Совсем другой век

Беременность у графини проходила довольно легко. Чего нельзя сказать о ее муже. Обычно выбиравший долг, а не чувства, на этот раз он не мог решиться на простое: потребовать от жены близости. Ему никто не запрещал, лекарь не давал подобных рекомендаций, а сам Атос был наслышан о том, что беременность не мешает женщине… Однако же одна мысль о том, что близость может как-то навредить ребенку, приводила графа в ужас – он не мог лишиться дитя, которого они так долго ждали! Атоса все чаще донимали воспоминания: в мушкетерском полку кто-то рассказывал, как посещал любовницу во время ее беременности – а муж этой дамы даже ничего не подозревал, поскольку был уверен, что жена не пойдет на акт любви, боясь потерять ребенка. В то время как шустрый мушкетер наслаждался ласками иного плана, уверяя, что у его любовницы очень ласковый рот и шустрый язычок. Графу были малоприятны такие разговоры, но от правды никуда не деться. В полку, в завоеванном городе солдаты и офицеры редко удосуживались уединяться в отдельных комнатах, часто девиц брали при всех, в лучшем случае чуть отойдя в сторону. И оральный способ ласки Атосу был знаком. Но он лишь видел это, сам в нем не участвуя. Сейчас же все это раз за разом всплывало в памяти. Граф злился на себя, гнал эти мысли прочь. Но они упорно возвращались. Как помнил он случившиеся между ним с Элен ласки давно, в Версале… И это вновь заставляло думать: это ведь не столь постыдно, можно попробовать хотя бы так, точно без вреда малышу, но для успокоения плоти. Атос пытался напомнить себе, что вполне неплохо справлялся после той охоты с первой супругой, когда больше не желал прикасаться к женщине! Вот только тогда он видел в них всех лживых обольстительниц, жаждавших только денег, тогда вино, дуэли и тренировки выматывали его так, что он мог спокойно не думать больше ни о чем. А сейчас рядом была любимая женщина, которую он не мог упрекнуть в лживости и иных пороках, но с каждой минутой она казалась все большей обольстительницей. Даже когда перестала утягивать корсет и прятать живот было невозможно. Объятия супруги становились какой-то манией, ледяная вода и бесконечные тренировки уже никак не спасали. Так, одним вечером Атос зашел к супруге – привычно узнать о ее самочувствии и пожелать доброй ночи. Молодая жена только легла. Но при виде супруга она приподнялась и ласково улыбнулась ему. - Это вы? – Элен протянула ему руку. Граф подошел к жене, опустился на край кровати рядом с ней, беря ее ладошку в свои руки и стараясь не смотреть ей в лицо. - Как вы себя чувствуете, дружок? – спросил он. - Замечательно, - отозвалась та. – Правда, малыш порой так резко шевелится, у меня аж сердце заходится, не вздохнуть. Но это быстро проходит. Атос с мягкой улыбкой слушал жену. И понимал, что сходит с ума от желания, плоть уже была напряжена. Граф подозревал, что не сможет это сбросить просто холодной водой, он просто не может без ощущения своей женщины... - Вы в порядке? – Элен прервалась, чуть хмурясь, она смотрела на мужа. - Нет, - вырвалось у него против воли. И хотя он мысленно уже корил себя, но одновременно и понимал, что лгать не может. Молодая женщина придвинулась ближе на кровати, заботливо глядя в глаза супруга. Ее ладошка чуть погладила его по щеке – графиня и не представляла, что так только все усугубляет, в ее жесте было лишь беспокойство и ласка. - Родной мой, что случилось? Я могу чем-то помочь вам? Только скажите. Вы же знаете, я сделаю все ради вас. - Все? – Атос злился на себя, но желание, кажется, захватило его полностью, весь разум, он и говорил-то с трудом. – Вы готовы на все? Даже если… вам это покажется унизительным? Или… недостойным? - Вы не можете предложить мне что-то унизительное или недостойное, - мягко возразила жена. – Я же