Совсем другой век

Свое разрешение уехать Элен получила утром следующего дня – этой ночью Людовик, между поцелуями, согласился, что графиня вправе отправиться за мужем, поскольку ее все равно будет не остановить. Но до отъезда статс-дама имела беседу с Полетт. Пришлось потратить немало времени, чтобы убедить ее остаться: ехать в ее положении было никак нельзя, а вот королева нуждалась в доверенном человеке рядом. И мадам дю Валлон, несмотря на все свои колебания и желание лично разыскать мужа, все же согласилась с доводами графини. Впрочем, как пока утешала ее Элен, ехать она собиралась недалеко – для начала разузнать обо всем у Арамиса, пользуясь тем, что он находится рядом. Потому около полудня графиня прибыла в трактир. И здесь, поднимаясь к номеру, столкнулась на лестнице с д’Артаньяном, направлявшимся туда же. - Мадам, - поклонился он. - Добрый день, господин д’Артаньян. Вы, конечно же, хотели бы повидаться с другом, но он ранен… - Это так, мадам, однако же не его рана меня беспокоит… - А то, где находятся другие ваши друзья? - Именно! Полагаю, вас привела сюда схожая цель? – оживился юноша. – Это очень удачно, я думаю. - Удачно? – такой оценки своего появления Элен никак не ожидала. – Я бы сказала наоборот: женщина, навещающая мужчину, когда он вынужден оставаться в постели, ставит его в неловкое положение, вынуждая чувствовать свою силу пред его слабостью. Так что я как раз нахожу удачным ваше тут появление. Д’Артаньян широко улыбнулся, но не рассмеялся, чего графиня ожидала, зная его характер. Да и вообще в нем ощущалась некая напряженность. - Я говорил с хозяином, - не стал откладывать д’Артаньян объяснение, кивая вниз, давая понять, что речь идет о трактирщике. – Он сказал мне, что к нашему общему знакомому прибыли… - Священник из Мондидье и настоятель Амьенского монастыря иезуитов, - прошептала Элен, озаренная догадкой. - Что? – заинтересовался юноша. - Нет, ничего, простите, - вслух произнесла графиня, сообразив, что и Мондидье, и Амьен далеко отсюда, а значит, было бы странно приглашать их приехать сюда, но и существуй такое приглашение, так скоро они не добрались бы. - Но вы правы, к нему прибыли священник из Томри, - названия, которые произнесла Элен, д’Артаньян не расслышал, - и настоятель монастыря из Блуа… не знаю, какого ордена этот монастырь. Но трактирщик сказал, что этих господ уже проводили, и я опасаюсь, как бы Арамису… - Не стало хуже? – скрыла улыбку графиня. В этот момент они оба уставились на Базена, стоявшего у дверей в комнату господина. И на этот раз, при виде вновь явившегося юноши, да еще и с дамой, слуга выпятил грудь вперед и готов был даже вступить в бой, но не пропустить подобных гостей к хозяину! В них он видел исключительно олицетворение соблазнов, которые одолевали молодого человека все эти годы: служба, женщины… - Если вашему господину стало хуже, - немедленно заявила ему Элен, - то мы просто обязаны с ним поговорить. Если же ему стало лучше, то нам необходимо с ним поговорить. И мы не можем ждать. Несколько ошарашенный таким началом Базен позволил д’Артаньяну беспрекословно отодвинуть себя в сторону. Гасконец открыл дверь, предлагая графине пройти в комнату. Элен могла лично сравнить картинку из романа с картиной в реальности, отметив все детали этого действа. Арамис был в обычной одежде, то есть в дорожных штанах и камзоле, вычищенных от дорожной грязи, молодой человек не надел лишь кафтан, поскольку рана еще мешала ему. Что было ожидаемо, подумалось Элен, взять одежду, схожую с нарядом священнослужителя, ему здесь было негде и некогда. А вот окна и тут были полузанавешены, что придавало комнате атмосферу кабинета некоего ученого мужа, увлеченного какими-то открытиями. Постарался Базен и спрятать все мирские предметы, особенно оружие. За столом, на котором громоздились свитки и пара фолиантов, по обе стороны от Арамиса