Совсем другой век

Заявления Арамиса не были голословными. Когда он говорил друзьям, что все полностью контролирует, то был в этом уверен и сам. Все его друзья рассудили, что для женщин будет самым спокойным – находиться в Фонтенбло, под охраной королевской гвардии. Арамиса это тоже полностью устраивало: кого бы ни выбрал испанец для следующего удара, он будет нанесен в одном месте. Кроме того, молодой человек был уверен, что во всем этом деле не обошлось без участия королевы-матери и ее окружения. Разумеется, участие было не прямым – после того, как король почти лишил их содержания и казнил главную интриганку, любой понимал, что терпение Людовика на исходе и лучше его не испытывать. Но желание поквитаться с теми, кто им сломал все планы, было. Да и у кого бы еще испанец разузнал все о том, кто именно мешал планам интриганов прежде? Однако Арамис не полагался просто на свои догадки. Связи, которые он завел еще в те времена, когда ему протежировала герцогиня, никуда не делись. В салонах Парижа никто не представлял, чьей заслугой было падение Шеврез: сам молодой мушкетер об этом не распространялся, а из свидетелей тех событий был лишь Атос, который тем более ничего рассказывать никому не стал бы. Отношения, которые связывали Арамиса с герцогиней, были для многих лишь поводом для сплетен. Почти никто не сомневался, что Шеврез его соблазнила и намеревалась использовать в своих интригах. Но о том, что она собиралась его использовать именно в последней интриге, никто не знал. Да и не мог знать, ведь сообщник герцогини тоже взошел на эшафот. Так и вышло, что молодой мушкетер был вхож во все те двери, которые были открыты для него и раньше, и его по-прежнему считали противником короля. Арамис точно знал, что даже получи он аббатство от короля, никто не догадается ни о чем, посчитав, что он просто успешно дружит с графом де Ла Фер, не гнушаясь пользоваться этой дружбой к собственной выгоде и ничуть не смущаясь тем, что не сходится с ним в политических воззрениях. А будущий аббат словно бы за ничего не значащей беседой отмечал то одну неосторожную фразу, то другую. И сложив все вместе, получил подтверждение тому, что и вправду испанцы желают поквитаться за свой проигрыш уже на ином поле боя. По некоторым сведениям некий испанец и вовсе был в Париже. Арамис попутно не просто узнавал, но и действовал. Как он и говорил д’Артаньяну, мадам Бонасье была объявлена отравленной – и для ее безопасности, и для некоторых других планов, которые возникли у молодого человека. Ему гораздо важнее было не спасти женщину, а предугадать следующий удар. Так что следом за беседой об отравлении мушкетер завел иной разговор такого рода. - Убивать женщину, господа, это… фи! - Однако порой без решительных мер нельзя, - следовал ответ кого-то из тех, с кем беседовал Арамис. - Дворянину не пристало опускаться до подобных методов. - Но первый из дворян действует именно так. - Именно! И именно потому это отвратительно. Право, такая грубость равняет с этим мужланом на троне! - А как иначе поступить? Будущий аббат дожидался этого вопроса, умышленно подводил к нему. Кое-кто даже выражался прямее: - Если не решиться на грубость и жестокость мер, то как иначе избавиться от тощей шотландки, что возомнила себя королевой?! Как иначе вернуть Франции истинную правительницу и… истинного правителя? - Грубость и жестокость пристала тому, кто сам выбрал этот путь. - Что вы хотите сказать? - Что если этот шут в короне выбрал путь жестокости, то пусть сам и следует этому пути. А раз шотландка всему миру объявила, что она любит своего мужа, то пусть и… наслаждается этой любовью страстного Отелло. Кто-то понимал намеки и так. Кому-то после еще пары вопросов приходилось разъяснять подробнее. - К чему проявлять жестокость, если можно обойтись позором, свидетелем которого будет весь двор? Этот грубиян сам или