знаю, что вы любите меня. - Да… я… люблю… Словно последние запреты слетели, граф уже не слушал доводы рассудка. Он встал, судорожно принялся распускать веревку штанов. Элен удивленно взглянула на него. Мозг поразила догадка, что же мучает его. И как она раньше не догадалась об этом?! Но он же и не показывал ничего, всегда такой спокойный, замкнутый… А она – как она могла не догадаться? Ведь она лучше всех знает его, она всегда внимательна к нему! - Прошу… поласкайте его, - выдохнул граф. Атос ожидал, что жена сейчас оттолкнет его, заявив, что она не уличная девка… Но вместо этого почувствовал, как ладошка Элен ласково погладила его пах. Пока очень неуверенно и совсем рядом – не решается. - Если вы хотите, я сделаю это, - прошептала жена. – Только я не умею этого делать… Вы мне поможете? Он кивнул и перехватил ее ладонь, немедленно принимаясь двигаться. Поначалу Атос не открывал глаз, потом решился на миг… и встретился с ее обеспокоенным взглядом. Пришлось кое-как выдавить из себя улыбку. Почему она не ненавидит его сейчас? Он ведь ее унизил… Мыслить не получалось, напряжение достигло пика. И немедленно же схлынуло. Граф, прикрыв глаза, тяжело дышал. Элен соскользнула с кровати, подошла к тазу с водой, смывая его семя – оно попало не только ей на руку, но и на сорочку и лицо. Атос наконец открыл глаза, бросил на жену ласковый взгляд. - Спасибо вам, - прошептал он. Молодая женщина чуть кивнула. Граф, поправив одежду, приблизился к ней, обнял сзади за плечи, чувствуя себя необыкновенно виноватым. Он не унижал ее, не хотел, но она ведь наверняка чувствовала себя именно так. - Простите меня, Элен, - произнес он. – Понимаю, что вам подобное может быть неприятно и… - Все в порядке, - мягко прервала его жена. – Я говорила вам, что сделаю все, что вы пожелаете. И ощущать вас… ласкать вас везде… мне не неприятно, поверьте. Мне очень жаль, что я не догадалась о вашем состоянии раньше. Атос повернул жену к себе, ласково целуя в губы. - Я не видел в этом унижения, поверьте, - прошептал он после. – Но что вы хотели сказать о состоянии? - Почему вы не приходили ко мне все это время? Граф промолчал – не признаваться же в страхах. Но Элен отступать не желала. - Я ломала себе голову, думала, что перестала вам нравиться, - с некоторой обидой продолжала она. – Я даже смирилась с этим, ведь это понятно – кому я могу нравиться с таким пузом… - Мне! – отрезал Атос, понимая, что это надо прервать немедленно. - Но вы не приходили больше! - Я не мог… и сейчас не могу, - уже тихо добавил он. – Прошу вас, давайте дождемся рождения малыша. Граф больше ничего не сказал, но супруга все же угадала его страхи. И решила больше не настаивать, понимая, что переубедить его не сможет. Да и ей тоже будет спокойнее – со здешним-то уровнем медицины! - Тогда просто приходите ко мне, - предложила она, - я не откажу вам ни в каких ласках. Но я очень скучаю без вас. - Без меня? – растерялся Атос. - Мы вернулись в Париж и теперь почти не общаемся друг с другом, только когда вы, ваше сиятельство, появляетесь в салоне. А ныне и это бывает редко, и салон стал открываться не так часто. - И на нем вы уделяете больше внимания гостям, чем мне, - с иронией закончил граф. – Видимо, мне все же надо взять у вас пару уроков математики. Элен тихо рассмеялась, припомнив его старую шутку… *** Людовик был зол. Он устроил разнос всему королевскому совету, от его ироничных выпадов досталось всем без исключения. Герцог д’Орбье, просидевший все время молча и избежавший общей участи, тихо усмехался в усы – уж он-то догадывался о причине подобного плохого настроения короля. Когда все ушли, герцог позволил себе немного задержаться. - Государь, почему бы вам не навестить ее величество сегодня ночью? – словно невзначай бросил он. - Что? – Луи резко