сидели двое. Справа – мужчина средних лет, невысокий и чуть полнеющий, вся стать которого выдавала в нем лицо, обладающее хоть какой-то властью. Видимо, это и есть настоятель монастыря. А вот слева среднего роста, но очень тощий человек в сутане – видимо, священник из Томри. Вероятно, от этой картины Элен несколько растерялась. Чего нельзя сказать о д’Артаньяне, которого подобным было не остановить. Он прошел следом за спутницей, громко захлопнул дверь, привлекая к ним внимание. - Добрый день, графиня! – Арамис приподнялся на месте. – Любезный д’Артаньян, я очень рад вас видеть! Пока гасконец и его друг обменивались любезностями, Элен размышляла о том, насколько уместно сейчас ее появление здесь, она-то полагала, что лишь коротко спросит у молодого человека, где именно остался Атос. Графиня никак не ожидала такого попадания в роман. Даже после пересечения событий с подвесками. В этом был хороший знак, конечно. Если даже в измененных обстоятельствах она видит Арамиса с его «диссертацией», то и прочие события должны бы повторяться. Не в деталях, но в главном. Вот только той жены Атоса ведь уже нет… Главное это или деталь? Чего можно ожидать от этих изменений… - Мешаете мне? – уловила Элен слова Арамиса. – О нет, напротив, любезный друг, клянусь вам! И в доказательство моих слов позвольте мне выразить радость по поводу того, что я вижу вас здоровым и невредимым... Далее последовал короткий разговор о необходимости возблагодарить Бога за всевозможные страдания. Графиня ловила на себе колючие взгляды святых отцов, однако «закаленность» при дворе позволяла ей с легкостью их игнорировать. Элен уверенно прошла к столу, вынуждая священников невольно чуть подвинуть стулья. Гасконец же поставил стул для нее и придвинул еще один для себя. Молодая женщина, признательно кивнув ему, села напротив Арамиса, словно бы готовая противостоять ему. - Да, порой нам следует быть благодарными Небесам даже за самое простое, что у нас есть, - коротко бросила она. Ей не нравилось, что в этом сюжет повторялся, потому что сейчас она хотела просто короткого ответа, где ей искать Атоса, а не долгих разговоров об околотеософских темах, которые намерен вести Арамис. Потому что в этот момент молодой человек как раз заговорил о том, что прибытие гостей весьма своевременно, поскольку позволит им поучаствовать в их богословском споре с настоятелем и кюре. Даже присутствие сейчас дамы никого не смутило, хотя Элен и понимала, что это более жест вежливости, чем действительное ожидание от нее каких-то умных речей и предложений на тему. - Мнение военного человека не имеет никакого веса, - отнекивался в этот момент д’Артаньян, которому тоже совсем не нравилось, какой оборот принимает их беседа, - и, поверьте мне, вы вполне можете положиться на ученость этих господ. - Напротив, - канонно возражал Арамис другу, ища хоть какой-то поддержки, - ваше мнение будет для нас драгоценно. - Что ж, я точно готова вмешаться в ваш спор, - постучала пальчиками по столу Элен, мысленно потешаясь тому, как сейчас ужаснулись святые отцы идее вести спор с женщиной. – О чем же речь? - О, какая удачная идея, мадам графиня! – улыбнулся ей Арамис. Та только кивнула ему с улыбкой. - Речь идет вот о чем: господин настоятель полагает, что моя диссертация должна быть по преимуществу догматической и дидактической. - Ваша диссертация! – в ужасе вскричал д’Артаньян, только сейчас осознавая всю ситуацию. – Так вы пишете диссертацию? - Разумеется, - важно кивнул настоятель. – Для испытания, предшествующего рукоположению в духовный сан, диссертация обязательна. И пока гасконец поражался этому событию, Элен мысленно прощалась с идеей просто узнать местонахождение мужа. А значит, она не сможет уехать до завтрашнего утра, сегодня ей придется вернуться во дворец. Придется утешаться мыслью, что повторение сюжета все же должно отражаться во