Совсем другой век

Сеньора де Маркес так и не дала ответа вечером, сославшись на то, что уже поздно, а дорога изрядно ее утомила. Д’Артаньян велел Планше спать снаружи на пороге, чтобы он мог вовремя заметить, если белокурая шпионка решит покинуть постоялый двор раньше времени, оставив навязчивого спасителя здесь. Вот только милейшая сеньора рано утром сама послала камеристку сообщить господину д’Артаньяну, что она готова выезжать. И, если он пожелает, то в его компании, которой она будет, разумеется, очень рада, поскольку путешествовать в одиночестве любой даме опасно, а уж когда вокруг столько врагов… Гасконец спешно принялся одеваться, довольно улыбаясь: простой план сработал, оставшись без своего помощника – незнакомца из Менга – и преследуемая столь яро ее ненавидящим доном Мигелем, «испанка» желала обезопасить себя. А может быть, подумалось на миг, в чем-то подозревала его, считая, что из ниоткуда защитники не берутся. И решила держать врага поближе к себе. Но в любом случае опасности в ней для себя д’Артаньян не видел – конечно, она хитра, однако она всего лишь слабая женщина! Потому единственное, чего гасконец и вправду опасался, это того, что она просто сбежит от него. - Ах да, милая! – остановил гасконец камеристку, которая уже готова была закрыть за собой дверь. – Скажи-ка, а куда мы направляемся? И, помедлив мгновение, добавил, чтобы служанка не заподозрила что-то – может быть, она неплохо посвящена в дела хозяйки, а тогда может помогать ей во всем и сейчас немедленно побежит докладывать: - Мне необходимо знать, откуда придется возвращаться и как долго, все же я человек военный, а отпуск у меня короткий. - От моей госпожи никто не желает уезжать вовсе. Д’Артаньян уже намеревался ответить, что и он бы хотел провести возле прекрасной испанки всю жизнь, но вдруг осознал, что в голосе девушки отчетливо прозвучала досада. Милейшая субретка – а служанка и вправду была молоденькой и очень миленькой – по-женски ревновала к красоте хозяйки? Или… - Ну я бы и вправду остался, - лихо подкрутил ус гасконец, второй рукой оправляя камзол. – Но только не ради госпожи. Камеристка так и замерла с видом восторженным, но д’Артаньян тут же отвернулся, показывая, что ему надо торопиться с туалетом, а после и с завтраком, чтобы не задерживать выезд. Служанке не оставалось ничего, только поклониться и закрыть наконец дверь, отправиться докладывать обо всем хозяйке. - В Париж едем, - бросила она в конце. Д’Артаньян хмыкнул и отправил Планше к слуге графа. И только теперь с досадой подумал, что Планше у него один, а отправить к друзьям теперь будет некого, не оставаться же ему без единственного слуги! Придется пока оставить мушкетеров без новостей… Черт побери! А как же подвески? Он обещал мадам Бонасье! Вместо этого же отправился за сеньорой де Маркес. Гасконец не сомневался, что друзья и сами справятся с тем, чтобы просто отвезти подвески королеве. Вот только в этом случае выходило, что его бравада перед Констанцией – пустые слова и похвальба. Возможно, зря он увлекся погоней за незнакомцем из Менга. Однако же и странная «испанка» занимала все мысли юноши. Так что сейчас он никак не мог все бросить и отправиться назад, не разгадав эту загадку. Он говорил себе, что хотя бы попытается узнать, что затевается здесь, какая интрига. Тем более, кто знает, может быть, это как-то связано с подвесками, неспроста же шпионка Ришелье появилась в Блуа именно сейчас. А кроме того, дороги на Фонтенбло и на Париж тут совпадали, даже если они и двинутся не по основному тракту, а по мелким сельским дорожкам, хоть так и гораздо дольше, то все же общий путь у них все равно один пока идет, а потому он может