повернулся к говорящему. – Вы мне что предлагаете? - Я предлагаю вам приятно провести время, - как ни в чем не бывало продолжал герцог. – Любым приятным способом, - он сделал акцент на слове «любым». Король наградил д’Орбье хмурым взглядом. - О, не поймите меня превратно, - заметил герцог. – Грех прелюбодеяния лишь тогда случается, когда мужчина совершает его с чужой женой. Разве грешно любить свою супругу? И разве супруга может посчитать грехом, одарить мужа той лаской, которую он желает? Ну, если вдруг он избегает основной… - Ступайте, герцог! – оборвал его Луи. Тот с поклоном вышел. Людовик хмуро опустился в кресло, размышляя над словами придворного и друга. *** Март, вначале бывший холодным и зябким, во второй половине радовал солнышком и теплой погодой. Пользуясь хорошей погодой, графиня вновь испросила отпуск и, в компании мужа, перебралась в Ла Фер – как хозяйке, ей следовало проследить за началом посевов, разузнать о том, как прошла зима, а также просто самой хотелось заняться своим садом. Но всего этого она сделать не успела, почти немедленно после приезда в Ла Фер супругов ждал другой сюрприз. И его Элен суждено было запомнить на всю жизнь. Поначалу она и не поняла, что происходит, после тряски в экипаже не сильно, но ощутимо болело все тело. И, переодеваясь к обеду, графиня просто мечтала поскорее сменить платье, а еще подумывала, не попросить ли сообщить мужу, что она немного отдохнет. Так что даже не заметила, что с ней происходит что-то не то. Счастье, что рядом оказалась Жаклин, быстрее хозяйки сообразив, что их ждет. - Воды, мадам! – всплеснула руками она, увидев влагу на подоле господского платья и на ногах. - Но еще… еще рано, - растерянно пробормотала графиня. - Так и раньше бывает, - уверенно заявила Жаклин. – Садитесь, мадам! Я сейчас распоряжусь. Элен послушно опустилась в кресло, глубоко дыша и подсчитывая - ну да, семь месяцев, действительно, бывает. И немедленно же на нее накатила усталость от дороги, появилась боль во всем теле, до сих пор казавшаяся болью от тряски в экипаже, появились страхи: отчего так скоро начались роды? Может быть, что-то с ней не так? А вдруг она потеряет ребенка? Появилась мадам Катрина с большим тазом с водой, следом прибежала Жаклин с ворохом ткани. Швырнула их на кровать и выбежала вновь за дверь. - Нет, ваше сиятельство! – услышала Элен голос горничной оттуда. – Вам сюда не надо… Да, если можете, пожалуйста, посылайте… Благодарю… Дальше графиня с трудом помнила происходящее. Все было стерто из памяти нестерпимой болью. Раньше, размышляя о том, как это будет, Элен полагала, что будет стесняться присутствия в комнате множества посторонних людей. Сидеть в кресле – а здесь рожали только в этой позе – с задранной сорочкой… На деле же, когда все это началось, ей и не приходили в голову эти мысли, ее не могли смутить ни суетящиеся служанки, приносящие воду, какие-то тряпки или дрова для камина, ни призванный срочно лекарь, повитухе граф не доверил принимать роды. Да и присутствие самого Атоса графиню не смущало, она лишь порой слышала его ласковый шепот на ушко, но не ощущала его пальцы, сжимающие ее ладонь – он все же прошел в комнату и сидел с ней, однако она почти не понимала этого. Можно было лишь гадать, сколько все это длится, раз даже лекарь успел приехать. Но мыслей у Элен не было никаких. Кажется, за всем этим безумием она начинала вовсе забывать себя, если бы кто-то спросил ее имя – не назвала бы. В комнате раздался громкий плач… И это на время стало бальзамом для нее – кроха появился на свет! Все страхи позади… - У вас сын, господин граф, - донесся голос лекаря. Элен, обессиленно откинувшись на подушку, подложенную ей на кресло сзади, никак не могла понять, отчего суета все продолжается, ведь малыш уже появился на свет. И почему