Совсем другой век

Элен хотела сказать, что не надо будет разыгрывать весь фарс с судом, допросом… Да и можно будет избежать главного – пыток и казни на костре. Но Атос истолковал ее слова по-своему. И слабо улыбнулся: девочка заботится о чести его имени. Он верно сделал, согласившись поговорить с ней. Это было нужно им обоим, они давно поняли, что им необходимо обсуждать все. Граф помнил слова супруги, что он казнил первую жену, не выслушав объяснений. Она была не права в том случае, там не было необходимости слушать. Но с Элен он должен был поговорить сейчас. Чтобы показать ей, что будет справедливым судьей. И этот разговор должен успокоить ее, как успокоил его. - Вам не о чем волноваться. Процесс будет закрытым, - отозвался Атос. – И о нем ничего никому неизвестно. Будут лишь его величество, я, архиепископ Буржа и отец де Поль. Вы можете быть уверены в справедливости. Эти люди славятся своей верой. Ваша душа будет спасена. И не думайте об огласке, суд будет тайным. Его величество полагает, что можно будет обойтись без извещения кого-либо. Элен пошатнулась и устояла лишь потому, что удержалась за спинку стула. Муж, все так же стоящий у окна, не заметил этого. Он по-прежнему полагал, что его слова должны успокоить графиню. Но они лишь довели ее до отчаяния. Им, ей и Диане, не на что надеяться. Их попросту тайно приговорят, а возможно, тайно сожгут, во дворе замка, например. А после… придумают какую-то причину смерти. Звучало несколько фантастично, но Элен почему-то поверила в эту картинку. Может быть, потому что этот век ей казался с каждым днем все более жестоким? И сейчас любой кошмар ей чудился нормой. Элен отпустила стул и сделала несколько шагов к двери. Так хотелось признаться в любви, расплакаться, упрекая… Но она сдержала себя. Нет, она не хочет потом выглядеть дурой. И не будет говорить гадостей, чтобы потом не ругать себя, она уже молилась, чтобы ее глупые слова не сбылись. Все это нельзя повторить, пусть времени на раскаяние в этот раз у нее почти и не будет. Однако она совсем иначе смотрела на все. - Храни вас Господь! – единственное, что вырвалось у нее с языка. Элен тихо вышла из кабинета, не предполагая, что муж пребывает в уверенности, что успокоил ее и истолковал последние слова не как прощание, а как благодарность за его заботу. Впрочем, благословение ее было искренним. *** Завтрак дамам подали в их импровизированную темницу. Разговор не клеился. Разве что Элен пересказала подруге свой разговор с мужем, но это ничего не могло изменить. Диана только равнодушно пожала плечами и отозвалась, что ответит так, как видит верным. Графиня молча согласилась, правда, не в желании противостоять мужу, а просто потому что знала – он более всего ценит истину, она же лукавить не желает, даже во многом рада тому, что правда вышла наружу. После завтрака д’Орбье покинул замок, отправляясь с распоряжениями для людей короля, которые прибыли, сопровождая сюда Людовика, но разместились в Бурже – граф не собирался, да и не должен был давать им всем приют. Вскоре замок, с однодневным отпуском, покинули все слуги, кроме Гримо и Жаклин, горничной Элен. Преданность и умение молчать последней были проверены, а дамам могла понадобиться камеристка, поэтому было сделано небольшое исключение. Хотя в господские дела ее не посвящали. Затем «обвиняемых» пригласили на допрос. Гримо проводил их вниз. Элен и не знала, что в замке есть такие комнаты, как-то даже не задумывалась о помещениях подземного этажа. Каменные стены, просторный зал, освещенный свечами. Длинный стол, за которым сидят судьи. В центре комнаты почти рядом друг с другом два стула для них. В стороне – какие-то приспособления, наверняка для пыток, но лучше не всматриваться и не знать, для чего именно. Наверное, не иди дамы под руку, поддерживая друг друга, у них уже подкосились бы ноги при виде этих инструментов. Но… женщины немедленно же и взяли себя в руки, каждая придавая сил подруге: а что это меняет? Они ведь обе понимали, что подобный исход вполне возможен, чего ж теперь пугаться? Длинная молитва, читаемая архиепископом. Только после