Совсем другой век

Графиня уже и вправду неплохо изучила мужа. Сейчас, запретив себе поддаваться чувствам и желая вернуть пропасть между ними, Элен умышленно делала все, чтобы побольнее задеть его, ударить… И своей цели достигла. Атос отшатнулся. Вновь откровенность! Резкая, спокойная… И вновь он готов пожалеть, что девушка не лжива и не притворяется! Но граф попытался скрыться под маской хладнокровия. Не может быть, чтобы любовь, если она была, так легко ушла! Он не понимал этой отстраненности супруги, но желал разрушить все бастионы между ними. - Тогда повернитесь на спину, - хрипло бросил он, развязывая пояс халата и бросая одежду на стул. Он может вернуть то, что желает, лаская ее. Ведь должна же она испытывать к нему влечение! Время после болезни не в счет, девочка была слишком обижена и, возможно, еще не до конца здорова. Зато потом поспешила к нему, чтобы заботиться. Да и только что сама говорила о том, как хотела увидеться с ним. - Раз ваше сиятельство этого требует, - иронично бросила Элен, поворачиваясь и резким жестом задирая сорочку. – Мне ноги для вас пошире развести или так довольно? И вы мои услуги деньгами оплатите или украшениями и платьями? Атос в ярости вдавил жену в кровать. И с силой вошел в нее, уже не думая о ласках. Намеки девушки, что он видит в ней лишь девку для удовлетворения низменных нужд, доконали. Он даже не обращал внимания на ее болезненные всхлипы, вбиваясь в покорное тело с силой, словно наказывая за ее слова. Кончив, он некоторое время лежал на ней, тяжело дыша. Элен слабо всхлипывала, давя слезы - она плохо успела подготовиться к его вторжению. - Зачем вы так? – граф, избегая встречаться глазами с женой, осторожно тронул поцелуем ее шею. – Элен, я отношусь к вам с должным почтением и… - О, да! – иронично оборвала она его. – Вы так почтительно избили меня при посторонних! И теперь каждую ночь почтительно мучаете меня! Может, совместите? Будете бить и владеть? Я же для вас вроде кобылы, которую надо почаще пришпоривать! Атос едва не выругался. Он опять пытается объясниться с женой, но натыкается на ее насмешки и обиды. И это притом, что он уже объяснил, что вынужден был так поступить... Чего еще она ждет?! Он не мог знать, какой страх терзает ее, да и не смог бы этот страх понять, сам давно отмахнувшись от этого «проклятия». - Мадам, потрудитесь научиться ценить мои посещения вас, - отозвался граф. – И научитесь вести себя согласно вашему положению моей супруги. Тогда у вас не будет поводов жаловаться на жестокость судьбы. Он встал, беря халат. На сегодня с него довольно пререканий. - Доброй ночи, мадам! Элен не ответила на его пожелание, уткнувшись в подушку и давя всхлипы. Чувства причудливо смешивались. Она злилась на него – но лишь в малой степени, хорошо понимая, что сама его на это спровоцировала. И очень хотела броситься ему на шею, уверив, что на самом деле очень ценит и его, и его визиты, и его объятия… Вот только она лично убедилась, сколь опасны слова в этом мире, сколь сильны клятвы. А она дала слово держаться от него в стороне и не сближаться. Отсутствие чувств гораздо лучше - оно не сжигает. Не люби она его так сильно, она не мучилась бы обидами, что он наказал ее, а значит, и не бросила бы те слова! Нет, пришло время окончательно его разлюбить. Надо лишь почаще напоминать себе о его жестокости… Она более всего отдаляет их! *** Граф же, придя к себе, со вздохом плюхнулся на постель. Что за черт?! Как все это понимать? То она выкрикивает гадости и пожелания, чтобы его убили. А то приезжает в ночи, чтобы его лечить. То она держится с холодом, которому позавидует любая королева, будто бы совсем ему чужая. А то прибегает, поспешно завязывая халат, только чтобы предупредить его. И лжет в глаза, спасая его от возможной плахи. Но спустя какие-то четверть часа, когда он приходит поблагодарить ее, обижается. Атос мысленно перебирал свои слова и поступки. Ему не в чем себя упрекнуть. Да, нельзя сказать, что он был с женой всегда ласков. Но он