избавится от жены, или заточит ее в монастырь. А вот как это понравится французам: король, который так жесток с королевой, что была до сих пор так добра с ними? Подобные беседы у него велись с несколькими лицами, кого он подозревал в том, что они могли приютить испанца. Некоторые из них были на приемах, некоторые в очень интимной обстановке… Но вот чего Арамис избегал, так это даже намека на то, что он желал бы увидеться с испанцем. Возможно, это был бы самый простой способ добраться до убийцы. Однако ныне для этого было слишком много опасений. Первым и главным теперь была безопасность самого мушкетера: если после того, как он разузнает, где нашел жилье испанец, того схватят, то репутация Арамиса быстро рухнет. Помимо этого молодой человек не был уверен, что теперь возможно будет доказать вину этого человека. Бонасье сбежал – Арамис это проверил, - а потому подтвердить, что именно этот испанец передал ему отравленное вино, было невозможно. И уж тем более немыслимо было обвинить его в попытке покушения на королеву. Так что молодой человек решился на новую игру. Самой большой опасностью было то, что испанец мог нанести смертельный удар, потому Арамис и «передал» через разных людей намеки на то, что гораздо выгоднее может быть не отравить королеву, а скомпрометировать ее. Причем сделать это надо так, чтобы терпение Людовика оборвалось, ну а следствием стало недовольство всего французского народа своим правителем. Арамис не сомневался, что испанец ухватится за эту идею: возможность не просто отомстить тем, кто разрушил их интриги, не просто избавиться от неугодной королевы, но спровоцировать гражданскую войну во Франции, то есть, если повезет, изменить итоги войны уже в свою, Испании, сторону. Оставались детали: следить за всеми, кто прибывает в окрестности Фонтенбло, а также позволить до определенного момента испанцу осуществить свой план. *** Дамы в ужасе смотрели на врага, не в силах даже двинуться, пораженные низостью всего задуманного. - Как интересно, - произнес позади спокойный голос, из-за деревьев появился герцог д’Орбье. – Думаю, что и король заинтересуется столь любопытным... средством. Правда, не совсем так, как вы думаете. Испанец сделал было шаг назад, но его немедленно скрутили двое слуг – Гримо и камердинер герцога. Так что если Диана изумленно смотрела на герцога, то Элен, которой своевременные спасения д’Орбье начинали казаться даже естественными, с гораздо большим изумлением смотрела на слугу мужа, не понимая, откуда он взялся. - К черту! – поморщился пленник. – Все равно я своего добился! Даже зная правду, король не простит жене такого! - Вы правы, - спокойно кивнул герцог. – Не простит. Родригес самодовольно усмехнулся. - Поэтому я взял на себя смелость, - насмешливо продолжил д’Орбье, - даже дерзость во многом… Так вот, я осмелился не передавать ваше вино дамам. Зато дал указание непременно пропустить вас, даже поспособствовал этой аудиенции, чтобы вам не пришлось ожидать несколько месяцев. Вас это не смутило? Родригес зло сверлил взглядом д’Орбье. Да уж, его слишком быстро приняли тут! Он предполагал, что это небрежность французского двора, в Испании бы такое было попросту невозможно. Но все оказалось проще… - Не верите? – произнес герцог, по-своему истолковав взгляд испанца. – Напрасно, сеньор. Неужели вы думаете, что ваша… сообщница столь осторожна, принимая вас, человека Филиппа? Да я не сомневался, что это затягивание договора неспроста. Поэтому я ждал вас, сеньор. Мне о вас сообщил один идальго… А вы к тому же принялись «оставлять следы» своими попытками отравить всех тех, кто вам казался врагом. - Идите к черту! – пробубнил Родригес. - Мои люди выследили вас, сеньор, - невозмутимо продолжил д’Орбье. – И вчера доложили, что вы подкупили служанку в Фонтенбло, чтобы та подала дамам вино, которое вы передадите. Впрочем, простите, я не так