того, как тот благословил суд, все заняли свои места. Атос, который накануне поговорил с женой, был спокоен, хотя и бледен. Он верил, что душу его жены можно спасти, а это успокаивало. Ему просто надо быть беспристрастным. То есть это, конечно, не просто. Но это все же возможно. Людовик выглядел хуже. Он всю ночь не спал, вспоминая дни, проведенные с супругой. И ее забота во время его болезни, и ее честность с ним, назло даже собственным интересам... Нет, это доброе дитя не может быть захвачено демоном! Или может? Ведь из-за нее идет война с Испанией? Впрочем, она лишь косвенно тому причиной, Луи и сам давно искал повод, но откладывал из-за нехватки средств. Что сыграло роль? И насколько она честна была с ним? Самыми спокойными были церковники. Им хоть и не часто, а все же не первый раз доводилось видеть людей, обвиняемых в ереси, в колдовстве или в связи с нечистым. Неприятная практика научила их почти с первого взгляда определять еретиков и шарлатанов, полагающих себя колдунами. Они знали, кто будет упорствовать, кто мгновенно признается. Тут дамы в своих догадках были правы: в девяти случаях из десяти инквизиторы заранее знали, каким будет приговор. Не правы дамы были в другом – это крайне редко был костер, гораздо чаще им было лишь суровое покаяние. Правда, этот случай был непривычным. Девушки не считали себя колдуньями, не назывались прорицательницами, они говорили, что часть их души побывала в будущем, даже иначе – она там жила, а после вдруг соединилась с душой здешней. Впрочем, не этим была интересна ситуация, а тем, что ни в одной, ни в другой женщине они не видели ничего, что могло бы служить доказательством пресловутого договора с нечистым. Поэтому церковники были настроены скорее любознательно. Происходило что-то странное, но пока не пугающее. Начался допрос. Сначала – стандартные вопросы об имени, о месте рождения, о вере. Потом дамам пришлось по очереди повторить рассказ о появлении душ из иного мира. Священники перешли к вопросам о том мире. - И чему же учили вас в школе? Сотворению мира? - Ну и этому тоже, насколько возможно, - отозвалась Элен. – Все равно никто с точностью не может сказать, откуда он произошел, только догадки строят, как опровергнуть идею божественного происхождения. - А вам нужны доказательства того, что его сотворил Господь? – продолжал напирать архиепископ. Молодая графиня слабо усмехнулась. Вот и все. Это будет записано в протокол, ее обвинят в еретических мыслях… А, подумала она, помирать, так с музыкой! Может хоть посмеяться и над этими, и над теми, побольнее ударив в то, что для них дорого. - Лично мне? – чуть пожала плечами Элен. – Нет, не нужны. Но я не ученый и пока ни одной убедительной теории не услышала, все сводится фактически просто к разговорам о случайности. Ну и мне приятнее думать, что я произошла от человека, который был создан Господом по образу и подобию своему. А не от обезьяны, которая научилась орудовать палкой. Может быть, это гордость и самолюбие, но считать обезьяну, даже самую сообразительную, своим родственником мне не хочется. - Обезьяну? – опешил архиепископ. Атос до белизны сжал руками подлокотники кресла. Неужели он был не прав, и душа девочки гораздо больше черна, чем он думал? Как ее спасти, как исцелить?! Она говорит и вроде бы верно… но очень насмешливо о вере. - Ну, есть и такая версия, - тем временем пояснила Элен, злорадно думая, что вот оно - самое болезненное. – Одна из самых распространенных. Что человек – продукт эволюции. Дескать, когда-то обезьяна додумалась взять палку и сбить с пальмы себе банан. И постепенно в ней начал развиваться разум. Передние конечности из поколения в поколение уменьшались, плечи разворачивались. Пока постепенно она не превратилась в человека. - А откуда тогда произошла обезьяна? – насмешливо бросил де Поль, который уже смог прийти в себя от таких «новостей». - Вы многого от меня хотите, - криво усмехнулась Элен, но отмечая, что вопросы задаются совсем даже и не глупые. – Я эту теорию не прорабатывала. Но, если в общих чертах, то обезьяна, как и иные животные, произошла от рыб