Совсем другой век

Атос любезно встретил супругу, за поздним ужином осведомился у нее о том, как прошло обратное путешествие. Элен отвечала дежурными фразами, поскольку так и не придумала, как себя вести. Все еще испытывая обиду, она, тем не менее, не решалась отвечать мужу дерзостью, решив, что Диана права. Повторения того наказания она не выдержит! Поэтому им обеим лучше просто молча повиноваться и говорить лишь о том, о чем спросили. Тогда упрекнуть их будет не в чем. Хотя причины этого наказания до сих пор оставались ей не очень ясны, девушка не решалась заговорить об этом с мужем, не предполагая, что он-то наоборот считает эти причины очевидными. Ну а кроме того, она пыталась следовать своему правилу: какой бы ни была ее кара, ей следует ее принять и вынести смиренно, а не пытаться примириться с мужем, используя для этого его благодарность. Граф же терялся. Поначалу он хотел поговорить с ней, сказать, что помнит о ее бдении возле него. Однако сразу при встрече Атос убедился, что жена не изменила к нему отношения. И, несмотря на собственные чувства, решил, что следует попытаться их смирить: если она предпочитает держаться в стороне от него, то ему стоит уважать это ее желание; если же впоследствии у него получится, он помирится с ней. Проводив супругу в спальню, он пожелал ей доброй ночи и направился в кабинет к другу. Беседа не клеилась, Арамис пытался говорить о дежурных вещах, стараясь растормошить друга, не понимая, что с ним происходит, Атос же размышлял о том, следует ли ему пойти сегодня ночью к жене. Наконец, приняв решение, он коротко распрощался и направился к Элен. Свои намерения он объяснил себе же необходимостью добиться от жены продолжения его рода. После он может отправить ее в монастырь, где она может как молиться за него, так и посылать проклятия на его голову. Его это волновать не будет. Впрочем, в этом он врал самому себе, проклятия и ненависть настолько плохо у него ассоциировались с женой, что он не хотел даже себе это представлять. Если бы не те ее слова… Из-за них ли она приехала в лагерь, как упомянул Гримо? Элен, как он и ожидал, приняла его молча и равнодушно. Даже то, что Атос всячески старался не причинять ей боль и взять ее ласково, не нашло в ней отклика. Девушка лежала под ним, казалось, бездушным существом. Она не стонала, не извивалась, ничего не говорила. Лишь чуть сбитое дыхание говорило о том, что она ощущает мужа. Граф не мог толком различить ее лицо в темноте, но ему казалось, что глаза жены закрыты, а лицо выражает презрение. Это плохо сочеталось с ее появлением в лагере… Атос не знал, как все это понимать и трактовать, но посчитал для себя лучшим видеться с женой как можно реже, если он не найдет способа сблизиться. Тем более, что он помнил и про Миледи: неизвестно, где она, но может появиться в любой момент, а потому супруге безопаснее всего будет находиться при королеве. А вот ее отношение к Арамису было непонятным, несмотря на его участие в ее судьбе, Атос не был уверен, что супруга не выступит против бывшего мушкетера. Как и предполагал граф, Элен почти все время проводила во дворце, вернувшись к исполнению обязанностей статс-дамы. Поэтому присутствие в доме Арамиса она заметить не могла. Прошла уже неделя после прибытия короля, основные аресты были произведены. Париж больше не был окружен живой стеной армий, однако покинуть город без письменного приказа короля было невозможно. Исключение составляли торговцы и крестьяне, которые въезжали в город для торговли. Стража на въезде выдавала им бумагу, которую они должны были сдать на выезде. Охрана на воротах также была усиленной, как и патрули на улицах. Таким образом, исчезнуть незаметно из города по-прежнему было невозможно. Поэтому невольное заточение Арамиса в гостях у друга продолжалось. Более того, оно еще и ухудшилось. В связи с тем, что в городе было расквартировано еще несколько полков, поочередно дежуривших на воротах и улицах, Атос, как лейтенант мушкетёров, был вынужден принять у себя гостя, капитана одного из пехотных полков. Такое соседство было естественным – все офицеры, живущие в Париже, были подвергнуты этому, а