Совсем другой век

Легко догадаться, что подвески королеве принесла Констанция – сопровождаемая слугами она без проблем достигла замка. А здесь у нее ненадолго вышла заминка, но помогла Полетт, которая от лица королевы потребовала пропустить кастеляншу. Поскольку мадам Бонасье никто до сих пор не подозревал в благосклонности к молодой правительнице, возражать не стали, и Констанцию наконец пропустили во дворец. Правда, уже после того, как был закончен туалет Дианы. Все это происходило не так быстро, потому что Планше честно не выпускал мадам Бонасье до рассвета, а после… сама Констанция никак не могла решиться покинуть трактир, надеясь, что д’Артаньян вот-вот прибудет. Время шло, гасконец все не появлялся. И, сообразив, что промедление более невозможно, потому что король может прибыть в любой момент, мадам Бонасье поспешила все же в Фонтенбло, хотя и долгое время оглядывалась, все надеясь, что юноша уже спешит за ней, следует, чтобы защитить… А куда же подевался д’Артаньян? Мы оставили его, когда он намеревался перехватить сеньору де Маркес, отправив слугу за хозяином трактира. Первое ему успешно удалось. - Тише, сеньора! – предупредил он уже готовую закричать Миледи. – Или я при всех сдеру с вас платье - негалантно, увы, но будет столь убедительно! Она побелела от страха, угадав его намек. Посетителям таверны было не до того, что происходит с дамой, указавшей им на шпиона – они собирались с ним разобраться по-своему. По счастью, как заметил д’Артаньян, трактирщик уже послал за стражей: ему самому была не нужна репутация места, где путника могут вздернуть без суда и следствия, чтобы те постояльцы, кто мирно спит сейчас, утром обнаружили у себя под окнами подобное «украшение» накануне визита к королю. Испанского шпиона, конечно, не жаль никому, и подобная история могла бы даже многим показаться увлекательной. Вот только хитрый хозяин знал, что среди власти немало тех, кто придерживается происпанских взглядов. А кроме того это был неплохой способ зарекомендовать себя перед королем: после прибытия его величеству непременно сообщат о том, что здесь был пойман шпион. Возможно, затем и доложат о том, кто способствовал этой поимке… разумеется, если это будет выгодно - пока трактирщик не мог решить, стоит ли заявлять о себе. Так что несколько успокоенный д’Артаньян мог приступить к иному – сопровождению своей «дамы». - Куда вы меня ведете?! Пустите! - шипела она. Однако же юноша крепко держал ее за локоть, ничего не отвечая. Так и провел ее на конюшню, пихнул ногой конюха, велев приготовить лошадей и побыстрее, у них срочное дело, а он дрыхнет. - Так для мадам и не расседлывали, как приказала, - отозвался тот ворчливо, но вторую лошадь взялся седлать. - Как предусмотрительно, мадам! – тихо фыркнул гасконец. Сеньора де Маркес не ответила, решая о том, как ей лучше поступить. Был велик соблазн все же привлечь к себе внимание сторонних людей… Однако это и вправду грозило ей разоблачением. А она лично видела, насколько толпа тут может быть безумна. Гораздо более удачной казалась мысль разобраться со спутником один на один. Тогда можно или уговорить его, или… Неожиданностью стало то, что д’Артаньян не собирался давать ей никакой свободы. Едва подсадив ее в седло, гасконец немедленно прикрутил ей руки к седлу, а затем привязал уздечку к седлу своей лошади. - Как вы заботитесь обо мне! – сыронизировала сеньора. – Неужели вы так боитесь остаться один? - Несомненно, мадам! – отозвался тот. И, вскочив в седло своей лошади, направился в темноту, не реагируя ни на какие реплики спутницы. Поначалу она пыталась выяснить, куда они направляются. Собственные страхи рисовали ей дорогу в Ла Фер, к лорду Винтеру… Но попытки добиться ответа ничего не дали – д’Артаньян не проронил ни слова. Затем сеньора перешла к жалобам и мольбам на то, что у нее болят руки, что у нее затекла спина, что она устала… И вновь – ничего. Молодой человек был слишком разозлен попыткой обмануть его, да еще так жестоко – угрожая жизни Констанции! И теперь д’Артаньян был уверен, что она не погнушалась