Совсем другой век

Пока королева со статс-дамой находились в Ла Фере, двор, кто не сопровождал их, предпочел тоже отдохнуть. Мадам дю Валлон воспользовалась возможностью лично проследить за делами в собственном поместье и побыть с маленькой дочкой. Хотя последнее было вовсе не обязательно и можно было оставить малышку на нянек, Полетт это казалось не очень верным. Может быть, дело было в том интересе к крохе, который проявляли и королева, и графиня, что заставляло думать молодую баронессу: ее дочь будет такой, какой воспитает девочку она, мать, а не сторонние женщины, пусть даже и проявляющие все внимание к ребенку. А еще была легкая обида на месье дю Валлона. Дело в том, что Портос к супруге не приехал, и это казалось Полетт неприятным вдвойне: то ли муж не стремился ее увидеть, то ли стремился совсем к другой женщине. Молодой женщине не верилось, что мушкетер не мог получить отпуск. Она не знала, когда именно король покинул лагерь и покинул ли его вовсе, но точно знала, что граф точно последует за правителем, чтобы повидаться с супругой. А вот месье дю Валлон, которому было всего-то и надо, что поговорить с другом-лейтенантом, чтобы освободиться от службы ненадолго, этого не сделал. Полетт конечно же помнила все слова и уверения мужа о любви и верила им. Ну почти верила, ревность все равно жила в ней. Разумеется, не к старой неизвестной прокурорше, но соблазнительных красавиц всегда столь много вокруг! А ведь баронесса уже была вполне способна принимать супруга. И даже хотела быть с ним, ждала его! Одетт, замечая порой тоску госпожи, пыталась утешить ее, щебеча о том, что его величество так непостоянен в своих решениях, а уж испанцы-звери и подавно ни с кем не считаются, никому не дадут отдохнуть, и неважно им, что уж мир-то почти подписан, вот и приходится то одних сдерживать, то с другими воевать, некогда и супругу повидать. Мадам дю Валлон не очень верила в эти слова, но допускала, что они тоже могут быть справедливы: ситуация на войне и вправду переменчива, если испанцы передумали заключать мир или решились на какую-то провокацию, то никто из мушкетеров не смог бы покинуть военный лагерь ни на день. И хотя королева, отправляясь в замок подруги, рассчитывала на скорый визит мужа, все могло пойти иначе… Вот только это не объясняло и молчания Портоса. Уж хотя бы черкнуть несколько строк, предупредить, что не может приехать, он мог?! В таких размышлениях она бы дошла до переживаний и волнения о том, что с супругом что-то случилось. Однако этому помешало именно долгожданное письмо от месье дю Валлона, прибывшее как-то вечером. «Моя дорогая баронесса, Надеюсь, Вы, а также юная мадмуазель дю Валлон пребываете в самом добром здравии! Я же спешу уверить Вас, что сам я здоров и хорошо себя чувствую. Совсем недавно нам с друзьями выпала возможность получить короткий отпуск. Уверен, Вы не сомневаетесь в том желании, которое испытывал я, в том направлении, которое выбрал бы я, если бы принадлежал лишь себе. Я мечтаю наконец увидеть Вас, мадам, я скучаю и сожалею, что столь мало времени смог провести с Вами последний раз. Однако же я вынужден отправиться вместе с друзьями в Париж, где их ждут весьма важные дела, которые – простите, мадам, - я не вправе доверить бумаге. Я верю, Вы извините, что я не могу приехать в Валлон. За сим уверяю Вас в своей любви и уважении, надеюсь, что смогу хотя бы на обратном пути повидать Вас и мадмуазель дю Валлон. Искренне Ваш, Барон дю Валлон». Портосу очень нравилось подчеркивать свой титул барона и соединять его со своим именем, он это делал в каждой строке. Полетт знала об этой слабости мужа и принимала ее с улыбкой – это именно она сделала его бароном. И пусть титул он получил через брак, но сама мадам дю Валлон была уверена, что Портос его более чем достоин. Ну а маленькая слабость тем более простительна такому большому