В Гравити Фолз... Можно доверять

— Мейбл, просыпайся! Мей, ну быстрее, ну проснись уже… Диппер никогда бы не подумал, что вообще в жизни будет будить свою сестру. Он сам любил спать, всегда с пониманием и терпением относился к спящим людям и уж тем более не поднимал никого в три часа ночи. Но не сейчас! Сейчас, пока родители спят, надо активно действовать.  — Мей, ты проснулась? — спросил Диппер, увидев, что она уже начала ворочаться на месте и что-то бормотать.  — Ну Дип… Ну чего тебе… Спят же все адекватные люди…  — Мейбл, мы к ним не относимся… Вставай быстрее! Тут пока ты спала, мама с папой в отпуск засобирались…  — Круто… И ради этого ты поднял меня ночью?  — Да! То есть нет. Ну почти. Сядь, проснись и слушай. Мейбл села на кровать, протерла глаза и зевнула. Потом оглядела комнату, потянулась несколько раз и посмотрела на Диппера.  — Так что такого важного и криминального в этом отпуске? Диппер стал рассказывать обо всем произошедшем, размахивая руками и ходя по комнате кругами.  — В общем, ты же помнишь, что у папы на работе, по маминым словам, были проблемы? Поэтому мы в Гравити Фолз и не поехали.  — Ну да, помню. А отпуск ты каким боком сюда приплел?.. А-а-а!  — Начинаешь понимать? — спросил он, остановившись. Мейбл кивнула. Лицо у нее было заинтересованным. Диппер продолжил, — Ну я не спал, не знаю почему… Слышу — они там с папой разговаривают, и папа такой р-раз! «Дорогая, мы отпуск хотели обсудить…».  — Во дают.  — Ага, — согласился Диппер, — Я, так скажем, немного ничего не понял, решил пойти и разъяснить положение. Папа сказал, мол, да, давно думаем, и почему бы нет… А мама как заорет! Марш в комнату, у нас, видите ли, серьезный светский разговор!  — Ну и дальше? — спросила Мейбл, вскочив с кровати.  — В общем, — заключил Диппер, — Мы должны поехать в Гравити Фолз. Даже без родителей. Даже если придется не ехать, а пешком идти. Любой вариант пригодится, но все-таки лучше ехать. Я посмотрел расписание в Интернете. Сегодня в семь часов первый автобус. Чтоб попасть, надо до остановки к без двадцати где-то добраться. Мей, ты со мной? Мейбл встала с кровати и внимательно посмотрела на Диппера, будто видела его впервые.  — Диппер. Ты ведь понимаешь, что эта самая сумасшедшая затея, какую ты когда-либо вообще предлагал?  — Но это единственный вариант! — мгновенно вскипел Диппер. Быть такого не может! Хотя бы один человек на планете должен был бы его понять! — Мейбл, хотя бы ты не начин…  — Дип, ты забыл? — Мейбл подошла ближе, и парень отчетливо увидел, что она улыбается, — Я же твоя близняшка-сестра. В какое бы сумасшедшее путешествие ты не отправился…  — Ты всегда будешь идти следом?  — Да! Помнишь, кто тут главный по всем сумасшедшим начинаниям?  — Окей. — Сразу с плеч Диппера словно свалилась гора. Впрочем, легче не стало — оставшейся тяжести хватило бы еще на одну гору. — Собираем вещи. Мейбл никогда не вела себя серьезно. Почему — вряд ли кто-то знал. Даже для самой Мейбл это было сплошной загадкой. Но сейчас Диппер смотрел на нее и признавал: когда становится действительно тяжело, на сестру можно положиться. Потому что ни один рюкзак в мире не был собран с такой тщательностью, с какой Мейбл собирала свой багаж в непредвиденнную дорогу. Она не запихнула в него ни одной банки с блестками, не набивала карманы портфеля леденцами, не положила никаких игрушек — даже самых любимых. А розовый свитер — товарищ в бою и подмога в мирное время — был сложен просто сверхаккуратно. Диппер клал туда свою одежду и напоминал на всякий случай:  — Еще еды какой-нибудь положи. Кошелек обязательно возьми, я туда деньги из нашей копилки засунул, ты, надеюсь, не против? Мейбл молча кивала головой и сразу же выполняла все эти поручения — чтобы наверняка. Забывать вещи в такой момент крайне противопоказано. — Всякое там вроде зубных щеток потом как-нибудь запихнем, сверху… Мейбл, что там у тебя? Он увидел, что сестра в спешке прячет в рюкзак картонную коробку, украшенную наклейками.  — Это важное. Какая разница, что, главное — важно.  — Ну давай. В чем разница между очень важными вещами и бесполезным хламом?  — Ну допустим, — начала Мейбл, — у тебя есть кепка. Кепка с елкой, которую ты и дома не снимаешь. Если, убегая от монстра, ты вдруг уронишь эту кепку, ты остановишься, скажешь: «я назад, я кое-что потерял» и побежишь за ней. Это — важная вещь. Диппер кивнул, понимая, что так бы все наверняка и было…  — У Стэна есть феска. Это единственный предмет в Хижине чудес, который он не готов продать, а для Стэна это достижение. Это — тоже важная вещь.  — И пальто Форда — тоже важное? — догадался Диппер, — Он ведь его носит даже летом…  — Потому что он чудак и взаправду без него мерзнет, — закончила за него Мейбл.  — Я однажды видел, — усмехнулся Диппер, — как Стэн предложил Форду пальто «нормальное» купить, потому что «твоё старое уже не одежду напоминает, а половую тряпку». Форд обиделся и ответил, что оно у него ещё ого-го. А ещё сказал, что он его не может просто так выкинуть. Потому что это пальто тридцать лет напоминало ему о доме, и ещё о много чём важном. И поэтому ценное. Мейбл спрятала коробку в портфель. Диппер не возражал — хотя бы одну ценную вещь можно взять. А ещё он вспомнил, что тоже должен захватить с собой свою любимую кепку-ёлку. Кепка — связь, память, нитка между ним и домиком в Гравити Фолз.  — Точное время: четыре часа сорок семь минут, — сообщил Диппер, когда их школьные портфели, теперь уже набитые не учебниками, а одеждой, едой и другими важными предметами, стояли у него на кровати. — Поесть бы чего-нибудь было неплохо.  — Устроим. Кажется, в холодильнике котлеты остались, со вчерашнего вечера, — сказала Мейбл и аккуратно, прижимаясь к стене, стала красться на кухню. Диппер остался в комнате. Как же иногда быстро в жизни все меняется! Вчера утром всё, что его окружало, было надежным, правильным и несомненным. Вчера он верил, что того, что произошло сегодня, просто не может случиться, во всяком случае — в его семье. Ведь у него родители — добрые, отзывчивые люди! А сегодня… Сегодня он сидит, смотрит на дорогу внизу из окна и готовится пуститься в путешествие. Сумасбродное, дикое, на которое бы просто так никогда не отважился. Но почему сейчас он абсолютно спокоен?  — Дип, я их нашла… — прошептала Мейбл, едва зайдя в комнату, — холодные, правда, но ничего. Она села на кровать рядом с ним.  — Вот, бери. — Она протянула ему завернутые в фольгу котлеты. — Ешь давай. И не грусти. Диппер с благодарностью посмотрел на сестру. Есть же люди, которые могут даже в самое идиотское положение на свете внести какую-то надежду. И кстати, тёмной ночью в пять часов, перед дорогой на автобусную остановку холодные котлеты кажутся значительно вкуснее. Они сидели, разговаривали, ели. Диппер тревожно поглядывал на время в своём телефоне. Минуты шли. Он твёрдо решил, что выйдут они никак не позже полшестого.  — Дип, а помнишь, как мы в тот раз в Гравити Фолз приехали? Мы ведь грустили. Мы думали, что это будет самое скучное лето в жизни, а оказалось наоборот. И снова — воспоминания, разговоры, улыбки. Вспомнили про то, как Стэн в морду динозавру героически врезал. Весело посмеялись над тем, как Зус метлой посетителей выталкивал. И совсем уж тихо рассказали друг другу о том дне, когда из треугольного портала вышел Стэнфорд — как тогда показалось, почти точная копия Стэна. Форд, Форд, подумал Диппер, хоть бы с тобой все было хорошо! И с чего тебе вообще болеть-то вздумалось? Выздоравливай быстрее. Потому что ты нужен. Нам и Стэну.  — Пора, — прошептал Диппер, ещё раз посмотрев на экран телефона, на котором светились цифры: пять тридцать две. — Бери куртку — и в прихожую. Ну что ж, вот они и уходят. Мейбл стоит в слегка великоватой куртке, с шапкой, сдвинутой набок, и смотрит на него. Сам Диппер надел жилетку и ищет на подоконнике ключ. На голову надета старая, ВАЖНАЯ кепка с ёлкой. Он чувствовал: ехать без неё — почти что преступление.  — Нашёл. Он поворачивает ключ два раза — дверь открыта, и темная лестница с высокими ступеньками ведёт вниз, к двери подъезда. До свидания, дом, до свидания, мама и папа. Мы не хотели уезжать, но случается так, что надо. Надо, даже если нельзя, даже если придётся не ехать, а пешком идти, надо, что бы ни случилось.  — Ключ заберем, — будто прощаясь с домом, сказал Диппер. — Дверь же закрыть надо, а у папы все равно их два. Щелкнул замок. Двое детей с большими рюкзаками за спиной спускаются по лестнице вниз, вниз, вниз… Открывается дверь подъезда, и Диппер видит свою родную мрачную улицу, столбы потухших фонарей и небо, затянутое облаками. Только где-то в просветах мигают звёзды. Холодно. В воздухе пахнет осенью и мокрым асфальтом. Он идёт, оглядываясь, а Мейбл бежит следом, хватает его за руку и просит не отходить. Диппер сердится. Ну в самом деле, не до этого сейчас!  — Но Дип! Ну мне страшно!  — Спокойно. Ничего страшного нет. Это просто улица. Да, немного темновато, ну и что? Но Мейбл испуганно держится за его куртку и почти плачет. И Дипперу тоже становится неспокойно. Серые громады домов угрожающе высятся над ними. Темнота вокруг начинает напрягать. Звёзды в небе уже не кажутся поддержкой. Мир не любит детей, которые одни ранним утром бегут из дома. — Хорошо, Мей, — сказал он, остановился и достал из портфеля телефон, — я фонарём посвечу. Фонарик на телефоне — штука очень слабая, бесполезная и годится только для того, чтобы под столом ластик найти. В тёмной комнате ходить с таким фонариком — уже как минимум неудобно. А на ночной улице на телефонный фонарь лучше даже не надеяться. Но почему сейчас, когда Диппер держит телефон в руках, когда в бесконечной темноте существует только этот жалкий клочок света, становится уже легче, уже не страшно? Мейбл отпускает его руку и смелее смотрит вперёд. — Спасибо, — говорит она. И потом задумчиво смотрит на другой фонарь: тот, который на столбе и потухший, и бормочет: — Если бы люди были фонарями… Диппер вздыхает. Не готов он сейчас слушать очередную шизофреническую дичь! Так бы прямо и надо сказать, но расстраивать Мейбл не хочется. — Ну и что бы тогда было? — спросил он, чтобы побыстрее закончить этот разговор и забыть о нем. — Тогда бы… — она подошла к фонарному столбу и стала недружелюбно его рассматривать, — тогда бы наша мама была б вот этим фонарём. — Почему? — Знаешь, в чём особенность уличного фонаря? Он светит тогда, когда светло. То есть поздним утром или ранним вечером. А когда ночь, когда страшно, когда правда нужны фонари — фигушки вам! Думал об этом? Нет. Диппер об этом не думал. Наверно, потому, что не так уж часто бродил ночью по улицам. Вернее, вообще не бродил. И к тому же не имел привычки сравнивать людей с фонарями. — Люди тоже такими бывают. Когда все хорошо, они не забывают отправить тебе открытку к рождеству, пришивают пуговицы к пальто и делают вид, будто героически отдали тебе всю жизнь. А когда темно, страшно и нужна помощь, они