свернуть и присоединиться к друзьям в любой момент. Так что, убедив себя в том, что он просто обязан все выяснить, д’Артаньян направился вниз, готовясь предстать самым галантным кавалером, но попутно подумывая и о том, не вернется ли сюда незнакомец из Менга. - Доброе утро, мой спаситель! Юношу встретила самая ласковая улыбка и протянутая белоснежная ладонь прелестной соблазнительницы. - Я польщен такой высокой оценкой! Сеньора кивнула этому радостному виду молодого человека. - Мне тем более неудобно просить вас, сударь, - заговорила она, - что я и так немалым вам обязана. Но раз уж вы сами предложили свои услуги, то я осмелюсь спросить вас, остаются ли в силе те ваши слова? - Я полностью в вашем распоряжении, сеньора! - О, вы мой спаситель! - Я поступаю, как поступил бы любой дворянин на моем месте! – пафосно, но искренне выпалил д’Артаньян. Сеньора вновь ответила ему улыбкой и предложила "разделить с ней" завтрак. Причем даже не проявляла недовольства, что время отъезда затягивается, хотя сама она уже поела, была вынуждена ждать юношу и определенно торопилась. Гасконец не позволил себе слишком долгую трапезу, понимая, что не следует испытывать терпение дамы, но отказаться плотно поесть тоже не мог. - Могу ли я спросить вас, сеньора, как долго мне выпадет честь сопровождать вас? – заговорил он, уже помогая ей сесть в карету. – Я был бы счастлив отправиться с вами хоть на край земли, поверьте! Однако же я не могу представить себе, что такая дама, как вы, путешествует одна… - О, это стечение непростых обстоятельств, - самым грустным тоном отозвалась сеньора. – Но я никак не думала, что встречусь тут с этим человеком! - И вас никто не встречает на полпути? - К сожалению, - вздохнула сеньора де Маркес, - я была уверена, что мне нечего бояться, поэтому решилась дальше держать путь одна. - Я счастлив, что могу быть вам полезен, и одновременно питаю надежды, что это путешествие будет бесконечным, - юноша смело занял место рядом с дамой, посчитав, что субретка в экипаже – достаточно веский повод, чтобы ему не садиться напротив. – Хотя и желал бы надеяться на большее… - Вы очень любезны, - поощрила его улыбкой сеньора. Д’Артаньян воспринял это верно, отрезок пути до следующего постоялого двора прошел в легкой беседе, вперемешку с комплиментами даме, притом не только красоте, но и уму – а гасконец убедился в том, насколько умна его спутница. Что ж, их дуэль будет достойной, как казалось ему. Он за беседой выведает у нее часть сведений о готовящейся интриге – быть может, это касается подвесок, а может, что-то новое, связанное с испанцами, например. Конечно, всего она не скажет. Но это и неважно, из разных недомолвок и отдельных слов он сложит полную картину. Однако как начать нужный ему разговор? - А вы служите, господин д’Артаньян? - спросила его сеньора. – Или только направляетесь поступить на службу? - Я солдат! – гордо отозвался тот. – Но ныне в отпуске. - Ах вот как! Однако вы, верно, часто бываете при дворе? Ваше лицо кажется мне знакомым, мы где-то виделись раньше? - Я не часто, но порой и вправду несу караул в Лувре. - Какая жалость, однако я ни разу не была в королевском дворце. Где же я могла вас видеть? А вы не помните меня? - Сеньора, клянусь, раз увидев вас, я не смог бы вас забыть! – искренне уверил ее гасконец, не поясняя при этом, что и вправду очень хорошо ее помнит, но к чему тут упоминание о той ссоре в Менге? Сама она вряд ли обратила внимание на вздорного мальчишку с перевязанной головой, хотя д’Артаньян был готов и к этому. - Значит, вы в отпуске, - проговорила она. И гасконец подумал, что промахнулся, сейчас она задастся вопросом, отчего он оказался в Блуа. Гораздо