Совсем другой век

Дни проходили в очередных приготовлениях, занимавших все время, и дамам было вовсе не до того, чтобы думать о чувствах. Тем более, что из Англии пришло официальное предложение руки наследного принца Чарльза французской принцессе Генриетте. И теперь юная невеста проводила все дни в особняке шотландской родственницы, выясняя все, что только можно, про Карла, про английский двор, про привычки своего будущего тестя, а также про странных англичан-пуритан. Диана, занятая своими делами, все же старалась уделить как можно больше внимания юной подруге, видя в этом свой новый долг – попытаться вбить в голову будущей королевы Англии некоторое уважение к парламенту и ее подданым: уж то, что в будущей революции Карлу в первую очередь противостоял парламент, предводительствуемый Кромвелем, Диана помнила очень отчетливо. Вот только убедить Генриетту было крайне непросто, поскольку Людовик как раз сам с каждым днем демонстрировал все большее пренебрежение к этой власти, полагая, что его власть, монарха, не может быть ничем ограничена. И юная французская принцесса, хоть и отдаленно, но посвященная во взгляды брата, считала странным видеть в ином свете поведение Карла и строить на острове иную политику, с оглядкой на представителей сословий. Абсолютная власть была куда более понятна и близка ей, ведь если король – помазанник Божий, то любые его решения от Господа! А вот Диана, памятуя о судьбе, уготованной ее кузену, пыталась объяснить юной кокетке, что английский парламент гораздо более своенравный. И кроме того англичане исповедуют иную религию, чем их король, а потому у них больше причин быть им недовольными. Так что королева-католичка еще более может их разозлить. И лучше бы ей сразу понравиться своему народу, заслужить их любовь… В последнем, к счастью, ее внезапно поддержал Людовик — однажды застав беседу сестры с невестой, он бросил: - Слушайте ее высочество, моя милая сестрица! Правоту ее слов может подтвердить наша с вами Изабо, оставшаяся в Испании несмотря ни на какие передряги. А также моя бывшая супруга, она может вам продемонстрировать то, что бывает с королевами, которые неугодны своему народу. Парламент, конечно, для себя старается гораздо более, чем для народа. Но если правитель не слышит своих людей, то те пойдут и за парламентом, и за церковью, и за кем угодно еще, кто наврет им то, что они хотят слышать! Генриетт нахмурилась и пообещала подумать об этих словах. Действительно, пример Анны Австрийской и Изабеллы Испанской был как нельзя более ярким. Как легко можно остаться без трона - или сохранить его… Анна, конечно, не покидала Францию, однако же ее новое положение – невесты опального принца – было весьма незавидным. Даже то, что Гастон получил временное прощение, ничего не меняло, все прекрасно понимали, что это лишь видимость, а на самом деле король по-прежнему зол на брата. - И добавьте к этому, - почти шепотом продолжила Диана, - что англичане всегда были более кровожадны и жадны, чем иные подданные! Вы, должно быть, слышали, что в свое время они осмелились отрубить голову неугодной им королеве. Впрочем, я неверно сказала, подобное с ними происходило весьма часто. Генриетта вновь кивнула, сосредоточенно хмурясь. Она, разумеется, учила историю, а потому знала и про жен Генриха VIII, и про войны, которые вели Мария и Элизабет, а потому знала, что если во Франции опасались проливать королевскую кровь, то в Англии она, увы, стоила не больше крови обычного пастуха. А однажды узнав, что короля можно свергнуть, народ очень быстро начинает прибегать к этой вроде бы крайней мере. Все это заставляло думать юную принцессу, что подобного допустить нельзя: стать женой, чтобы потом взойти на эшафот… Конечно, она не верила, что за этим может стоять парламент. Однако она понимала слова брата верно: недовольство парламента всегда может использовать кто-то другой, желающих занять трон всегда довольно. Значит, надо искать какой-то компромисс между решением будущего мужа и требованиями парламента. - Я обещаю подумать о ваших словах, дорогая сестра, - с улыбкой пообещала Генриетта. – Вы ведь позволите мне вас