воину, как он. Молодая баронесса несколько раз перечитала письмо, но ответов для себя так и не отыскала. Портос не приехал, занятый делами то ли д’Артаньяна, то ли Арамиса – это единственное, что было очевидно. Но что это за дела и зачем там нужен ее муж? И господина Арамиса, и господина д’Артаньяна Полетт уже неплохо изучила. Так что понимала, что их дела – это какие-то интриги, причем политические, а вовсе не любовные. Никаких дел, связанных с королевой, попросту не было – иначе Полетт о них бы знала. Тогда что могло затеваться? Что-то против Дианы вновь? Но от кого? Заговорщики же кто казнен, а кто выслан из страны… Баронесса терялась в догадках. Неужели кто-то все же мстит? Тогда против кого все это готовится? Или интрига направлена против кого-то еще, скажем, против Ришелье? У него немало врагов сейчас. Но если это так, то с чьей стороны выступает месье дю Валлон? Увы, следует признать, что политические взгляды барона были весьма расплывчатыми. Он не любил кардинала просто за его гвардейцев, соперничая с ними. Так что нельзя было исключать, что месье дю Валлон влез в заговор просто из дружбы и искренне веря, что Ришелье – это само зло, вырвавшееся из Преисподней. Полетт от досады закусила губу: если бы Портос сначала заехал к ней, она бы позаботилась о том, чтобы мыслил он верно – а затевать что-то против кардинала было решительной глупостью! Или она все себе вообразила? Может быть, барон попросту все это придумал? Вернее будет сказать, что он даже и не придумал ничего, а воспользовался своим любимым объяснением «это столь важно и в этом замешаны такие лица, что я вам ничего не могу сказать, но вы же сами все понимаете». Возможно, Портос попросту отправился к какой-нибудь девице, но, зная уже по опыту, что впоследствии ей станет известно, что у него был отпуск, который барон потратил вовсе не на нее, он и написал ей письмо, выдумав некую очень секретную миссию. В чем же правда? «Мой дорогой супруг и господин, Я благодарю Вас за известие о Вашем добром здравии. Должна уверить Вас, месье барон, что мы, я и наша дочь, также прекрасно себя чувствуем. Столь же сильно я признательна Вам за иные известия, поскольку моя тревога усиливалась с каждым днем, как моя тоска о Вас изводила меня. Но ныне, признаюсь Вам, одна моя тревога сменилась другой, а потому я прошу Вас: будьте внимательны и осторожны, помните, что если кому-то из Ваших друзей нечего терять, то Вы не принадлежите лишь себе (я смею надеяться и думать, что это так). Мне не сравниться с Вашими знаниями и пониманием света, потому я знаю, что Вы лучше знаете, как поступить. Но простите мне мои глупые предостережения и мольбы, кои продиктованы только моей слабостью. Я знаю, что Вы извините меня и с улыбкой все же прочитаете эти строки, а не пропустите их. Заклинаю Вас помнить о том, сколь много врагов у нас и сколь мало друзей, коим мы многим обязаны. На коленях молю Вас, месье барон, помнить о том, что нашему положению и нам самим, как Вашему другу, господину графу, не пристало связываться с делами, в кои привычно вмешиваться нищим дворянчикам. Я смею думать, мой дорогой уважаемый супруг, что ныне мы можем считать себя почти ровней Вашему высокородному другу. А потому как наша семья должна быть подобным же ему идеальным союзом, так и наши поступки и действия должны быть безукоризненны и при дворе, и даже на отдыхе. Знаю, что Вы полностью разделяете мои мысли, и повторяю их более для себя, надеясь всегда соответствовать Вам, восхищаясь Вашим врожденным самым высокородным благородством. Нет нужды напоминать Вам, как я люблю и жду Вас. В поместье, где ныне я нахожусь, все покойно и хорошо, мне думается, что мадмуазель дю Валлон очень понравилось в саду (я позволила себе высадить перед окнами новый розовый куст и надеюсь поставить там беседку, где можно будет укрыться от зноя). Здесь я отдыхаю