ей вновь больно… Лекарь и Жаклин пытались что-то ей сказать, но слышала Элен плохо, а соображать вообще не могла. - Господин граф, ей не выдержать, - услышала она словно откуда-то издали голос врача. – Мы не можем так рисковать. Одного дитя она вам дала, мальчика. Второго она может родить вам после… Что прикажете? Второй? Кто второй? Какой второй? О ком они? Элен медленно осознавала прозвучавшее. У нее второй? Ребенок?! У нее двойня?! Они это хотят сказать?! - Делайте, как полагается, мэтр, - прозвучал хриплый голос мужа. Страх вдруг помог мыслить быстрее - Элен в один миг поняла, о чем они. То, что слышала от женщин замка, внезапно вспомнилось… И ужаснуло, потому что относилось к ней. Если ситуация была опасной, мать старались спасти, поскольку она может подарить еще детей. А дети – что дети? Еще можно зачать… - Нет, не смейте! – выдохнула она, собираясь с силами. – Я смогу… Пожалуйста, не трогайте ребенка! - Так надо, - графиня почувствовала поцелуй в висок, теплое дыхание мужа совсем рядом. – Родная, прошу, простите, но так в самом деле надо. Вам не выдержать, успокойтесь, доктор все сделает… - Не смейте его убивать! – в слезах выкрикнула Элен. Атос колебался. Он и сам не желал принимать подобное решение. Но при мысли, что в ином случае он даст согласие на то, чтобы погибла Элен, ему и вовсе становилось плохо – ее он потерять не мог никак. - Мэтр… - Нет! – в истерике вскричала она. – Нет, Оливье! Я никогда вам этого не прощу! Не смейте, молю! Граф сжал зубы. Лекарь терпеливо ждал указаний. - Пусть все идет, как есть, - произнес Атос отрешенно, но другого велеть он уже не мог: в конце концов, он не может идти против ее воли в этом вопросе. – Господь милостив, быть может, он пошлет жизнь им обоим. Или заберет обоих, подумалось ему, и сердце болезненно сжалось. *** Наверное, там, в ее мире, все было бы иначе. Она легко родила бы двойню, поэтому она и против такого решения. А здесь… Граф нежно поглаживал жену по руке, не слыша ничего, что происходило вокруг. Неужели вот так… и он просто потеряет ее? После всего, что они пережили, поняли… Сейчас между ними полное взаимопонимание… Или именно поэтому у него отбирают ее? Но ведь ему еще многому можно научиться у нее! - Она очень слаба, - вывел его из задумчивости тихий голос врача. – Я не думаю, что она выживет. Атос вздрогнул, огляделся. Элен спала, дыхание было совсем слабым и неровным. Но она жива! О чем говорит врач? Она же еще жива? Граф наклонился, прислушиваясь к дыханию. - Пока спит, - подтвердил лекарь. – Но вряд ли у нее хватит сил восстановиться. А мы более ничего не можем сделать. - Только молиться, - прошептал Атос. И отвернулся. Жаклин тем временем проворно укутывала в чистую ткань второго малыша. Граф и не заметил, как все закончилось. Он удивленно смотрел на происходящее – значит, все же родила? Он-то полагал, что ребенок потерян. - Девочка, - произнес лекарь. – Удивительно, но мадам принесла вам сразу двоих детей, сразу и сына, и дочь. Атос вновь лишь отрешенно кивнул. - Ваше сиятельство, - Жаклин, уложив малютку рядом с братом, подошла к Атосу. – Мне пригласить священника? Граф вздрогнул – он не сразу понял, что служанка имеет в виду вовсе не последнюю исповедь. И отругал себя за то, что сам не может думать ни о чем другом. Конечно, надо крестить детей малым крещением. Хотя и исповедь может не быть лишней… Он не может оставить ее даже без возможности покаяться. - Да, - кивнул он, устало потирая виски. – Пригласите. И приготовьте все… Нужна, наверное, еще кормилица, узнайте в деревне. Да, и пошлите весть ее величеству и господам дю Валлону, д’Эрбле... И тут же сообразил, что сказал глупость – не горничной же отправлять письма королеве! И даже друзьям. - Впрочем, нет, дайте бумагу, я сам отправлю известия. Жаклин отправилась