и других морских обитателей. Оказавшись на суше, те не умерли, а вот так эволюционировали, отбросив жабры и отрастив легкие. - Ну а рыбы тогда откуда? – едва не взвыл бедный духовник. - А этого ученые не придумали, - насмешливо бросила Элен. – Как и не отыскали ни одного скелета полурыбы-полуобезьяны. И вообще подобных монстров не отыскали. Но за неимением иной материальной версии происхождения человека, приходится довольствоваться этой. И некоторые искренне считают, что так и есть. Начало начал – просто случайность, одно из произвольных соединений, которое дало жизнь. Священник откинулся на спинку кресла, сделал несколько медленных вдохов, пытаясь вновь все это осмыслить. - Хорошо, дочь моя, - мягко заговорил он, успокоившись. – Не знаю, зачем вам это рассказывают… в том мире. Но не ваша вина, что вы это слушали. И хорошо, что Господом нашим данным разумом вы поняли, что не следует этому верить. Элен списала эти слова на обычные формулировки. Вряд ли ей не вменят это в вину при приговоре. - Но как же позволили истинно верующие преподавать такое? – вступил в разговор архиепископ. - А вы тоже многого хотите, - слабо усмехнулась графиня, – но теперь уже от страны, где почти столетие церкви грабили, священников изгоняли, преследовали и издевались, а тот, кто осмеливался перекреститься при посторонних, рисковал остаток жизни вместе с семьей провести в тюрьме. - Элен, не надо, - неуверенно вступила Диана. – Зачем говорить об этом? Ведь не все поддерживали это. - Пусть, - устало пожала плечами та. Как ей надоел этот фарс! Они хотят узнать побольше о мире будущего? Люди всегда хотят заглянуть вперед. Пожалуйста! Пусть наслаждаются. Это было везде, во всех странах, им это предстоит! Хороший способ еще одной насмешки, пусть получат! - Они сами спросили, - зло отрезала Элен. – Вот и узнают. Не так много времени осталось до революции в Англии. До французской, конечно, больше. Но и будет она более кровавой. Здесь тоже будут преследовать верующих, крича о равенстве и братстве. Это выдумка ваших, французских, «просветителей»! А у нас это все лишь позже подхватят следом. Это у вас придумают ездить по городам и деревням и казнить подряд всех дворян и священников. А у нас это тоже лишь повторят, насколько это возможно. Муж и Луи сидели бледные, слушая ее, священники крестились и шептали молитвы, подобного они и близко не могли ожидать. Графиня могла бы рассказать и о хорошей стороне всех этих процессов… Но умышленно об этом молчала: если уж предупреждать, то о катастрофах, о худшем, потому что похвалами будущему не предотвратить плохого. - Что вы хотите узнать еще о том мире? – усмехнулась Элен. – Вы думали, я расскажу сказку о том, какие мы умные, современные и всемогущие? А вот ничего подобного. Да, открытия в биологии, медицине… Много где. Ну и что? Мы убедились, что земля – шар. И знаем, что вселенная огромна. Но это не дало ответа на то, кто создал эту вселенную. И кто-то искренне считает, что версия о происхождении человека путем эволюции более правдоподобна, чем о его божественном происхождении, случайность более достоверна, чем замысел. Причем эти люди откапывают вблизи Иерусалима доказательства того, что написано в Библии – и потом тут же поспешно придумывают, почему это не так, почему в Книге все равно все наврали и готовы даже назвать имена тех, кто наврал. - Хватит! – исповедник королевы подскочил на месте. И добавил уже спокойнее. – Довольно, дочь моя. Затем он повернулся к Диане. - Вы можете это все подтвердить? - Да, - кивнула та. Пожалуй, думала она, Элен права. Они приговорены. Так есть ли смысл не отвечать на вопросы? Раз эти люди сами желали знать правду. А это и вправду неплохой способ напоследок хотя бы предупредить. Духовник опустился в кресло и уронил голову на руки. Провидицы они или сумасшедшие? Или и в самом деле это души иных людей? Ясно одно – на выдумки это никак не похоже. - Полагаю, - медленно произнес архиепископ, – первое, что мы должны сделать, это провести над ними очистительную. Де Поль медленно кивнул. - Сын мой, распорядитесь, чтобы их приготовили, - обратился он