проще было бы казаться провинциалом, который держал путь к лучшей жизни: сначала засвидетельствовал почтение герцогу, затем направился в столицу. А вот что делал простой вояка в отпуске у герцога… - Я прошу прощения, сударыня, но мои дела настолько скучны, я бы назвал их делами служебными даже, настолько они тоскливы, - ухватился юноша за идею представить все так, словно он замешан в интригах герцога. - Ах, а я так люблю все скучное! – понимающе улыбнулась сеньора. – Надеюсь, как-нибудь вы все же мне расскажете об этом. - Однажды, однажды… Своего д’Артаньян добился: в дальнейшем его спутница проявляла к нему искренний интерес. И, чтобы вызвать у него доверие и вызнать, какие дела затевает герцог или его матушка, сама была готова к некоторой откровенности. Хотя пока единственное, во что она вылилась, это в одну будто бы случайно брошенную фразу: - Нынешнюю королеву ждет скорое крушение, как я слыхала, последнее время супруг гневается на нее. - А мне казалось, Людовик обожает жену. - Как странно, я вот наблюдаю, что… возвращение мужа каждый раз влечет проблемы жене, - совсем уж почти прямо отозвалась она. Ответить д’Артаньян не успел – их карета как раз подкатила к очередному постоялому двору. В суете помогая даме устроиться на ночь, гасконец размышлял о словах сеньоры. Очевидно, что речь шла о подвесках. Вот только какое отношение к этой истории имеет она? Или ответ в словах графа о том, что она воровка? - Месье д’Артаньян, - субретка подловила его в тот момент, когда молодой человек собирался направиться в выделенную ему комнату. - Слушаю тебя, милая! - Если бы милая! – грустно улыбнулась она. – Вам госпожа моя милее, разве я не видела того, как вы с ней… - Как я могу быть нелюбезен с дамой?! Однако… - Однако ждет она вас ныне вечером, - прервала его служанка. – Так что, если желаете, можете хоть сейчас бежать. Только ей вы интересны не более, чем другие. А то, что она любит, она у себя за корсажем прячет. Д’Артаньян растерянно взглянул на девушку, но та, уже развернувшись, почти бегом скрылась за дверью комнат, снятых хозяйкой. *** Арамис гнал коня, чувствуя нарастающую ярость. Как все глупо! Как просто и глупо! А он… он поначалу даже поверил в случайного путника. Ну проявил чуть больше недоверия, чем Портос – и все! Совсем недавно он мыслил себя уже на недосягаемых высотах, он был сродни кардиналу Франции. Такое будущее он себе наметил! Нет, не завтра, но он собирался методично идти к этой вершине. А сегодня его обвели… как Портоса! Почему он не вмешался, почему не нашел простой способ избежать этой ссоры? Конечно же, этот кардиналист не согласился бы просто так примириться. Но он, желающий управлять другими, просто обязан был найти решение! Например… например… Пример решения никак не находился – и это злило Арамиса еще больше. Он чувствовал себя беспомощным болваном. Как он может играть с герцогиней, с королевой-матерью, с кардиналом? Если вот такое появление простого бретера, нанятого затеять драку, разом смешало все его планы, разрушило буквально все! Ярость молодого человека достигла пика, когда впереди показалась разрытая дорога и лентяи-рабочие, сидящие по сторонам от нее и не желающие ничего делать хотя бы для какого-то исправления ситуации. Возможно, в другое время Арамис и не обратил бы внимание на все это, ненадолго пустив лошадь по бездорожью… Однако именно в этом месте дорога была узкой, с откосами по обе стороны, так что объехать не представляло возможности, нужно было возвращаться и пробираться сельскими дорогами, а это удлиняло путь. Ко всему прочему при виде путников рабочие разом подскочили и взялись за лопаты. Возможно, они опасались, что доложат об их