теперь так называть? Или даже в отсутствие придворных вы будете настаивать на официальном тоне? - Только если вы обещаете прислушиваться ко мне, как к сестре, а также позволите обращаться к вам за подобными же советами, - успокоенно улыбнулась ей в ответ Диана, чувствуя вдохновение – кажется, она не так и бесполезна в этом мире! Возможно, она сможет изменить что-то в истории! - О, я с радостью дам вам это обещание и даже готова сама просить вас об этом, моя милая Диана. Принцесса вновь улыбнулась – хотя бы кто-то из ее новой семьи, кажется, искренне ей рад и привечает ее. Рассчитывать на благосклонность новой матери, к сожалению, не приходилось. Если только ценой предательства мужа – но Диана об этом и помыслить не могла. А благосклонности его брата, своего бывшего жениха, девушка и вовсе не желала. Что ж, думалось ей, не так плохо, когда хотя бы кто-то в новой семье тебе рад. *** В ночь перед предстоящей свадьбой подруги Элен осталась в особняке принцессы, ей необходимо было завтра помочь Диане. Графиня не могла не радоваться этому – еще одна ночь без мужа! В Париже их отношения так и не наладились, хоть и стали более терпимыми, потому графиня предпочитала спрятаться за любой предлог. Быть же при принцессе ей велел долг, хотя ночь она проводила в другой спальне. Диана спала плохо. Она то забывалась сном, накатывающим на нее от усталости и переживаний, то подскакивала на постели, думая, что уже время, что проспала, что ее уже вовсе ожидают в церкви! Сны были сумбурными и малопонятными. И совершенно незапоминающимися. Помнился лишь страх перед королем и Атосом. То она пыталась сбежать из дворца, то искала выход среди каких-то коридоров… И ее постоянно кто-то ругал: Людовик, граф д’Орбье, Атос, какой-то еще дворянин, чье имя она никак не могла вспомнить во сне, хотя он только накануне наносил ей визит… Ее постоянно предавали и подставляли то Генриетта, то дамы двора, то горничные и служанки, работавшие во дворце. Принцессу трясло, как в лихорадке. Один раз она проснулась с громким криком. Появившаяся горничная поспешила дать госпоже вина, собиралась было собрать всех слуг или хотя бы позвать фрейлину ее высочества. - Может быть, послать за доктором? – пролепетала она, не зная, что еще предложить, принцесса от всего отказывалась. - Нет, - Диана откинулась на подушки. Только не доктор! Таких лечений, как Элен, она не выдержит. Не хватает ей только клизмы перед венчанием! - Протрите меня! – велела девушка. – Там осталась вода в кувшине? Нет, никого не зовите, справитесь сами? Служанка лишь закивала в ответ. Влага немного придала ей сил. Велев горничной остаться спать на кушетке в спальне, принцесса прикрыла глаза. Надо поспать, хотя бы несколько часов. Иначе завтра она просто не сможет подняться. Что будет тогда? Людовик наверняка примчится в особняк, отругает ее, потом вызовет к ней врача, ей впихнут клизму, пустят кровь… С этим она и умрет здесь, потому что не выдержит всего этого. Ох, нет! Диана оборвала эти мысли – так ей не отдохнуть. Надо просто немного поспать – и все. Просто нельзя думать о том, что с ней будет… Вымотанная собственными страхами, она наконец уснула без сновидений, больше не вспоминая никого. *** Утро ее венчания было солнечным и теплым. И слуги, и придворные дамы, и, наверное, народ на улицах, простые парижане, в этом видели прекрасный знак – сам Господь благословлял этот брак! Диана не чувствовала себя отдохнувшей, но все же ей казалось, что у нее достаточно сил, чтобы выдержать эту ужасную церемонию от начала и до конца. А также все мероприятия, намеченные на этот день… Глядя на себя в зеркало, облачаемую в свадебные одежды, Диана размышляла о том, что граф де Ла Фер, происходивший из старинного французского рода, был бы вполне достойным супругом шотландской принцессы. Правда, с одной оговоркой. Тот граф де Ла Фер, который представлялся в ее мечтаниях: холодный с посторонними, но ласковый с женой, исполняющий ее капризы, прощающий ошибки и заботливый с ней… А вовсе не этот граф, о котором ей так подробно все рассказывала Элен. Но это лишь в мечтах. А в реальности ее ждала торжественная церемония