лишь выполнял долг. Сегодня же она… зачем она повела себя, словно уличная девка? Граф прикрыл глаза. Усталость брала свое. Почему каждый раз, посещая спальню жены, он словно идет в бой? Атос хмыкнул, вспомнив, что иносказательно супружеский долг так часто называли. Однако ему хотелось получать успокоение души, понимание и ласку. А не добиваться от жены одолжения в виде возможности взять ее тело. Мысли путались. Тем не менее, думал он, она ведь лишь женщина. А им свойственно быть нелогичными и капризными. В конце концов, он может прекратить споры, если не будет доказывать свою правоту. Можно подарить ей что-то, сделав приятное. Тут же некстати вспомнилась ее насмешка: чем он будет платить, деньгами или украшениями. Граф поморщился. Если он преподнесет даже дорогое колье, девушка может взглянуть на него с презрением, бросив что-то вроде того, что она не нуждается в оплате ночей любви. Атос заставил себя встать с постели, плеснул в лицо холодной водой. Стало немного легче, усталость чуть ушла. Да, дарить украшение не следует. А что тогда? Граф вынужден был признаться, что совсем ничего не знает о вкусах жены. Впрочем, нет, подумал он. Она отлично играет на клавесине, хотя и стесняется этого. Возможно, будь у нее больше практики… Что ж, он может это сделать. Достаточно найти хороший инструмент. В Ла Фере был клавесин, но перевозить его сюда нет смысла. Лучше просто купить новый, сюда, в этот дом, который граф и так подумывал выкупить, платить за аренду было дорого, а дом в Париже был необходим. Приняв это решение, он смог наконец уснуть. *** Утром Атос завтракал без супруги. Элен сослалась на плохое самочувствие, но передала, что позже отправится напрямую в Лувр. Молодая женщина не хотела лишний раз видеть мужа, ей и в самом деле нездоровилось, но скорее по причине усталости, однако граф не заподозрил ее в лукавстве. Навестив супругу, он коротко пожелал ей выздоровления и поспешил в полк, причиной чему было не только выполнение обязанностей, но и желание узнать, все ли благополучно с другом. Узнав от Тревиля, что Арамис успешно покинул Париж, граф попросил для себя отпуск на этот день, намереваясь посвятить его поиску и покупке музыкального инструмента – он желал воплотить свою идею немедленно. Его настойчивость дала плоды: ввечеру молодую графиню ожидал сюрприз. Элен, увидев инструмент, смутилась, скомканно благодаря мужа. - Не стоит, - мягко улыбнулся ей Атос. – Вы заслуживаете большего. Я надеюсь, что могу порой слышать вашу игру. Графиня смутилась еще больше. Но отказать ему не смогла, с тоской понимая, что теперь ей придется придумывать причины, по которым она не садится за инструмент. Ведь не играть же ей постоянно одно и то же, а запас подходящих этому времени произведений у нее небогат. И хорошо бы муж не вспомнил об уроках математики... Присоединившийся к ним в гостиной капитан восхищался игрой хозяйки дома и постоянно просил сыграть что-то еще. И Элен смогла уйти, лишь сославшись на усталость. Граф, который весь день ждал этого вечера, чтобы она играла на инструменте, сейчас был рад уходу жены – внимание капитана к супруге все больше раздражало, он-то хотел, чтобы этот вечер принадлежал только им двоим! Потому Атос с досадой, но и с радостью позволил супруге удалиться в ее спальню. *** Отношения короля и королевы более всего сейчас соответствовали этикету, но были полностью лишены каких-то чувств. Эти дни Людовик с ней был подчеркнуто вежлив, но не более того. Он не ласкал супругу, хотя в близости и проявлял страсть. Диана принимала его, молча лежа под мужем и мысленно молясь, чтобы он побыстрее кончил. Порой, если король оставался у жены почти до рассвета, в третий или четвертый раз девушка поддавалась возбуждению и иногда даже достигала пика, поскольку к этому времени уставала бояться. И вновь после этого ее мысли все утро были заняты недоумением от того, что ей было хорошо в объятиях человека, которого она боится даже видеть, этот страх был сильнее, чем после свадьбы. Дни