Совсем другой век

Не обнаружив юноши возле себя, сеньора всей кожей ощутила страх. Что-то не так! Он не просто вышел, например, послать служанку за вином… Записку она увидела почти немедленно. И, пробежав строки, вовсе на миг потеряла все силы, буквально падая на стул рядом и задыхаясь – от ужаса она почти не могла дышать, ее всю трясло при мысли, что теперь все… Впрочем, почему все? Бывшая Анна де Брей, бывшая Миледи и нынешняя сеньора де Маркес встряхнулась. Она еще жива и свободна. И может уехать… Обдумывала она все быстро, стремительно, но находя самые точные ответы. Дон Мигель где-то рядом – не зря гасконец его упомянул. Значит, времени мало и некогда собираться, закладывать карету… - Кэтти! Вставай, лентяйка! Сеньора трясла служанку, готовая даже избить ее, если это заставит глупую девицу поскорее двигаться. - Одеваться, живо! – велела она едва продравшей глаза горничной. Дождавшись, когда камеристка затянет корсет, Миледи велела служанке отправляться вниз и велеть оседлать ей лошадь, нужно было торопиться, с прочей одеждой она решила справиться сама. Часть драгоценностей, которые у нее были при себе, сеньора спрятала вместо подвесок за корсаж, благо, таких было мало, остальное хранилось в надежном месте, выбранном ею еще много лет назад. И зачем она только забрала оттуда перстень графа? Столько лет там пролежал спокойно, а сейчас… Может, это он привлек к ней неудачу? Миледи вновь заставила себя встряхнуться - она не верила ни в Бога, ни в дьявола, чтобы поддаваться подобным мыслям! - Готово все, - доложила Кэтти, появляясь в дверях. - Как предусмотрительно было взять дамское седло, - пробормотала сеньора себе под нос. А затем повернулась к камеристке: - Прочие вещи соберешь и отвезешь в особняк на Королевской площади, там на мое имя снят дом. - А вы как же?.. - Приеду, когда надо будет! – отрезала де Маркес. – И придержи язык, узнаю, что ты обо мне всем все рассказываешь – пожалеешь! Подхватив плащ и плотнее натягивая шляпу, сеньора покинула комнату. И немедленно же метнулась в сторону: на лестнице послышались шаги, Миледи была уверена, что в этот час сюда может направляться лишь один человек. Ну ничего, здесь наверняка есть иная… Есть! Правее! Сеньора торопливо сбежала по ступеням лестницы для слуг. Та вела во двор, что было вдвойне удачно. И в тот момент, когда наверху Кэтти, заикаясь от испуга, пыталась объяснить, что ее хозяйка только что ушла, а куда – она не ведает, мадам де Маркес уже впрыгивала в седло готовой для нее лошади. Она отомстит! С этими мыслями сеньора подгоняла лошадь, однако не решаясь скакать быстро в ночи, понимая, что так может только скорее свернуть себе шею. Поначалу она собиралась поспешить в Париж, в выбранный для себя дом. Но почти немедленно эту идею отвергла: дом снят был для сеньоры де Маркес, графу де Сельденье не составит труда ее там отыскать. Конечно, у дона Мигеля нет никаких полномочий в Париже, однако нет никаких сомнений, что он и как частное лицо добьется большего, чем она, называя себя француженкой. Испытывать судьбу вновь не хотелось. Д’Артаньян… Этот юный наглец не просто оказался рядом, но следовал за ней – в этом сеньора теперь была уверена. Но зато ныне было ясно и то, куда отправится гасконец. Раз ему были нужны подвески и он при этом дружен с Атосом (при этом имени Миледи передернуло), а не с королевой-матерью, то повезет он ценности в Фонтенбло. Что ж, надо будет со всем разделаться разом! Лучше всего подстеречь юношу раньше, к дворцу сеньора приближаться не желала, подозревая, что там ее многие могут узнать. А ведь как все удачно началось! Она попросила встречи с Гастоном, представилась прошлым именем, чтобы не выдавать его матушке и ее людям, под каким ныне прозвищем она вернулась во Францию, поскольку сеньора не сомневалась, что герцог обо всем доложит старой королеве. Глупость прошлой нанимательницы все же была не столь глубока, как ее отпрыска, который лично показал ей подвески, хранящиеся у его супруги. Миледи сделала вид, что ценности ее более не интересуют, переключив внимание на принца – благо, что его самолюбие затмило ему все, а его неразборчивость была столь велика, что, даже зная правду о ней, герцог Орлеанский не брезговал, а находил в этом что-то для себя даже любопытное. Напоить его вином и