в Нотр-Дам-де-Пари. Венчание с Людовиком Тринадцатым, о котором она знает лишь то, что почти боится его, и объявление ее королевой Франции. Правительницей, которая заранее опасается, что лишится всего из-за собственной глупости! Лишится короны и в принципе не может рассчитывать на любовь супруга. Диана постаралась смириться с этим, приняв это как свой долг. Она постарается быть терпеливой и молчаливой ночью, чтобы муж не ругал ее. Она будет покорно делать то, что он хочет. Она будет учиться политике и управлению, чтобы помогать Людовику, насколько это в ее силах. Да, французский двор, по фильмам из того, другого мира, ей представлялся иначе. Но все это веселье для нее необязательно! Ей не нужны маскарады и игры в интриги. Лишь бы было немного времени, чтобы почитать книгу и тихо пошептаться с подругой, жалуясь на обиды. Возможно, жизнь будет не столь ужасна? И тут же напомнила самой себе данное обещание: пытаться понять политику, поддержать действия мужа и научиться быть именно королевой, а не только пустышкой в короне. Но никаких интриг! - Пора, - нервно произнесла Элен, теребя ленту на платье. – Лорд Винтер и граф д’Орбье прибыли и ждут нас внизу. Экипажи уже готовы, а горожане толпятся у ворот, надеясь высмотреть что-то интересное. Диана набрала воздуху в грудь, медленно выдохнула. Да… пора. Ее ожидают уже, оттягивать нельзя. Пришло время становиться королевой Франции. *** К алтарю принцессу должен был вести лорд Винтер, выбранный королем Яковом в качестве своего представителя на окончательном подтверждении договора и на венчании кузины. Лорд низко склонился в поклоне, приветствуя будущую королеву, и отметил про себя, какой бледной и усталой выглядит девушка. Посадив Диану в карету, он занял место рядом и, улучив момент, когда их спутник отвлекся, шепнул ей: - Ваше высочество, что бы ни случилось, вы должны улыбаться! Французы должны видеть лишь вашу улыбку. Диана закусила губу, опустив глаза. - Я знаю. Я постараюсь не подвести вас, милорд, - шепотом отозвалась она. – Простите эту слабость, я плохо спала этой ночью. Но я обещаю, это лишь минутная слабость. Я не подведу вас и Англию. - Я не сомневаюсь в этом, ваше высочество, - мягко проговорил Винтер, чуть сжимая ладонь девушки. – Но все же помните: за короля выходят замуж не для того, чтобы быть счастливыми. Это горькая правда, но это так. Но в глазах всего света вы должны быть счастливой семейной парой. Элен, сидевшая в карете напротив принцессы, увидела, как у той задрожали губы – девушка готова была расплакаться. Винтер же спокойно продолжал: - Я знаю, жестоко говорить вам это в такой момент, но такова была воля вашего сеньора, короля Якова. Он не сомневается в том, что вы с честью выполните свой долг перед своей родиной и перед той страной, которая сегодня ею станет. Я, лично признательный вам, хотел бы пожелать, чтобы этот долг никогда не был вам в тягость. Диана быстро отерла слезы и усилием воли подавила рыдания. Она до этого момента не думала, что собственная свадьба будет столь печальным событием. Брак еще не состоялся, а она уже столько раз пожалела об уготованном ей жизнью! И столько раз себе напомнила, что все может случиться как нельзя лучше, а потому нельзя отчаиваться. Каждую минуту ее разрывает от мыслей о возможном будущем и о том, как предотвратить то или иное событие, как угодить Людовику и как при этом защитить себя. Мельком вспомнился разговор с Элен о том, что если муж будет ее тиранить, она сможет пожаловаться Карлу. И девушка невольно задумалась – а так ли это? Поддержит ли ее Карл, если сейчас, не задумываясь о ее чувствах, он не мешал решению Якова, просто отдавал ее замуж за Людовика, руководствуясь интересами политики? Союз с Францией гораздо важнее, чем ее личные переживания. Но Диана постаралась успокоиться. Пока ничего плохого с ней не сделали, а политический брак – дело обычное. Возможно, она все же сможет рассчитывать на поддержку Карла в дальнейшем, если ее как-то обидят. Главное, постараться исполнить то, чего от нее ждут, и не идти против мужа. А в мелких обидах и вправду можно рассчитывать на защиту… наверное. Кузен был