и пишу Вам, готовая повторить много раз: приезжайте домой, мой господин и супруг, пусть даже на короткое мгновение, чтобы лишь обнять меня – Вы всегда встретите здесь самый теплый прием и, я надеюсь, я смогу порадовать Вас теми усилиями, что были приложены для нашего прекрасного поместья. Ваша преданная и любящая супруга, Баронесса дю Валлон». Эти строки Полетт накидала, поддавшись вдохновению. Не скупясь на похвалы в адрес Портоса, молодая женщина вложила в письмо главное: не стоит лезть ни в какие интриги, если в них не замешан и Атос тоже (его участие было для баронессы знаком того, что это дело и вправду государственной важности). Попутно, уже в последней части послания, Полетт намекнула мужу и на то, что их пара и супружество должны быть идеальны, то есть измены тут попросту невозможны, потому что несовместимы с титулом барона. Портос был не очень умен, но вовсе не глуп, столь прозрачные намеки он прекрасно поймет, в этом молодая женщина была уверена. С этим Полетт, запечатав письмо, немного успокоилась. Она написала все, что могла, она предостерегла всеми возможными способами и от всего, от чего только могла. Хочется верить, что муж не успеет влезть в неприятности до получения послания. И все же… все же как обидно знать, что в свой отпуск Портос отправился по делам друзей, а не приехал к ней! Вот граф де Ла Фер… хотя, может, он тоже отправился в Париж? Полетт сознательно вызывала в памяти сцену их беседы с мужем после родов и его возвращения. Он любит лишь ее, все эти страхи – выдумка ее сознания, и только! А Портос непременно заедет на обратном пути… *** - Почему бы вам не отправиться в Париж, мадам? Одетт, убирая волосы госпожи на ночь, бросила эту фразу будто бы невзначай. И немедленно же продолжила: - В поместье обыденно и скучно, вы созданы для света, мадам! Конечно, в комнатах в Лувре достаточно неудобно, там не разместиться, если мы отправимся с ребенком и кормилицей, но мы могли бы пока остановиться у месье де Моро… - Никогда! – отрезала Полетт. - Тогда мы могли бы остановиться у госпожи графини, я уверена, мадам не откажет нам в праве остановиться на пару ночей, пока мы не найдем подходящие комнаты, - немедленно предложила иное горничная. Молодая баронесса призадумалась. Графиня де Ла Фер и вправду не откажет, даже если сначала поселиться у нее, а после отправить письмо. Иначе же попросту и не имеет смысла ехать – Портос может вместе с друзьями уже покинуть столицу. Нет, если и ехать, то завтра же с рассветом, отправив сегодня послание Элен с просьбой и благодарностью за возможность остановиться в их парижском особняке на пару ночей. Однако что она будет делать в городе? Если у мужа там роман, то где его искать? Какую ошибку она сделала, не уточнив, где он остановится! Хотя угадать это легко: либо в своей старой квартирке, либо у кого-то из друзей, иных мест у него попросту нет. Ну или он будет у любовницы… Но эти мысли Полетт старательно гнала прочь, не желая даже думать о подобном. Итак, как она может узнать о том, где он находится? Прямо написать ему еще одно письмо, сообщив о своем приезде? Но тогда ей точно не застать мужа с любовницей. Врываться в его старую квартиру и квартиры его друзей? Ужасное поведение провинциальной ревнивой глупой женушки! До такого она опускаться не желает! Не она ли написала сама, что их положение и титул ставит их выше обычных дворян, а уж тем более ей не следует уподобляться мещанке, выслеживающей гулящего супруга. Вот и выходит, что у нее нет причин ехать в столицу, предупреждать об этом мужа невозможно. Но надеяться просто повстречать Портоса с другой женщиной где-то на улице или в Лувре и вовсе безумно. Если барон и вправду намерен влезть в какую-то интригу, то… пожалуй, он и вовсе уже влез в нее, игнорируя письмо жены или получив его с опозданием. Так что изменить это Полетт попросту не в