она проводила в компании Элен и фрейлин. Последние были притихшими и напуганными – вернувшись с войны, король велел арестовать мадам де Фаржи, которую не без основания полагал соучастницей интриг Испании и своих родственников. Пока интриганка была заключена под стражу и старательно пыталась придумать себе оправдание. Девушки же, напуганные этими арестами, как и Диана, вели себя тише воды, стараясь ничем не прогневить Людовика. Тот же проводил время в постоянных охотах, которые прерывались лишь на заседания Королевского совета и на иные государственные дела. Девушки шептали королеве, что его величество проводит много времени в компании нового фаворита, который отвечал за королевские конюшни. Диана мельком видела этого человека - симпатичный белокурый парень привлекал внимание. На миг в ее памяти всплыли штампы, встреченные ею еще в ином времени, что Людовик Тринадцатый предпочитал мальчиков. Но молодая королева немедленно отогнала эту мысль. У нее было самое надежное опровержение этому – муж с завидной регулярностью посещал ее. Рассчитывать на то, что он не придет, она могла лишь если король, увлекшись охотой, ночевал не в Париже. Так было и в этот раз, вечером поздней осенью: Людовик долго отсутствовал на охоте, Диана уже уверилась в мысли, что в Лувр он не вернется. Но этого не произошло – поздно вечером Луи прибыл во дворец. Была, конечно, слабая надежда, что он слишком устал, чтобы идти к ней, думала Диана, уже лежа в постели. В коридоре послышались шаги. Королева вздохнула. Видимо, никакая усталость не могла остановить Людовика. Хорошо, что в спальне уже темно, король не видит выражения ее лица, а то наверняка отчитывал бы ее перед послами. Вежливое приветствие от мужа, такой же сухой и вежливый ее ответ. Затем король попросту приступил к делу. Диана лежала, терпеливо ожидая, когда это закончится. Было лишь немного больно вначале, так бывало часто, потому что она не могла нормально приготовиться. Теперь же она лишь испытывала стыд, слыша сбитое тяжелое дыхание мужа, жуткие чавкающие звуки внизу, ощущая неприятный запах изо рта Людовика. Ничего, уговаривала она себя, это скоро закончится, и муж пойдет к себе. Он слишком устал после охоты, поэтому наверняка будет у нее недолго, уйдет спать к себе. В этом она также ошиблась. Вскоре, бурно кончив, Луи повалился рядом, но уходить не торопился. В том же молчании он поднялся с постели, обходя кровать. Диана прикрыла глаза, догадываясь, что муж не просто так решил походить по спальне. Донесшееся вскоре тихое журчание доказало, что она права – к подобным вещам тут относились без стеснения, благо хоть не делали это в коридорах. Королева стиснула зубы. Недавняя тяжесть тела мужа и давление на ее живот сказалось и на ней. Но не сейчас же! Потом, подумалось ей, она не будет это делать при нем! Молодая королева терпеливо ждала. Людовик вернулся в постель, тяжело дыша, устроился рядом с ней. Диана прислушивалась. Наконец его дыхание стало ровным, доказывая, что муж спит. Хочется верить, что достаточно крепко. Молодая женщина поспешно спрыгнула с кровати. Как же неудачно все сегодня вышло! Обычно она успевает до прихода мужа, хорошо зная, как близость с ним влияет на нее. А сегодня так надеялась, что он не придет… Диана бросила испуганный взгляд на кровать: несмотря на то, что постель была занавешена тяжелым пологом, девушка стеснялась. Что если муж проснется? Стыдно, если обнаружит ее, сидящей на ночной вазе! Решение пришло мгновенно – все равно в соседней комнате, гардеробной, никого нет. Диана ухватила предмет туалета за ручку, стараясь не думать о его содержании и с трудом дыша. Торопясь, она сделала пару шагов в сторону гардеробной и… До того сладко спящая Белоснежка пробудилась, когда услышала суетливые движения хозяйки. Привычная к тому, что Диана всегда, обнаруживая ее рядом, непременно треплет ее по загривку, маленькая собачка спрыгнула со своей подушки, семеня к хозяйке в надежде на игру и ласку. Однако молодая королева, будучи слишком