утомить в постели было легко. И совсем скоро сеньора, посмеиваясь над глупостью бывшей королевы, а ныне герцогини Орлеанской, направлялась в ее комнаты, чтобы срезать два украшения… Там она, правда, едва не попалась – выскользнула за дверь за какие-то пару мгновений до того, как в комнате появилась Анна Австрийская лично. И, опасаясь, что та может немедленно поднять тревогу, да и вовсе считая нужным поскорее покинуть дворец, сеньора почти бегом спустилась по лестнице боковой башни – благо, что ей заранее рассказали об этом выходе. Ей везло… А впрочем, кого она обманывает?! Ей не везло и ничего у нее не складывалось последнее время! Там, в Испании, дон Мигель начал проявлять к ней интерес – и новоиспеченная сеньора де Маркес решила, что у нее появился новый шанс. Однако… он обнаружил клеймо! И это в тот момент, когда она уже была его невестой, когда граф де Сельденье лично принес ей фамильные ценности как предсвадебный подарок! Миледи и вспоминать не хотела, как ей вновь пришлось бежать, прятаться, впроголодь питаться, как потом пришлось пересекать границу – счастье, что временно между странами царило перемирие… На этот раз она сделала ставку на Ришелье. Граф де Рошфор, человек кардинала, встретился с ней однажды и передал задание… Менг! Сеньоре вспомнилась та встреча и юноша с обвязанной головой, требующий чего-то от шпиона Ришелье. Вот где она видела д’Артаньяна! Вот откуда ей знакомо его лицо! Черт! Отчего она не вспомнила вчера?! Ехать в темноте было почти невозможно, а искать приюта где-то Миледи опасалась. Поэтому, спрыгнув с лошади, она сошла с дороги и устроилась под деревом, шипя от недовольства подобной ночевкой. Но пытаясь себя утешить тем, что сырая земля и плащ все равно удобнее тюремного тюфяка. Все опять шло не так! Но там, близ Фонтенбло, она сможет взять реванш. Она отберет сразу все подвески. И… убьет Атоса. Простые размышления подсказывали, что друг д’Артаньяна будет там, он ведь еще и муж нынешней статс-дамы. Наверняка именно он явится за украшениями, а значит, можно будет разделаться с проклятым прошлым. Куда явится, пока Миледи не знала, поэтому дремала, попутно гадая, следует ли ей ехать за гасконцем или нет. Лучше вперед, решила она. Преследователя д’Артаньян может заметить. А там, на месте, она сможет уже решить, где скорее следует искать и поджидать бывшего мужа. Только бы не попасться ему на глаза… С этим она и уснула. *** - Мне все же кажется это… некоторым безумием, - вздохнула Элен, разглядывая приготовленный королевский наряд, но думая вовсе не о нем, а о той идее, которую вдруг озвучила подруга – проверить чувство мужа к ней. - У меня все равно и выбора нет! Диана чувствовала себя Марией-Антуанеттой, перебирая украшения и думая о том, что это будет поход на эшафот. Но выбора у нее в самом деле попросту нет – подвески так и не привезены, а Луи будет уже завтра. И если день проходил в подготовке приезда мужа, то теперь все было готово и ждало лишь собственно прибытия короля. - Еще только послезавтра, - попыталась успокоить ее статс-дама. – Они вполне могут успеть. Не стоит заранее сдаваться. - А к тому же можно сделать вид, что я не поняла его намек… - Конечно! – наигранно бодро поддержала ее графиня. – И выиграем еще время. Ну и в глазах придворных будем держать лицо. Возможно, объяснение и не такое удачное, однако вполне подходящее. - Да сейчас уже почти все про это знают, - грустно усмехнулась королева. – Плохие слухи всегда распространяются быстро. А как я поняла со слов мадам дю Валлон, эти люди очень постарались, чтобы закулисье этой истории стало известно как можно большему числу зрителей. Здесь не будет никого непосвященного. - Наверное, ты права… Элен вновь невидящим взглядом уставилась на платье, возвращаясь к своим мыслям о будущей жизни. Что повлечет за собой возвращение мужа? Она сейчас готова учиться понимать его, но готов ли он продолжать их попытки быть вместе? То, что он не отказал в просьбе, значит ли что-то? Или все идет к разводу? Для Атоса важен наследник. И это желание она полностью понимала, как понимала, что если она не может ему подарить ребенка, то ей и вправду лучше исчезнуть из его жизни. Будет ведь герцогиня де Шеврез… - Полагаешь, серый с серебром все же чрезмерно? – спросила о своем Диана, неверно истолковав