всем. Сейчас, среди бесед о богословии, думать о предначертанности жизни было довольно легко. - Итак, - продолжал Арамис, принимая при этом очень изящную позу и мило улыбаясь даме, желая блеснуть при ней, - господин настоятель хотел бы, чтобы моя диссертация была догматической, тогда как я предпочел бы, чтобы она была умозрительной. Вот почему господин настоятель предложил мне тему, которая еще никем не рассматривалась и которая – я вполне признаю это – представляет обширнейшее поле для истолкований: «Utraque manus in benedicendo clericis inferioribus necessaria est». Что означает: «Священнослужителям низшего сана необходимы для благословения обе руки». - Превосходная тема! – в один голос твердили священник и настоятель. - И что же в ней превосходного? – Элен твердо намеревалась хоть немного развлечься и хорошенько подразнить святош, то есть выместить на них свое дурное настроение. - Ну, разумеется, женщине не понять, - насмешливо начал настоятель. – Полагаю, вам лучше не мучить ваш разум столь тяжкими упражнениями, сударыня, во имя вашего же блага и блага вашего мужа. Упоминание супруга ее только еще больше разозлило. Какое право этот недомужчина имеет даже говорить о графе?! Странное совпадение событий зато давало ей возможность хорошенько отбрить его, благо, что сюжет сейчас сам собой всплывал в ее голове – ну наконец-то хоть какая-то польза от такого подробного знания! *** - О, вам не следует беспокоиться, святой отец, - с самым любезным видом отозвалась Элен, - мой супруг настолько разумен, что справится даже с самой безумной женой. Что же до темы, которую вы предлагаете, то она не даст ничего интересного господину автору. Не так ли, господин Арамис? - Я не уверен… - несколько растерялся от такого напора молодой человек. – Возможно, что эта тема… - На первых трех… ну хорошо, пяти страницах, - уверенно продолжала графиня, - вы распишете, добавив цитат из Библии, что Моисей благословляет двумя руками свой народ. Еще на паре страниц вы опишете, что Святой Петр, согласно Евангелию, благословляет перстами, как и Папа, наместник Петра. И что же? Священник ошарашенно хлопал глазами, настоятель открывал и закрывал рот, пытаясь отыскать достойный ответ этой дерзкой девице, которая в два счета раскритиковала его тему, которая казалась ему такой гигантской. Арамис спрятал улыбку, его настроение стремительно менялось. - Д-да, - с трудом собрался с мыслями настоятель. – Д-да… Моисей он лишь… служитель Бога… он благословляет… благословляет… - Двумя руками, - иронично подсказала Элен. - Когда евреи поражают свои врагов, - с самым серьезным видом поддержал ее Арамис, - Моисей повелевает поддерживать ему обе руки. - А Святой Петр… Графине подумалось, что ее слова совершенно выбили его из колеи и теперь настоятель никак не в силах зацепиться за что-то, чтобы вернуть себе равновесие и вновь заговорить убедительно и горячо. - Мы помним, он благословляет перстами, - ехидно подсказала Элен. – Тремя перстами во имя Отца, Сына и Святого духа. В комнате все перекрестились. Но это не помогло настоятелю отыскать подходящие слова и возражения относительно темы диссертации. - Я бы… я бы сказал, что это тянет… - искал слова он. - На десяток страниц, ну на дюжину с учетом великолепного красноречия шевалье, - пожала плечами Элен. - Благодарю вас, - поклонился ей Арамис, в то время как настоятель совершенно проглотил язык. – Я рад, графиня, что вы высказали свое мнение. И хотя я признаю, что тема, в целом, превосходная, prorsus admirabile*… Он сам себя прервал, заметив, как зевает его друг. - Я думаю, нам лучше говорить по-французски, - фраза предназначалась в первую очередь настоятелю, но тот был не в том состоянии, чтобы обсуждать, он смог лишь слабо кивнуть в ответ Арамису. Элен же с удивлением поняла, что знание двойником латыни довольно велико – ей не нужен был перевод латинских