взволнованной, не заметила белый пушистый комок под своими ногами. Поэтому через мгновение девушка испуганно вскрикнула, спотыкаясь о неожиданное препятствие. Горшок вылетел из рук, перекувырнулся в воздухе и, имея немалый вес, чудом не ударил ни королеву, ни собаку, но окатил обеих своим содержимым и с тихим позвякиванием откатился на пару шагов. Белоснежка в испуге тявкнула и принялась отряхиваться. Диана, упавшая на колени, расплакалась от удара и испуга. - Какого…?! – Людовик подскочил на постели, толком не зная, что происходит, но готовясь едва ли не отбивать атаку испанцев. Через пару секунд, сообразив, что никакой атаки нет, он слез с постели, поспешно зажигая свечи в комнате. Представшая его взору картина заставил его опешить: Диана сидела на полу, с забрызганным подолом рубашки, рядом валялся злосчастный горшок, в шаге от нее сидела Белоснежка, опешившая и все еще пытающаяся отряхнуться. Королева, закрыв лицо руками, понимая, что муж видит все, рыдала уже не только от испуга и боли, но и стыда. Людовик, решивший, что что-то случилось, бросился к жене. - Что случилось?! – король осторожно обнял супругу за плечи. – Дитя мое, вам больно? Что тут произошло? Запах подсказал ему, чем могла облиться супруга, на это же указывал и перевернутый горшок. Правда, это не объясняло ее горьких слез, а беспокойство за жену было сильнее - ему казалось, что она сильно пострадала. Диана лишь отрицательно затрясла головой, не желая рассказывать о своем позоре. Людовик, не зная, как поступить, позвал горничную. Та действовала быстрее: она помогла королеве снять рубашку, протерла ее тело влажной губкой несколько раз, а Белоснежку передала дежурной фрейлине, чтобы вымыли. Королева, чуть косясь на мужа, который скрылся за пологом кровати, чтобы не мешать супруге переодеваться, тихо всхлипывала, понимая, что утром всю эту историю будут обсуждать при дворе. И это было уже просто отвратительно! Хотя горничная вроде бы не находила ничего особенного в произошедшем. В ее понимании ее величество, желая воспользоваться ночным горшком или уже воспользовавшись, просто случайно задела собаку. И все. А рыдала, видимо, от боли падения. Вот только королева этого представления не знала… Наконец, горничная ушла. Диана робко приблизилась к постели, осторожно скользнула под одеяло. - Вы в порядке, мадам? – в голосе мужа слышалась искренняя забота. – Вы так горько рыдали? Отчего? - Это ужасно, - Диана решилась объясниться. – То, что произошло. Завтра об этом будет судачить весь двор, ведь так? - Пустяки, - король растерялся, не понимая объяснения жены. - Но они же… будут обсуждать подробности моей жизни, - растерянно пробормотала она. – Я… наоборот, старалась… чтобы никто ничего не знал. - Чего не знал? – совсем опешил Людовик. – Диана, что случилось? - Я хотела… отнести его в гардеробную, - девушка, поддавшись беспокойству в голосе мужа, решила объяснить ему, думая, что так он, наконец, поймет ее чувства. И найдет какие-то слова утешения. - Что отнести? – Луи, наоборот, перестал понимать жену вовсе. - Ну… горшок, - тихо пояснила Диана. – Я не хотела здесь, это же неудобно… Поэтому решила, что все равно в гардеробной никого нет. Я просто не заметила, что Белоснежка проснулась и подошла ко мне. И споткнулась… Луи мгновение молчал, а затем расхохотался. Картина, которая сначала испугала его, теперь выглядела комично. Его жене отчего-то пришло в голову, что спальня для этого место неподходящее. Ничего более глупого, чем тащить ночной горшок в гардеробную, он придумать не мог. На воображение Луи пожаловаться не мог, и ему достаточно было представить жену, которая в темноте тащит горшок из спальни, чтобы хохотать до слез. Диана же вновь расплакалась. Она зря надеялась, что муж поймет ее! Вместо того, чтобы утешить, он сейчас смеялся над ней. Грубиян и мужлан! Как она могла поверить, что он ей посочувствует?! Людовик, в порыве чувств, прижал девушку к себе. И, наконец, обратил внимание, что ее тело вновь трясется от