Совсем другой век

Атос направлялся в сад. Людовик отдал распоряжение – завтра они возвращаются в полк. Ничего особенного, что вынуждало бы Луи торопиться, конечно, однако привычка самому все контролировать заставляла короля проследить за подписанием договора. В связи с этим его величество желал видеть супругу и ее статс-даму, чтобы отдать распоряжения относительно их дальнейших действий. Граф на миг остановился, пытаясь сообразить, где могут находиться дамы. Кажется, он видел мелькнувшую шерсть королевской собачки, убежавшей направо, за высокие кусты. Да, видимо, там, поскольку там было очень уютное местечко с небольшой тенью и лавочкой, что превращало кусочек парка в импровизированную беседку – прекрасное место и для уединения, и просто для отдыха. Атос сделал пару шагов и замер, услышав голос Элен за густым кустарником, до которого пока не добрались ножницы садовника. - Я не знаю, чего от него ждать. Мы все же очень разные. Возможно, я сделала главную ошибку, когда отказалась от предложения жить раздельно. Я люблю его, я во многом понимаю его… Но не во всем. Порой я все же ловлю себя на мысли, что, возможно, в чем-то его первая жена заслужила жалость. Нет, конечно же, я говорю не о ее преступлениях, это даже не обсуждается. Но что если она искренне любила его? А он взял и растоптал эти чувства, не думая о них, не считаясь с ними. Я знаю, что вряд ли она любила, но все равно эти мысли мучают меня. Я могу кричать о любви, могу спасать его друзей… Но он все равно видит во мне нечто чуть более достойное, чем та, которую он повесил. - Может быть, стоит ему сказать? – услышал граф голос королевы. – Ведь последнее время у вас все лучше с пониманием? Девушки говорили на английском, не ради того, чтобы спрятаться, хотя и это нельзя было полностью исключать, но просто потому что этот язык был им роднее, так общаться было точно легче. - О чем? – возразила Элен. – Да, мы понимаем друг друга лучше. Но ты предлагаешь ему рассказать все в подробностях? Что я знала о нем и его друзьях еще до знакомства с ним? Отсюда и мои оговорки порой? Что я, как дура, влюбилась в придуманный себе образ? Это надо как-то объяснять. - Пожалуй, объяснение будет фантастичным, - отозвалась королева, пока Атос пытался осознать услышанное. - Да уж… Так получилось, что я не совсем из этого мира, - супруга явно дурачилась, изображая рассказ. А граф остолбенел от этих слов. – Ну, то есть часть меня и Дианы отсюда, а часть из другого века. Какого? Двадцать первого, самого начала. Да, от Рождества Христова, не надейтесь, что я от сотворения мира считаю. И да, именно там я математике научилась и игре на клавесине, а вовсе не в шотландских горах. А о вас откуда узнала? Да, один писатель книгу написал о приключениях, где были вы и ваши друзья… А оказалось, это не выдумка, хотя отличий и немало. Граф, сам не свой, сделал еще несколько шагов, появляясь перед дамами. И те мигом замолчали. Так и есть, в ужасе понял он, это было то доказательство, которое подтверждало лучше любых других: они прячут взгляд, как провинившиеся. И слова, только что произнесенные Элен, все объясняют… Черт! Да ничего они не объясняют! - Мадам, ступайте за мной, - холодно и медленно произнес он, пока ничего не понимая до конца, но осознавая, что с этим надо разбираться не тут. – Ваше величество, я вынужден настаивать, чтобы вы также последовали за мной. Дамы обреченно переглянулись. Несомненно, Атос слышал их разговор. Можно ли превратить все в шутку? Учитывая его мрачный вид, вряд ли. *** Людовик удивился, когда граф, появившись в сопровождении королевы и статс-дамы, вдруг попросил себе слова. - Сир, я прошу ваше величество настоять, чтобы мадам графиня повторила то, что рассказывала королеве, когда я застал их в саду, - произнес он после того, как Луи, конечно же, позволил ему высказаться. Все еще более усложнялось. Король кивнул, не предчувствуя ничего хорошего, и перевел взгляд на статс-даму. Обе женщины были бледны и прятали взгляд, отчего Луи мгновенно