формулирую. Вчера одна верная мне служанка сообщила, что вы «подкупили» ее. Догадываясь, что вряд ли вы просто воспылали к дамам чувствами и желаете сделать им приятный подарок, я осмелился подменить бутылку. Ну а ныне утром мои люди доложили, что вы направляетесь сюда, и я решил устроить вам встречу. А чтобы все было правдоподобнее, не предупредил об этом ее величество. Гость выругался: он не сожалел, что попался в ловушку, он себя вовсе не жалел после провала в Испании, но только теперь осознал, насколько бесполезным будет его самопожертвование. - Хватит с меня ваших рассказов, - вскинул голову Родригес. – Я требую, чтобы мне предъявили доказательства вины… В этот момент в саду появились король и Атос. - Что тут происходит? – Людовик, мигом оценив увиденное, обратился к герцогу, еще даже не обняв жену. - Государь, - поклонился тот, - мне удалось найти и, как видите, поймать того, кто пытался отравить вашу супругу и ее статс-даму. По приказу… думаю, о заказчике и всех заинтересованных лицах этого преступления вам лучше узнать позже самому. Уверен, этот сеньор не откажется нам рассказать подробнее. Луи бросил холодный взгляд на пленника. - Допросить, - бросил он. – Узнать все про эту… этих интриганов. Мне представите протокол… и приказ об изгнании из страны, я подпишу. *** Слуги немедленно потащили испанца за ворота. А король и Атос наконец смогли поприветствовать жен, которые были ошарашены новым решением Людовика: нет сомнений, что намек на участие и в этой истории Марии Медичи он разгадал и уже заочно приговорил мать к изгнанию из страны... Может, конечно, он не понял про заказчика, решил, что речь об Анне Австрийской, так что передумает позднее. Вот только он уже не первый раз был готов к серьезным мерам, потому в его милость не верилось. После объятий и поцелуев женщин мужчины направились во дворец, у обоих было немало обязанностей там. Людовику, правда, было и не нужно о чем-то беседовать с женой, обо всем произошедшем ему доложат другие люди. А вот Атос был бы не против провести некоторое время с супругой, но понимал, что пока не может отвлекать ее от обязанностей, время обсудить случившееся еще будет. Но дамы не спешили вернуться во дворец, задержались на мгновение, удержав спасителя – было кое-что, что они желали выяснить, и без чего они не были уверены до конца, что могут быть спокойны. - Герцог, - Элен тихо обратилась к д’Орбье, - а это… правда? Вы в самом деле поменяли вино? Она боялась, что план испанца может осуществиться, пусть и с опозданием. Что, если вскоре она под действием афродизиака все же перестанет контролировать себя и набросится на мужа? Как знать, как тот отреагирует на такое бурное проявление чувств. И точно припомнит ей то отвратительное письмо, которое выставляло ее в распутном свете. - Правда, мадам, - улыбнулся герцог. – Не беспокойтесь. Вино у меня… возможно, найду, как его применить. Он лукаво глянул на нее. - Однако, - продолжил д’Орбье все с тем же насмешливым видом, - поскольку ваш муж и его величество тут, я осмелюсь предложить слугам подать его… например, сегодня к обеду. Думаю, государь не многих угостит вином со своего стола… - Вы смеетесь, сударь?! – опешила Элен. - Немного, мадам, - тихо рассмеялся тот такой реакции. – Но не спешите отказываться, я уверен, что ни один из мужей не будет против. Порой вы… если позволено будет сказать, слишком демонизируете некоторые взгляды этих господ. Пламя, вырывающееся из дракона, может быть не опасным, а согревающим и разжигающим иное пламя. Он с поклоном, делая вид, что не замечает алеющие щеки дам, ушел проследить, чтобы приказ короля о допросе был выполнен. К этому же следовало добавить показания Бонасье, которые передал Арамис. Подруги с улыбкой переглянулись. - Интересно, какой из дам он предложит испить этого вина? – прошептала Диана. – Или даже не одной… - Я бы на твоем