всегда добр… Нет, никаких слез. Она взяла на себя обещание перед Карлом, перед Англией. Она не подведет никого! Лорд Винтер, видя, что принцесса успокоилась, негромко принялся напоминать девушке то, что ей следует делать на венчании в соборе и после, на обеде и приеме. Диана слабо кивала. Она была даже признательна милорду за эти напоминания, поскольку от страха уже начала забывать то, что ей не раз твердили накануне. Д’Орбье не вмешивался, вел тихую, легкую беседу с Элен, пытаясь поддержать веселую атмосферу в карете. Тем временем кортеж принцессы подъехал к собору. Охрана с трудом прокладывала каретам дорогу сквозь толпы народа. Парижане и жители ближайших окрестностей старались получше разглядеть будущую королеву. Они, исполненные надежды, с радостью приняли новость об отсылке вздорной испанки и новом браке с шотландской принцессой. Предстоящая война их не волновала, куда как интереснее было посмотреть на роскошь наряда новой королевы, на ее поведение и вид. Впрочем, их приветственные крики могли обмануть лишь такую наивную девочку, как Диана. Характер французов позволял им сегодня искренне радоваться новой королеве, пороча старую, а завтра ворчать на нее или даже швырять в ее карету камнями, если она сделает что-то не так. Но сегодня они ее именно чествовали, восхваляли и искренне верили, что с новой королевой начнется новая счастливая жизнь! Лорд Винтер вышел первым и подал руку Диане, как это требовалось этикетом, но одновременно и придавая ей этим сил – преодолеть сейчас это расстояние под столькими взглядами было настоящим испытанием. Девушка вышла из кареты, еле заметным кивком поблагодарив посла, и медленно направилась в собор, повинуясь нажиму руки милорда, сосредоточив все свое внимание на том, что надо улыбаться и при этом ровно идти, держа голову высоко, чтобы никто не заподозрил ее в низком положении для новой роли... Приветственные крики, свист и хлопки в ладоши парижан на миг оглушили ее. Французы радовались, и эта радость на мгновение позволила принцессе искренне улыбнуться – такой откровенный восторг был приятен. Что вызвало новую волну ликования у народа, воспринявшего это как знак того, что новая королева благоволит им. Платье, сшитое для венчания, по меркам девушки, было неимоверно тяжелым. Эту тяжесть в разы увеличивала мантия голубого бархата, подбитая горностаем. Несмотря на то, что Диана была шотландской принцессой, и платье, и мантия были вышиты геральдическими лилиями Бурбонов, говорившими о том, что Диана навсегда должна распрощаться со своей родиной и стать частью другого правящего дома Европы. Поэтому идти было трудно, и поддержка милорда была как нельзя кстати. Лорд Винтер довел принцессу до начала прохода. Дальше она должна была идти одна. До самого алтаря… За Дианой на некотором расстоянии двинулись все сопровождающие ее, в том числе Элен, граф, и все прочие дамы, которые потом должны были рассесться по своим местам, строго оговоренным этикетом. Девушка, ни жива, ни мертва, пошла вперед. Она ничего не видела перед собой, в глазах темнело от страха. От красоты и торжественности звуков органа, внезапно раздавшихся под старинными сводами, на ее глазах выступили слезы. И тяжесть наряда, и страх на мгновение затмили все. Этого мгновения хватило, чтобы представить сладостную картину, как под эту музыку в этом месте она могла бы направляться к любимому… Но вот судьба распорядилась иначе. Она будет женой малоизвестного ей мужчины, которого она никак не может понять, который запросто может лишить ее жизни, выбросить вон или… бог знает, что еще! Ей казалось, что она идет бесконечно долго, - к счастью! – думалось ей. Девушка шла как можно медленнее, всеми силами оттягивая момент предстоящей церемонии и момент… встречи с женихом. Она видела его издалека – король стоял у алтаря в ожидании невесты. Людовик был спокоен, хотя это спокойствие давалось ему с трудом, стремительный по натуре, он едва мог сдерживать себя и спокойно ожидать окончания церемонии. Но его мирило уважение и глубокое почитание религии. Это позволяло ему смирить собственную натуру и проявить терпение, с почтением ожидая и выполняя