исполнять приказы. Вскоре в покоях графини появился исповедник, архиепископ Буржа, приветствовал Атоса, но тот лишь склонил голову под благословение, а затем вновь обратил внимание на супругу. Он сейчас вообще никого не желал видеть, просто хотел побыть с ней наедине… Тихие слова священника не мешали. Графа отвлекли лишь однажды, чтобы спросить полные имена детей. Затем Гримо проводил прелата в гостиную, уже не спрашивая позволения хозяина, велел священнику ждать, понимая, что сейчас Атос будить жену не будет, но, как знать, позднее может понадобиться исповедник. *** Сутки прошли без изменений. Граф не покидал спальню жены ни на минуту. Элен была крайне слаба, по-прежнему спала, обессиленная. Только из кресла ее осторожно, на руках, Атос перенес на кровать, уложив на новые нагретые у камина простыни. Сам сидел рядом, вспоминая их знакомство, их объятия, их разговоры и даже их ссоры. Есть он не хотел, так что Гримо как молча принес поднос, так и унес его прочь, граф лишь за весь день выпил пару бокалов вина. Жаклин спешно искала новую кормилицу: ранее выбранная не подходила, она еще не родила, а потому у нее не было молока. Для других нужно было одобрение хозяйки, которого она дать никак не могла. Граф лишь однажды отвлекся, отойдя к колыбельке, где лежали малыши. Хотел что-то ощутить… Он смотрел на два крохотных тельца, пытаясь осознать, что стал отцом. Имена он дал сам. И раньше считал бы это естественным, кто еще должен давать имена детям, как не отец? Но ныне он очень сожалел, что не успел обсудить это с женой. Рауль-Оливье-Ангерран*, его наследник. Здесь нечего было обсуждать, пожалуй, все это было решено давно. Но Софи-Элен – дочка, которую он едва было не велел убить. Наверное, эту вину он будет чувствовать всегда, думал Атос. Как всегда будет винить себя и за это решение, потому что, получив дочь, потеряет жену. В девочке же останется лишь память о матушке и однажды упомянутое имя ее матери, которое теперь перешло крохе… Он протянул было ладонь к малышке, но тут же отдернул. Он даже не представлял, как вообще прикасаться к детям… И вернулся к супруге. На вторые сутки Жаклин робко обратилась к Атосу, убедив, что она побудет возле госпожи, а его сиятельству необходимо поговорить с исповедником. Архиепископ все эти дни оставался в доме по горячей просьбе графа, как и лекарь. Но до сих пор их к постели больной не звали. А вот самому Атосу было необходимо выговориться – горничная это поняла, но предложила ему просто проявить уважение к гостю. Предложение подействовало, граф, как любой человек своего времени, наконец осознал, что ему нужно исповедаться самому – и на архиепископа полился рассказ о том, что вина за то, что Элен умирает, именно на нем, ее муже. Исповедник слушал его внимательно, осторожно направлял, убеждая, что все в воле Божьей. Да, супруг уступил супруге, однако же они знают, что Господом графине де Ла Фер дано знание будущего, быть может, так Он выразил волю свою. Да и прими Атос иное решение, это пред Богом тоже было бы убийство, пусть и немало в мире тех, кто кается в подобном же. Да, ныне может молодая женщина уйти на небеса, но ведь подобное возможно всегда, а часть ее останется в дочери ее на радость отцу. Говорить было тяжело. Но с каждой фразой Атосу постепенно становилось лучше. Он понимал, что не вправе сейчас отчаиваться, он должен верить в лучшее, а если что-то суждено, то это надо принять. Граф вернулся к Элен уже успокоенный, даже смог подойти к колыбелькам и внимательно рассмотреть малышей. Они были похожи, он сейчас даже не мог понять, кто из них кто, и как только сообразил раньше… И еще они были похожи на маму, наверное, и на него тоже, однако же сейчас Атос видел в них черты Элен. Молодая женщина тихо вздохнула – и граф немедленно поторопился к