месте беспокоилась, чтобы он не подал это вино в обед, как он только что предложил, - хихикнула Элен. – Ведь такой человек, как он, вполне может и предложить по бокальчику. И он точно прав в том, что его величество почти наверняка предложит еду и питье со своего стола графу и мне. Королева спрятала улыбку. Последние слова герцога заставили ее думать, что, возможно, это и вправду не столь и ужасная идея. Или это просто на нее так влияло возвращение супруга и мысли о предстоящей ночи? - Ну, если не на обед, а на ужин, то можно, - подмигнула она подруге. – Вдруг я и не против узнать побольше… о пламени дракона? Теперь уже графине пришлось прятать улыбку. - Пожалуй, я сегодня лучше воздержусь от вина, - протянула она. – Хотя не буду против, если его отведает его сиятельство. - Боишься, он может тебя в чем-то обвинить? – покачала головой Диана. - После того, как он сам все понял – почти не боюсь, - честно призналась Элен. – Однако предпочту не проверять на практике. Пойду я лучше проведаю Констанцию, кажется, она почти полностью оправилась после отравления. - Если господин д’Артаньян приехал с друзьями, то ей точно станет лучше, - не удержалась от улыбки королева. – Думаю, завтра тогда я наконец объявлю ей о «свободе». *** - Знаете, герцог, я очень рада, что вы тут, - заметила королева. После ночи, наполненной лаской и страстью (дамы по-прежнему не знали, имеет ли к этому отношение вино), Луи и граф ранним утром направились на охоту. Д'Орбье же остался в замке, привычно развлекая дам пустыми разговорами. Правда, на этот раз они были частично не очень пустыми. Сначала герцог пересказал некоторые детали интриги испанца, участие Арамиса в разоблачении и то, как удалось выследить преступника. И лишь после перешел к беседе ни о чем, галантным комплиментам, пользуясь тем, что королева тоже почти не была занята – просматривала поданные на ее имя прошения, порой откладывая те, которые казались ей важными. - Вот как? - удивленно приподнял брови д’Орбье, не в силах сообразить, что же именно радует ее величество в том, что он рядом. Ведь гораздо более ей должно быть приятно общество супруга. - Я хотела вас попросить оказать мне услугу, - смущаясь пробормотала Диана. – Ведь вы можете все. В этот момент герцог заподозрил, что она все-таки желает попросить у него того вина, что он изъял вчера. Неужели прошлая ночь была слишком скучная? Не может такого быть! Но откуда тогда такая застенчивость? - Вы знаете, я заметила, что Белоснежка... уже совсем взрослая, - все также смущаясь, продолжила королева. – И ей... ну, наверное, ей нужно... - А! – фыркнул д'Орбье. – Вы хотите подыскать ей кобелька для случки? Если позволите, ваше величество, вам лучше обратиться к егерям, они отыщут вам любой породы и любого возраста. Диана залилась краской до ушей. - Как вы можете так говорить?! – пробормотала она. – Нет, Белоснежке нужен... муж. Да, муж! - Как вам будет угодно, - поклонился герцог, скрывая улыбку. Пожалуй, ему будет чем повеселить Людовика по возвращении с охоты. Конечно, он перескажет эту детскую просьбу взрослой королевы очень осторожно, но в реакции правителя он не сомневался. И еще он с удовольствием объявит конкурс среди придворных на лучшего «мужа» для Белоснежки. Д'Орбье уже заранее предвкушал, как все желающие выделиться будут скупать кобельков, а также ленты и жемчуг для их украшения. Пожалуй, ему лучше остаться при дворе, тут в ближайшие месяцы будет гораздо занимательнее и на порядок веселее, чем в военном лагере, где уже окончательно все решено, армии уходят. В одном он теперь убедился точно: молодая королева сильно изменилась, но одновременно осталась все той же милой наивной девочкой, которая однажды предложила ему свою дружбу, которая всегда в нем видела друга! - Ваше величество, - уже серьезно начал он. - Что-то не так? – насторожилась Диана. – Моя просьба вам