к Атосу. – А мы подготовим все в вашей семейной церкви. Это старое намоленное хорошее место. *** Память и знание двойников помогли понять, что собираются делать священники. Пожалуй, над ними, в самом деле, надо прочесть очистительную молитву. Дамы даже на миг пожалели, что не догадались это сделать раньше, попросив сами. Впрочем, это было сопряжено с определенными трудностями – все же для этого пришлось бы придумывать причину, без нее ни один священник такое делать не будет. Однако архиепископ и де Поль решили осуществить больше, чем просто очистительную – почти повторить таинство крещения. - Зачем это? – устало спросила Элен, когда стояла в одной сорочке перед священниками, ожидая обряда. - Странный вопрос, - чуть улыбнулся исповедник. – Через крещение все грехи человеку отпускаются. Если возможно отогнать дурное, это лучший способ. Элен смутно припомнилось, что ей однажды рассказывали историю о ребенке, который никак не мог выздороветь, пока родители заново не покрестили его. Да, пожалуй, если исходить из предположения, что в нее вселился бес, ничего лучше для его изгнания не придумаешь. Именно поэтому просто так подобное попросить было невозможно. Обряд длился долго. Только к вечеру все было завершено. На миг, когда их обрызгивали святой водой, молодые женщины искреннее поверили, что сейчас все решится, их душа вернется домой, а здесь же все как-то чудесным образом изменится, может, этого всего вовсе не существовало… Но обе открыли глаза на том же месте, под монотонное пение архиепископа. Все закончилось. Жаклин подала королеве и графине теплые шали – в не таком большом, но старинном зале храма было прохладно. - Изменилось ли что-то? – мягко спросил де Поль. - Смотря что вы имеете в виду, - устало усмехнулась Элен. – Могу уверить вас, например, что мы порядком замерзли. Но про обезьяну я все еще помню. Как и обо всем остальном, что было там и тут. Духовник растерянно чуть погрозил пальцем, осуждая неуместную иронию, но сам тем временем думал о другом. - Ваше величество, господа, полагаю, у нас осталось лишь одно средство, - медленно произнес он. – И мы можем уже сейчас решить, не возвращаясь пока в замок, будем ли его применять. - Третья степень допроса? – уточнил архиепископ. – Нет смысла говорить, что это особый случай, а потому нам следует решить, должны ли мы ее применять. Подруги устало переглянулись. Счастье, что они успели опуститься на скамью в храме, иначе обе упали бы в обморок. Третья степень допроса, вылезло в памяти, – это пытки… Вот и дошло дело до них. В храме наступила тишина, мужчины обдумывали, все взвешивая. Диана, казалось, от страха не может даже пошевелиться. Элен, сжав концы шали, решилась. - Могу ли я обратиться с просьбой? – голос звучал слабо. - Конечно, дочь моя, - отозвался де Поль. - Пусть первым ответит, как поступить, господин граф, - тихо, но уверенно произнесла статс-дама. – Я бы не хотела, чтобы на его мнение повлияло мнение других. Полагаю, он считает, что в этих вопросах следует довериться людям духовного звания. И потому я прошу его принять решение первым. Атос побелел еще сильнее. Зачем ей это? К чему такое испытание? Неужели она не понимает, как непросто ему даже думать о том, следует ли причинить ей мучения?! Разве она не догадывается, что он хочет ответить? - Что ж, ваши слова разумны, - поддержал статс-даму духовник. – Господин граф, если вы не против, мы просим вас высказаться. Каким будет ваше решение? Тем более, что вы первый судья этой дамы. Я прошу вас сказать без оглядки на наше возможное мнение и учесть лишь то, что до сих пор говорилось и происходило. Элен не смотрела на мужа, она была уверена, что он уже приговорил ее. Ответ будет положительным – правда, не для нее. Он не колебался, когда осуждал Миледи, немедленно приведя приговор в исполнение. Он не будет колебаться и сейчас, поскольку уже отдал ее инквизиции. Наверное, его можно понять, если подумать. Ведь если он выступит против пыток, думала Элен, его обвинят в пособничестве колдунье, нечистому и чему-то еще. Так что… да, она сейчас его даже понимала, хотя и хотела верить в