ней. Но нет, по-прежнему спала. И он бы думал, что она просто крепко спит, если бы не необыкновенно бледный вид и прерывистое дыхание. Жаклин тихо вышла из спальни, а Атос занял свой «пост» возле жены. На этот раз, правда, он не просто вспоминал, а еле слышно говорил с ней. - Не уходите от меня, прошу, я очень многим вас обидел. Мы вместе полтора года, но счастливы были меньше половины этого времени, разве это справедливо? Останьтесь, я не справлюсь один с малышами. Ведь вы мне так и не рассказали о том, как хотите их воспитать, только начали говорить об этом однажды… Так он говорил и говорил: о них, об их будущем, о своей любви. Он не оставил спальню, даже когда спешно прибыл экипаж Дианы – королева, сама уже на седьмом месяце беременности, получив известие, поторопилась к подруге, сама не зная, радоваться ли рождению малышей или страшиться за состояние Элен. Так продолжалось три дня. Граф не занимался делами, он все время был у постели жены, прислушиваясь к ее сбитому дыханию. Диана заглядывала время от времени, чтобы узнать, что все без изменений. Элен почти не приходила в себя, лишь иногда словно выныривала из этой вязкой дремы, в это время служанка едва успевала напоить ее и заставить что-то съесть, затем графиня вновь засыпала. На четвертый день на щеках Элен выступил румянец, дыхание стало ровнее. Она уже осознавала, что происходит вокруг, и могла общаться короткими фразами. Помнила мало, вообще словно почти потеряла память, приходилось рассказывать о многом, что было. Вечером, в очередной раз придя в себя, она слабо попросила принести ей детей, которых до сих пор не видела. Атос, успокоенно вздохнув, направился в семейную церковь – ему было о чем поговорить с Богом и за что поблагодарить. *** Графиня набиралась сил, назло прогнозам лекаря (который теперь сам лишь изумленно разводил руками, поражаясь тому, как столь хрупкая по современным этому миру меркам женщина смогла так справиться с родами двойни) и к облегчению Атоса. Элен уже могла сидеть в кровати, порой, опираясь на руку мужа или горничной, добиралась до колыбельки, поставленной в соседней комнате, превращенной в детскую. - Я начинаю верить, что ваше появление в моей жизни – Чудо Господне, - прошептал Атос, ласково обнимая супругу. Днем он ненадолго оставил жену, отвлекшись наконец на срочные дела, и проводил королеву – той следовало возвращаться в Париж. А после нашел супругу в детской, на небольшом табурете, поставленном у кроватки, она одной рукой опиралась на стену возле колыбельки, второй чуть покачивала спящих малышей. - Значит, меня надо беречь и любить, - улыбнулась Элен, закрывая глаза в такт собственным покачиваниям колыбели. Граф назвал сына Раулем. Но молодую женщину это совпадение не пугало. Наоборот, она ведь была уверена, что в его жизни никогда не будет Шеврез. А сына они сберегут. Ведь смогла же она спасти дочку! - Разумеется, - Атос поцеловал жену. – Поверьте, я знаю это. - Вот, а вы меня наказывать пытались, - пошутила Элен. – Не цените вы то сокровище, что вам досталось. - Я просто не мог осознать, что достоин подобного счастья. Жена прижалась к нему спиной, граф крепче обнял ее, глядя на колыбельку. И уже с радостью думал: он ошибся, полагая, что будет чувствовать всегда вину – сейчас, глядя на дочку, он лишь думал о том, что был прав, поддавшись мольбе Элен, а, потеряв ее, всегда бы чувствовал себя убийцей маленькой невинной души. Правда, в нем еще оставался один страх – близости с женой. Сейчас он и думать не мог о том, чтобы тронуть супругу. И больше не желал, чтобы она забеременела, потому что не желал вновь проходить через это. *** Молодая графиня уже задремала, когда в спальню вошел муж. Через детскую – видимо, он заходил к малышам взглянуть на них перед сном. В руках графа была какая-то