фраз. - Так вот, - продолжал тем временем пока-еще мушкетер, - я отдаю должное красотам такой темы, но в то же время... Я посчитал лучшим выбрать другой текст. Что вы скажете о такой теме: «Non inutile est desiderium in oblatione», то есть: «Некоторое сожаление приличествует тому, кто приносит жертву Господу». Настоятелю это придало сил, и он принялся упрекать молодого человека в том, что он высказывает почти ересь, уверяя о гибели души, кюре привычно поддакивал более знающему товарищу. Пока святые отцы нападали на Арамиса, поражаясь тому, что он смеет сожалеть о дьяволе, Элен, припомнив о том, что именно в этот момент д’Артаньян должен был чувствовать, что тупеет, с интересом взглянула на его лицо. Юноша ответил ей расфокусированным взглядом, кажется, он и вправду терял почву под ногами и никак не мог придумать, что же вообще следует сказать и как прервать этот балаган. - Однако выслушайте же меня, - с легкой усмешкой, но стараясь сохранить серьезность, возразил Арамис, которого все более начинала забавлять эта ситуация, он невольно переглянулся с Элен, ответившей ему подобным же взглядом. – Я не говорю, что сожалею. Нет, я никогда не произнесу этих слов, ибо они не соответствуют духу истинной веры. - Но именно эта тема позволяет о многом подискутировать, - с вдохновением подхватила графиня, и хотя пока это вдохновение было более наигранным, этого никто не заметил. – Ведь если бы тема не была спорной и не заслуживающей внимания, то мы бы сейчас вовсе о ней не говорили. - Ну разумеется! – не упустил случая вмешаться настоятель. – Видите, молодой человек, ваша диссертация понравится дамам, и это все. Она будет иметь такой же успех, как какая-нибудь защитительная речь господина Патрю. - Дай-то Бог! - с увлечением вскричал Арамис и подмигнул Элен. Кюре окончательно растерялся, настоятель задохнулся от возмущения подобной реакцией на его слова. - Успех у дам, успех у светских кавалеров, - графиня посчитала удачным момент, чтобы нанести новый удар соперникам. – Любая спорная тема прекрасна тем, что позволяет автору изложить аргументы обеих сторон, изучить их подробно, разобрать и разъяснить их, чтобы прийти к единственно верному выводу. Арамис чуть приподнял брови, кажется, не ожидая подобной поддержки, но именно этот интерес не позволил ему пока ничего сказать. - И что же вы полагаете под верным выводом? – уперся настоятель. - Я полагаю вывод, святой отец, - улыбнулась ему графиня. – Скажите мне, разве можно обратить в истинную веру того, кто не желает этого? Разве не продолжают дикари поклоняться своим истуканам, сколько бы ни крестили их? - Да что вы хотите сказать, сударыня?! – аж задохнулся тот. – Уж не упрекаете ли вы нашу Матерь Церковь… - Я хочу сказать, святой отец, что правы те миссионеры, кто, приходя в Новый Свет, не просто читают Священное Писание, но слушают вопросы, кои им задают дикари. И находят в Библии и Писании ответ им. Разве нет? - Но… при чем тут… Арамис оперся на стол, искренне наслаждаясь беседой. Если поначалу он был настроен сегодня на глубоко философский день, то сейчас начинал думать о том, что все пройдет гораздо веселее. Это не отменяло его целей, но делало их… интереснее. - Ах, ну разве это не очевидно, святой отец? – Элен сделала вид, что удивлена. – А, я понимаю, вы проверяете меня! Что ж, я отвечу. Разве достаточно сжечь книги и наказать еретиков, святой отец? Однажды уроненный сеянец сорной травы всегда будет пытаться победить самую лучшую и благородную культуру. - А потому самым верным, - подхватил Арамис, - самым верным будет этот сор вырывать с корнем. В отношении умов это будет верно лишь тогда, когда мы не будем закрывать глаза на ересь, но высмеивать ее глупости или отвечать на ее ошибки. - И потому я полагаю, что любая спорная тема прекрасна, - завершила графиня. – Вы, шевалье, в этом случае сможете собрать воедино разные точки