силах. Если же он прислушался к предостережению, то появление супруги будет совершенно неуместным. Да и вообще, решила баронесса, отправляться в город вслед за своим письмом, в котором уверила, что она ждет мужа… Что может быть глупее? - Нет, нам лучше оставаться тут, - объявила Полетт. Камеристка спорить не стала, завершила вечерний туалет и с поклоном удалилась, пожелав госпоже доброй ночи. Молодая баронесса же направилась к дочке. Кроха Анриетт уже сладко спала, но матушка пришла не поиграть с ней, а лишь взглянуть на дитя – несмотря на то, что она проводила с ребенком почти весь день, вечерним визитом Полетт не пренебрегала. Мадам дю Валлон все чаще ловила себя на мысли, что сравнивает свою судьбу и догадки о том, какой будет жизнь Анриетты. Мать была из знатной семьи, но далекой от двора и света, дочке с младенчества благоволила сама королева Франции; мать была полностью под контролем батюшки, дочь была любима отцом, но тот находился под немалым влиянием супруги; матушке никто из родственников ничего не сделал, дочурка получила в крестные высоких придворных лиц; мать училась противостоять завистникам и познавала азы интриг, дочка… В каком мире она будет жить? Будет ли она дышать интригами или любые завистники давно будут повержены? Анриетт-Мари-Полетт носила имена своих бабушек и матери, но еще ее первые имена были именами королей и королев! Это уже ставило кроху на вершину мира, а то, как ныне менялся мир под влиянием молодой королевы, к которой так благоволил Людовик, вовсе заставляло строить баронессу самые амбициозные планы. Обо всем этом думать рано, конечно, но Полетт нравилось представлять, как она наймет самых лучших учителей для крохи, как будет выбирать для ее нарядов самые дорогие и тонкие ткани… Конечно, это не освобождает ее от обязанности родить месье дю Валлону еще и наследника, но этому еще придет время, когда муж приедет… Если он вообще приедет и не на несколько коротких мгновений, чтобы обнять и отправиться дальше, как было в письме. Но об этом лучше все же не думать! Завтра она, как и написала, займется садом и беседкой, она превратит Валлон во дворец по самой современной моде! Это будет уже вовсе не старинный разваливающийся замок, а удобнейший комфортный дом для их семьи! Пожалуй, встретить тут супруга, продемонстрировав ему изменения, будет самым чудесным решением! Окончательно убедившись в правильности своего отказа от поездки в Париж, Полетт ласково поцеловала дочку и тихонько направилась к себе, думая теперь о том, что надо все же написать письмо мадам графине: просто вежливое послание с пожеланием здоровья, вопросом о том, как скоро ей следует явиться к королеве для выполнения своих обязанностей… И как-то ненавязчиво при этом надо узнать, куда отправился господин граф. Молодой баронессе даже пришлось подавить в себе желание немедленно сесть за письмо. Сейчас она ничего путного не напишет, ей нужно отдохнуть, утром нужные мысли придут в голову сами собой. Правда, она полагала, что долго не сможет уснуть, придумывая строки… но провалилась в темноту, едва голова коснулась подушки. А вот рано утром Полетт подскочила почти немедленно после рассвета. «Ваше сиятельство, мадам графиня, Пишу Вам с пожеланиями доброго здоровья и уверении в глубоком почтении к Вам и Вашему супругу. Мой отдых проходит великолепно, и я всей душой признательна Ее Величеству за этот подарок для нас с дочкой! Однако же я прошу Вас уверить Мадам, что у нее нет более преданных слуг, чем моя семья! Я осознаю, что планы Ее Величества могли измениться, и в любой момент готова следовать им, как мой муж ныне отправился в Париж по делам друзей. И если есть вопросы, которые требуют Вашего внимания и могут быть разрешены им, Вы всецело можете полагаться на месье дю Валлона. Не могу не отметить также то родство, которым ныне и я, и мой супруг очень