безделье, но сейчас Арамис видел в их действии желание еще больше все испортить. Потому что от их таскания камней и махания лопатами грязь только расползалась во все стороны. Ярость подогревалась тем, что буквально недавно, когда они держали путь сюда, дорога была пуста и если она и нуждалась в ремонте, то не более, чем тогда. Но именно сейчас местные власти наконец озаботились этим участком… - Эй, вы! – Арамис придержал лошадь и поднялся в стременах. – Что вы тут устроили? Ну-ка закидайте тут песком или землей! Рабочие прекратили свои старания. - Что закидать? - Это что ж нам, для каждого путника закидывать? - А если запачкаться боитесь, то вернитесь на полмили назад и езжайте через лес, может, там дорога вам чище покажется! - Черт бы вас побрал! Арамис схватился за шпагу, но не вынимая из ножен, а намереваясь отвесить ею пару тумаков ближайшему из рабочих, чтобы проучить наглеца. Но в этот момент несколько рабочих назад отступили в канавы свои и... схватились не за лопаты, а за оружие – откуда только взяли?! Да только мушкеты у них были определенно настоящие, и то, с какой ловкостью «рабочие» обращались с подставкой под оружие и с ним самим, заставляло думать, что оно привычнее для их рук, чем лопата. Арамис выругался и дал шпоры коню, надеясь, что Базен следует за ним, и думая уже лишь о том, чтобы прорваться… Бедро будто плетью стегнуло – пуля по косой прошла. Молодой человек вновь выругался, но продолжал торопиться, осознавая, что если он свалится здесь, то точно не выживет. Выстрелы уже стихли вдали, никто их не преследовал, но Арамис продолжал погонять коня, пока у него были силы, желая добраться как можно дальше. Не так и много тут до Фонтенбло, говорил себе он. - Месье! Месье! Молодой человек наконец придержал лошадь, пуская ее легкой рысью. Базен догнал его и тоже чуть придержал животное. - Месье, да что же это такое?.. В этот момент слуга заметил кровь на одежде. - Да вы же ранены! – сам себя прервал он. – Нам надо немедленно где-то остановиться и сделать перевязку, вызвать лекаря… - Нет. - Но вы же истечете кровью! Арамис глубоко вздохнул и заставил себя подавить ярость. Злость на собственную недальновидность надо забыть… Базен прав кое в чем: если не перевязать рану, он просто потеряет столько крови, что выпадет из седла и уже не сможет подняться. И что толку тогда от его нынешней спешки, если он упадет за несколько сотен шагов до цели? - Затяните, как получится, - велел Арамис. - Так слезть надо хотя бы… - Нет! – отрезал мушкетер. – Если я слезу, то после вновь не смогу сесть в седло. Перетяните, как сможете. - Но, месье, вам нужен отдых! Молодой человек зло глянул на слугу, и тот наконец сообразил, что пререкаться бесполезно. Если не сделать, как велит, то дальше хозяин просто продолжит путь с раной в боку, медленно убивая себя. Пока Базен, насколько это было возможно в таких условиях, промывал и перетягивал рану – к счастью, пуля и вправду прошла по касательной, - Арамис вновь занялся самобичеванием. Ведь только что ругал себя за неумение управлять людьми – и немедленно же сам завязал ссору и чуть не оказался застрелен! Он вновь кусал губы и думал о том, что эта поездка показала всю его несдержанность в самых простых делах. Вот одно лишь опасение испачкать ботфорты – и он немедленно очутился в перестрелке. Впрочем, перед этим была драка в трактире, которую он не смог предотвратить, что и вывело его из себя. И все же, все же – как плохо он владеет собой! - Все, месье, - привел его в чувство голос Базена. – Большего сейчас не сделать, хотя я все же настаиваю… - Довольно! Мне неинтересно ваше мнение. Арамис стегнул лошадь. В галоп сейчас не пошлешь, но шагом и иногда