шкатулка да и вид был какой-то… торжественный, что ли? Это заставляло думать, что пришел он не просто пожелать ей доброй ночи, как обычно. - Вы не спите? – Атос опустился на край кровати. - Еще нет, - улыбнулась ему молодая женщина. – А вы пришли мне что-то объявить? Надеюсь, это приятное? - Я лишь хотел вновь поблагодарить вас, - произнес граф, протягивая супруге шкатулку. – Здесь – украшения моей матери. Я… долго не решался это сделать. Полагаю, вы догадываетесь, по каким причинам, вы сами говорили, сколь многое вам обо мне известно. Потом, уже убедившись, что вы более всех достойны этого, просто не мог найти случая. Однако сейчас понимаю, что отныне ими должны владеть вы. Элен села на постели, совершенно ошарашенная. Она не нуждалась в украшениях – муж порой дарил ей что-то, были ее личные. Но такой дар, она понимала, это знак полного доверия со стороны Оливье. - Вы… уверены? – пробормотала она. Шкатулка с украшениями матери. Она помнила, что украшения были подарены Миледи. И помнила, что по перстню, сохранившемуся у этой дамы, в книге Атос понял, что его жена жива. Понимала Элен и то, насколько дороги эти украшения мужу, как фамильные реликвии и как память о матери. Значит, теперь она, как минимум, равна этой женщине, столь уважаемой ее сыном. - Более чем, - усмехнулся граф. – Вы – моя жена. И вы – мать моих детей. Вы подарили мне наследника и дочь. Я должен был это сделать раньше, но только теперь понял, сколь боюсь вас потерять и сколь мало я вас ценил. Молодая женщина ласково сжала его ладонь в своих руках. Атос, не удержавшись, припал к ее губам поцелуем. В нем вновь поднималось желание. Он давно не был с женой, последний раз был еще до родов. Черт возьми! Кажется, он привык к ее ласкам. Сколько бы он ни корил себя за то, что просит ее о нежностях, непозволительных супруге, постыдных, он вновь и вновь обращался к ним. Слишком велико было искушение. А ее понимание его чувств только еще больше подстегивало. - Элен… - выдохнул он, пальцы судорожно расшнуровывали штаны. Он не решится на исполнение долга, слишком страшно было вспоминать, как она мучилась при родах. Но хотя бы так… Жена поняла его просьбу без слов. Граф ощутил, как ее ладонь охватывает его плоть. В висках стучала кровь. Но он не мешал жене самой ласкать его. Последнее время ему нравилось именно так – медленно, осторожно, он не решался торопить ее, а Элен словно бы угадывала его желания… Вот сейчас подняться вверх, еще, поласкать пах… а теперь ниже, касаясь каждого дюйма кожи… Атос тяжело дышал, руки судорожно сжимали ткань полога кровати, глаза были прикрыты. Иногда, открывая их, он в слабом свете свечи встречался взглядом с женой. От этого кровь лишь еще сильнее закипала. Граф приникал поцелуем к ее губам. Длилось, впрочем, это недолго, слишком давно он не был с женщиной. - Спасибо, - хрипло прошептал Атос, наклоняясь и вновь жарко приникая поцелуем к губам жены. - Надеюсь, вы скоро вернетесь ко мне… как полагается, - прошептала Элен, чуть отстранившись и, медленно и пока не очень уверенно, подходя к тазику с водой, чтобы умыться и смыть все лишнее. - Так очевидно, чего я избегаю? – нахмурился тот, подходя к ней и обнимая сзади. – Вы понимаете причину? - Боюсь, что да, - вздохнула графиня. Она тронула поцелуем щеку мужа. – Оливье, вы напрасно боитесь этого. Мы не можем предугадать, как все будет. Но изводя себя, вы ничего не добьетесь. И… мне тоже вас не хватает. Атос кивнул, сжав зубы. Он понимал правоту жены, но пока был не в силах подавить в себе страх. - Я постепенно вернусь к вам, но пока лекарь не рекомендовал этого, - нашелся граф. – Надеюсь, вы меня понимаете. Элен кивнула, но дала себе слово просто обольстить его впоследствии. Теперь, когда она полностью им признана, можно позволить себе и небольшую шалость.