горожанам пришлось делить жилье с простыми солдатами. В другое время это соседство было бы совершенно необременительным. Но сейчас даже любезный и приятный в общении капитан казался Атосу чрезмерно утомительным. Эту неприязнь усиливало то, что де Мартан, как и все военные, был не против покрасоваться перед дамой, особенно если эта дама занимает высокий пост. Поэтому вечерами он не упускал случая полюбезничать с Элен. Граф злился, однако поведение и капитана, и жены оставались безупречными: они не просто не оставались одни, все их беседы проходили в компании самого графа и были совершенно безобидны. Кроме того, молодая женщина, которой хоть и были приятны ухаживания капитана, держалась довольно холодно, она боялась себе позволить даже лишнюю улыбку, опасаясь, что за нее последует наказание, и не испытывая никакого интереса к гостю. На деле все осложнялось тем, что она порой осознавала, как ее тянуло к мужу – и не понимая себя и боясь этих чувств, графиня замыкалась полностью, стараясь выглядеть равнодушной ко всему вокруг. *** Этим вечером Элен вернулась засветло: Диана плохо себя чувствовала, отчего уже легла спать, Людовик же принял доклад статс-дамы раньше обычного. Крайне смущаясь, она доложила королю, что ее величество не может сегодня его принять по причине ежемесячного плохого самочувствия. Ей казалось, что она от стыда провалится под землю, сообщая подобное мужчине, однако Луи лишь выслушал ее, коротко кивнул и отпустил. Графиня сидела в своей спальне перед туалетным столиком, смиренно ожидая, когда Жаклин закончит расчесывать волосы и наденет ей чепец. Молодая женщина вяло размышляла о том, что ее собственное ежемесячное недомогание случилось еще во время поездки, поэтому воспользоваться случаем и не принимать мужа она сможет еще нескоро. Хотелось бы надеяться, что граф просто не придет, но эта надежда была слабой – все это время Атос исправно посещал ее, правда, проводил у нее не больше пары часов, что несколько утешало. Кажется, он просто полагал это своим долгом, но в остальном не хотел мешать ее одиночеству, хотя бы такому ограниченному – не так и плохо, если вдуматься, постепенно она подавит все свои чувства. Горничная наконец пожелала хозяйке доброй ночи и ушла. Элен не спалось, ожидание мучило ее. Муж придет через час примерно. Графиня в задумчивости подошла к окну, ей казалось, что в комнате не хватает воздуха. Декабрь уже шел к концу, морозы крепчали, но Элен даже у самого окна не обратила внимания на ветер, задувающий из щелей. Она в изумлении всматривалась в темноту: кабинет графа располагался на втором этаже, и она отлично видела его освещенное окно. И силуэт на его фоне! Это был вовсе не силуэт Атоса, мужа она легко узнала бы! Ей тут же припомнились рассказы Жаклин, будто в кабинете графа слышали какой-то шум, бабские сплетни, как решила тогда Элен... Неизвестный отошел от окна и вместо него в полосе света появился граф – его очертания, его силуэт молодая женщина ни с чьим спутать не могла. Понимание, что же происходит, пришло внезапно… В этот момент на лестнице послышались тяжелые шаги с тихим позвякиванием шпор. Элен, не помня себя от страха, схватила халат и выскользнула в коридор. Капитану была выделена просторная спальня на первом этаже, на втором ему было делать нечего, поэтому было очевидно, что он направляется к кабинету мужа. Поспешно завязывая халат, графиня преодолела небольшое расстояние в коридоре почти бегом. И влетела в кабинет без стука, что было непозволительно, но в этот момент от испуга она не задумывалась об этом. Неподалеку от окна кабинета вновь стоял Арамис, без камзола и в расстегнутой рубашке, не представляя, какой опасности себя подвергает. Граф сидел в кресле в паре шагов от стола, медленно потягивая вино. Когда дверь внезапно распахнулась, оба опешили. Затем, увидев жену, Атос мрачно бросил, поднимаясь: - Что вы тут делаете, мадам? А через мгновение вспомнив все ее угрозы, учитывая лишь их и забывая о своих мыслях относительно ее признательности Арамису, немедленно же разозлился, в его голосе послышался металл: - Полагаю, с этого вечера вам придется проводить свои дни в