ритуал. К Диане в самом конце пути подошел лорд Винтер, взял ее за руку и подвел к королю. Все присутствующие сели. *** Элен опустилась на скамью рядом с мужем. Граф не посмотрел на нее, не взял ее за руку, не коснулся даже мимоходом ее рукава – холодный, невозмутимый, словно статуя… Элен, и от боли за подругу, такую измотанную сегодня, и от ощущения собственной обиды, почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Пришлось их торопливо сглатывать опять, чтобы не услышать новых упреков – за слезы на свадьбе короля. Ей и в голову не приходило, что Атос просто не считал возможным проявление каких-либо эмоций тогда, когда все должны быть сосредоточены на королевском венчании. Кроме того, граф в последнее время уже и не знал, как вести себя с женой. Девочка раз за разом, словно назло ему, не выполняла его распоряжения. И, как ему казалось, даже не пыталась это сделать. Поскольку его первая супруга с легкостью сдерживала крики боли и страсти, но показывала при этом свои чувства к нему, Атосу не приходило в голову, что может быть как-то иначе. Элен же этого не делала и держалась с ним отстраненно. Это привело к тому, что и граф, который не представлял, как ему показать свою заботу и при этом не показаться смешным, вел с ней себя лишь подчеркнуто вежливо, выполняя только то, что велел ему долг. И постарался скрыть те чувства, которые испытывал сам. Все разговоры о драконах остались в прошлом. Он даже постарался ограничить себя в исполнении долга, лишь порой оставаясь с женой до самого утра, беря ее раз шесть за ночь. После этих ночей девушка чувствовала себя полностью измотанной. В основном же Атос старался уходить от нее раньше, исполнив свой долг раза три-четыре, он желал жене доброй ночи и спешил ее покинуть. Смирившись с мыслью, что теплоты между ними никогда не будет, граф лишь желал добиться от нее соответствия статусу его супруги. Поэтому и сейчас, в церкви, он делал исключительно то, что ему предписывал долг. А обязанность его — лишь показательная вежливость на глазах пред всем обществом. Так что с момента приезда в Париж Атос проводил время в основном в полку и с Портосом, почти не видясь с женой, которая, в свою очередь, проводила все время в Лувре, так что виделись они лишь вечером. Но и с другом возникли некоторые сложности, ныне гигант часто куда-то исчезал, да и выглядел он каким-то потерянным и даже грустным, но на все попытки расспросить, что с ним, отвечал лишь что он просто утомлен и ему не хватает Арамиса. Объяснение звучало слабо, но возразить Атосу было нечего – ему и самому не хватало былых посиделок с друзьями и дуэлей с кем угодно и почти без повода. Несколько раз ему казалось, что Портос хочет обратиться к нему с каким-то вопросом, но тот так и не решался. Единственное, на что он решился, это заговорить с другом о том, что непременно желал бы быть на королевском венчании. - Разве вам стоит об этом беспокоиться? – не сразу понял его Атос. – Полк мушкетеров будет нести охрану… - Я желал бы… скорее не как мушкетер, - смущаясь, признался Портос. – Я даже думал испросить день отдыха у капитана. Но приглашения на венчание у меня, конечно же, нет, как гостю… Теперь граф его понял и обещал поспособствовать. Это было не так и сложно – Атос просто провел друга вместе с собой в храм, правда, тому пришлось стоять рядом со скамьей, разместиться на них выходило далеко не у всех. Постепенно причина такого желания Портоса оказаться здесь и притом поближе к своему другу, а не среди мушкетеров, стала ясна, как и его необыкновенно роскошный наряд – все это было нацелено произвести впечатление вовсе не на двор в целом, который достаточно видел разодетых вельмож. А вот взгляды, которые гигант бросал на кареглазую девушку, занимавшую место среди тех, кто должен был составить штат фрейлин молодой королевы, были очень красноречивы. Но… бесполезны. Дело в том, что пассия Портоса была определенно провинциалкой, до сих пор не бывавшей при дворе. Так что девушка сначала с нескрываемым интересом рассматривала храм, делясь впечатлениями с кем-то из других фрейлин, затем она шепотом обсуждала собравшихся в церкви – а рядом было немало тех, кто с удовольствием делился с ней всеми сплетнями, которые были им известны. Ну а когда началась церемония, девушка во все глаза уставилась на это зрелище, которое могло впечатлить и более искушенного зрителя своей роскошью и торжественностью – не каждый день можно видеть венчание королевской четы! Так что несмотря на то, что фрейлины будущей королевы находились неподалеку от того места, которое занимали супруги де Ла Фер – согласно положению графа из древнего рода и должности его жены, – юная незнакомка не видела того, кто так страстно поглядывал на нее, стоя неподалеку и всячески пытаясь обратить на себя внимание. Она, кажется, вовсе дышать боялась, чтобы не пропустить что-то из торжества. *** Диана опустилась на колени рядом с женихом, так и не посмев поднять на него глаза и не встретившись с ним взглядом. Она вся дрожала и никак не могла унять эту дрожь, хотя в тяжелом платье и мантии ей должно было быть жарко. Несмотря на это ее колотила лихорадка, девушка лишь была рада, что пришлось опуститься на колени, ей казалось, что стоять она бы не смогла, упала бы в обморок от ужаса. Архиепископ начал церемонию венчания. Принцесса чуть пришла в себя, ее разрывали противоречивые чувства. Она не желала брака, но принимала его, и, понимая, что ничего не изменить, надеялась на чудо и милосердие супруга. Она хотела найти хоть что-то приятное в этом. В конце концов, она ведь сможет тогда стать матерью, а может быть, и супруг будет с ней ласков, если она постарается быть с ним нежной. Диана беззвучно шептала молитвы, умоляя смилостивиться над ней и дать ей сил выдержать это испытание. Она желала быть в самом деле достойной супругой и вкусить сладость материнства – и молилась об этом со всем жаром измученной души. Не думая и не подозревая, что жениха одолевают не менее противоречивые чувства. Людовик плохо спал эту ночь. Его внезапно стали мучить сомнения касательно выбора невесты. Он боялся вновь – в этот раз уже добровольно – надеть на себя ярмо несчастливого брака. К прошлому браку его принудили, этот – он выбрал сам. Да, он решился жениться на этой девочке, не ища в ней помощника в делах, но надеясь получить в жены послушную и добродетельную супругу. Но будет ли таковой она? Вот сейчас, бледная, дрожащая, она льет слезы и не смотрит на него. Если она сейчас, когда не свершилось ничего ужасного, не может взять себя в руки, то что будет потом? Ее слезы вряд ли можно считать залогом послушания, да и сможет ли она быть при этом достойной королевой? Она должна уметь принимать решения в его отсутствие… Или все это можно исправить? Анна умела держать себя, умела принимать решения… Но это все вело лишь к ее мелким прихотям или, если это делалось под влиянием королевы-матери и брата-испанца, то вело уже к вреду Франции. Королева должна быть решительной, но сейчас он не желал этого, потому что решительность бывшей жены его раздражала. В Диане он видел противоположность Анне – в характере, в поступках. И надеялся, что все же не ошибся в выборе. Собственные чувства настойчиво шептали это, и Луи старался этому верить. Пришло время давать клятву. Диана слабым голосом, подняв взгляд на архиепископа, произнесла слова. Вот и все. Пути назад нет. Людовик взял ее безвольную руку, влажную от холодного пота, и надел на палец кольцо. Затем наклонился к ней, целуя в губы. Он также понимал, что теперь все решено. Сомнения отошли назад. Если он и ошибся, то это покажет время. Сейчас места сомнениям нет! Он лишь желал ощутить теплоту ее губ, как последнее подтверждение данной клятвы. Диана первый раз, невольно, взглянула на него, встретилась с ним глазами и тут же отвела взгляд, вся сжавшись. Она не любит его, не любит! Его губы, неожиданно теплые, мягкие, всего лишь вскользь, на секунду, коснулись ее губ, но их прикосновение повергло ее в ужас. Ее впервые касался посторонний мужчина, при всех, давая понять, что она принадлежит ему – так нежно и так властно! Людовик же окончательно успокоился, ощутив ее слабую дрожь, девушка никак не ответила на поцелуй, только в глазах мелькнули страх и растерянность. И это лучше иных