этот взгляд. - Что? А, нет, напротив! - Алмазные подвески, конечно, великолепно бы его дополняли… но дополнять будет нечем. Попробую выбрать что-то еще. Серебра у меня немного, особенно в сочетании с алмазами, а золото здесь будет неуместно. Может быть, жемчуг? Тем более, сейчас он безумно популярен и в украшениях, и в волосах. Графиня присела на стул у окна, поерзав. - Надо вводить мягкую обивку, - в пустоту бросила она. – Повсеместно, а в старых замках – в первую очередь. Слова были скорее словами, потому что недавно Элен сама любовалась мебелью Фонтенбло, отмечая, что именно эти деревянные стулья-табуреты идеально сочетаются с деревянными обивками стен замка. - О, я готова стать новатором в любой области и даже взяться за введение моды на вилки, мягкую мебель, цветочные духи и даже кринолин! Если удержусь на этом месте… - Удержишься! - Однако я все равно не могу избавиться от мыслей, которые появились после слов Полетт. Наверное, это и вправду безумно. - Но я тебя понимаю, - кивнула Элен. – Потому что сама предпочла бы знать точно, что мужу важнее мое слово, а не наговоры других. Диана молча кивнула. - А твое платье готово? – попыталась перевести тему она. – Ты, кажется, хотела на этот раз голубой… - У нас не планируется бал, подумав, я решила, что не нуждаюсь, - отмахнулась графиня. И вернулась к прежней теме: - Однако этот случай мне не кажется удачным для проверки чувств его величества. - Я была бы рада с тобой подискутировать на эту тему, если бы у меня были варианты действий, - отшутилась Диана. - Да, конечно… Элен переключила внимание на шкатулку с королевскими украшениями, решив, что лучше занять себя этим – помочь подруге выбрать ценности на замену подвескам, можно воспользоваться же классическими объяснениями, что бриллианты плохо сочетаются с этим нарядом. Хотя именно к ним он и подбирался. - Я попросила мадам Бонасье поселиться в той таверне, где она видела д’Артаньяна, - тихо произнесла статс-дама, откладывая два кольца и сравнивая их между собой: одно прекрасно подходило рисунком, во многом повторяя вышивку на платье, другое выигрывало серебром, но казалось простым. – Хотя я и рассчитываю, что все будет гораздо проще: Атос может принести их мне. - Так Констанция может быть в опасности! - Не думаю, - Элен уверенно вернула первое кольцо и оставила второе. – Мы сделали все, чтобы о ней думали, как о поддерживающих их, а не нас. Кроме того, с ней дворцовая служанка, если что-то случится, она прибежит сюда. - Но если ее увидят с д’Артаньяном! – Диана добавила к кольцу подходящее колье. – Тогда ему придется защищаться самому и защищать ее. - Возможно. Однако, насколько мы знаем этого молодого человека по книге, это для него не составит особого труда. А вот нам надо как-то позаботиться о том, что ему нужно еще попасть во дворец. Это, конечно, не парижская ратуша, но завтра тут будет твориться нечто невообразимое. И люди кардинала наверняка будут настороже. Королева вдруг ощутила злость от всего своего бессилия, от того, что она старалась никому ничем не навредить и сделать как лучше, а вновь оказывалась виноватой, от того, что очень скоро ей придется выдерживать десятки ненавидящих взглядов. Все это Диана не могла скрыть, но пока вся злость выплеснулась только в том, что она с досадой захлопнула шкатулку – выбирать что-то больше не хотелось, все это не замаскирует отсутствие подвесок. А завтра, если ей и привезут украшения, то могут просто не прорваться через людей Ришелье… - Не буянь! А то горничные будут тебя бояться столь же сильно, как и твоего мужа, - хмыкнула Элен. - Пусть боятся. Недолго им осталось меня страшиться. Графиня вздохнула, но решила не возражать. Обычно более скептически настроенная, сейчас она отчего-то продолжала верить в лучшее: книга сбывалась, пусть и не в деталях, но в целом, так почему бы не сбыться и на этот раз? Чтобы не спорить, Элен позвала дам – час уже был поздним, пора было заняться вечерним туалетом королевы. Диана попыталась подавить свое раздражение хотя бы временно, чтобы не срываться на двор – в конце концов, они ни в чем не виноваты, а ее плохое настроение только станет поводом для очередных насмешек после. Нет уж, пусть остаются пока в догадках, насколько у нее все хорошо или плохо! Молодая королева устало взглянула