рысью он ехать мог, правда, часто обеими руками опираясь на луку седла, порой чувствуя, как кружится голова. Отдых ему действительно нужен… но не сейчас… Базену доверять нельзя. Конечно, он предан хозяину, потому что мечтает тоже сделать карьеру в церкви, поднявшись следом за ним. И вроде бы он всегда был недоволен появлениями герцогини. Но все же… что если это все притворство? Или он просто решит, что услуга тем людям полезнее, чем этим… В любом случае, просить слугу даже просто передать неизвестный пакет опасно - Базен может как в точности исполнить все, так и предать. Так что Арамис продолжал держаться в седле, больше силой воли, чем физическими силами. И стараясь как можно больше занять свои разум любыми измышлениями: хоть изречениями из Евангелия, хоть подсчетами проделанных и впереди лежащих миль. Как добиться встречи с королевой? Впрочем, нет, это как раз точно невозможно. Ему нужна встреча с графиней… хотя после того, что могло случиться с ее мужем, это выглядит не самым благородным жестом. Однако более он доверять точно никому не может. Остается только попросить встречи со статс-дамой и передать ценности ей. Может быть, еще успеет что-то объяснить… Держаться в седле становилось все тяжелее. Сколько миль осталось? Десять? Пять?.. Дьявольщина! Уже взгляд плывет, нужна передышка. Арамис придержал лошадь, тяжело дыша. - У нас… есть вино? – хрипло бросил он. Базен молча протянул ему бутылку – вот шельма, и не забыл же прихватить на постоялом дворе! Но сил его благодарить за сообразительность не было, молодой человек старался даже не двигаться, не кивать головой. Так что, сделав несколько глотков, во время которых Базен заботливо продолжал придерживать бутылку, Арамис просто отдал ее обратно, беря вновь поводья. - Как приедем… - заговорил молодой человек. – Я хочу видеть… графиню… де Ла Фер… Если я сам не доеду… добейся, чтобы… она пришла ко мне… - Слушаюсь, месье! - Едем! Головокружение не прошло, но изменилось – теперь это было головокружение от опьянения. Зато боль несколько отступила, бедро чуть ныло, но уже не отзывалось на каждое движение лошади. Что ж, у него есть еще шанс добраться до Фонтенбло, осталось ведь уже не так и много. Хотя бы до трактира… *** Диана, отложив вышивку, сделала знак мадам дю Валлон присесть возле нее – расстроенный вид Полетт не укрылся от нее. - Вы плохо себя чувствуете? – заботливо спросила королева. - Нет, я… - Если вам нехорошо, то лучше остаться в постели. Хотите, я пришлю к вам доктора? Может быть, вам лучше… - Со мной все в порядке, ваше величество, - осмелилась прервать ее Полетт. – Я прошу прощения, если я плохо исполняю какие-то свои обязанности! Но вашему величеству не стоит так беспокоиться обо мне! - Однако дело не в ваших обязанностях, - покачала головой Диана. – Я лишь волнуюсь за вас, помня о вашем состоянии. - Я благодарна вашему величеству! Мадам дю Валлон помедлила, затем со вздохом добавила: - Но дело не в моем состоянии. Меня расстроил батюшка, он… посетил меня сегодня утром и мы поссорились. - Он вновь выражал недовольство вашим браком? - О, это главное развлечение моего папеньки после нашего венчания с господином дю Валлоном. - В таком случае вы должны были уже привыкнуть к этому? Полетт вымученно улыбнулась. - Все так, ваше величество… Вы во всем правы, от вас этого не скрыть. На этот раз месье де Моро явился, чтобы сообщить мне следующее. В Париже ходят слухи… а мой батюшка как раз был в Париже, представьте, как досадно! - Да уж, - на этот раз скривилась Диана, догадываясь, что это могут быть за слухи, но немедленно же попыталась пошутить. - Я тоже заметила, что существует некая отвратительная закономерность: если