доказательств дало ему понять, что она никогда не знала мужских губ – что бы там ни говорили про д’Орбье, пользующегося особым расположением молодой королевы, но ничего этого в действительности не было! Была лишь открытая чистая невинность, что невероятно льстило мужскому самолюбию. Ее страх перейдет в покорность, а ее растерянность – в удовольствие, он будет тем, кто приведет ее к этому! Архиепископ объявил брак свершившимся, Людовик получил новую жену. Диана стала королевой Франции. Следуя давней традиции, о которой принцессе сообщили официально до свадьбы, она опустилась на колени теперь уже перед своим супругом и коснулась губами его руки в знак благодарности за то, что он сделал ее своей женой и королевой Франции. И если Дайана в этот момент ощущала торжественность момента, ее двойник на миг почувствовал унижение. Она вовсе не склонна была считать, что право быть женой этого человека и королевой Франции – столь великая честь, за которую следует благодарить, стоя на коленях и целуя руки. Но как-то изменить церемонию она была не вправе, оставалось лишь смирить гордость и надеяться, что ее робкие молитвы во время церемонии будут услышаны на небесах. Людовик помог ей подняться с колен и подал руку. Диана поднялась, ее ладонь легла на руку теперь уже мужа. Пальцы слабо дрожали, и молодая королева надеялась, что на это никто не обратит внимания, совладать с собой она была не в силах, как была не в силах до сих пор сглотнуть слезы. *** Дорогу из собора в Лувр принцесса помнила как в тумане. Ее снова посадили в ту карету, в которой она прибыла на венчание. Элен, как статс-дама новой королевы, вновь была вместе с ней – к собственному немалому облегчению. Атос добирался до Лувра без нее, у нее вновь была возможность хотя бы на час остаться недоступной его взору. Его равнодушие и холодная вежливость ставили ее в тупик, Элен радовалась любому времени, проведенному вдали от мужа. И не желала признаваться, что несмотря ни на что все равно не может не любоваться им, признавая его красоту и благородство черт. Лорд Винтер опять что-то говорил Диане про долг, про то, как ей полагается вести себя сейчас на балу, кому следует подарить танец, а кому еще на расстоянии дать понять, что не стоит и подходить с подобными дерзкими предложениями – девушка слушала рассеянно, погрузившись в свои мысли. Слезы на ее глазах так и не высохли, на что не преминул обратить внимание посол Якова Первого. - …Мадам, и все же я осмелюсь настаивать, возьмите себя в руки – вы не должны показывать свои эмоции перед всеми. - Не думаю, что есть причина переживать, милорд, - мягко возразил граф д’Орбье, присутствующий здесь же и посчитавший, что больше поучений юная королева просто не выдержит, - на ее величество, я уверен, произвели впечатление красота и величие церемонии, а также торжественность самого момента. Это естественно. И именно так это расценят все послы, я ручаюсь. Диана, наконец, глубоко вздохнула, бросила короткий благодарный взгляд на графа, признательная ему за поддержку и то объяснение, которое он подсказал. И которое, как она теперь была уверена, с его легкой руки скоро будет известно всем – притом в самом ближайшем будущем, с такими «сплетнями» никто затягивать не станет. Что спасает ее от осуждения как придворных, так и простого народа: ее величество была так счастлива, что не в силах была сдержать слез радости. - Я прошу прощения, милорд, что невольно подвела вас, - ответила она послу. – Господин граф полностью прав, я была так поражена… Простите мне мою дикость, в Шотландии нет и половины такой красоты и торжественности. Обещаю, это больше не повторится, весь вечер я буду счастливой невестой. Посол Англии сдержанно улыбнулся. - Я надеюсь на это, мадам. - Я уверяю вас, месье, - Диана вложила в эти слова столько уверенности, что они прозвучали даже немного резко. Она хотела было как-то сгладить это впечатление… но не стала. В конце концов, именно так ей ныне и следует говорить, когда придворные, даже посол ее бывшей страны, исполняющий обязанности ее опекуна и посаженного отца, становятся слишком настойчивы в поучении своей новой королевы.