бы это сделать. Возможно, она всыпала бы им обоим яд, уверив, что это противоядие. Или сделала бы это незаметно… А еще было что-то вроде страха перед этой женщиной. Она притягивала к себе, слишком соблазнительная, такая хрупкая внешне. Но, зная правду о ней, он особенно остро опасался поддаться ее чарам. Юноше казалось, что даже пары слов, с которыми он обратится к ней, ответит ей, будет довольно, чтобы соблазнить его. И все рухнет! Потому д’Артаньян молчал, сцепив зубы и напоминая себе о страданиях Констанции, когда сеньора говорила о своих невыносимых страданиях. Она заслужила эти страдания за страдания другой! К счастью, направление он хорошо знал, поэтому даже в таком состоянии не мог сбиться с дороги. Через пару часов он непременно будет на месте. Может быть, через три. В любом случае, ему надо торопиться, ему следует успеть обратно до рассвета. А время играет против него! Даже если послать галопом… Планше и Базен смогут проводить Констанцию. Но ведь там ее могут подстерегать опасности! Так что он был бы рад погонять лошадь галопом, однако темнота мешала подобному. И приходилось молча сносить стоны спутницы. Д’Артаньян на мгновение подумал, не заткнуть ли ей рот платком… но нежелание прикасаться к ней лишний раз было гораздо выше. И молодой человек просто терпел. Вдали показался шпиль собора Осера. И гасконец уже уверенно пришпорил лошадь, вынуждая и спутницу поторопиться. Сеньора тоже оживилась, надеясь отыскать здесь помощь: всегда отыщется кто-то, кто пожалеет даму, которую неволит грубый кавалер. Обнажить ее плечо будет уже не так просто, а вот перерезать поводья, если все же отыщется защитник… Но, по мере приближения к городу, де Маркес начинала понимать, где они могут находиться. А значит, догадалась и о целях. И теперь это не придавало ей сил, поскольку рассчитывать на покровительство того, кто предложил ей работу, пока она не исполнила дело, было невозможно. По правде говоря, сеньора не была уверена, что сможет получить покровительство и после исполнения дела. Эти надежды были у нее, поскольку прошлых она великолепно изучила, а нынешний давал ей новый путь. Он нуждался в шпионе среди испанцев, она – в деньгах и, в будущем, небольшом имении во Франции. Правда, небольшом лишь поначалу, ее амбиции вновь простирались гораздо дальше. Только большие деньги и титул дают спокойствие, дают возможность командовать другими, дают высоту. А она желала именно высоты, она желала повелевать, она желала богатства, чтобы иметь абсолютно все! И вот сейчас… Она почти было сдалась. Но одна мысль придала ей сил: если ей удастся обратиться к покровителю, тот не сможет отмахнуться от нее при всех. А вот к кому и как собирается обратиться д’Артаньян? Его положение простого солдата не позволит ему никуда пройти. Если только его друг… Атос… он здесь? Он ведь служил в мушкетерах… Сеньора несколько ободрилась и принялась высматривать, к кому бы можно было обратиться за помощью. Д’Артаньян делал почти то же самое, только он искал знакомое лицо среди небольшого числа охраны возле губернаторского дворца. Поначалу он надеялся на кого-нибудь из мушкетеров, лучше капитана… - Надо же, какие гости! – к ним направлялся герцог д’Орбье, но смотрел не на юношу, а на его спутницу. – Мадам, вы вернулись! - Доброй ночи, герцог! – поклонился д’Артаньян, спрыгивая на землю. – Прошу прощения, вы знаете эту женщину? - Ну конечно! – герцог на мгновение прищурился, припоминая этого человека, но, поскольку на память он не жаловался, имя всплыло само. – Месье д’Артаньян, вы привезли к нам даму, которая собиралась убить его величество. - Неожиданно, - пробормотал юноша. – Однако… это даже к лучшему. Ваша светлость, я прошу простить меня, но вы можете добиться для меня встречи у его величества? Я понимаю, что в такой час это неуместно, но вынужден настаивать. И буду добиваться этого всеми силами. Это очень важно, поверьте. - Разумеется, раз уж вы привезли сюда эту… даму, - кивнул д’Орбье. – Но прежде ступайте, выпейте с дороги, а я пока побеспокоюсь о комфорте вашей спутницы. Видите