолжном поведении не мог, даже с герцогом Бэкингемом миледи вела себя прохладнее иных дам. Теперь… теперь многое поменялось. И милорд понимал, что женщина, носящая множество имен, воровка и убийца, может быть беременна, но притом угадать, кто отец этого ребенка – невозможно. В этом состоянии он находился и когда после аудиенции прибыл в особняк к принцессе. Диана, желая узнать о договоренностях с французским королем и о намерениях милорда, его будущем разговоре с английским монархом и наследным принцем, немедленно приняла лорда Винтера у себя. - Вы выглядите… растерянным, - заметила она. Милорд прямо пересказал ей весь разговор с Людовиком, уверил, что это приемлемо для Англии, однако может вести к войне с Испанией – и в этой войне англичанам надо будет поддержать новых союзников. Также добавил, что Франция предложила и второй брак – английского принца с французской принцессой Генриеттой. Но за всеми этими пересказами Диана замечала, насколько отстранен и равнодушен милорд, будто бы мыслями находясь не здесь. - Простите, ваше высочество, это… в самом деле растерянность, но, уверяю вас, она касается моих личных дел, интересы вашего высочества и Англии я помню и отстаиваю их с подобающим упорством… - Я могу узнать о ваших личных делах, милорд? Не подумайте, что это любопытство, я лишь хотела спросить, могу ли я помочь вам. - Вряд ли это возможно… - Это касается… вашей родственницы? - А! – милорд усмехнулся. Сколь наивной ни казалась ему шотландка, глупа она не была, просто, в силу возраста и воспитания вдали от двора, девушка не была искусна в интригах. Но не надо быть мудрецом, чтобы разгадать его заботы – все же принцесса сама сообщила ему о произошедшем в Версале и о Миледи. Лорд Винтер, мгновение подумав, решился рассказать о своих сомнениях принцессе, не представляя, правда, что она может сделать. - Я поговорю с королем, - помедлив, произнесла девушка. – Попрошу, чтобы лекарь, который отправится к вашей родственнице, по возможности сказал, как давно она тяжела. Если прошло не более месяца, то, как я понимаю, законность этого ребенка невозможна? Если же больше… боюсь, тогда вопрос останется нераскрытым. - Что ж, это хоть что-то, - криво улыбнулся милорд. Это и вправду было не решением, но хотя бы чем-то подходящим. Тем более все это может быть вовсе ложью. - Есть кое-что еще, - добавил вдруг милорд почти шепотом. – Я до сих пор не посвящал ваше высочество… - Во что? - В приезд… вашего кузена… Диана изумленно вскрикнула. Милорд торопливо прижал палец к губам, призывая к тишине. И вновь заговорил еле слышно: - Для французов, однако, его пребывание тут не тайна. Потому я осмелился сообщить ему ранее совет навестить вас, если он решится ехать в Париж. Я не могу ничего решать… но, может быть, вашему высочеству следует говорить с ним прямо? Особенно о том, что касается вашего скорого брака? Принцесса торопливо отвернулась, сообразив, что ее неприятие нового положения слишком очевидно. Впрочем, лорд Винтер прав: единственный, кто и вправду может ее услышать и решиться помочь, это кузен Карл. И если он в самом деле будет тут, этим нельзя не воспользоваться! - Я надеюсь, что он вправду последует вашему совету… Тем более, что тогда у него будет возможность познакомиться с будущей возможной невестой лично, - выдохнула Диана, несколько оживая. *** На следующий день Атос попросил аудиенции у его величества, одновременно подав Тревилю уведомление об отставке так скоро, как только это возможно, причиной указав личные обстоятельства. Король принял его почти сразу, не заставив ждать, пренебрегая некоторыми важными вельможами, чем заставил многих при дворе изумленно шептаться и гадать, какие вести принес мушкетер. - Итак, вы решили покинуть службу, - хмуро заявил Людовик, едва Атос появился на пороге. – Вновь. - Я всегда останусь преданным слугой вашего величества, - отозвался граф с низким поклоном. - Вот как? – Людовик резко развернулся к нему, глядя пронзительным взглядом. – И вы говорите об этом, понимая, что нас ждет? Со дня на день я получу согласие Папы Римского на развод с первой супругой и почти следом, я уверен, согласие Якова на брак с принцессой Дианой. Что это значит?! - Война, сир, - спокойно произнес Атос. – Надо полагать, подобный поступок может вызвать конфликт с Испанией, даже если, как шепчутся в Париже, случится второй брак испанской инфанты. Я не очень силен в политике, однако, смею заметить, это вряд ли будет причиной, хотя и может стать поводом. - Все верно, никакие браки тут не спасут, - пробормотал Луи. – А говорите, что плохо разбираетесь в политике. - В наши дни ею занимаются исключительно все, - пожал плечами граф. – Вопрос в справедливости суждений. - Верно, - с досадой бросил король. – Но вернемся к вашей преданности. Вы вновь решили стать всего лишь помещиком? Хотя недавно сами убедились, сколько народу желает перерезать мне глотку. - Государь, боюсь, первое время мне в самом деле необходимо быть в поместье, - отозвался Атос. – Мадмуазель Гордон, я полагаю, обучена вести