заключил, что произошло нечто если не ужасное, то из ряда вон выходящее. Об этом же говорил и вид Атоса. - Ваше величество, - Элен, сглотнув, медленно заговорила, – полагаю, я… наговорила много глупостей и… - Мадам, правду! – оборвал ее муж. – Вы говорили о другом времени. Я достаточно понял из ваших слов, чтобы сейчас вам не удалось никого обмануть. Вы полагаете, не довольно того, что вы столько времени лукавили? Девушка до боли сжала кулаки. Как глупо! Боже мой, как глупо! Что теперь? Повесят сразу или отправят в местное отделение инквизиции? - Я… я говорила, что мы, я и Диана… не совсем из этого времени, - бесцветным тоном произнесла она. – Так вышло… Мы не знаем, как. Но часть сознания в нас, безусловно, принадлежит принцессе Диане и Элен Гордон. Другая часть – сознание людей не этого времени, непонятным образом проснувшееся в их телах. Именно оттуда я знаю математику, умею играть на клавесине. Именно оттуда немногие знания Дианы по медицине, которые она применяла осторожно, чтобы не вызвать подозрений врача. - И оттуда знания обо мне? – глухо спросил Атос. - Д-да, - кивнула Элен. – Мы знали вас, еще не видя. И, разумеется, знали его величество, как и иных людей при дворе. Правда, считали вас и многих других несколько иными… Но мне известно ваше прошлое. И даже известно, что с вами будет. Из глупой книжки, написанной писателем. Вралем, если вдуматься. Но он очень многое угадал. Оттуда мы знали и ваших друзей. Именно поэтому мы в той истории с письмами помогли ему. Просто потому, что долгое время заблуждались и на его счет тоже. - Граф, отец де Поль прибыл вместе с ее величеством? – медленно проговорил король, опускаясь в кресло, чувствуя, что ноги его не держат, подобные новости принять было совсем непросто. - Да, государь, - поклонился Атос. - Распорядитесь поставить охрану у покоев ее величества, ее статс-дама может остаться с ней. Останется с ней, - поправился он, давая понять, что это не позволение, а приказ. – И пригласите духовника ко мне. Граф вновь поклонился. Подруги, едва передвигаясь, проследовали в комнату, выделенную Диане. На добровольное заточение. *** Атос проводил Венсана де Поля к королю, сам, по его приказу, остался там же, повинуясь кивку Людовика. Из головы не шли слова жены. Что это? Наваждение, помешательство или происки нечистого? При мысли о последнем внутри все леденело. Откуда еще человеку может быть известно чье-то прошлое или будущее? Кто вложил это им в головы? Как может в одном человеке две души быть? Духовник короля выслушал Людовика спокойно, хотя скрыть удивление не смог – а кто бы посчитал такое нормальным? - Неисповедимы пути Господни, - произнес он задумчиво. - Вы должны разобраться! – глухо бросил король. - Непременно, - качнул головой священник. А затем, поразмыслив, уточнил: – Могу ли я спросить ваше величество, собираетесь ли вы подвергать ее величество и мадам графиню церковному суду? Граф вздрогнул. Церковный суд. На этот раз все будет открыто, на этот раз ему не избежать огласки. Если его жена виновна, об этом узнают все. Нет, он не боялся, но… неужели вновь запятнанное имя всей семьи? Да еще теперь и подобным делом?! Ведьмовство, проданная душа?! Такое останется пятном навсегда на всем его роде. Хотя какой может быть теперь род? С кем он его продолжит? Луи постепенно приходил в себя от шока. Но, вместо бурного гнева, он мыслил спокойно и четко, рассуждения были безупречно логичны. - Вы понимаете, что это – скандал с Англией? – холодно произнес он. – Если королева виновна, я пойду на это. Но если это не так? Я не могу так рисковать. Мы тратим все силы на войну с Испанией, у нас перемирия чередуются с войнами – и это будет не последним и даже не предпоследним. Нам нужны союзники, и сейчас Диана – та, которая позволяет Франции становиться сильнее! Людовик чуть было еще не пошутил, что в этих условиях Ришелье сам, по слухам, заключил договор с дьяволом, так что его пособницу тоже не оставит, особенно после ее помощи в деле с флотом. Но в последний момент