спальне. Надеюсь, мы сможем обойтись без кляпа? Арамис был галантнее, удивленно глянув на друга, пришедшего в ярость из-за такого пустяка, он поклонился даме: - Добрый вечер, сударыня! Элен ответить не успела никому из них, даже испугаться от слов мужа и того, что он поднялся с кресла с явным намерением ее оттащить в комнату, не успела – она услышала шаги капитана. Графиня поспешно закрыла дверь, судорожно поворачивая в замке ключ. Арамис, мгновенно сообразив об опасности, метнулся к окну, задергивая шторы, благо портьеры прятали его полностью. Элен, бросив взгляд на стол, на котором стоял бокал Арамиса, поспешила сесть, а точнее почти упасть, в кресло, придвинув бокал к своей руке – все также молча, от страха она не могла вымолвить ни слова. В дверь постучали. Атос, уже взявший себя в руки, спокойный и хладнокровный, подошел, отпер дверь. - А, де Мартан! - приветствовал он гостя. – Добрый вечер! - Добрый вечер, граф, - тот слегка поклонился. – Мадам графиня! Простите, если побеспокоил. Я полагал, что мадам уже спит… Он вновь чуть поклонился. Объяснение было понятным, даже несмотря на то, что капитан сам под конец запутался в своей речи и прервался: он полагал, что дама уже спит, и рассчитывал часок-другой посидеть за бутылкой вина с хозяином дома. Обычно бравый капитан, легко находивший язык с дамами, сейчас смутился, не ожидая увидеть молодую графиню здесь, да еще лишь в халате, под которым виднелась тонкая батистовая сорочка. Но беседу никто не спешил поддержать. Элен испуганно молчала, ее колотил страх от происходящего и понимания, что в любой момент Арамис может быть обнаружен – и тогда графу грозит в лучшем случае ссылка! Атос же не торопился прийти на помощь гостю, от души желая, чтобы тот коротко извинился и катился к дьяволу. Так, не находя поддержки у хозяев дома, капитан в растерянности скользнул по комнате взглядом, стараясь найти что-то, о чем можно было бы заговорить, поддержав легкую светскую беседу, а уж затем откланяться, не показавшись при этом смешным. Как назло, ничего подобного ему не попадалось, только задернутые шторы. - Вы так рано опускаете шторы? – капитан деланно удивился. Тема была безынтересной, и ее придется свернуть через пару фраз, но это лучше, чем молчать, а если повезет, можно перейти и к более интересной. - Еще довольно светло, я полагаю. В полку мы в это время только собираемся посидеть за столом… Здесь ведь не так далеко река… воздух, знаете, свежий… очень хорошо посидеть с бокальчиком… Капитан решительно двинулся к шторам, желая откинуть в сторону тяжелую ткань. Нехитрые движения, время, в течение которого можно собраться с мыслями и наконец придумать, что сказать очаровательной мадам графине, ныне как раз сидящей с бокалом вина… правда, еще и с мужем – вот досада! Атос побелел и сделал шаг к стене, где висели две скрещенные шпаги. Элен поняла, что как только капитан отдернет штору, муж выхватит оружие. Он не убьет со спины, конечно, но вызовет на дуэль, здесь и сейчас! А после его самого за дуэль… От одной этой мысли стало холодно. Надо как-то это остановить! - Нет, молю вас, капитан! – выкрикнула девушка, и в ее голосе слышался испытываемый ею неподдельный ужас. Гость остановился и удивленно взглянул на нее. - Мадам? – вопросительно пробормотал он. - Прошу, не надо, - Элен судорожно перебирала какие-то причины, почему нельзя открывать окно: уже сумерки, да… но еще не ночь… И она выдохнула первое, что пришло в голову: – Солнце село, на улице темнеет, разве вам не страшно? С каждой минутой все ближе час неупокоенных душ… Капитан на миг замер, а затем расхохотался. - Это вовсе не смешно, - Элен покраснела, сама стыдясь той ерунды, которую говорит. Но продолжила эти глупости, поскольку они давали какой-то шанс. – Мы ведь рядом с рекой. Души утопленников ищут покоя. Гость все еще посмеивался. Атос криво усмехнулся, но немного расслабился – возможно, оружие не понадобится. - Простите, капитан, - произнес он, подходя к столу и наливая вина для гостя в свой собственный бокал. – Я понимаю вас и ваши намерения, но… Я прошу вас, давайте уступим дамскому капризу. - Это не каприз, - Элен укоризненно