на подругу словно бы в последней надежде… непонятно на что, но хотя бы просто увидеть понимание и поддержку, что она неплохо справляется со своей ролью. Та ответила уверенной улыбкой и легким поклоном. И королева наконец отпустила всех, пожелав остаться одна. Элен на мгновение остановилась на пороге, еще раз пытаясь понять, все ли в порядке с Дианой. Но та неплохо держала себя в руках и, если и злилась или расстраивалась, то сейчас по ней было этого не видно. *** Стук в дверь отвлек юношу, который уже готов был покинуть комнату, настроившись на завтрак. - Дон Мигель? – удивленно встретил гостя д’Артаньян. – Если вы собираетесь взять меня в гости к той даме… - С удовольствием бы пригласил, - хмуро отозвался тот. – Однако это ничего не даст. Она сбежала. И от ее камеристки я не добился ничего, кроме того, что она уехала еще ночью, незадолго до моего появления. - И вы ждали до утра, чтобы сообщить мне об этом? - Разумеется, нет! Я немедленно попытался найти ее, но в ночной темноте это бесполезное занятие. Молодой человек задумчиво покрутил в руках перевязь. - Предлагаете мне принять участие в ее поисках? – наконец предположил он. – Я бы рад, дон Мигель, но вынужден отказать – у меня неотложное дело, мне необходимо торопиться и, боюсь, совсем в другую сторону. - Это ваше право, - чуть поклонился испанец. – Однако я пришел более для того, чтобы предупредить вас: эта женщина весьма опасна. - Опаснее гвардейцев Ришелье? Юноша невольно усмехнулся, ему по-прежнему подобные разговоры казались смешными. Ну что она может? Украсть подвески – да, но чтобы убивать? Нет, это совсем не вязалось с ее хрупким обликом… Хотя, справедливости ради, в какой-то момент вчера д’Артаньяну она показалась какой-то очень… уставшей? Старше ее настоящих лет? - Уверен, что опаснее, - спокойно подтвердил дон Мигель. Молодой человек лишь недоверчиво покачал головой. Их беседу прервал Планше, вернувшийся с завтраком и принимаясь расставлять все на столе в комнате. - Не желаете продолжить за едой? – предложил гасконец, попутно думая о том, не согласится ли после граф взять на себя расходы за завтрак. Планше наверняка что-то стащил незаметно, но за что-то надо будет ведь и заплатить, а оставшихся у юноши денег было... непростительно мало. - Благодарю, - принял приглашение дон Мигель, занимая место за столом. – Я не буду настаивать, господин д’Артаньян, однако же я видел, на что она способна, сбегая от меня, она не брезговала ударами стилета, так что я бы посоветовал вам быть осторожнее – эта женщина не успокоится, пока не отомстит вам. - Ах да, ваши украденные ценности! Гасконец повернул перстень, подаренный ему сеньорой, сапфиром наружу, хотя ранее прятал камень от любопытных взглядов постоялого двора. - Это ваше, сеньор? - Нет, - покачал головой дон Мигель, едва бросив взгляд на кольцо. – Оно мне незнакомо. Это… она дала вам? - Да, я полагал, что она так решила избавиться от вещи, которая ее тяготила. Во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление, когда я говорил с ней, словно бы она даже рада избавиться от перстня. - Увы, но среди ее вещей я обнаружил только пару своих, - признал испанец. – Впрочем, остальное я надеюсь отыскать у нее в доме. - Вам известно, где она живет? - Горничная призналась, куда велено отвезти вещи, полагаю, что все прочие уже находятся там. - Вероятно, - отозвался гасконец, но при этом в его голосе не было ничего похожего на согласие. И через мгновение он объяснил это: - Хотя если этот дом снят недавно, то там им взяться неоткуда. Да и рискованно так хранить подобные ценности. Дон Мигель медленно кивнул, соглашаясь. - У меня более нет других мыслей, где искать ее и украденное, - признал он. – Ну что ж, наши с вами пути тут расходятся? Я направляюсь в Париж… - А что если вам отправиться со мной? Испанец удивленно уставился на юношу, не представляя, куда и зачем надо ехать ему, если только недавно д’Артаньян убеждал его, что их пути расходятся, а за де Маркес он гоняться не собирается. - Вы сами сказали, сеньор, что эта женщина не успокоится, пока не отомстит, - принялся объяснять молодой человек свое предложение. - Думаете, месть вам для нее настолько важна? - Не только, - довольно хмыкнул д’Артаньян. – Однако я забрал у нее кое-что… что не принадлежит ей и