рыданий. - Диана… ну что вы?! – король, смеясь, прижался поцелуем к ее шее. – Глупенькая, ну почему вы не сделали то, что хотели, здесь?! - Но это же… ужасно! – всхлипнула девушка. - Что ужасно? – Людовик непонимающе взглянул на нее. Затем тронул поцелуем ее висок. – Ужасно то, мадам, что вы не обнимаете меня сейчас в ответ. Король был настроен миролюбиво. И эта доброжелательность передалась супруге, заставив ее наконец осознать, что он не издевался над ней, а просто по-доброму подтрунивал. Диана неуверенно обняла мужа за шею. - Так гораздо лучше, - прошептал Луи, в котором просыпалась страсть. Он приник поцелуем к губам жены. Это казалось невероятным, но она слабо отвечала ему! Людовик, боясь разрушить это, вновь и вновь целовал ее, передавая всю свою любовь. На этот раз он входил в нее осторожно и уже ощущая ее распаленное тело под собой. Девушка отзывалась на каждую его ласку, крепко прижимаясь к нему и тихо шепча его имя. Вскоре, уставшие, они лежали, обнимая друг друга. - Какая дерзость, мадам, обращаться по имени к своему королю, - шутливо заметил Людовик, припомнив ее откровенность во время акта любви. - П-простите, - прошептала Диана. И Луи почувствовал, что она вздрогнула. - Боже! Девочка моя, я шучу, - король сильнее прижал жену к себе. – Диана, я буду только рад слышать свое имя из ваших уст. Я лишь прошу вас, пусть это будет исключительно между нами. Девушка подняла голову, встречаясь с ним взглядом. Только между ними… Это казалось волшебным. Значит, между ними есть маленькая тайна, то, чего не видит никто. Диане начало казаться, что в ней вновь просыпается любовь к этому человеку. Чувство, в котором она признавалась в письмах на войну. - Лишь между нами, - повторила она, вновь укладывая голову ему на грудь и спокойно засыпая. Утро встретило ее ласковым солнцем, какого уже давно не было этой осенью, почти зимой, если вдуматься, со дня на день должен лечь снег. Но сегодня было именно оно, солнышко… И еще более ласковый поцелуй мужа. - Ночные приключения так утомили вас, что вы никак не желаете просыпаться? – иронично спросил король. Диана не успела ответить, Людовик закрыл ее рот поцелуем. *** Элен прибыла домой поздно, она долгое время ожидала, что Людовик все же вернется в Лувр и ей придется идти с докладом. Но король задерживался на охоте и мог вовсе не вернуться во дворец. Поэтому статс-дама королевы отправилась домой. К ее удивлению, Гримо коротко сообщил, что Атос в кабинете. Обычно муж если не сопровождал ее непосредственно от дворца, то ожидал в гостиной, хотя девушка и не видела в этом необходимости, вновь и вновь отыскивая любой повод отдалиться. - Он уже поужинал? – спросила Элен. Скорее всего, да, ведь уже поздно. Попросту не стал ее ждать, вот и все. Оно и к лучшему, может быть, он наконец принял ее правила жизни. К ее удивлению Гримо отрицательно покачал головой. - Нет, - произнес он, поймав удивленный взгляд девушки. – И не будет. - Почему? – опешила Элен. Слуга как-то неопределенно пожал плечами. Графиня, нахмурившись, но желая немедленно во всем разобраться, направилась к кабинету мужа. Гримо поспешил следом. У самого кабинета он вдруг загородил ей дорогу. - Будет сердиться, - произнес слуга. - Боюсь, что в этом я ничего нового для себя не узнаю, - хмыкнула Элен. – И давно не боюсь. Дайте пройти. Гримо только вздохнул, что-то прикинул в уме и отошел. Девушка, коротко постучав, открыла дверь. Но, сделав пару шагов, замерла. Атос сидел за столом, голова его была опущена на руки, лицо полускрыто волосами. Перед ним стояла наполовину выпитая бутылка, рядом на полу валялись еще несколько пустых. Запах в кабинете и вид супруга не оставлял сомнений, что происходит – граф методично напивается, и уже не первый час. - Боже мой! – выдохнула Элен. – Что случилось?! Муж медленно поднял голову, словно не понимая, где находится и кто перед ним, несколько секунд смотрел на нее. Затем выдохнул: - Что вы тут делаете? Кто вам позволил войти?! Элен, словно отряхнув