зрения на уход от мирских радостей, подробно расписать их, а также дать оценку, насколько верна та или иная потеря, можно ли назвать ее жертвой – как в понятии Писания… - Где положительно сказано: «Принесите жертву Господу», - кивнул Арамис с видимым удовольствием. - Так и в понятии обычных мирян. А значит, это будет обширная работа, всесторонняя и при том приводящая к единственно верному выводу. Мне кажется, именно в этом ее главная прелесть. Не так ли, святой отец? Тот, ошеломленный такими аргументами, не мог ответить ей что-то. - Это было бы великолепно! – уверил графиню Арамис. - Особенно я бы хотел почитать про опровержение некоторых мирских радостей, - не удержался д’Артаньян. - Я написал рондо на эту тему, - поспешил сообщить Арамис, чтобы не позволить настоятелю наброситься на друга с обвинениями во всевозможных грехах, что было бы справедливо, но некстати. – Я показал его в прошлом году господину Вуатюру, и этот великий человек наговорил мне множество похвал. - Прочитайте, прочитайте нам его! – ухватился за это упоминание д’Артаньян. - Это немного развлечет нас. - Надеюсь, но оно религиозного содержания, это богословие в стихах. Гасконец хотел выругаться, но припомнил о присутствии дамы и вынужден был проглотить все слова. - Ты, что скорбишь, оплакивая грезы, И что влачишь безрадостный удел, Твоей тоске положится предел, Когда творцу свои отдашь ты слезы, Ты, что скорбишь, - продекламировал Арамис. Строки были восприняты благосклонно всеми, хотя настоятель все еще пытался отыскать какие-то аргументы. Он принялся вновь твердить о слишком мирском в Арамисе, но получил тот же ответ – тем проще ему будет рассматривать свою тему, обдумывая то, что считает жертвой он и что можно таковой действительно считать. - Я чувствую себя призванным рассмотреть именно эту тему и никакую другую, - завершил молодой человек. – Поэтому я продолжу работу уже сегодня. - Работайте не спеша, - выдохнул кюре, обрадованный тем, что споры завершены. – Мы оставляем вас в великолепном состоянии духа. - Да, - пролепетал настоятель, - нива засеяна, и да… продолжайте, сын мой! Арамис сделал жест Базену, который на протяжении всего спора стоял истуканом у дверей, с ужасом слушая, как в него вмешивается дама! Он был готов пасть на колени и просить господина прислушаться к его преподобию настоятелю… Но странным образом именно настоятель сейчас уходил… посрамленным? Слуга подхватил молитвенник кюре и требник настоятеля, чтобы проводить гостей и по дороге все обдумать. *** - Прошу прощения, графиня, и вы, д’Артаньян, - улыбнулся Арамис, когда за святыми отцами закрылась дверь. – Я с большим уважением и любовью отношусь к вам, однако даже ради вас я не мог выставить этих почтенных гостей. - Ну что вы, нам было даже… интересно, - тихо фыркнула Элен. - В свою очередь, мадам, я должен сказать, что с каждым днем я все более понимаю выбор моего друга. - Простите? - Я и не предполагал, что вы и вправду сможете так дискутировать с настоятелем! Словно бы написание диссертаций для вас привычное дело. Молодая женщина со вздохом вспомнила далекое прошлое-будущее, где до диссертации ей было слишком далеко, но учиться писать какие-то работы и хотя бы немного анализировать тему было необходимо. - А я не предполагала, что вы вернетесь так скоро к намерению принять постриг, - поспешила сменить тему Элен. - Да, на Арамиса оказала свое действие благодать, - не удержался от ехидства д’Артаньян. – Или возможность анализа мирских грехов, как жертвы, показалась ему столь прельстительной, что он готов даже написать об этом диссертацию. - О, намерение удалиться от мира возникло у меня уже давно, - не поддался на его шутку молодой человек. – И вы не раз слышали о нем от меня, не так ли, друг мой? Мадам графиня также подтвердит… - Конечно, - фыркнул юноша, - но, признаться, я думал, что вы шутите. - Шутить такими