гордимся, осознавая, что теперь у нас одни интересы и одни общие опасения с Вами, Вашей семьей. От кого бы ни исходила угроза, Вы можете быть уверены, что и я, и господин барон сообщат обо всем, что станет нам известно, сделаем все, что будет в наших силах, и Ваши заботы и дела всегда будут нашими заботами. Потому я прошу Вас сообщить мне, как скоро мне следует явиться для исполнения моих обязанностей, я готова проследовать в Фонтенбло, в Лувр или к Вам в поместье немедленно, как это понадобится. С глубоким почтением, Баронесса дю Валлон. P.S. Не могу не напомнить, что известная Вам особа на сегодняшний день, с тех пор, как покинула замок, находится в Париже, если ей необходимо перебраться куда-то еще, я готова ей об этом сообщить». Вроде бы она написала все, что хотела изложить и донести до статс-дамы и, через нее, до королевы: верноподданнически уверила в готовности вернуться к службе, напомнила о том, что если Констанции может угрожать опасность, то ей лучше куда-то перебраться, и – самое главное – намекнула на то, что может затеваться какая-то интрига, хоть она и не знает, от кого может исходить опасность. Если же никакого заговора нет, то эти фразы будут простыми вежливыми уверениями в дружбе и готовности помочь. А вот графиня в ответном письме наверняка напишет что-то связанное с местонахождением ее мужа, так что о том, отправился ли Атос вместе с друзьями или приехал к жене, Полетт сможет все-таки узнать. Сообщение придет не так скоро, как хотелось бы, но молодая женщина ведь столько времени мучилась переживаниями, что сейчас еще несколько дней ожидания уже не казались ей такими ужасными. Лишь бы не получить подтверждение, что в Париж Портос отправился исключительно один, а вовсе не с друзьями… Отчасти баронесса была несколько более откровенна в письме, чем следовало бы в послании с предупреждением, если оно попадет в руки кого-то из заговорщиков, то они легко разгадают, что в нем содержится предупреждение об интриге. Но это мало заботило мадам дю Валлон: послание мужа было гораздо откровеннее, так что если их переписка кем-то отслеживается, то заговорщики уже знают, что об их планах кто-то прознал, и прекрасно понимают, что цепочка запущена – Полетт непременно передаст то, что ей стало известно, королеве. Потому молодая женщина запечатала очередное письмо и, передав его слуге, со спокойной душой отправилась к дочке – теперь уже желать доброго утра. Анриетт всегда улыбалась мамочке такой очаровательной беззубой улыбкой, что пропустить ее пробуждение баронесса никак не могла бы! За окном все выше поднималось солнце: день будет великолепным, так что ее планы с садом будет приятно осуществлять, пока Анриетт будет дремать в колыбельке, вынесенной в тень… пожалуй, под дальней яблонькой. - Доброе утро, сердце мое! – склонилась над дочкой Полетт. *** Мадам дю Валлон с головой ушла в домашние заботы, после завтрака взявшись за книги доходов и расходов, пока нужно было дождаться плотника для обсуждения будущего строительства беседки. Поместье приносило и вправду хороший доход, может быть, барон был прав и следовало бы подумать о расширении земель, хотя ныне, не имея пока и одного наследника, Полетт полагала это преждевременным. Если только удастся прикупить соседние угодья, так будет проще следить за порядком. Баронесса задумчиво выписывала на отдельные листы доходы и расходы, припоминая те знания, которыми с ней однажды делилась мадам де Ла Фер – проверка занимала гораздо меньше времени и была очень легкой. Так и вышло, что когда возле замка появился посыльный, Полетт уже заканчивала с проверкой, полностью поглощенная цифрами перед собой. - Прошу прощения, ваша милость, - поклонилась Габриэль, пожилая служанка, кажется, много лет прослужившая в этом доме. – Тут прибыл человек, передал вот посылку, буркнул что-то неясное да ускакал. Молодая женщина несколько