хозяйство, но не в неизвестном ей поместье. Ей необходимо будет время, чтобы все изучить и освоиться там. Однако я уверяю ваше величество, что если начнутся военные действия, я поспешу к вашему величеству, когда бы это ни случилось. - На том и порешим, - кивнул Луи. – Я не дам вам отставку, но вы получаете пока бессрочный отпуск. Атос поклонился, принимая это решение, к отставке и вправду можно будет вернуться после войны. - Я готов благословить ваш брак и присутствовать на бракосочетании,- продолжал Людовик. – Что вы думаете делать сейчас, выйдя от меня? - Мне необходимо увидеться с невестой. Признаться, вчера мои действия задели ее, а потому я желал бы обсудить с ней их. - Тогда наши намерения совпадают, я собирался туда же и... со схожими мыслями. Сопровождайте меня. *** Насколько Людовик и граф желали прояснить с невестами недавние недоразумения и недопонимание, настолько холодно оба были встречены дамами, кажется, абсолютно этого не желающими. Король, которому галантное поведение давалось с трудом, тянуть и общаться намеками не собирался. - Ваше высочество, позвольте, - произнес он ровно. Элен поняла, что король желает говорить с Дианой наедине. Девушка поспешно отошла к окну. За ней последовал Атос. - Потрудитесь объяснить, что я сделал не так? – сбивчиво начал король, несколько раздраженно и нервно. Он вовсе не желал этими словами обидеть девушку, наоборот, надеялся услышать внятное объяснение Дианы и убедиться, что между ними возможны теплые отношения. Но, не умея красиво говорить и плохо подбирая слова для выражения своих мыслей, он формулировал свои вопросы с солдатской прямотой. И ему даже не приходило в голову, что сама эта фраза уже обижала принцессу. - Что вы, государь, - девушка с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться, часто моргая и отворачиваясь. Но в последний момент не удержалась и бросила, надеясь, что звучит не очень иронично: – Вы все делаете верно, с благословения Господа! Разве можно сомневаться в вашей правоте?! - Вы… сказали… что обязанность любить друг друга мы не можем прописать в брачном договоре, - хмуро припомнил Людовик. И еще добавила, что это к лучшему. Он помнил, как его кольнули эти слова девушки. Да, они оба дадут клятву у алтаря. Но выполнит ли она, раз считает, что не любить друг друга для них будет лучше? - Решение за меня принимает мой сюзерен, - уклончиво отозвалась Диана, постепенно успокаиваясь и находя отдушину в легкой иронии. – Ему решать, будет ли этот брак, и, если будет, то на каких условиях, что именно будет прописано в брачном договоре. Если он пожелает, то пропишет туда и это условие. Людовик совершенно растерялся, не зная, как далее вести беседу. Признаться в своих чувствах, сказать о них он не решался, боясь увидеть насмешку в ее глазах и услышать холодный ответ. Диана была мягким человеком, но… при ее прямодушии, она также прямо скажет о своих мыслях. - Мне бы лишь хотелось, - наконец произнес он, - чтобы вы не просто выполнили свой долг, но стали достойной супругой и королевой. - Вы оказываете мне честь, - пролепетала Диана, не находя подходящей остроты и на время теряя маску холода. Вот только и король замолчал. Это был тупик, на все его слова она отвечала подобающими фразами послушания. И ни словом больше. Столь откровенная всего в одной фразе накануне, сегодня она была закрыта вовсе. Ее тон был похож на то, что в эти подобающие слова она вкладывает насмешку, только упрекнуть в этом тоже было невозможно, ни одного обидного слова, ни одной улыбки, только холодное спокойствие. *** Тем временем граф также попытался побеседовать с невестой. Он не мог говорить вслух в комнате, где находился король, но все же, находясь на приличном удалении, можно было переговариваться приглушенными голосами. А поскольку молчать он был уже не в силах, то решил воспользоваться и этим случаем. - Мадмуазель Гордон, мне очень жаль, - начал было Атос, но девушка его мгновенно прервала. - Не надо, ваше сиятельство, - холодно произнесла она. – Не утруждайтесь. Право, я довольно унижена. - Поверьте, я не желал этого! – поспешно отозвался тот. – Мои требования вам кажутся глупыми и унизительными. Я готов быть в ваших глазах глупцом, но уверяю, что вашего унижения я не желал. Простите, я не вправе сказать больше, но… - Но и этого достаточно, - продолжила за него девушка и наигранно равнодушно пожала плечами. – Нет смысла это обсуждать, месье, вы уже все решили и поделили с дядей. Мои поздравления с успешной сделкой! Атос удивленно взглянул на нее. Кажется, эта девочка считала причиной их брака ее наследство и приданое. - Мадмуазель Гордон, боюсь, вы неверно меня поняли, - начал было он, хмурясь, но девушка вновь прервала речь. - Прошу вас, не надо. Пусть будет неверно, вы вправе думать, как пожелаете. Довольно! Тем более, что его величество ждет вас. Это было правдой. Король, не зная, о чем дальше продолжать разговор с принцессой, поднялся. Атосу более ничего не оставалось, как дать себе слово найти время вновь пообщаться с невестой и откланяться.