вещами! Что вы, д'Артаньян! - Черт возьми! Шутим же мы со смертью. Ах, простите, графиня, я слишком расстроен этой новостью! Элен слабо улыбнулась ему, пока Арамис грустно говорил о том, что шутить со смертью тоже не следует. По счастью, на этом богословские разговоры завершились – по просьбе гасконца, который попросил их прекратить. - Вы правы, - не стал спорить Арамис. – К моему сожалению, наша беседа затянулась, а вы, мои гости, столько времени ждете. Что вы скажете насчет обеда? - С удовольствием, дорогой друг! – выдохнул д’Артаньян. – Должен признать, что я почти забыл ту малость латыни, которой, впрочем, никогда и не знал, а поскольку я дьявольски голоден, то у меня от всех этих бесед грозит случиться несварение. - Я не могу такое допустить. С этими словами Арамис отправил Базена за обедом. К удивлению графини, в списке продуктов совсем не значились ни шпинат, ни яйца. Может быть, сегодня не постный день?! Но ведь сегодня пятница… Однако блюда и вино, принесенные слугой, ясно говорили, что именно сегодня молодой человек не собирается беспокоиться о своей душе. Графиня погрузилась в эти мысли, попутно припомнив, что если в известной ей истории Арамис разочаровался в возлюбленной ненадолго, разойдясь с ней лишь впоследствии, то здесь, в этом мире, он уже давно не дорожит мнением герцогини. И даже доставил подвески, вопреки желаниям Шеврез. - Итак, Арамис, вы решительно принимаете духовный сан? – тем временем заговорил д’Артаньян. – Что скажут наши друзья, что скажет господин де Тревиль? Они сочтут вас за дезертира, предупреждаю вас об этом. - Я не принимаю духовный сан, а возвращаюсь к нему. Если я и дезертир, то как раз по отношению к церкви, брошенной мною ради мира. Вы ведь знаете, что я совершил над собой насилие, когда надел плащ мушкетера. И графиня поняла, что момент спросить об Атосе вновь упущен. Что ж, в конце концов, какая разница, о чем вести беседу за едой? Можно и послушать рассказ Арамиса о его биографии, из первых уст, так сказать. Кто знает, может быть, попутно она услышит что-то новое и разберется, отчего он на этот раз собрался принимать постриг. Однако на этот раз в беседу она не вмешивалась вовсе. В истории не появилось новых деталей, хотя Арамис был действительно неплохим рассказчиком. И Элен просто наслаждалась этим кусочком знакомого романа, чувствуя, что странным образом успокаивается. - Вы сами понимаете, - завершил молодой человек, - что сейчас для меня наступило время вернуться в лоно церкви. - А почему именно сейчас, а не раньше и не позже? – задал д’Артаньян вопрос, который на этот раз графиню мучил больше, чем самого гасконца. Что произошло с вами и что внушает вам такие недобрые мысли? - Эта рана, милый д'Артаньян, явилась для меня предостережением свыше, - все же уверенно и знакомо отозвался тот. - Эта рана? Что за вздор! Она почти зажила, и я убежден, что сейчас вы больше страдаете не от этой раны. - От какой же? – растерялся мушкетер. - У вас сердечная рана, Арамис, более мучительная, более кровавая рана – рана, которую нанесла женщина. Ох, простите, графиня, - вновь поклонился юноша, - я ни в коем случае не хочу назвать женщин обманщицами. Элен его не слушала, она с любопытством смотрела на будущего аббата. А тот… расхохотался в голос от такого предположения. - Прошу прощения, - прервался он. – Это столь… нелепо. - Нелепо? – нахмурился д’Артаньян, недовольный тем, что его догадка неверна. – Но тогда отчего же… - Дорогой друг, я совершенно уверен, что мой путь и мое возвышение связаны именно с церковью. Потому, мадам, я вдвойне признателен вам за то, как сегодня вы показали мне пути для споров. - Не за что, - пробормотала Элен. Как ни странно, но Арамис говорил искренне, в этом графиня была уверена. Он не лукавил сейчас, его смех при предположении о любовной ране был очень искренним и открытым. Как его намерение… - Значит, вы