что я должен вернуть. - А! Дон Мигель ненадолго задумался. - Однако, простите мое любопытство, господин д’Артаньян, - произнес он наконец, - вы полагаете, что эта дама решится вернуть себе то, что перед тем украла? Мне кажется, ее… профессия должна была приучить ее к подобным неудачам. - Это, возможно, и так, но, как мне кажется, она это все же сделает, потому что от этого зависит ее шанс на защиту кардиналом. - И все же… - А еще, - прервал его д’Артаньян, - эта дама определенно знает одного из моих друзей. Судя по всему, знает примерно, как вас, поскольку вчерашний вечер она посвятила уговорам меня вызвать его на дуэль. Конечно, тогда она была уверена, что он не мой друг, но мой враг. Ныне же я склонен предполагать, она знает правду. - Значит, выполнение приказа покровителя и возможность отомстить двум обидчикам? – понял его испанец. - Именно, сеньор! - Что ж, теперь и я склонен думать, что она будет преследовать вас или даже попытается опередить, если знает, куда вы направитесь. - Полагаю, знает. - Тогда не будем терять времени и отправимся в путь! Тем более, что я давно велел оседлать мне лошадей. - Наши еще пока не готовы, - не удержался от лукавства юноша. – Но я немедленно отправляюсь за ними, дорогой граф. Итак, вы со мной? Тогда заканчивайте завтрак и спускайтесь к конюшне! - Идемте, господин д’Артаньян, - отставил стакан испанец. – Пока вы будете заниматься лошадьми, я расплачусь за завтрак. - Вы очень любезны! - Бросьте, это пустяки. Гасконец мысленно вздохнул. Дон Мигель своей щедростью напоминал ему Атоса. Когда бы ему самому перестать считать деньги и говорить, что это пустяки? Д’Артаньян сделал жест, замеченный у друга, давая знак Планше, чтобы тот забрал остатки еды с собой. Этот плут бы и так не упустил случая прихватить с собой то, что досталось им за свои деньги или даром, но юноше хотелось проверить, понимают ли его по одному лишь жесту, как и графа де Ла Фер. Слуга поклонился, давая понять, что все заметил и все исполнит в лучшем виде и немедленно. Молодой человек же отправился к лошадям, твердя себе, что это не скупость и не обман, а лишь предусмотрительность – им предстоит еще немалый путь и не стоит тратить время на другие трактиры. Дон Мигель расплачивался с хозяином постоялого двора, д’Артаньян вздохнул, заметив золотые монеты в руках нового знакомого. Но немедленно же бросил взгляд на свой перстень – зато эта ценность осталась при нем! Можно будет продать и получить тоже немало подобных звонких новеньких луидоров! *** Сон не шел. Диана и сама не понимала, как так вышло, что слова Полетт зародили в ней эту идею, однако сейчас она и вправду задавалась вопросом: а может ли она надеяться на то, что муж просто поверит ей, а не станет прислушиваться к наговорам на нее? Или любая клевета ему кажется поводом для ее подозрений? Ее слова и ее чувства совершенно ничего для него не значат, пусть даже до сих пор ему не в чем было ее упрекнуть? В отличие от подруги, которая постоянно спорила с супругом и потом вынуждена была уступать, Диана обычно уступала сама, не противясь Людовику, не споря с ним и не пытаясь отстоять свое мнение. И что же? Дало ли это хоть какие-то изменения в ее жизни и в их отношениях? А если нет, то ради чего она уступает? Ведь она тоже личность, она тоже человек! Если ее мнение для него ничто, то не пора ли о нем заявить? Не самое удачное она выбрала время, конечно, с грустной иронией подумалось молодой королеве. Возможно, это будет вообще последнее «мнение», о котором она заявит мужу. Но отступать уже не хотелось совсем. Диана чувствовала странную злость. Она уступила в первую ночь. И уступала далее во всем и всегда. Она обещала это послу Англии и себе самой, определив для себя, что Луи важно, чтобы жена ему подчинялась, Диана во всем давила в себе все личное, индивидуальное, ее. Но что ей это дало?! Вот сейчас она фактически под подозрением в измене мужу! Она – которая боялась дышать тогда, когда Людовику было неугодно! Диана была готова признать даже свою вину в том, что у них до сих пор нет детей – ведь Анна все же беременела от Людовика, значит, дело не в нем. Но, пожалуй, она и без этого довода была готова обвинить себя. Однако – измена?! Сейчас понимание Луи ей было нужно просто как подтверждение: кто она для него? Если ему