кто-то может оказаться в ненужном месте в ненужное время, то он непременно там окажется. Мадам дю Валлон слабо улыбнулась. - Вы опять правы, ваше величество. И мой батюшка, конечно же, оказался в Париже сейчас, да еще и услышал где-то о том, что ее величество… то есть вы, скоро можете оказаться без короны, а может, и без головы. - Как мило! Лицо Дианы превратилось почти в маску. Какова дерзость! Интриганы не просто затеяли это все, но еще и начали распускать слухи! - И как многие знают об этом? - Да, государыня, - закивала Полетт, - именно это и взволновало меня более всего. В противном случае я бы просто выставила бы его вон, вы верно заметили, что его постоянные пустые упреки меня за это время давно утомили. - Но как это выяснить? - Я уже это выяснила, ваше величество. К счастью, мой батюшка в гневе довольно болтлив, так что его достаточно просто выслушать, порой вставляя нужные вопросы – и он сам не заметит, как ответит. - И что же? - Об этом знает довольно узкий круг людей, вхожих в Голубую Гостиную. И даже там не всех посвящают. - Но его же посвятили! Разве ваш отец там бывает? - Разумеется, нет! – тихо рассмеялась Полетт, представив батюшку в том салоне. – Его пригласили только однажды, в этот раз. И, я уверена, вы понимаете, для каких целей и зачем понадобилось… - А, - сообразила Диана. – Хотят, чтобы он склонил вас против меня? Или просто рассчитывают, что до меня дойдут эти слухи? - Полагаю, их устроят оба варианта. А также сведения, которые я могу ненароком выдать, кто и за чем мог отправиться… или не отправиться. Я намекнула на последнее, разумеется, сказав, что мне ничего неизвестно, однако же я просто считаю своим долгом оставаться при государыне до конца, как следует и всем другим. Полетт на мгновение отвернулась. Разговор с батюшкой вышел гораздо более неприятным, чем ей этого хотелось. К упрекам его она действительно привыкла. Но когда он заговорил о том, что она слишком глупа, а потому вскоре лишится всего… мадам дю Валлон готова была лично броситься на него с кулаками. Да кто он такой, чтобы до сих пор осуждать ее выбор?! Батюшка во всем пытался показать месье дю Валлона хуже себя. Но к словам о нищете Полетт привыкла и только смеялась в ответ. - В отличие от вас, месье, мой супруг умеет не только копить деньги, но и преумножать, - последнее время отвечала госпожа дю Валлон, поскольку ее супруг по совету какого-то стряпчего очень удачно заработал денег на каких-то делах. Полетт в некотором роде гордилась своим мужем, хотя буржуазные дела дворянину и претили. Однако молодая женщина интуитивно понимала, что ныне приходит иное время. Вращаясь при дворе, мадам дю Валлон замечала, что все чаще там появляются те, кто положение свое получил не за древность фамилии, а за иные заслуги. Поместье родителей, конечно, всегда ценно. Да только земли этих людей давали не меньше прибыли, а то и побольше, одновременно почтения они порой не меньше получали. Так что Полетт никак не осуждала, что муж имеет дела с какими-то стряпчими да торговцами, наоборот, последнее время подумывала, а не сунуть ли и ей свой носик во все это. Не из недоверия к месье дю Валлону, а наоборот, опасаясь, как бы того не обвели вокруг пальца все эти оборотистые буржуа. Еще одним поводом для гадостей в адрес супруга месье де Моро видел в том, что тот ныне проводит время на войне. - Не скатывайтесь до глупых анекдотов, - как-то осекла его Полетт. Мадам дю Валлон, влюбившейся в лазоревый плащ и военную выправку нынешнего мужа, мысль о его службе всегда несли только радость. Но не война, на которую уже второй раз отправился Портос. Боевые действия всегда пугали, несмотря на весь великолепный вид супруга, молодая