решили это всерьез, - прошептала она. - Разве можно решить подобное не всерьез? – удивленно спросил Арамис, который не догадывался, о чем может думать графиня. А та сейчас понимала, что если в романе в этот момент намерение Арамиса уйти в аббаты очень скоро было изменено, довольно было лишь получить письмо от герцогини, то сейчас его намерение и вправду было окончательным. - Итак, вы навсегда отказываетесь от мира, это решено окончательно и бесповоротно? – избавил Элен от ответа д’Артаньян. - Навсегда. Сегодня вы еще мой друг, завтра вы будете лишь призраком или совсем перестанете существовать для меня. Мир – это склеп, и ничего больше. - Как грустно все, что вы говорите! - Что делать! Мое призвание влечет меня, оно уносит меня ввысь, - отвечал Арамис, и вновь без капли пафоса, как-то буднично. – И тем не менее, пока я еще на земле, мне хотелось бы поговорить с вами о вас, о наших друзьях. Графиня только открыл рот, чтобы задать такой мучающий ее вопрос, как ее вновь прервал д’Артаньян. - А мне, - говорил он, все еще надеясь доказать правоту своих догадок, - хотелось бы поговорить с вами о вас самих, но вы уже так далеки от всего. Любовь вызывает у вас презрение, друзья для вас призраки, мир - склеп... - Увы! В этом вы убедитесь сами. - Итак, оставим этот разговор и давайте сожжем письмо, которое, по всей вероятности, сообщает вам о новой измене вашей гризетки или горничной. - Какое письмо? – напрягся Арамис. Элен проглотила тот же вопрос. - Письмо, которое пришло к вам в полк в ваше отсутствие и которое мне этим утром передали для вас. - От кого же оно? - Не знаю. От какой-нибудь заплаканной служанки или безутешной гризетки... быть может, от горничной какой-то герцогини, которой пришлось покинуть Париж вместе со своей госпожой и которая для пущей важности взяла надушенную бумагу и запечатала свое письмо печатью с герцогской короной. - Что такое вы говорите? Элен в недоумении следила за ними, пытаясь понять, как это все возможно. Письма Арамису от герцогини… де Шеврез? Но как это соотносится?.. - Подумать только! Кажется, я потерял его... - продолжал свою игру д’Артаньян, делая вид, что ищет письмо. - Счастье еще, что мир – это склеп, что люди, а следовательно, и женщины – призраки и что любовь – чувство, о котором вы говорите: «Какая гадость!» - Ах, д'Артаньян, д'Артаньян, - бормотал Арамис, в возбуждении стуча пальцами по столу, - вы убиваете меня! - Наконец-то, вот оно! Письмо было протянуто адресату… Но тот не распечатал его немедленно, как уже ожидала Элен. Не было ни плясок на листах диссертации, ничего. Арамис жадно глянул на печать и положил письмо рядом с собой. - Извините мое нетерпение, - спокойно произнес молодой человек. – Я действительно давно ждал этого послания. Однако оно может и подождать. - Подождать? – растерялся д’Артаньян. - Именно. Тем более, я думаю, вы прибыли сюда не для того, чтобы вновь ждать. Как я понимаю, вы хотите узнать, что произошло с Атосом и Портосом? Я готов пересказать вам все, что знаю, но позволю себе спросить, чем же закончилась эта история? - Самым успешным образом, - ответила ему Элен. – Благодаря вам и господину д’Артаньяну все сложилось прекрасно. - Чудесно, мадам! - Так что с моим мужем, вы знаете? - Увы, нет. Я лишь могу сказать вам, где мы с ним расстались. Мне очень жаль, мадам, что уехал я, а остался он. Это был вынужденный поступок, потому что подвески были у меня и передавать их не было возможности. - Я ни в коем случае вас не упрекаю! Более того… Она вздохнула и добавила: - Если вы всерьез намерены уйти в аббаты, то я готова просить ее величество похлопотать за вас. Хотя я бы хотела надеяться, что вы не оставите хотя бы военную кампанию. - Полагаю, что ранее меня король и не отпустит, - согласился Арамис. Элен кивнула, чувствуя отчетливую грусть – как ни странно, но расставание мушкетеров уже приближалось.