другое решение. Мгновения молчания были мучительны. Атос в мыслях метался, пытаясь определиться с ответом. Меньше всего на свете он желал видеть жену в пыточной. Смотреть на ее мучения, видеть ее слезы и быть не в силах это изменить?! Как назло, вспомнились слова Элен о том, что он казнил первую жену, не дав ей оправдаться. Граф не мог понять, почему супруга считает это предательством. Но в данном случае и ему казалось, что если он сейчас согласится на ее пытки, это будет предательством. Он ведь решил быть беспристрастным судьей? Но как же сложно быть рассудительным, принимая решение первым, когда так сильны чувства! Если бы свое мнение высказал хотя бы кто-то из священников, Атос бы мог понять, насколько он сам беспристрастен. Сейчас же он недоумевал, зачем жене понадобилось настаивать на том, чтобы он высказался первым. Не менее томительными были эти мгновения для короля. Он понял, что его мнения спросят следующим. Что он должен ответить? После тех ужасов-видений будущего, о которых говорили дамы, любой задумается, что в них вселился бес. Но разве нечистый будет дежурить ночами у кровати больного, заботливо ухаживая за ним? Разве враг рода человеческого способен на сострадание? И это несмотря на то, что отношения с женой нельзя было назвать безоблачными. Людовик порой бросал сейчас взгляды на Диану. Молодая королева куталась в шаль и ощутимо дрожала, правда, непонятно, от холода или страха. Луи стоило огромных трудов подавить в себе желание обнять ее, успокоить… Элен же сидела неестественно прямая, словно в ожидании приговора. И Атос понял, что она в самом деле ждет, что он откажется от нее. От осознания этого граф даже опешил. Вот почему она просила его высказаться первым – она желает убедиться в своей правоте, что не ждет от него помощи. Неужели их ссоры в недавнем прошлом заставляют ее думать, что он ненавидит ее?! И при этом… она не злится на него?! - Все так, - медленно начал граф. – Я и вправду считаю, что в подобных вопросах доверять следует людям, которые служат Господу нашему. И я готов уступить их мнению, если оно будет противоречить моему. Тем более, если и его величество выскажется иначе, чем я. Однако, если мне позволено говорить первым, я надеюсь, что мое мнение также будет услышано и принято, как имеющее вес. - Говорите, - кивнул де Поль. Элен сильнее закуталась в шаль. И Атос вдруг понял, глядя на нее, какие аргументы может привести в поддержку своего мнения. - Полагаю, - произнес он, - боль физическая не сможет сделать того, что сделало очищение. Прошедшему через таинство крещения отпускаются все грехи. И я смею думать, что боль не может быть сильнее этого таинства и Слова Божия. Элен слушала мужа удивленно. На мгновение она растерялась, не понимая… Возможно, подумалось ей, это благородный жест, который однако ничего не исправит, наказание будет тем же… И все-таки его решение выглядело не просто щедростью, а именно взвешенным решением, при этом близким ему. Потому за одно это графиня была очень признательна, слабо и почти незаметно улыбаясь мужу. Де Поль и архиепископ переглянулись, последний чуть кивнул. Он лучше других был осведомлен о том, что творилось в душе Атоса, поскольку был духовником его семьи. Он знал и о первой жене графа. Сейчас, слушая своего духовного сына, он не мог не вздохнуть с облегчением, понимая, что тот ужас отступил: Атос не переносил грехи той женщины на эту девушку, граф де Ла Фер вновь мог любить – и не слепой страстью, а сочетая уважение и любовь к супруге с разумностью и справедливостью судьи. - Что скажете вы, сын мой? – спросил исповедник у короля. - Думаю, граф все изложил предельно ясно, - Луи словно обрел почву под ногами, до того мыслить разумно у него не получалось. В самом деле, боль может многое заставить сказать. Но она не может изгнать беса, если тот поселился в душе. Но Таинство крещения оставляет человека чистым. Так нужны ли бессмысленные мучения, если его супруга уже не может нести в себе зло? И, встретившись с внезапно потеплевшим взглядом Дианы, еще раз убедился – не может. - Соглашусь с вами, - подтвердил де Поль, отметив, что