ли, надо оказать особое почтение той, что сумела покинуть парижскую тюрьму. Миледи зло усмехнулась. По крайней мере, ее пока не вешают. А это означает, что она еще сможет все изменить. Интересно, а отчего это гасконец решил просить аудиенции короля? Хочет рассказать ему правду о подвесках? Неожиданное решение, ведь до того он помогал королеве. Но не ради же новости о ее поимке он просит аудиенции! - Ах, не забудьте упомянуть мою роль в желании открыть правду его величеству на его супругу, - не удержалась сеньора. - Открыть правду? – с любопытством взглянул на нее герцог. - Что именно я, стараниями его преосвященства, конечно же, сделала все возможное, - почти пропела Миледи. И после ее увела стража. *** Перед ужином его величество предложил супруге прогулку по парку – долгая разлука сейчас не позволяла ему оставаться в бездействии. - Мне нравятся ваши усовершенствования этого дворца, - заговорила Диана, поскольку муж держал ее за руку, но они прошли уже сотню шагов, а он не проронил ни слова. – Я говорю об изменении этого парка и о перестройке крыльца. - Уверен, что последнее затянется еще надолго. - Я готова подождать итога, - немедленно уверила его молодая королева. – И пока наслаждаться парком. - Он нравится вам? - Очень. Здесь так… уютно, тихо. - Вам не хватает уединения? - Пожалуй. Я дикая шотландка, государь, я не привыкла к тому, что подле меня всегда столько народу. Но, надеюсь, я учусь… - Вы хорошо справляетесь, - тут же уверил ее Луи. Пришел черед Дианы молчать. Она пыталась угадать, насмешничает ли муж или действительно так считает. Если насмешничает, то получается, он знает правду об истории с подвесками. А если нет… то он хвалит ее, не имея на то никаких причин – ее не за что хвалить, она ничем не может похвастать. - Я должна вам… кое в чем признаться, - вдруг вырвалось у Дианы, правда, молодая женщина на миг глянула назад, убеждаясь, что их не могут слышать. - Что-то случилось? – нахмурился Луи. - Нет. То есть уже нет… - Это связано с отъездом графа де Ла Фер? - Вы правы, - кивнула Диана. – Мадам графине неудобно, что пришлось лукавить с вами, однако ее ложь была направлена вовсе не на вас, а исключительно на то, чтобы так полагали другие при дворе. - Я понимаю. Итак, где же на самом деле граф? - Боюсь, мы этого не знаем, - вздохнула королева. – Поэтому мадам де Ла Фер желала бы как можно скорее оставить меня и направиться на поиски мужа. Разумеется, с вашего позволения и с кем-то из сопровождения. - Мы это обсудим после того, как вы мне расскажете, куда же направился граф и с какой целью. Диана вновь вздохнула, набираясь смелости. - Дело в подвесках, государь. Она почувствовала, как его рука чуть задрожала. - Их украли, - поспешила добавить Диана, не позволяя его воображению додумать нечто невероятное. - Украли?! - Да. И я, не зная, какую именно цель преследуют похитители, но догадываясь, что это не просто кража, решила, что могу лишь просить помощи вернуть их. Лишь когда я получила известие о том, что вы желаете их видеть на мне… - За этим стоял Ришелье? – прервал ее Людовик. Диана помялась. - Не лукавьте со мной, мадам! – буркнул король. - О, я и не пытаюсь, - уверила его она. – Однако я не могу ответить вам со всей уверенностью. По моим сведениям, одна из дам, склонная сообщать обо всем, что происходит при моем дворе, общалась с мадам де Фаржи… - Эта нахалка была тут?! - Я ее не видела. Но мне так сообщили. Людовик недовольно поморщился – его отсутствие вновь привело к тому, что здесь немедленно начинались интриги. - Ришелье вместе с заговорщиками… - Я не могу быть в этом уверена, государь. - А я могу. У меня есть доказательства этого сговора, - пробубнил Луи. – И я разберусь со всеми заговорщиками! - Нет! Прошу вас! Король удивленно взглянул на супругу. - Однако же тогда все станет известно, - пояснила Диана. – Сейчас все вынуждены гадать, было ли похищение вовсе. - Уж заговорщики постарались! – почти прорычал Луи. - Но ныне они поражены, их словам просто нет веры. А прилюдное наказание станет признанием того, что я… пропустила