воздержался от шуток - настроения не было, да и духовник такое не одобрит. - Понимаю, - де Поль вновь качнул головой. – Могу ли я в таком случае предложить вашему величеству скрытый суд и процесс? - А судьи? - Ваше величество облечены достаточной властью светской, как и господин граф. И вы, и он являетесь судьями этих дам. Если ваше величество позволит, то суд церкви представлю я и архиепископ Буржа. У меня нет причин не доверять этому человеку, он состоит в инквизиции и, насколько я знаю, является духовником семейства Ла Фер. Потому, полагаю, будет достаточно нашего участия. Разумеется, если вы согласитесь. Людовик помолчал, затем кивнул. - Хорошо. Но если вскроются обстоятельства, говорящие об их вине, я не в силах буду умалчивать об этом, Британия узнает правду. Будем молить Господа… чтобы всего этого не понабилось… Атос с облегчением вздохнул. Да, пока об этом никто не узнает. Пока надо просто понять, виновны ли. - А что именно вы намерены предпринять? – спросил Луи у духовника. – И, может быть, что следует сделать нам? - Если позволите, для начала я бы просто желал поговорить с ее величеством и с госпожой графиней. По очереди, конечно же, возможно, нам удастся понять что-то. Господина графа я бы просил написать от своего и моего имени послание архиепископу Буржа. А от вашего величества зависит, когда назначить процесс. Атос кивнул, показывая, что выполнит необходимое и ждет только решение короля о времени. - Завтра, - отрывисто бросил Луи. – Нет смысла тянуть. Д’Орбье отправится в город и сообщит всем сопровождавшим меня, что отъезд пока откладывается. Пока… я думаю, на пару дней, достаточно будет. Господин граф, полагаю, можно обеспечить, чтобы слуги в доме не болтали лишнего? - Да, сир, однако… - Атос помедлил, затем решительнее добавил. – Полагаю, охрана у дверей ее величества может вызывать лишние подозрения, слуги довольно быстро прознают, что им запрещено выпускать из комнаты дам. - Распорядитесь убрать, - буркнул король. – Думаю, я поторопился с приказом. Вряд ли они решат сбежать. Им некуда. *** Увидев на пороге фигуру духовника, дамы поднялись, замерев в ужасе – сейчас он олицетворял им не спокойствие, а угрозу. Отец де Поль прошел в комнату и протянул королеве руку. Диана, бухнувшись на колени, прижалась к ней поцелуем, по щекам побежали слезы. Священник сотворил над ней крестное знамение и подал руку статс-даме. Последовала схожая процедура, только Элен удавалось лучше владеть собой. - Ну, полно, полно, - произнес гость. – Мадам, позвольте мне побеседовать с ее величеством недолго. Элен, слабо кивнув, поднялась на ноги, выходя в соседнюю комнату. Диана по-прежнему стояла на коленях, и священнику пришлось наклониться, поднимая ее за локти. - Дочь моя, отчего вы плачете? – мягко произнес он. - Что… что решил король? – вместо ответа пробормотала Диана. – Меня держат здесь, как преступницу! - Его величество назначил на завтра суд и процесс, - отозвался де Поль. Королева застыла. Вот оно! Их обвинят в колдовстве, ереси и чем-то еще подобном. А там – прямая дорога на костер. - Должен признать: то, что вы рассказали, вынуждает нас собрать суд, - продолжал духовник. – Мы, ваш муж и судья, а также представители церкви, должны быть уверены, дочь моя, что в вас не вселился враг рода человеческого, что вы не подвластны чарам. Полагаю, вы сами хотите того же, как добрая христианка. Диана измученно упала в кресло. Она права - ее ждет инквизиция. И только тот, кто не знает истории, может думать, что ее оправдают. Приговор известен заранее – ее ждет костер. Разница будет только в том, отпустят ей перед тем грехи или нет… - Понимаю ваш ужас, дочь моя, - мягко продолжал духовник. – Как послушная и верная дочь матери нашей истинной церкви, вы и сами напуганы этим. Думаю, до сих пор вам просто не приходило такое в мысли. Но я пришел поговорить с вами, чтобы утешить вас, уверив, что мы сделаем все ради спасения души вашей. Королеве эти слова показались насмешкой. Вспомнились старые фильмы, где