архиепископ лишь вновь медленно кивнул. – Что ж, тогда, я полагаю, дело можно считать закрытым. Ни у меня, ни у брата моего нет сомнений, что враг рода человеческого тут не замешан. А потому единственное объяснение этому – Чудо Господне. Все, что говорили ее величество и госпожа графиня, мы можем расценивать как предупреждение роду человеческому и стране нашей. И мы смеем надеяться, что ради этого и посланы они нам, ради этой цели их души провидели будущее. Граф вздрогнул, вновь вспомнив предупреждение, произнесенное женой накануне. Да, де Поль прав, от многих бед его может уберечь эта девушка. Не зря он не мог отвести от нее взгляда в первую же минуту ее появления, несмотря на то, что вряд ли ее можно назвать красавицей. Хотя сейчас он готов был иное отстаивать со шпагой, для него не было никого прекраснее, милее и соблазнительнее. - Полагаю, нам следует немного отдохнуть, - заговорил архиепископ и повернулся к Атосу: – Сын мой, если вы захотите исповедаться, я готов выслушать вас. Сейчас же, думаю, нам стоит вернуться в замок, чтобы ее величество и госпожа графиня могли отдохнуть от всех переживаний этого дня. *** Дамы сидели на церковных скамьях в полушоковом состоянии. Отдохнуть?! Их что, оправдали?! Впрочем, а как же иначе понимать слова о Чуде Господнем и прочее? Но как это понимать: их оправдала инквизиция?! - Как это возможно? – вслух произнесла Элен. - Что вы имеете в виду, дочь моя? – спросил ее архиепископ. - Все… это, - пробормотала девушка. – И если… если для оправдания необходимо лишь провести обряд или таинство, то зачем… зачем вы отправляете людей на костры?! Почему не спасти их лишь покаянием?! - Я не понимаю вас, - несколько удивленно произнес де Поль. – Да, некоторых отступников не спасти. Тех, кто, делая вид хорошего прихожанина, молится в храме, но втайне исповедует иную веру. Их не спасти. Но остальных разве карает мать наша Церковь большим наказанием, чем прилюдное покаяние? Настала очередь Элен удивляться. Все то, что до сих пор читалось в книгах и считалось ею истиной, теперь разлеталось в пыль. Хотя… ведь так было уже с героями, которых они видели иначе! - Разве инквизиция не всех… - Диана, наконец, обрела голос, но на середине фразы запнулась, подумав о том же, о чем и подруга. А с чего она взяла, что всех? Что они – она и Элен – знают об этом времени? Они до появления здесь считали короля – гомосексуальным безвольным болваном. Не оправдался ни один из трех пунктов. На что они могут сослаться? Так написано в книге? Да так было даже в учебнике написано! Но истина оказалась вовсе не такой. Так можно ли считать истиной то, что было написано в учебниках об инквизиции? - Ужасно, дочь моя, - вздохнул исповедник. – Этому вас также учили в школах, не так ли? Те люди, что рушили храмы и изгоняли священников? Подруги почувствовали укор. В самом деле, можно ли верить в историю, написанную врагами? Ведь революционеры Франции, как позднее и победители в других странах, были заинтересованы лишь в одном – показать старый мир грязным, прогнившим, злобным… Как можно слепо доверять кошмарам, которые они написали? - С вашего позволения, мы отправимся в замок, - мягко проговорил духовник. Он и архиепископ вышли из храма, следом поспешили Гримо и Жаклин, которым следовало позаботиться о том, чтобы вскоре пришедшим господам было удобно. Людовик еще в растерянности стоял в нескольких шагах от жены. Атос медленно приблизился, подавая супруге руку, чтобы помочь подняться. - Вы могли бы сказать об этом, - ровно произнесла Элен, не принимая руку мужа и продолжая сидеть, глядя куда-то мимо всех. - Сказать о чем? – спросил граф. - О суде, - отозвалась девушка. – Вы не могли не заметить, в каком я состоянии. И я, и Диана… ее величество… мы были уверены, что все кончено, что мы приговорены уже! Что сегодня нас ждет костер… Атос ощутил жалость к жене, бедная девочка – пережить такое! - Простите, мадам, - искренне произнес он, - я даже не предполагал, что вам может казаться такое. Я и подумать не мог… Элен ничего не ответила. Она настолько устала, настолько была поражена, что ей нужно