взглянула на него, и граф чуть было даже не поверил ее игре. – Возможно, господа, мои страхи и кажутся вам смешными, но… - Все-все! – де Мартан, посмеиваясь, поднял вверх руки, будто сдаваясь на милость дамы. – Прошу, ни слова больше. Пусть будут призраки! Утопленники! Как пожелаете! Если вас это успокоит, мадам, я не трону ни шторы, ни ставни. Он прошел к столу, беря протянутый ему хозяином дома бокал. - Ваше здоровье, мадам! – капитан отсалютовал даме и залпом выпил вино. – С вашего позволения, я отправлюсь к себе, простите, если побеспокоил. Получив таким образом возможность удалиться с гордо поднятой головой, гость поспешил откланяться, более не ища никаких тем для бесед и старательно пытаясь прогнать из памяти облик испуганной девушки в одном халате. Как только за капитаном закрылась дверь, Элен облегченно вздохнула, откидывая голову на спинку кресла и прикрывая глаза – от пережитого страха ее колотил озноб. Граф с невозмутимым видом подошел к двери, поворачивая ключ за гостем. Арамис, услышав это, откинул штору. В два шага преодолел расстояние до кресла графини и, опустившись на колено, тронул поцелуем край ее халата жестом паладина. - Мадам, я ваш должник, - прозвучал его голос. Элен приоткрыла глаза. - Вряд ли, месье, ранее долг был на мне. - О, моя услуга была пустячной! Вы могли справиться и без меня, как я теперь понимаю. Ныне же вы спасли меня от верной гибели! Безусловно, молодой интриган испытывал к ней благодарность. Однако привычка скрытничать и не показывать реальные чувства на этот раз сыграла злую шутку: он играл благодарность, спрятав реальную признательность где-то глубоко в себе. Он уже не умел делиться истинными чувствами, играя даже то, что в самом деле испытывал, что играть было не надо, он изображал реальность даже в тот миг, когда находился в ней, насмешничая более над собой, чем над другими… Но Элен увидела только эту наигранность его слов и поведения, отнеся их к себе, а не к нему самому. - Если я что-то могу для вас сделать… - начал Арамис. - Можете, - голос графини прозвучал непривычно твердо, недавний ужас придал сейчас сил. – Вы должны дать мне слово, что больше никогда не попытаетесь втянуть в ваши интриги моего мужа. А если вы это сделаете, клянусь, я потоплю вас! - Это может потопить и его, - с удивлением отозвался собеседник. Девушка резко встала. - Я могу сейчас позвать сюда того, кто только что ушел, - холодно произнесла она. – И сказать, что вы проникли в дом, а муж задержал вас и послал меня за капитаном, чтобы он помог арестовать преступника. - Ловко, - усмехнулся Арамис. – Что ж, мадам, я готов дать вам слово, которое вы требуете. Но пока покинуть ваш дом я не в силах. - Напротив, - возразила Элен. – Вы этой ночью покинете нас. У восточных ворот сегодня дежурит полк под командованием капитана де Тревиля. Полагаю, он спасет вас, будучи сам в одной лодке с вами. Арамис побледнел. - Сударыня, - пробормотал он, - могу ли я спросить… Что вам известно о капитане? Ее величество… также знает о нем? - Ее величеству известно даже то, что письма в ее молитвенник попали не без вашей помощи, сударь, - отозвалась Элен. – Однако его величеству об этом неизвестно. С вас довольно и того, что вы были замешаны в заговоре с целью убийства короля. Но только попробуйте привлечь к интригам господина графа. И тогда вся правда о вас будет известна королю. Арамис молча поклонился, пытаясь осознать услышанное. Граф же все это время пораженно смотрел на жену. Нет, о том, что она может быть решительной, он знал. Но чтобы ставить условия – так уверенно, словно маршал победной армии?! И еще более удивительным было то, какое условие она выставляла. Давно ли девушка вызывающе бросала ему в лицо слова о том, что была бы рада его смерти? Какая ей выгода от его спасения? Он чуть было не поверил в ее чувства, когда она приехала туда, затем вновь отверг их, когда столкнулся с ее холодностью. И вот теперь его вновь оберегают так, как берегут лишь любимого и желанного… - Доброй ночи, господа! – Элен решительно направилась к дверям. Атос без слов открыл ей дверь. *** - Признаться, дорогой друг, я поражен, - с улыбкой