кажется неосуществимой? Я не хотела… - Нет, не беспокойтесь, все будет сделано в лучшем виде. Я лишь хотел сказать, что вам больше никто не угрожает. Ваш супруг более не намерен проявлять милость даже к собственной матери. - Он действительно высылает ее из страны?! – ахнула королева. - Да. - Это ужасно! Я должна переубедить его! – подскочила Диана, забывая, что Луи сейчас попросту нет в замке. - Нет! – отрезал герцог. Но затем заговорил уже подобающим тоном: - Простите меня, мадам, но я вынужден настаивать. Я знаю вашу доброту и милосердие, однако поймите верно: эта женщина не успокоится, если не получит достойное наказание. Ее участие на этот раз было очень малым, но ведь она вновь с легкостью забыла, что именно вам обязана милостью сына, урезанием ее бюджета, а не высылкой. Ее бывшее величество получила столь много предупреждений, что более не представляется возможным их давать. - Вы еще скажите, что ее надо казнить! - Может быть, - не стал спорить д’Орбье. – Но на такое ваш муж все-таки не пойдет. Поэтому изгнание будет лучшим вариантом. - Это жестоко. - Это необходимо, - повторил он. – Она, конечно же, отправится в Голландию, попытается там отыскать поддержку, потому что в Испании ей такого не найти, я не говорю уж про Англию. Пусть королева-мать наконец осознает, насколько малы ее силы, насколько никто не желает ей помочь. Тогда она сама вернется с повинной. - И что это изменит? – нахмурилась Диана. – Она ведь и до этого мирилась с сыном, в чем же разница? - В том, что до сих пор это был просто ее план, примирение – чтобы просто вернуться. Она должна прочувствовать всю безнадежность своих действий, должна отчаяться устроить гражданскую войну во Франции. Она уезжала не дальше Блуа, поэтому она не представляет, что ей не найти помощи за границей. Так пусть и вправду узнает, тогда просить прощения она будет искренне. Молодая королева помолчала, затем с неохотой кивнула. Ей не нравился такой план, потому что все естество ее восставало при мысли о том, чтобы так поступать с родной матерью. Но ведь эта мать желает смерти собственному сыну! Луи для Дианы был сейчас всем, ради его защиты она готова была на все. А еще… для их будущего, теперь уже, несомненно, общего. - Вы правы, месье, - тихо произнесла она наконец. – Я должна думать о будущем всей страны, я не могу все сводить к простым надеждам на лучшее. Пусть на этот раз все свершится так, как скажет его величество. Д’Орбье уважительно поклонился повелительнице. *** Вечером ее величество назначила аудиенцию мадам Бонасье и д’Артаньяну, решив, что пора наконец объявить новость, пользуясь тем, что они были вместе тут, а то вскоре опять гасконец может уехать куда-то. - Я полагаю, что вы догадываетесь, отчего я вас позвала… Диана начала и осеклась, заметив удивленный взгляд Констанции, перевела взгляд на юношу – и только после этого сообразила, что д’Артаньян ни о чем не говорил возлюбленной. Может быть, не был уверен в успехе или полагал, что этим делом и вовсе никто не займется, может, готовил сюрприз. - Не буду затягивать и заставлять вас ждать и гадать, верны ли ваши ожидания, - продолжила королева, - скажу сразу: я просила за вас и недавно я получила бумаги, теперь ничто не помешает вам… Она хотела сказать «обвенчаться», но в последний момент подумала, что, возможно, пока это не входит в планы гасконца: одно дело получить свободную, не связанную браком любовницу, радоваться тому, что ей никто не грозит, а совсем другое – услышать из уст ее величества пожелание скорее жениться. Подобная фраза сразу становилась почти приказом, игнорировать такое было невозможно. - Быть вместе, не беспокоясь о людской молве, - дипломатично завершила Диана. – Однако от себя я бы попросила вас не торопиться, все же если мадам… уже не Бонасье, едва получив развод, будет проводить время с другим мужчиной, это может вызвать