женщина все равно боялась. Вот только упреки батюшки напоминали попытки рассказать несмешной анекдот о том, как муж ушел на войну, а супружница тем временем… Но последняя глупая выходка с посещением салона и упреки в этих сплетнях изрядно разозлили молодую женщину. Как она и сказала королеве, ее хотели столь глупо провести, желая выведать подробности того, что сделала королева, предполагая, что отец в ярости после разболтает то, что узнал от дочери. Так что в итоге беседа их превратилась в довольно бурную ссору. Правда, Полетт и тут не теряла головы. - Если вы, месье, полагаете, что одни лишь глупые слухи заставят меня оставить людей благородных, то вы жестоко ошибаетесь! Я не вижу для себя более скучного препровождения, чем посещать салон, ведя пустые разговоры, но лгать себе, что это важно для нашего государства и нашего народа. - Ах, благородных! – кричал батюшка. – Это кто же благороден и чем? Где ныне этот твой благородный муженек?! - В армии, сударь. - В армии? А его ведь видели тут… - Это тоже вам рассказали в Гостиной? – вздернула головку Полетт. – Ну так запомните, месье, что прежде чем повторять глупые слухи, их надо хотя бы проверить. Мой супруг был тут, воспользовался коротким отпуском, чтобы повидаться. Ныне же он уехал обратно к боевым действиям. - Или изменяет вам! - Какая трогательная забота о моей семейной жизни! Или вы надеетесь просить для меня развода? - А вы, сударыня, думаете, что этот ваш дю Валлон лучше прочих мужчин? – перешел к своей любимой теме батюшка. – Обрюхатил вас, а тем временем будет бегать по иным девицам и шастать по кабакам. - Судите по себе, месье? Он замахнулся. Но Полетт ответила ему спокойным взглядом, не дрогнув и слабо насмешливо улыбаясь. - Что же, сударыня, - медленно опуская руку, бросил он, - вы полагаете, ваше положение вас спасает от всего? Муженек руку на вас не поднимает, потому что опасается за недоноска? Отвыкли и позабыли свое место?! - Мое место там, где укажет муж. - И он вам еще не так укажет! Эдакий зверь и вояка! – не мог успокоиться батюшка. – Будете еле ноги волочить! - О, мне жаль думать, что я, по вашему мнению, настолько неблагодарная и непослушная супруга, ибо в ином случае мне нечего опасаться месье дю Валлона, - совершенно взяв себя в руки, улыбнулась Полетт. – Однако же за одно я спокойна: мой муж меня не принудит ложиться под другого мужчину. С этими словами она позвала слугу и велела проводить господина де Моро, который уже торопится. Оставшись одна, молодая женщина некоторое время лежала, пытаясь унять лихорадочную ярость, которая била ее. Как же ей хотелось просто отвесить пощечину этому человеку и высказать ему, что более не зависит от него и его приказов, что не желает его видеть… Но сама же боялась этого чувства: как можно так относиться к отцу?! Лишь немного успокоившись, Полетт решилась приступить к своим обязанностям и явиться к королеве, хотя в голове продолжала прокручивать разговор с батюшкой, но уже по иной причине – проверяла, насколько разумными были ее ответы. - Это очень благородное решение, дорогая мадам дю Валлон, - вывела ее из очередной задумчивости королева. - Я сказала то, что думала, ваше величество. - Однако кто знает, как ваши мысли отразятся на вас, если… надежды этих людей осуществятся. - Я осмелюсь предположить… - Что именно? - Что даже если известная вам кампания не увенчается успехом, то и надеждам этих людей не суждено осуществиться. Если мне позволено будет сказать… чувства его величества гораздо сильнее ударов этих людей. Они лают и даже рычат, но укусить не могут. Диана хотела ответить, что Полетт и близко не представляет себе чувств Людовика. Но отчего-то промолчала.