заговорил Арамис, усаживаясь в кресло и беря в руки бокал с вином, так и не тронутый молодой женщиной. – Последнее время вы были мрачны… я никак не мог отыскать причины и уж полагал, что ваши отношения с супругой крайне досадны… - Вот как? – граф в задумчивости прошелся по кабинету, остановился у камина, глядя на пламя и думая о своем. - Да, - продолжал размышлять вслух Арамис. – Более того, я не предполагал, что вашей жене известна та история с письмами… - Признаться, я также удивлен, - задумчиво отозвался Атос. В самом деле, откуда она узнала об Арамисе? Она даже знает его внешне, хотя их не представляли! Граф помнил рассказ друга о беседе с Элен, тогда она тоже узнала его до того, как он назвался. Хотя все это слишком мало заботило Атоса, его гораздо более занимали мысли о ее чувствах. - И несмотря на ее осведомленность о той истории, графиня защищает вас так жарко, так искренне, - на губах Арамиса играла ироничная улыбка. – Право, вам можно позавидовать. Так любить могут немногие. Молодой человек насмешничал над собой. Его возлюбленная легко жертвовала им ради своих интересов. И от понимания этой мысли ему было горько. Но сегодня его никто не понимал, Атос неверно истолковал его иронию, она показалась ему насмешкой над чувствами жены. - Что ж, потрудитесь в будущем помнить о том, что вы минимум дважды обязаны ей жизнью, - сухо бросил граф. – И ее чувствам в том числе. Потому я бы попросил вас уважать их, даже если они смешны... - Нет, вы не так меня поняли, - замахал руками Арамис. – Я уверяю вас в своем уважении к мадам графине и… - Прекрасно, - сухо оборвал его Атос. Сообразив, что разубеждать его бесполезно, Арамис вздохнул и решил, что будет лучше заговорить об ином – вернуться к тому, о чем они беседовали до внезапного появления графини и капитана. - Полагаю, что теперь мне вряд ли стоит рассчитывать на возвращение в ряды мушкетеров, после такого… приема. - Я и ранее не мог вам это обещать, - несколько смягчился граф. – Но готов говорить об этом с супругой. - Пользуясь ее отношением к вам? - Пользуясь тем, что не так давно вы помогли сбежать из Парижа ей и ее величеству. И веря в то, что в заговоре, который едва было не случился на болотах Версаля, вы играли весьма второстепенную роль. - Клянусь вам, что несмотря на все надежды известных вам людей я не намеревался всаживать кинжал в короля! - Я верю вам, - кивнул Атос. – Однако не могу поручиться, что в это же верит Элен и, тем более, ее величество. А ее влияние на Людовика хоть и значительно, но все же не безгранично, убедить его будет и вовсе непросто. - Но я могу надеяться… - Я сделаю все, что от меня зависит, - сухо оборвал его граф. – Доброй ночи! И удачи вам, когда будете покидать Париж. Храни вас Бог! Коротко поклонившись, он вышел из кабинета. *** Атос, переодеваясь, отдал распоряжения Гримо, чтобы тот помог другу покинуть особняк. Дальше тот должен был пробираться один. Кивком отпустив слугу, граф на миг задумался. Элен могла уже уснуть, поэтому его визит потревожит ее. Еще вчера это его совершенно не волновало. Сейчас же ему хотелось угодить супруге, если это возможно. Но желание с ней объясниться было сильнее, ждать до утра он не хотел, слишком много между ними было недоговорок. Набросив халат, Атос направился в соседнюю спальню. Жена не поднялась на кровати при его появлении, однако сбивчивое дыхание в тишине комнаты говорило о том, что она не спит. Граф прошел ближе, поставил на столик свечу – привычные действия. Но халат снимать не стал пока. Он прислушивался к дыханию Элен, оно было слабым, но неровным, что говорило о ее страхе. Атос подавил в себе желание обнять девушку, шепча слова любви и успокоения, уверяя, что все не имеет значения, кроме их чувств. Он сел на край кровати, Элен лежала на боку, спиной к нему. - Мадам, вы спите? – тихо позвал он жену. Несколько мгновений длилось молчание. Элен до последнего надеялась, что муж не придет этой ночью. Это было бы, как ей казалось, неплохой благодарностью за то, что она спасла его друга, с которым, надо сказать, у нее был свой счет. Но граф пришел. Девушка слышала, как он проходит к кровати, садится… Соблазн