нет дела до того, кто подле него, то ей лучше добровольно уйти в монастырь. В этом случае она хотя бы не будет мучиться любовью… А в том, что она действительно его любит, Диана больше не сомневалась. Может, в этом и была причина злости, что кипела в ней? Одна простая фраза о любви мужа сначала заставила ее задуматься о том, как сильно ей хочется этой любви и как ее проверить. А после понимание, что ничего и проверять не придется, ей лишь остается выбрать, как встречать свое падение: с очередным послушным смирением или с гордым упрямством. И теперь в ней клокотала злость, требуя быть королевой хотя бы в этом! Принять все удары спокойно и властно, а не пасть под ними. Он – эгоист, полностью зацикленный на себе! Он желает получать любовь и заботу, он буквально требует их себе! Но сам он не готов их дарить, если не считать ласки в постели. В остальном же он по-прежнему закрывается от всех. Диана не могла уснуть, подбирая слова и продумывая каждый свой шаг к приему. Она должна встретить его просто на ступенях, лишь немного ступив вперед? Или нет, это слишком явное противостояние, она же не войну объявляет, пусть это будет решение мужа. Королева должна показать себя любящей женой, но при этом правительницей, она должна встретить его, показав, что ждала и беспокоилась… Значит, надо не просто выйти к нему, но она должна улыбаться. И должна приблизиться к нему. Потом он может или обнять ее – и тогда она ответит ему со всей сердечностью, или нахмуриться и задать вопрос о том, отчего она не в том виде, в котором он ее просил. И в этом случае она гордо бросит ему… Диана покачала головой – нет, не так, это сразу скандал. В конце концов, он вправе задать этот вопрос. А что она должна отвечать? Самым простым был ответ, который они обсудили с Элен: сказать, что она просто не поняла желания мужа, но надеется, что и этот наряд ему угодил. Вот только этот ответ вряд ли полностью удовлетворит его. И, зная характер Людовика, вряд ли можно надеяться, что он отложит скандал, а позже она сможет с ним объясниться наедине. Королева вздохнула, мысленно перебирая, что еще можно ответить. Сразу объявить, что подвески похищены? И в этом случае она сразу же получит обвинение в том, что не сообщила об этом немедленно и не вызвала разбираться. «Книжный» ответ о том, что она опасалась надеть подвески, сюда тоже не подходил – толп вокруг тут не было, хотя, конечно, уже завтра у ворот замка соберутся толпы, а после и вовсе будет не пробраться, но ведь она же сама во дворце. Да и не помог тот ответ Анне Австрийской, все равно ей велели послать за ценностями и явиться в них. Диана начала дремать. Перед глазами мелькали их встречи с мужем. Вот он принимал ее в Лувре, она поражалась странному виду короля, пытаясь разобрать его речь с заиканием. Вот он хмурится, заприметив письма, выпавшие у нее из молитвенника, а она после смогла явиться к нему и выдержать спокойно его гнев. А вот он обсуждает с послом ее брак, в тот момент она не выдержала и честно сказала, как хотела бы любви… Кажется, ей тогда чудилось, что между ними все может быть иначе. Как тогда, перед отъездом, когда он подарил ей Белоснежку, когда он пел в их скромной компании близких людей, когда он целовал ее… Потом все поломалось, разрушилось разом. Кто был в этом виноват? Людовик проявил свой гнев, но она закрылась от него. И лишь после смогла вновь уступить… И опять упреки? Или она все же преувеличивает? Он лишь проговорил про наследника, а про подвески не сказал еще ни слова. Может быть, Полетт все же права и ей не стоит бояться, а ждать от него другого?.. А может, подвески завтра и вовсе привезут. И она успеет вовремя… Но нет, она и в этом случае не наденет их сразу… Или не надо злить мужа? Однако она больше не может мучиться вопросом, она должна точно знать, любит ее Луи или нет, а если любит, то эта любовь – это доверие или лишь его эгоистичная сосредоточенность на нем самом? Он страшный эгоист, он ждет любви себе, не готовый дарить ее… И одновременно он заботится о ней и обо всей стране… Ответ мужу крутился в голове, но одновременно никак не мог сформироваться, она чувствовала слова, но не могла их связать между собой. Они ускользали за сном, в который все глубже падала… Она не уступит – понимала Диана. Но и не проявит неповиновения…