нехорошие пересуды, особенно после его побега. - Благодарю вас, ваше величество! – низко поклонился д’Артаньян. – И, пользуясь этой аудиенцией, я осмелюсь просить у вас благословения на наш брак с… Констанцией. Разумеется, когда пройдет некоторое время. - Считайте, что оно уже получено, - улыбнулась королева. – Я буду рада увидеть вас вместе у алтаря. Столь пылкое желание гасконца немало ее удивило. Но еще более была удивлена Констанция. Она ошарашенно переводила взгляд с королевы на возлюбленного, который благодарил за что-то и просил… Неужели он всерьез просил ее руки и благословения на… брак?! Их брак?! - Брак?! – наконец воскликнула она. – Но как же, я… Какая свобода? Я ведь мадам… Развод… Осознание приходило не быстро, но когда оно все же пришло, Констанция бросилась на колени перед королевой, буквально рухнула к ее ногам, не в силах подобрать хоть какие-то слова признательности. - О, ваше величество! - Не стоит благодарности, - немедленно уверила Диана, поднимая ее на ноги. – Вы столь многое сделали для меня, что я была рада поспособствовать расторжению вашего брака. А месье Бонасье – слишком тяжкое бремя для вас, сударыня. Тем более, что графиня обещала это месье д’Артаньяну. Юноша лихо подкрутил ус под пристальным взглядом Констанции, уже представляя, как будет рассказывать ей о своей «сделке». Об отданном перстне он ничуть не жалел: кольцо принадлежало Атосу по праву, графиня могла ничего не предлагать вовсе, но ее влияние в прошении о разводе было не лишним, она подписала бумаги о неправомерном браке с галантерейщиком. А ее величество, судя по всему, ценила преданных слуг и была с ними щедра – значит, можно рассчитывать, что однажды он получит и иную награду, когда-нибудь он получит свое кольцо. - Что до вас, господин д’Артаньян, - продолжила Диана, вдруг протягивая ему что-то, - то мне известны ваши заслуги в одном важном для меня деле. Как известна помощь и его величеству. И коль скоро я получила одни свои украшения, я решила, что вы должны получить напоминания о них. В ладонь гасконца лег перстень… с алмазом! - Только прошу вас, - еле скрывая улыбку, завершила королева, - если вы однажды решите его на что-то обменять или продать… не продешевите. - Клянусь вам, ваше величество! – пробормотал д’Артаньян. - Я надеюсь, оно принесет вам удачу! Молодой человек не знал, что эту награду должен был получить «канонно», пусть и из рук другой, но все равно французской королевы, потому Диана посчитала справедливым подобрать подходящий дар. Такой отыскался среди приданого, привезенного ею из Англии, что было идеально – не надо было отдавать подарок мужа. И сейчас ее величество была уверена, что на что бы ни потратил перстень гасконец, ему не понадобится продавать алмаз ради поездки на туманный остров. *** Англия напомнила о себе сама – некоторое время спустя в Фонтенбло вновь прибыл лорд Винтер. Прибыл вместе с лордом Гордоном, который почти немедленно отправился к крестнице – он был здесь не как посол, поэтому мог позволить себе вольность не появляться у короля, а просто повидаться с родственницей. А вот лорд Винтер на этот раз, едва отметившись на аудиенции у Людовика, направился просить аудиенцию у Дианы. - Вы прибыли ко мне, милорд? – приветствовала его королева, согласившись принять почти немедленно, притом наедине, как и просил прибывший. Так что в небольшой приемной, обитой деревянными панелями, они были лишь вдвоем. Гость низко поклонился. А у Дианы быстрее застучало сердце: у лорда Винтера нет иных поводов для приезда сюда, кроме… Думать о том, что ее лукавство раскрыто, очень не хотелось, до сих пор она была чиста в глазах англичанина и не хотела видеть себя обманщицей, разыгравшей человека, который хорошо к ней относился. - Я чем-то могу помочь вам? – стараясь сохранять спокойствие, спросила она. – Это что-то, связанное с делами моей Родины? - Вы