промолчать в ответ на его вопрос был слишком велик. Но она испугалась. Пока он может быть с ней хоть немного добр, но если поймет, что она притворяется, может разозлиться. А это может опять вылиться в наказание для нее. Ей лучше быть откровенной. Все равно, если он пожелает исполнения долга, попросту растолкает, как делал до этого. Так лучше уж ей самой признаться и после добиться его ухода… - Нет, - тихо выдохнула она, не поворачиваясь. Граф грустно усмехнулся: он понял причину заминки супруги – его не желали видеть в спальне. И все же он должен знать правду и слишком желает уже выяснить все то, что до сих пор стояло между ними. - Зачем вы это сделали? – Атос решил сразу задать главный вопрос. - Что именно? – вновь помедлив, спросила девушка. - Спасли его, - пояснил граф. – И требовали безопасности для меня. - А что я должна была делать? Элен и сама не могла себе ответить на вопрос, зачем ей было спасать Арамиса. В благодарность за то, что он помог спастись ей? Но она и не думала о нем, когда бросилась в кабинет, она не знала, кто там в гостях у мужа, она угадала лишь его силуэт, но не его гостя. Из любви к мужу? Но она уже не знала, любит ли его. Нельзя любить того, кто внушает ужас! Однако же и смерти она ему не желала, даже думать об этом было страшно, однажды она ведь чуть не потеряла его. - У вас был неплохой шанс стать вдовой, - усмехнулся Атос. Он осторожно положил руку на плечо супруги и оттого ощутил, как девушка вздрогнула при его словах. - Я не хочу вашей смерти, - тихо отозвалась Элен. - Недавно вы говорили иное, - граф пытался понять ее, искал объяснение тому, отчего она говорит одно, но делает совсем другое. Где правда, где искренность? Сейчас все более казалось, что именно в ее действиях: когда она прискакала к нему в ночи в лагерь, когда в ужасе прибежала в его кабинет. - Я жалею о тех словах, - после небольшой паузы вздохнула супруга. – Уже не первый раз я молю Господа, чтобы Он простил мне то, что в запале слетело с моих губ. И искренне верю, что Он сжалился надо мной! Атос растерянно погладил жену по плечу. Он все больше не понимал ее. Впрочем, решил он, она уже говорила ему от обиды то, чего вовсе не думала. И все же, раз эта его догадка была верна, то отчего она держится в стороне от него? Граф давным-давно был готов примириться с ней, не понадобилось бы и извинений! Но сейчас он не без удивления понял, что девушка дрожит от его прикосновений. Граф, который, идя сюда, размышлял о том, любят ли его или ненавидят, растерялся еще больше, не зная, чем вызвана эта дрожь: возбуждением или страхом. - Смею ли я думать тогда, что правда была не в ваших словах, а в ваших письмах? – Атос не собирался гадать, сегодня он во всем выбирал самый короткий и простой путь – спросить напрямую. - Когда я писала вам письма, я была искренней в своих чувствах, - прошептала в ответ Элен. – Теперь же… я не знаю, что чувствую к вам. Но ведь довольно, наверное, просто того, что я не желаю вашей смерти, так? Я готова повторить, что сожалею о тех словах, я была… слишком раздосадована вашим напором. Граф криво усмехнулся. Уже нет: после тех нежных писем ему было мало просто ее уважения и послушания, он желал слышать из ее уст слова любви. Но она честно говорила теперь, что вряд ли это возможно, хотя он не мог до конца понять причину. - Дитя мое, я не понимаю, отчего вы так отстранились, - Атос вновь ласково погладил ее по плечу, пытаясь передать ей свое спокойствие. – Поверьте, я сожалею, что из-за наказания вам было так плохо. И поверьте, эти дни мне дались также нелегко. Одна мысль о том, что я могу потерять вас, была невыносима для меня. Это была небольшая часть правды. Графу было тяжело признаваться в том ужасе, когда каждый вечер он мчался в монастырь с одной лишь мыслью – только бы она была жива. И увидев супругу, услышав ее слабое и неровное дыхание, он с облегчением вздыхал – жива. То же счастье он почувствовал, ощутив ее духи в своей палатке… Девушка наконец повернулась, ложась на спину – это была уступка, слова мужа тронули ее, как и его ласки. - Я не мог не спешить к вам, - продолжал Атос. – Мне кажется, что