удивленно уставилась на небольшую коробку, которую поставили на стол перед ней. А кто и что ей мог прислать? Неужели… подарок от мужа? Он решил сделать ей приятное? Или это что-то по службе? Может быть, нужно что-то передать королеве или от нее Констанции?.. - Мадам, прибыл плотник, - в тот момент, когда Полетт уже потянулась раскрыть коробку, в дверях кабинета возникла горничная. Не та фигура, мелькнуло в мыслях у баронессы, пусть плотник подождет, когда… И сама же себя прервала, подумав о другом: если это послание королевы, то переправить его Полетт может в любой момент, а если это подарок мужа, то ей надо успеть сделать ответный подарок, и раз она обещала заняться садом, именно это и надо сделать в первую очередь. Так что, забросив все дела, мадам дю Валлон кивнула Одетт, чтобы та проводила плотника в сад, и, повязав шляпку, тоже поторопилась туда же. Разговор с плотником затянулся, потому что баронесса желала подробно объяснить, что она желает получить, и не хотела, чтобы в готовой работе были какие-либо огрехи. После, уже отослав работника, Полетт переключилась на садовника, с которым обсуждала новые клумбы и возможность изменить некоторые старые кусты. Время бежало немыслимо быстро. Осознав, что уже обеденный час, мадам дю Валлон поспешила к дочке, понимая, насколько она соскучилась. - Когда велите подавать на стол? – спросила Одетт. - Да, скоро… через четверть часа, - решила баронесса, отведя себе хотя бы это краткое время на игру с малышкой. - Как прикажете, мадам. Но вместо того, чтобы уйти, горничная еще топталась на месте, кажется, все не решаясь о чем-то спросить. - Что-то случилось? – глянула на нее Полетт. - Я лишь уточнить хотела, когда Габриэль освободится? Или ее уж сегодня не будет, вы ее отпустили? - Габриэль? Баронесса ненадолго призадумалась, пытаясь сообразить, не отправила ли она и вправду куда-то служанку: за всеми делами и разговорами она могла отдать распоряжение и совершенно о нем позабыть или же та могла подойти с просьбой уйти, а госпожа просто покивала в ответ, слушая того же садовника. - Нет, я ее никуда не отпускала и не посылала, - уверенно произнесла Полетт. – Может быть, она где-то в комнатах отдыхает? - Так смотрели уж… Мадам дю Валлон только отмахнулась в ответ: ну какая ей разница, куда подевалась служанка? Может быть, и сбежала от работы, зная, что госпожа сегодня слишком занята и наверняка этого не заметит. Ну отыщется, тогда баронесса и будет решать, что с ней делать и как наказать, а сейчас ей не хотелось терять время, гораздо интереснее ей было следить за тем, как Анриетт пытается переворачиваться на животик и ползать. Вот так и прошли еще несколько часов: сначала баронесса, наигравшись с дочкой, отправилась обедать, после же вновь явился садовник – желал обсудить возможность отвести воду от реки, чтобы поливать дальнюю часть сада, а еще после него явились из деревни с мелкими просьбами, требующими господского решения. Порядком устав от всех этих дел, Полетт посчитала, что заслужила короткий отдых, потому, взяв дочку, отправилась с ней на прогулку, то есть вместе с няней они расстелили в теньке огромное покрывало, чтобы Анриетт могла на нем кувыркаться в свое удовольствие. Баронессе подумалось, что она сделала ошибку: можно было прихватить с собой сюда книгу доходов и расходов и завершить проверку. Но возвращаться в замок за делами ей очень не хотелось, как не хотелось и отвлекаться от дочки. Дела подождут, она закончит с ними уже вечером… Только теперь Полетт вспомнила, что получила подарок мужа! Как беспечно с ее стороны до сих пор не открыть коробку! Кроха Анриетт весело чему-то засмеялась, и молодая мама подумала, что и подарок супруга тоже подождет еще хотя бы полчаса. Она непременно откроет, непременно полюбуется и напишет Портосу, как благодарна ему за этот дар! Ну а если там посылка от