священники также убеждают уже намеченную жертву, что пекутся о душе ее. И с этими же уверениями провожают к пламени, говоря, что огонь очистит душу. - Прошу вас, дитя, расскажите мне подробнее обо всем. Диана чуть было не сказала, что это ни к чему. Но сил спорить не было, ей просто скажут, что так положено. Поэтому она, пока еще королева, спокойно и без эмоций принялась рассказывать о том, как жила в другом мире. Как училась, чем интересовалась. Как однажды очнулась тут. И поняла, что ощущает в себе словно две души. Как день за днем эти души словно сливались воедино. Сейчас она и не может толком сказать, кому принадлежат те или иные мысли, приходящие ей в голову. Настолько обе девушки стали единым целым. Если подумать, то часть знаний просто не может быть знаниями Дайаны. Но разделить себя надвое она уже не могла. Порой засыпала с надеждой, что завтра очнется уже там. Но этого не происходило. Да и не знала она, что будет с этим сознанием тут. Исповедник слушал ее внимательно, лишь порой задавал уточняющие вопросы. Королева послушно отвечала. Нет, она не чувствовала ни страха, ни отвращения, приходя в храм, подходя к святыням. Да, она помнит детали того мира, помнит родителей, которые там были, но помнит и эту свою биографию. Да, ее крестили, она хорошо помнит, как это было в обоих временах. Нет, никаких особенностей того дня, когда все случилось, она не помнит. И прочее, прочее… Диане это все казалось ненужным. Зачем? Если даже Луи не пришел поговорить с ней. Король, высшая власть в стране, отказался от нее, отдавая на потеху инквизиторам. Завтра они устроят спектакль-суд. Отец де Поль же, закончив с вопросами, вновь благословил духовную дочь и отправился поговорить с Элен. История почти повторилась. Графиня пересказала в подробностях то, что помнила, на что надеялась. Говорила о том мире, спокойно поясняя непонятное, добавляя подробностей в картину, припомнила разговоры про якобы конец света и всякие иные предсказания, но уверяла, что никакого апокалипсиса не было, а подобные предсказания случаются каждый год. Не приходилось сомневаться, что это не выдумка, во всяком случае, молодая женщина говорит о том, что реально видела. *** Элен, как и подруга, искренне полагала свою судьбу решенной. Когда их заперли в комнате, подруги долго не могли найти себе места от страха и досады на свою неосторожность. Первой мыслью было бежать. Но обе понимали, что это невозможно. Куда они пойдут? Что они могут? Даже если они возьмут денег, смогут скрыться – где им жить? На что им жить, когда эти деньги закончатся? Здесь не берут на работу женщин, если только в бордель. И даме со статусом принцессы не скрыться вовсе… Затем они обсуждали возможные последствия. И поняли, что инквизиции не избежать. А в ее решении также сомневаться не приходилось. Оставалось смириться и ждать смерти. Выход, который любой девушке кажется ужасным. И ими он также старательно отвергался, хотя они и пытались подбодрить друг друга, говоря, что если им суждено умереть, то следует сделать это достойно. Беседа со священником привела лишь к тому, что они окончательно утвердились в этом мнении. Однако если с его приходом подруги были расстроены, то после успокоились и решили, что они сделают все возможное, если же приговор уже определен, то пусть так и будет, это уже останется не на их совести. После еще они робко надеялись, что мужья все же захотят увидеться с ними. Но этого не произошло. - Знаешь, - вдруг произнесла статс-дама, разглядывая узор на своей юбке, - ты только сильно не пугайся, но мне тут в голову пришла одна очень неприятная… даже в чем-то для нас жуткая мысль. Диана вопросительно взглянула на нее. - Кто бы ни сотворил это, Бог или нечистый, но судьба, мне кажется, сворачивает обратно, - заговорила та. – Нельзя же изменить историю, верно? Но мы почти сделали это. Несколько раз она пыталась свернуть на свои рельсы. Вот даже глупость с подвесками чуть было не повторилась. А теперь нам… дадут хорошего пинка. Нас уберут насильно из