оцепенение, бросилась к графу. Она не слышала его вопросов, она видела лишь то, что Атосу плохо. И хотела помочь, если это возможно, мгновенно забыв о какой-либо холодности. - Что случилось? – девушка опустилась перед ним на колени, хватаясь за его ладонь и заглядывая ему в глаза. – Что-то произошло? Вам плохо?! Граф не отводил взгляд от ее расширенных в испуге и заботе глаз. Что за черт?! Он ведь только что думал о том, что безразличен ей. Все его попытки примирения ни к чему не привели. А сейчас… Впрочем, да, сейчас он выглядит ужасно. Как не пожалеть напивающегося от тоски? Но какого черта он позволил себе подобный вид при супруге?! - Ступайте к себе! – глухо буркнул Атос. Язык едва ворочался, граф мог изъясняться сейчас лишь короткими фразами. Именно поэтому вышло грубо. Элен отшатнулась и, как-то жалобно и беспомощно всхлипнув, вскочила, убегая из кабинета. Граф судорожно провел рукой по волосам. Что же он творит? Она сама только что была у него, готовая проявить заботу… До сих пор он не понимал ее отстраненности, сейчас же сам ее оттолкнул. Дьявольщина! Он же вовсе не это имел в виду! Надо немедленно отправиться к ней… вот только не в этом состоянии. Атос знаком подозвал Гримо, стоявшего в дверях – самому ему сейчас дойти до комнаты было трудно. Даже холодное умывание не помогло, граф чувствовал, что в голове еще бродит хмель. Но все же, посчитав, что не стоит откладывать, он направился к жене – нужно поговорить, пока она не придумала себе еще что-нибудь. Элен была уже в рубашке, она сидела перед туалетным столиком, подозрительно всхлипывая и комкая в руке платок. Жаклин позади нее убирала волосы под чепец. Атос ощутил свою вину за грубость перед супругой – вот сейчас она опять обижена… И опять из-за чертовой глупости, простой короткой фразы! Горничная, закончив с туалетом хозяйки, растерянно взглянула на господина, желая понять, следует ли ей помочь ему раздеться. - Ступайте, - бросил граф. Жаклин с поклоном ушла. Элен же, поднявшись со стула, стояла напротив мужа. - Надеюсь, вам лучше, - девушка старалась говорить спокойно, получалось немного свысока. – Но прежде, чем вы прикажите мне вновь лечь с вами, я бы хотела ответить на ваш недавний упрек. Она сжала в руках платок. - Я вас не упрекал, - несколько удивленно пробормотал Атос. - Упрекали, - возразила Элен. – Накануне вы после ночных объятий мне насмешливо сказали, что несмотря на всю мою холодность, в постели я вовсе не так холодна. Граф чуть поморщился – да, прошлой ночью он это сказал жене. Он никак не мог понять, отчего девушка продолжает демонстрировать ему свою отстраненность. И когда супруга в постели поддалась страсти, пусть только в третий раз в эту ночь, Атос не удержался от насмешки. Правда, он надеялся, что она всего лишь признается, что вовсе не так равнодушна к нему. Но девушка вместо этого отвернулась, опять обидевшись. - Мадам, я вовсе не упрекал вас, - начал было граф. - Неважно, - Элен вздернула голову. – Это все равно правда. Я не знаю, почему, но порой близость с вами несет мне удовольствие. И я не могу с собой совладать, хотя много раз ругала себя за это. Если вам угодно думать, что это из-за моей развратной натуры… - Боже правый, мадам, остановитесь! – не выдержал Атос. – Я вовсе ничего подобного не думал о вас! И не упрекал вас. Она послушно замолчала, просто стояла, теребя платок. Граф вздохнул и подошел к ней, осторожно обнимая за плечи. - Элен, я сожалею, что вы так восприняли мои слова. Простите. Я не хотел вас обидеть. Поверьте, то, что вам хорошо со мной, радует меня. И я наоборот не желал бы, чтобы вы были холодны со мной. Главное, чего я хочу, это вернуть то, что было между нами в те вечера, перед моим отъездом… Плечи девушки подозрительно вздрагивали, глаза она прятала. Атос осторожно прижал супругу к груди. Не оттолкнула. Значит, уже не будет говорить, что он ей безразличен, хотя бы такая победа! - Я хотел бы, чтобы вам всегда было хорошо в моих объятиях, - прошептал граф, ласково трогая поцелуем