удар. Людовик задумался. В словах жены был резон. Эта игра велась тайно, и прилюдное озвучивание даже маленького кусочка этой тайны стало бы подтверждением того, что в слухах была часть правды. В то время как сейчас действительно многие могли посчитать, что некоторые кавалеры и дамы приняли желаемое за реальное. - Однако я не могу оставить все это просто так. - Тогда накажите их так, государь, чтобы они получили урок, но никто не мог бы об этом догадаться. - Что вы имеете в виду? Диана помолчала, обдумывая. Луи впервые спрашивал у нее… совета?! Или это было лишь вежливое обращение? Вправе ли она вообще решать подобное, советовать ему что-то, что может еще больше отдалить от него семью?! - Я не знаю, что вам ответить, - честно признала она. – Совсем недавно… я думала о том, что я не получаю и доли вашего доверия, государь. - Вы, конечно, ошибаетесь! - Надеюсь, это так, - слабо улыбнулась Диана. – Ваши слова сегодня успокоили меня. Хотя я готова была сражаться с вами до конца за право быть не просто… исполняющей должность королевы. Людовик даже несколько смутился. - И что же вы… намеревались делать? - Не могу сказать до конца, однако же мне показалось, что в нашей жизни я всегда уступаю вам. Я не в силах возразить вам ни в чем… - А разве вы должны? - О, значит, я права: по вашему мнению, я слишком глупа, чтобы даже просто выразить свое мнение. - Но именно сейчас я спрашиваю его. - И именно сейчас я не знаю, что ответить вам, - повторила Диана. – Потому что я с радостью дала бы вам совет по-христиански простить их не во имя них, но во имя себя и возможности сохранить добрые отношения с семьей. Людовик хотел было возмутиться, однако вовремя почувствовал некое «но» в словах супруги, потому подождал продолжения. - Вот только мои мысли о том, сколь часто вам уступаю я, - действительно продолжила Диана, - вкупе с тем, что именно дали мне эти уступки… Простите меня, государь, за мою откровенность, но все это не изменило ваше мнение обо мне, как о глупой девчонке. А потому я склонна думать, что порой уступки невозможны. Король остановился близ канала. Ему стоило немалых трудов подавить в себе злость на ее слова, что она, его жена, полагает ненужным идти на уступки мужу. Немыслимые и дерзкие намерения! - Это объявление войны, мадам? – сухо бросил он. Диана осторожно сжала его ладонь своею. - Никогда, Луи! – прошептала она. - Тогда как мне следует это понимать? - Я лишь хочу быть не просто дамой в короне, государь. Мне кажется, я прикладываю все усилия, чтобы соответствовать своему положению. Но… когда я говорю о чувствах к вам, то мне хотелось бы… хотелось… чтобы ваше чувство ко мне позволяло бы вам тоже… конечно, не уступать мне, это для вас невозможно, но… Людовик едва не рассмеялся, заметив, как она все больше смущается, желая попросить просто о том, чтобы он был снисходительнее к ней и ее желаниям, уступая ее капризам или просьбам. - Готов обещать вам, мадам, больше прислушиваться к вашим словам. И в знак этого повторю свой вопрос. - Вопрос? Но я уже сказала… - Да. А я сказал, что не намерен прощать. Потому я прошу сказать, как же, по-вашему, лучше следует наказать заговорщиков? Диана хотела уже возразить, сказать, что окончательное решение – за мужем… И немедленно же сообразила, что если она хочет говорить о себе, как о королеве, принимающей решения, то озвучивать их, даже самые жестокие, тоже надо самой. Взяв мужа под руку, Диана повела его обратно ко дворцу – пора было возвращаться к ужину, уже было темно и прохладно. - Что ж, если бы мне следовало принимать решение, - вздохнула она, - тогда я сказала бы: государь, нанесите тот удар, который будет наиболее болезненным для каждого из них. К сожалению, я не знаю их так хорошо, чтобы сказать, что для них наиболее ценно, но, полагаю, у вас есть люди, кто сможет лучше вам охарактеризовать этих людей. - Вы вновь принижаете себя? - Ничуть. И в доказательство я скажу, что, как мне кажется, я неплохо изучила вашего брата. У него есть одна общая черта с его нынешней супругой. - Ненависть ко мне? - Не