этого мира. И тут все вернется обратно. Людовик вновь женится на Анне, а Атос… совершит какие-то подвиги, может быть, в числе других привезет подвески, потом проведет ночь с Шеврез… ну хорошо, не с этой, но с какой-то другой, не менее развратной герцогиней. В общем, все как написано. Не знаю только, как с Констанцией… ну, не миледи единой щедр мир на убийц, отыщется какая-нибудь еще отравительница, наверное. Королева судорожно сглотнула. Звучало бредово и… очень реалистично, ведь раз за разом все пыталось вернуться к иной истории. - С моим исчезновением, - прошептала она, - отношения с Англией испортятся, строительство флота тоже отложится… Ришелье укрепит свои позиции, но и Анна Австрийская вернет свое влияние… - Очнуться бы там, у нас… - начала было статс-дама и осеклась. Что это изменит? Часть сознания вернется, может очнуться в том мире, теоретически. Но Элен и Диана, их тела, останутся тут. И еще отправятся на костер за то, в чем в общем-то не виноваты. Элен, не выдержав неизвестности, велела горничной передать мужу, что желала бы поговорить с ним, если он изволит уделить ей время. *** Атос то мерил шагами кабинет, то плюхался в кресло, прикладываясь к бутылке. Порой он мысленно ругал себя за то, что не смолчал и отвел дам, велев им рассказать обо всем королю. Но тут же возражал себе – он выполнил свой долг. Что бы ни произошло, душа его девочки нуждается в исцелении. А если окажется, что это происки нечистого? Граф вздрогнул. И сам опять нашел ответ: тогда она тем более нуждается в исцелении. Девочка порой дерзит, ведет себя не так, как следовало бы смиренной жене. Но все равно, вряд ли она столь погрязла в пороке, что ее нельзя спасти. Возможно, ей придется пройти через очищение и длительное покаяние. Тогда, скорее всего, и ему будет назначено нечто похожее, поскольку жил с ней, как полагается мужу. Но все же это пустяки. Это не тот позор, которого он испугался в первые мгновения. Он, в самом деле, станет судьей жене. И ее помощником в покаянии. Он ведь предлагал ей паломничество, сложись все иначе – и они отправились бы в него, спустя несколько месяцев. Возможно, что-то подобное им и предстоит теперь, только по решению суда… Письмо было отправлено, все состоится уже завтра. Архиепископа Буржа Атос знал с детства и не сомневался в справедливости этого человека. Как знал и об отце де Поле. Эти люди сделают все для спасения душ его жены и молодой королевы, они все тщательно проверят. Правда, ему самому следует стараться держаться подальше от Элен пока что. Потому что он влюблен, а значит слеп и подвержен чувствам. Кто знает, не использует ли враг рода человеческого эту его слабость? Ради себя и ради Элен он должен быть беспристрастен. Ее спасут, и в доме, возможно, именно тогда поселится мир и любовь. Настоящая супруга именно такая, она раскрывалась ему такой. Успокоив себя этим, граф, наконец, отставил бутылку. Ему надо быть трезвым. К тому же он дал ей слово. Вспомнились слова жены, что она знает, что с ним станет. Это был соблазн. Атос с трудом отогнал его. Он должен быть честен пред Господом, а не размышлять о том, что жена, которая знает его будущее, всегда сможет предостеречь от ошибки. Их судьба и жизнь известны только Богу. Появившаяся на пороге горничная передала просьбу графини. Атос мгновение колебался, затем кивнул. - Я готов увидеться с ней, если мадам спустится сюда, - отозвался он. – Или она просила подняться? - Как вам будет угодно, ваше сиятельство. - Тогда я ее жду. Жаклин с поклоном удалилась. Конечно, ему придется трудно, сдержать себя и не поддаться соблазну. Слишком любит. Но… Он должен это сделать, хотя бы ради проверки своих собственных сил, насколько он может противиться. И – что еще важнее – ради ее души и ее спасения, он не может позволить ей погибнуть, потому что он чего-то не заметит. Граф не был религиозным фанатиком, однако верил горячо и искренне, и потому гибель души считал самым страшным наказанием. А зная ныне свои горячие чувства к жене, Атос опасался, что