ее лоб. Элен расплакалась в голос. Отчего граф и вовсе растерялся. - Дитя мое, что я сказал не так? – Атос осторожно поглаживал ее по плечам, не зная, как еще утешить. - Все… в порядке, - девушка чуть затрясла головой, сильнее прижимаясь к нему и утыкаясь носом в мех его халата. – Я просто… очень люблю вас… Графу больше было и не надо, он в страсти прижался поцелуем к ее губам. Язык жадно исследовал ее рот, словно бы он впервые целовал девушку. - Я тоже люблю вас, Элен, - прошептал он, ненадолго отстраняясь. – Люблю, боготворю, сердце мое… Она вдруг уперлась ему в грудь. - Нельзя! – выдохнула графиня с искренним страхом. - У вас… крови? – не понял он. - Нет… просто… Нет, нельзя! – Элен набрала воздуху и наконец призналась в том, что так мучило ее: - Мне кажется, я вновь сотворю что-то ужасное. Я умоляла Матерь Божию спасти вас… тогда… и давала слово, что более не буду ждать вашей любви, что мне не надо ничего, только бы вы были живы. Однако реакция мужа была вовсе не такой, какой она ожидала. На мгновение граф замер, осознавая слова. Затем тихо рассмеялся и… потащил супругу на постель. Элен поначалу пыталась возразить, но его шепот о любви и уверения о всепрощении Господа, легко «сломили» ее. Страсть захватывала их, заставляла забыть и ее самый большой страх - пусть и временно, но его не существовало для Элен. Атос был осторожен. Он в самом деле желал подарить ей то наслаждение, которое испытывал сам, обнимая ее. Девушка слабо стонала, пряча стоны на его груди, пальчики порой с силой впивались в его плечи. Граф прислушивался к ней и, ощутив, что она не против, ускорился, полностью отдавшись страсти. Вскоре, утомленные лаской, они лежали, крепко обнявшись. - Вы не скажете, что случилось? – Элен осторожно погладила мужа по груди и желая полного откровения между ними. Скорее всего, думала она, он вспоминал Миледи. Как бы он ни говорил, что любит, все равно вспоминает ту, что и неудивительно, разве можно их сравнивать? Он боготворил Миледи, его чувство к ней несравнимо с нынешним… - Случилось? – переспросил Атос. Затем понял, о чем она, на миг смутился. Какой же он болван! Столько времени думать о том, что все кончено, вместо того, чтобы просто найти возможность поговорить с женой! Да Боже правый, он мог чуть ли не вытрясти из нее правду, заставив признаться, отчего она так холодна и отстранена! - Если я могу чем-то помочь, вам стоит только… - начала было девушка, но граф прервал ее поцелуем. - Случилось то, что я поверил вашим словам, а не вашему сердцу, - прошептал он, отстраняясь. – Я решил, что между нами уже не будет понимания. Вы отстранялись, а я не знал, как это изменить. Элен взглянула на него с восторгом, не веря до конца в то, что слышит его почти признание. А затем робко тронула поцелуем его шею. - Прошу вас… не надо пить, - прошептала она. - Не буду, - улыбнулся Атос, вновь ласково целуя жену. Девушка вскоре уснула, мысленно давая себе зарок завтра же отправиться на исповедь, чтобы убедиться в правильности этой ночи. Граф, измотанный выпивкой и близостью, некоторое время все же не мог уснуть. Пожалуй, он совсем не понимает женщин, особенно супругу. Он не понимал до сих пор, на что она была обижена. Не понимал, почему продолжала обижаться, когда он дарил ей подарки. А вот теперь, всего лишь застав его в минуту слабости, показала, что готова помочь, как ранее угрожала плахой – но первая же прибежала его спасать. Анна была иной. Она радовалась украшениям и платьям, поэтому граф полагал, что и Элен должны нравиться подобные знаки внимания. Но девушка ждала от него чего-то иного. И граф пока не мог понять, чего. Она словно бы не нуждалась ни в чем… но ведь определенно ждала от него знаков любви. Ему казалось, что что-то между ними по-прежнему стоит неразрешенным, что-то еще не до конца понято... Элен заворочалась во сне, Атос ласково тронул ее лоб поцелуем. Хватит гадать. Довольно того, что они, наконец, помирились. И теперь могут говорить друг другу о любви не только в письмах.