говорите так, - вздохнула Диана. – Однако я имела в виду их страсть к транжирству. Отсюда и решение: лишите их части содержания, урежьте его – и они ощутят удар более болезненно, чем если вы перевешаете всех их помощников. - А вы и вправду взрослеете, мадам, - усмехнулся Людовик. – Так и поступим. Что же до Ришелье… - То я прошу вас, государь, проявить к нему снисходительность, - осторожно перебила его Диана. – Я не знаю, какие причины побудили его участвовать в этом… Но я доверяю вам, что он вправду участвовал. - Боюсь, что я знаю, - бесцветно отозвался Луи. Внимательный взгляд супруги заставил короля пожалеть о своих словах – теперь придется во всем признаваться. - Его преосвященство озабочен отсутствием у Франции наследника, - скривился, будто съев что-то кислое, Людовик. – И он полагает нашу войну с Испанией затянувшейся. Ему показалось, что он нашел решение… Диана глубоко вздохнула. - Ну что ж… в чем-то монсеньор прав, - тихо отозвалась она. – Я не изменю свое мнение, государь. Его преосвященство умный человек. - Вокруг меня хватает умников! - Тем ценнее тот мудрец, кто не желает скинуть вас с трона, а печется о вашем благополучии и Франции. Людовик хмурился, он не был убежден. *** - Пригласите ко мне этого человека! Луи был порядком утомлен, раздражен… и просто зол, что этой ночью он, вместо того, чтобы отправиться наконец в спальню супруги, вынужден откладывать этот момент и заниматься делами. Но долг был превыше всего. Д’Орбье кивнул и отдал короткий приказ охране. - А что с той девкой? - Повешена, государь. - Хорошо. Вы убедились? - У меня нет оснований сомневаться. - А что с заговорщиками? Вы отправили распоряжения казначею относительно сокращения содержания? - Разумеется, ваше величество. - Пьер, а что вы посоветуете… - Относительно его преосвященства? – угадал тот. – Это и вправду непростой случай. Но если мне позволено судить, то я бы предложил намекнуть ему о том, что вам все известно, но после забыть о его участии в этой истории. - И вы?! – поразился Людовик этому состраданию от того, кому оно было не свойственно. – Вы что же, вступили в сговор с моей супругой? - О! Кажется, ее величество проявила необычайную проницательность, - несколько удивился д’Орбье. – Что ж, я буду польщен повторить ее предложение, хоть и не знаю, как оно звучало. Но интриги его преосвященства если и будут направлены на кого-то из вашего окружения, но не будут идти против вас. - Я обдумаю это, - буркнул Людовик. В дверь постучали – привели пленного испанца. - За вас просили, сеньор, - встретил его король. – Мне сообщили о том, что вы прибыли во Францию, вопреки войне между нашими странами. - Я польщен вашим вниманием… ваше величество. Дон Мигель, угадав, перед кем он находится, галантно поклонился, благо, что его развязали перед приходом сюда. - Это не так? - Это так, сир. Но я должен сказать, что я прибыл сюда исключительно по приватным делам, ничего политического. - Мне это тоже доложили, однако я желал бы разобраться во всем самостоятельно. Ваши дела связаны с женщиной, которая столь часто меняла имена, что уже и сама позабыла настоящее? Можете не беспокоиться за ее будущее больше. - Она… в тюрьме? - Она повешена по моему приказу. В прошлый раз я напрасно промедлил, поэтому теперь оттягивать это не следовало. - Повешена? – даже растерялся дон Мигель. - Если вам интересны подробности, - иронично бросил Людовик, - то накануне ее по моему приказу утащили на главную площадь Осера, где палач привел приговор в исполнение. То есть надел на нее петлю, а затем не покидал помост, не убедившись, что дело сделано и она в очередной раз не придумает себе новое имя. Если моего описания вам недостаточно, дождитесь какой-нибудь еще казни и понаблюдайте за процессом лично. - Простите, сир, - поклонился граф, - я признателен вам за подробные разъяснения. Однако же я растерялся по другой причине. Я прибыл сюда не только для того, чтобы поймать эту женщину, но и чтобы вернуть украденные ею фамильные ценности. Я полностью удовлетворен ее казнью, но по-прежнему озабочен своим