было просто все обдумать. Накануне муж даже не повернулся к ней, не успокоил ее, хотя знает, как ей надо, чтобы он поговорил с ней… потому что опять думал, насколько это очевидно для него. Но совершенно непонятно для нее. Хотя, прислушиваясь к сознанию Хелен, она сейчас вновь отчетливо понимала, что у той не было страха перед инквизицией. Может быть, поэтому она и ни капли не чувствовала обиды на мужа? А вот Диана вела себя иначе. - Конечно! – горько усмехнулась она. – Вам, господа, ведь даже не приходило в голову навестить меня или Элен вчера! - Мадам, я полагаю, - вмешался было король, но его прервали. - Разумеется, сир, - голос Дианы был слабым, но спокойным. Шок от пережитого проходил, молодая правительница не чувствовала ни капли страха перед мужем, и, принимая его решение, она все же сейчас желала расставить все точки. И это вылилось на этот раз в то, что женщина говорила отрывисто, четко и со злой насмешкой в голосе, но без капли обиды: - Разумеется, вы полагаете, что Элен не права. Например, потому, что ее главная обязанность – быть неправой, если муж так считает. Людовик растерялся, такой он видел жену впервые – в ней не было ничего от облика наивной девочки. Не было и той спокойной – но в отчаянии – супруги, которая встретила его, отказавшись надеть подвески. - Впрочем, все это ведь неважно, - продолжала Диана, - год уже почти завершен, так что нам четверым осталось недолго терпеть друг друга. Ваше величество предложит мне на выбор отъезд в Шотландию или монастырь, не так ли? - А его сиятельство, если мне повезет, запрет меня в монастыре, - подхватила Элен. – А если нет, то просто вышвырнет на улицу, верно? - Отчего вы решили, что я могу поступить с вами, словно с дворняжкой? – изумленно выдохнул Атос. И… оборвал сам себя, заметив ироничную улыбку жены. Она насмешничала, но на этот раз над собой. Отлично помня то, что он предложил ей однажды и от чего она отказалась, нет нужды напоминать ей, что она может выбрать иную жизнь для себя. - Ах, ну конечно! – скривилась Диана. – Это же просто пустое условие в договоре! Кость, которую можно в любой момент бросить таким, как Ришелье… - Ну уж он-то вам всю жизнь должен быть благодарен, что удержался на своем месте! – фыркнул в ответ Людовик. – Потому что я не стал бы ценить его заслуги после его попыток вредить моей жене. - Вашей жене, - покачала головой молодая королева. – Она окружена понятием долг, государь мой. - Мне это известно, как никому другому… Атос тем временем подал руку супруге, решив, что королевскую чету надо оставить наедине. Элен рассудила аналогично, принимая локоть. - Я и вправду должен был поговорить с вами, - тихо произнес он. – Простите, я полагал, что изъяснялся достаточно ясно, говоря о том, что мы во всем разберемся. А я сам должен был быть справедлив… - Я знаю, - вздохнула графиня. – Я должна была догадаться, но поддалась вновь своим якобы безупречным знаниям. - Мы после поговорим с вами, вы подробно мне расскажете то, что знаете об этом времени, - предложил Атос. – Теперь вам точно нечего скрывать, думаю, так мы наконец сможем полностью понять друг друга. Элен кивнула ему, чувствуя себя невероятно спокойной и одухотворенной. Так что она сама потянулась за поцелуем… - Неужели я всегда должна жить в этих ограничениях? – тем временем с досадой говорила Диана. – Неужели я должна гадать, в каком настроении ваше величество? И мучиться мыслями, что мне выбрать – мою любовь или мой долг? - А вы полагаете, я не устал так жить? – отозвался Людовик. – Сердце мое, хотите, мы вместе примем постриг? Королева даже поперхнулась воздухом от такого предложения. И еще до того, как она осознала, что Луи шутит, муж прижал ее к себе, нежно целуя в губы, так что последнее раздражение полностью испарилось. Нет, совместный постриг не выход… но совместно разделить его тяжесть она может, она готова взять на себя часть его забот и переживаний. Если ему надо, она сможет быть несгибаемой и даже в чем-то жестокой… Свет заходящего солнца проникал в церковь через витражи, отражался от алтарного креста и озарял две пары, будто венчая их…