эти чувства будут его слепить. Во всем надо разобраться обстоятельно и отстраненно, не поддаваясь чувствам, но сообщить ей об этом тоже надо – поэтому он и согласился увидеться. *** Диана сидела на кровати, прижав к себе лохматую голову Белоснежки. Собака не противилась, хотя в движениях госпожи чувствовалась какая-то нервозность, но чувствовала и подавленность обычно веселой хозяйки и, как могла, пыталась ее поддержать, порой осторожно лизала ее руку и норовила добраться до носа. Молодая королева сначала хотела попросить мужа о разговоре, как и Элен. Но поняла, что у нее не хватит решительности о чем-либо заговорить с Людовиком. Поэтому визит к нему становился бесполезным. В ее положении она может лишь умолять о снисхождении. Но глупо рассчитывать, что король его подарит. Да и не хотелось ей ни о чем просить, потому что вины за собой она не чувствовала. Разговор на равных в этой ситуации выглядел бы как дерзость. Еще одним порывом было написать ему послание. Она даже села за стол и набросала несколько строк. Но выходило плохо. Хотелось оставить письмо с указанием, чтобы вскрыли после ее казни. Диана пафосно представила, как Людовик будет читать его, будет корить себя, что так поспешно осудил… Но нарисованная воображением картинка быстро поблекла. Что она может написать? О любви? Однако об этом уже все было сказано. Предупредить о грозящих опасностях? Но каких? Она лишь смутно представляла себе будущую биографию мужа, стоит только припомнить, сколько ошибок она уже допустила. А говорить о ранней смерти бесполезно - тут попросту нет необходимых средств для лечения. Оправдаться, наконец? Но как? Будь у нее такая возможность, разве не сделала она бы этого сегодня, говоря с духовником? Разве не готовила бы аргументы для завтрашнего суда? Диана вернулась на кровать, вновь прижала к себе давний подарок мужа. Глупая псина за это время уже серьезно подросла и выглядела не так забавно, как раньше, но по-прежнему умилительно, когда ей завязывали бантики. Да и занимала она гораздо больше места, с трудом помещаясь на своей подушке. - Вот, дружок, а скоро ты останешься один, - прошептала Диана ему в макушку самым горестным голосом. – Пожалеет ли тебя кто-нибудь, возьмет ли к себе? Тут очень быстро забывают бывших господ… Она сильнее прижала к себе Белоснежку, так что та даже сдавленно тявкнула от этого проявления любви. - Прости, - прошептала королева, ослабляя хватку. Диана чувствовала себя как никогда одинокой. Человек, который когда-то писал и говорил ей, что любит, сейчас отправлял ее на костер. И это не считая суда. А что такое суд в это время? Будут пытать, наверняка, если посчитают, что она «упорствует». Так что у нее есть выбор только между вариантами: терпеть пытки или просто оговорить себя… Так некстати вспомнился сюжет «Айвенго» В. Скотта. Как красиво все у романиста: прискакал рыцарь и копьем доказал правоту и чистоту девы, даже упертые храмовники приняли Божий суд. Ей на это не следует рассчитывать. Еще одна глупая мысль – послать за д’Орбье. Королева уже было решилась на это, но остановила себя. Чем ей может помочь герцог? После той истории в монастыре он старался держаться подальше от Дианы, хотя был неизменно любезен и галантен. Возможно, это потому что дел у него и так хватало, а молодая королева уже неплохо освоилась и вроде бы получила понимание мужа, а может быть, герцог предпочитал не вмешиваться в дела между высокими супругами. Однако же не стоит рассчитывать, что лишь из чувства дружбы д'Орбье устроит ей побег. Но даже если предположить, что устроит – то куда? Карл не защитит ее, узнав все подробности истории, также подозревая в колдовстве. Так куда она может пойти и где найти защиту? Да и зачем ей кто-то, чтобы устроить побег? Диана слышала, что от дверей убрали охрану. Значит, она может выйти из комнаты, из дома. Может, и за ворота замка выпустят абсолютно беспрепятственно. К чему охрана, когда некуда бежать? Побег сейчас просто превратит ее в преступницу вроде Миледи, которую