королевы… Нет, все – нет! Даже если это очень срочное, оно подождет полчаса или даже час, они с Анриетт заслужили возможность просто побыть вместе. И баронесса неизящно плюхнулась на живот, потянувшись к дочурке. Сегодня и вправду был чудесный солнечный день, а когда она создаст тут настоящий красивый современный парк, они будут уже ходить по нему ножками! В этих мечтах и играх Полетт и вправду провела почти час. - Мадам баронесса! – новый посыльный был совсем не кстати. – Простите, ваша милость, письмо вам! Сильно срочное! Но гораздо более удивительным было то, что этим посыльным был Мушкетон. Неужели что-то случилось с мужем? Страх появился и пропал – слуга был возбужден, но не паниковал, так что скорее дело было именно в спешке. «Полетт, Прошу Вас быть предельно осторожной, затевается что-то, что может угрожать Вам и нашей дочке! Возможно, что угроза будет направлена и на других – всех, кто имеет отношение к известной Вам красивой истории. Ваш барон дю Валлон, месье де Брасье». Непривычное обращение, непривычная подпись и непривычная краткость. От всего этого молодая женщина так растерялась, что некоторое время просто смотрела на письмо и ничего не видела вовсе, как не могла и мыслить. Портос обратился к ней по имени, вопреки всем правилам… Он слишком волновался или это чья-то неуместная шутка? Впрочем, нет, письмо привез Мушкетон – это главное доказательство подлинности сообщения. Значит, такое обращение – следствие испуга. А это означает, что случилось что-то и вправду из ряда вон… - Вы что-то можете сообщить на словах? – наконец сообразила спросить у слуги молодая баронесса. - Мне велено передать, что это, возможно, связано с последними интригами. И тот, кто за этим стоит, не остановится ни перед чем, он способен на убийство… Мадам Бонасье уже пострадала. Теперь все становилось на место. Значит, все же кто-то мстит, под «красивой историей», видимо, подразумевается история с подвесками. Или дело в той интриге с документами, которую осуществила королева – что и говорить, получилось очень даже красиво! Только ныне все они под ударом… - Посылка же! – вскричала Полетт. - Посылка? – не понял Мушкетон. Но баронесса уже бежала к замку, попутно думая о том, что этот странный подарок может быть очень опасным даром! Помимо всего она хотела обдумать подпись супруга: кажется, Портос все же приобрел еще одно поместье. Но размышлять над этим пока не получалось, молодая женщина была слишком обеспокоена тем, что оставила коробку в кабинете. Когда она, сопровождаемая Мушкетоном, открыла дверь… то едва не осела на пол от ужаса, благо, что слуга успел ее поддержать. Коробка была по-прежнему на столе, но стояла уже открытая. И не нужно было гадать, кто это сделал: бедная Габриэль лежала в паре шагов от смертельного дара, держа в руках великолепный резной веер. Видимо, пожилая женщина позволила своему любопытству взять верх, представила себя дамой света с такой дорогой вещью, а может быть, действовала даже из хороших побуждений, хотела принести дар госпоже, напомнив о приятной посылке мужа. Вот только пятна на руках и лице говорили о том, что яд оказался сильным и быстродействующим. Служанке достаточно было лишь взять веер в руки и на мгновение, возможно, прикоснуться к лицу, чтобы более не быть в силах даже позвать на помощь! Яд впитался в кожу, вошел в уста... - Матерь Божья! – одними губами шептала Полетт, парализованная видом несчастной жертвы. Мушкетон, сообразив, что госпожа не в силах сейчас ничего сделать, попросту подхватил ее на руки и понес в ее комнату, попутно отдавая приказы слугам, чтобы убрали тело Габриэль да были осторожны с полученной коробкой и веером. Даже очутившись в стенах спальни молодая баронесса не могла прийти в себя. И только появление няньки, явившейся с Анриетт, несколько придало сил. Однако же такой чудесный день был окончательно испорчен.