вы меня в этом… понимаете. - И несмотря на это вы… потребовали от меня исполнения долга… сразу, как приехали, - пробормотала она. - Вы вели себя непозволительно дерзко, - чуть улыбнулся граф, ему начало казаться, что они наконец начали понимать друг друга. – Вы сразу дали понять, что не желали видеть меня среди живых. - А что я должна была вам сказать? – Элен ощутила укор мужа и вместо того, чтобы принять его, поспешила отразить его ответной обидой. – Все, что я хотела – увидеться с вами. Я мечтала о возможности встретиться… А в ответ получила лишь побои и унижение! Притом при посторонних! - Я понимаю, - Атос, чуть кивнув, осторожно отвел с лица девушки темный локон, склоняясь, чтобы лучше ее рассмотреть. – Я благодарен вам за ваши стремления. И понимаю, что для вас было позором наказание, к тому же при короле. Однако, дитя мое, вы же понимаете, что несмотря на ваши намерения и необходимость этого отъезда, ваши поступки были непозволительны. Ваш вид и ваше поведение… - Мое поведение?! – Элен отмахнулась от руки мужа, резко садясь. – Что было не так в моем поведении?! - Неужели я должен напоминать? – вздохнул граф. – Мало того, что вы немало пути проделали в неподобающем виде, так вы еще перебивали меня и даже осмелились поднять на меня руку. Но даже после всего этого вы не смиренно приняли наказание, сопротивляясь и выкрикивая мне гадости. - О, а вы, видимо, поступили достойно, отвесив мне пощечину! – обиженно выдохнула Элен, глядя ему в глаза с упреком, забывая обо всех своих обещаниях самой себе быть смиреннее и более не противиться ему. - Нет, - Атос покачал головой. – Мой поступок был вызван гневом на ваш вид и на то, что вы смели перебивать меня. Вы были одеты словно продажная девица, вы вели себя неподобающе – я поступил с вами так, как поступают с женщинами такого сорта. Вероятно, если бы вы изложили свои доводы иначе, а не выкрикивая мне проклятия, я услышал бы их, мадам. Он говорил спокойно и уверенно, словно считая себя правым. И он не извинялся. Это еще сильнее обидело девушку. Элен развернулась к нему спиной, утыкаясь в подушку лицом. Не видеть его, не общаться… Пусть убирается! - Элен, не будьте ребенком, - граф еще был уверен, что это пустяк. Главное – она призналась, что те письма были правдой. Правдой был и ее приезд к нему, раненому. Он может все вернуть, довольно лишь сейчас объясниться. Атос наклонился к жене, его губы ласково тронули девичий затылок. - Дитя мое, ну что за глупости? – мягко пожурил он девушку. – Я тоже хотел увидеться с вами, я ехал в Дуллан. И мне понятны чувства, которые вы питали. Она все же ощутила укор. - Ехали? – прошептала Элен. – Но… если бы я вас ждала там… мы увиделись бы… - На час, не более, - кивнул граф. – Но это не важно, я желал просто сам увидеться с вами и обнять вас. Девушка с досадой закусила губу. Ее собственные чувства уже не казались таким оправданием. А все больше напоминали эгоизм и зацикленность на себе. Он тоже хотел увидеться, он готов был провести без сна ночь, чтобы приехать к ней, обнять – и уехать вновь на войну! Жертвовать отдыхом перед боем просто ради одного часа вместе! Даже ее приезд к нему в ночи был несравним с подобным самопожертвованием! - Вы даже не успели бы набраться сил, - пробормотала она, совсем теряясь. - Важнее было убедиться, что с вами все в порядке, - Атос слабо улыбнулся, привлек ее к себе, крепче обнимая. – Я скучал без вас. Элен, я понимаю, что одно воспоминание о том, что вам пришлось терпеть унижение при короле, не может быть приятно. Поверьте, я не желал вашего унижения и боли, однако был вынужден так поступить. Но вам следует извлечь из этого урок, и я уверен, что больше этого не повторится. Элен, услышав последнюю фразу, дернулась, освобождаясь от объятий мужа. Урок… Да, она получила страшный урок своим словам! И она… она дала себе слово не поддаваться его ласкам. В ее силах выставить его прочь. - Я извлекла из этого урок, - тихо отозвалась она. – Я не желаю вашей смерти, но и не люблю вас. Вы пришли сейчас за выполнением долга? Берите – и оставьте меня потом. Мне неприятно ваше присутствие. И ваши объятия мне также неприятны.