будут травить и разыскивать. Уютная комната в замке в этот миг показалась ей холодной темницей с решетками. Просто иллюзия, обман зрения, что видит она чистое окно и сад за ним. На самом деле она пленница, над которой уже произнесен приговор. Сон не шел, девушка утешала себя мыслью, что она просто подождет подругу, чтобы узнать о разговоре с графом. Ждут ли от нее, что она попросит тоже разговора с мужем? Возможно. Но сейчас Диане этого совсем не хотелось. Раньше она всегда уступала ему, всегда первой шла на примирение. Сейчас, как и в истории с подвесками, молодая королева не хотела разговоров, не желала ни о чем умолять. Он не пришел – и она не уступит. У нее не осталось выхода. И при выборе между признанием вины и пытками… Смелости в ней мало, но молча превращаться в ведьму, продавшую душу нечистому, она не собирается! Хватит с нее этой глупости! Может ли человек от боли оговорить себя? Или силы воли достаточно, чтобы не поддаться ни на что? Диана не знала, ей всегда казалось, что она слишком слаба даже для управления своими немногими владениями в Шотландии. А вот как-то смогла управлять и Францией. Смогла и отвечать перед мужем, которого боялась до ужаса… Кто знает, что еще она сможет? Но уж точно она не будет поддаваться страху и молить о пощаде. Она уже не та, что была раньше. С этими мыслями Диана, которая собиралась дождаться подругу, просто спокойно заснула, не то чтобы больше ничего не боясь, но уже не страшась так своего будущего. Жаль немного Дайану, у той не будет надежды вернуться в другое время… *** - Вы хотели меня видеть? Атос стоял у окна, когда супруга вошла в кабинет, даже не обернулся. Руки были заложены за спину, сомкнутые в замок. - Я хотела… поговорить, - отозвалась Элен. Весь вид мужа олицетворял неприступность. И это было приговором, последняя робкая надежда на спасение оборвалась. - Говорите, - бросил Атос, все так же не оборачиваясь. Девушка помедлила. Она шла, чтобы спросить прямо, может ли она надеяться, что он все еще любит, что он спасет ее… Но ответ был очевиден. И говорить об этом уже не было смысла. - Я много молилась и надеялась, что смогу вновь… раздвоиться в сознании, - заговорила она о другом. – Но не выходило. Я не знаю, что будет завтра, но подумала… что должна вас предупредить. - О чем? – граф вздрогнул, но жена не заметила этого. - Возможно, у меня больше не будет возможности предупредить вас, - отозвалась Элен. – А мне это кажется необходимым. Сейчас она искренне верила, что раз уж она тут очутилась, ее святой долг предостеречь его. А там – пусть будет, как будет! Другого смысла в ее пребывании в этом времени она уже более и не видела. - У вас будет сын, господин граф, - сообщила она сразу то, что считала главным. – Это будет еще нескоро. Но я уверена, что так будет. И я должна сказать, что вам надо быть осторожнее. Сделайте все, что в ваших силах, чтобы он держался подальше от семейства Лавальер, это не принесет ему счастья. Атос вновь вздрогнул. Да, он хотел знать о будущем. Был соблазн, что она нужна ему для этого, с этими знаниями, с этой душой… И вот теперь она просто сама рассказывает ему об этом. Это происки? Или, наоборот, Провидение? - И… зачем же вы говорите мне это? – глухо спросил он. - Мне всегда было его жаль, - со вздохом признала Элен. – Может быть, это глупо, но я все же надеюсь, что он сможет избежать гибели из-за ветрености этой девушки. А так… я надеюсь, вы запомните… Атос слабо кивнул. Да, по-своему понял он, пожалуй, если она сообщит ему обо всем, есть надежда, что они смогут спасти их сына. А в том, что это будет сын Элен, граф не сомневался. Супруга просто опасается, что после очищения забудет это все, рассудил он. Что ж, возможно, вдвоем они что-то будут помнить. - Я постараюсь сохранить это предостережение, - произнес Атос. Он замолчал. И Элен кусала губы, не зная, что сказать. - Вы можете… меня просто пристрелить, - тихо произнесла она. Граф в третий раз вздрогнул. - Тогда ведь… не понадобится весь этот позор показывать…