угадали, ваше величество… Его многозначительное молчание после этих слов говорило само за себя: он точно знал правду о произошедшем, хотя бы ее часть. - Тогда я прошу вас быть точнее и сказать, о какой родине пойдет речь, милорд, - гордо и уверенно заявила Диана. – Я полагаю, что в ваш последний приезд мы обсудили все, что касается наших стран. - Да, я должен был это понять… Но, к сожалению, я взялся разыгрывать из себя какого-то дон Кихота. Лорд Винтер вздохнул, но уже не от досады. За время путешествия он успел смириться с тем, что сообщил ему Карл, и смотрел на свой обман иначе, понимая, что нет смысла в этом винить французскую королеву. - Что ж, пожалуй, я должен выразить вашему величеству свое восхищение, - без капли обиды произнес он. - Восхищение? – растерялась Диана. - Я никак не ожидал, да и вся Англия не ожидала, что ваше величество столь успешно сможет вести политические игры. Королева настороженно взглянула на собеседника, подозревая в его словах насмешку, как еще расценивать то, что он хвалит ее за то, что смогла обмануть его? Хотя она-то просто считала, что это не столько ее заслуга, сколько уверенность лорда Винтера в невозможности притворства юной правительницы. - Во многом это моя вина, - будто в отражение ее мыслей продолжил милорд, - я не предполагал в вас такой… решительности. Диана слабо улыбнулась: ее хотя бы не корят за это, лорд Винтер понял, что она действительно должна была так поступить ради своей новой страны. Это понимание несколько успокаивало, он по-прежнему относится к ней с уважением. - И вы прибыли, чтобы поделиться со мной этим восхищением? – все же не поддалась на эти похвалы королева. - Нет, - лорд Винтер мысленно усмехнулся над собой. – Я должен передать вам слова вашего кузена, его величества короля Англии. Ваша… бывшая родина не может быть довольна, потому что у нас есть основания полагать: его преосвященство не был отстранен от дел, а продолжал действовать, возможно, через кого-то другого. Кажется, они до конца не уверены, отметила про себя королева. Вероятно, англичане что-то разузнали про строительство флота, потому и посчитали, что кардинал вовсе не отстранен. Но это все лишь догадки… - Может быть и так, - с самым независимым видом отозвалась Диана. – Мне неизвестны мысли кардинала и его намерения. - Понимаю, - кивнул милорд. – А если бы и знали, вы не могли бы о них распространяться, не так ли? Ее величество лишь чуть пожала плечами, отгоняя любые домыслы. - Мадам, я не хотел бы, чтобы между нами царило недопонимание, - вздохнул лорд Винтер. – Я желаю вам всяческого благополучия… - Благодарю вас, милорд, - прервала его Диана. Она глубоко вдохнула и выдохнула. Что ж, если нет иного пути, то она даст понять, что чувствует и считает верным для себя. - Если вы хотите определенности, милорд, то я могу с уверенностью сказать вам, что я никогда не буду выступать за какие-то действия против Англии. Вам известно, как сильно я не желала войны с Испанией, со страной, которая мне чужда, но именно потому, я уверена, вы можете угадать, что я ничуть не лукавлю с вами: я не хочу каких-то проблем для страны, где родилась и выросла. Однако столь же уверенно я могу вам заявить, насколько важна для меня нынешняя родина, как страстно я буду защищать ее от всех… Диана вновь выдохнула, немного устав от своей тирады. - Что ж, ваше величество, - поклонился лорд Винтер, - я говорил подобное вашему царственному кузену и готов повторить эти слова вновь. Если позволите, я увезу с собой уверения в дружбе между нашими государствами. - Несмотря на формирующийся флот? Теперь уже милорд глубоко вдохнул и выдохнул, будто собирался нырнуть в самую пучину бушующего моря. - Несмотря на это. Пока ваше величество здесь желают мира с Британией, а ее величество английская королева – с Францией, мы верим, что сможем достичь договоренностей и союза на море.