имуществом. Луи кивнул – ему рассказывали то, о чем рассказал и д’Артаньян. Правда, юноша тоже всю историю знал лишь со слов испанца, а потому мог и заблуждаться, приписывая исключительно благородные мотивы там, где их не было. Накануне ночью, принимая молодого человека у себя, Людовик благосклонно выслушал его, обещал, что лично разберется с историей этого кабальеро. Хотя Луи допускал, что в реальности этот внезапно появившийся тут испанец может быть шпионом, пусть и столкнувшимся с Миледи. Однако же их столкновение могло быть ведь и столкновением двух шпионов! Возможно, они решали между собой не денежные вопросы, а иные… Хотя, памятуя прошлое этой дамы, она определенно во всем стремилась получить побольше денег. Но окуналась при этом в политику. Дело в том, что еще до казни королю сообщили о результатах допроса «сеньоры». Та настаивала: все ее действия были исполнены по приказу Ришелье, а Луи не сомневался, что кардинал всюду разошлет своих шпионов. - Что ж, это представляет некоторую трудность, - заметил Людовик. – Видите ли, дама, известная вам как Мари-Исабель де Маркес, ранее была известна как леди… Впрочем, неважно, она была не менее двух раз замужем, а потому среди ее вещей могут оказаться ценности уж точно этих двух семей. - Уверяю вас, ваше величество, я не расположен забирать чужие ценности. Господин д’Артаньян может это засвидетельствовать. - Каким же образом? - У него есть кольцо, которое он… забрал у этой дамы. И показал мне. - Очень благородно было с вашей стороны отказаться, - буркнул Людовик. – Однако все это неважно. - Неважно? - Герцог! Луи развернулся к д’Орбье, думая о том, что более он откладывать визит к жене не хочет, а остальное можно и перепоручить. - Прошу вас, разъясните нашему гостю все! С этими словами король покинул кабинет. Герцог же скрыл улыбку, догадавшись, чем вызвано дурное настроение повелителя. Что ж, он мог бы и раньше все перепоручить, сам д'Орбье не считал в этой ситуации необходимым присутствие лично короля… - Видите ли, граф, - повернулся он к испанцу. – Вы ведь сеньор де Мендоса, граф де Сельденье? - Именно так, месье… - Д’Орбье. Ваша ловкость, сеньор, с которой вы оказались в нашей стране в такое время, вызывает уважение. - Возможно, месье, вам никогда не доводилось этого делать, поэтому вы полагаете, что это слишком сложно. Однако же на деле это не представляет особой трудности даже для столь неопытного человека, как я. Герцог скрыл улыбку – уж ему доводилось бывать в воюющих странах не только с официальными визитами. - Что ж, это все равно ничего не меняет, - продолжил он. – Ваша семья довольно влиятельна в Испании. Согласитесь, было бы неверно не использовать такое влияние в подобной ситуации. Хотя бы в малой степени. - А! Вы хотите, чтобы я вел переговоры в вашу пользу? - Переговоры? Ну… можно и так это назвать, - протянул д’Орбье. – Но ведь вы желали бы вернуть себе свое имущество, не так ли? - Вы полагаете допустимым не возвращать его? - Сеньор, ответьте мне откровенно, что сделал бы в подобной ситуации его величество король Испании? Дон Мигель досадливо поморщился. Да, по закону все, что находилось у преступника, конфисковывалось в казну. Наиболее влиятельные семьи Испании, конечно, могли рассчитывать вернуть украденное у них, но иностранцу, да еще из воюющей страны, следовало бы похоронить свои надежды вернуть хотя бы медяк. - Но, месье, - стараясь сдерживаться, медленно проговорил он, - я прошу понять меня: эти вещи веками передавались в моей семье. Я не могу позволить, чтобы они отныне принадлежали кому-то, кроме моей семьи. - Увы, сеньор, я не так родовит, как вы. Но у меня есть то, чем я дорожу не менее, чем вы – фамильными ценностями. - И что же это? - Благополучие Франции. Дон Мигель некоторое время молчал, осмысливая то, что ему предлагали – фактически шпионство на пользу этой страны. Взамен на возможность вернуть то, что ранее принадлежало ему… - Однако… как я могу верить вашему слову, месье? – медленно проговорил он. – Раз уж вы не так родовиты. - Это не значит, что я нарушаю свое слово.