про тебя знать не знают... Мейбл была странной. Диппер это знал и редко воспринимал её слова всерьёз. Но иногда она говорила ТАКОЕ, что Диппер тоже задумывался: ведь и правда, люди бывают фонарями, которые светят лишь когда светло. Пока все хорошо, присылают в подарок открытку и говорят: вот она, моя забота, а вот в такие моменты, как сейчас, просто берут и забывают, и ты идёшь в кромешной темноте, хотя вокруг полно фонарей… — А ты, Дип, был бы карманным фонариком, — улыбаясь, добавила Мейбл, — вроде как маленький, а все-таки всегда рядом, в любую минуту. Неизвестно, понимала ли Мейбл, насколько все сказанное было важно для Диппера. Как она смогла? Раз — и ему уже не безразлично, какой он фонарь. Они шли и молчали. Темно, и только маленькая искорка в руках у Диппера освещает метр дороги перед ними. Говорить не о чем, да и как-то неуместны разговоры здесь, между мрачными, грозными рядами домов, в седьмом часу утра, когда город ещё спит, да ещё после того, как они сбежали из дома. — Дип, а что это за улица? Мы уже долго идём, а дома какие-то незнакомые. — В смысле? — пожал он плечами, — Ну как обычно же, идём прямо, между теми многоэтажками сворачиваем в переулок… Он быстрее побежал к тому месту, где находился предполагаемый поворот. Мейбл побежала за ним. Возле большого многоэтажного дома Диппер резко остановился. Никакого прохода не было. — А-А-А! — заорал Диппер, внезапно поняв, насколько тупую ошибку он совершил. — Надо же было два поворота назад… не сворачивать, а идти до крайнего дома и свернуть там!!! Он развернулся, схватил Мейбл за куртку и побежал назад, туда, где надо было не поворачивать. Бежать с тяжелым портфелем и тяжелой сестрой, у которой тоже тяжеленный портфель — задача нелёгкая. Но Диппер был в состоянии думать только об одном: «Не опоздать, неопоздать, неопоздатьнунесейчасже…» На остановку они, запыхавшиеся, растрепанные и нервные, добежали в сорок четыре минуты ровно. Автобус должен был, по плану Диппера, подъехать через минут пять-шесть. Оставалось только сесть и ждать. Мейбл поставила портфель рядом со скамейкой и села. Диппер подошёл к кассе. — Здравствуйте. — несмело начал он, — Скажите, а билеты на четырнадцатый автобус ещё есть? — На четырнадцатый? Ну да… Только тебе, мальчик, наверно, на двадцать четвёртый, а четырнадцатый — он в Вашингтон… — Так нам именно туда и надо! — объяснил Диппер. — А сколько билеты-то стоят? – Докуда едешь, юный пилигрим? До Вашингтона, что ли? – Нет, до Гравити Фолз. — А, сейчас… пятнадцать долларов двадцать пять центов. — Два билета, пожалуйста. Вот и всё. Вот и билеты уже у него в руке. Он садится на скамейку рядом с Мейбл, отдаёт ей один билет, а свой сжимает в руке. Она мечтательно смотрит на дорогу, он просто сидит и пытается привести мысли в порядок. Не позже как через десять минут он уезжает отсюда. Пути обратно нет. — Едет. Автобус — предположительно, белый, но в темноте чётко не видно — подъезжает к остановке. Диппер и Мейбл подбегают ближе. Да, им сюда — за лобовым стеклом виден лист бумаги с номером «четырнадцать». — Садимся, Мэй? В темноте он различил, как она ему кивает. Они зашли в автобус. Диппер быстренько затолкал портфель под кресло и стал смотреть в окно на остановку, которая сразу стала казаться на тысячи тысяч миль дальше. Вот и прошли эти самые решающие десять минут. Автобус громко засигналил, заскрипел, кое-как проехал пару метров и начал набирать скорость. Остановка поехала назад — заодно со всем миром. До свидания, остановка, до свидания, школа, до свидания, родная улица. Близняшки-Пайнсы от вас уезжают. Сегодня Диппер не будет играть в футбол на физкультуре вместе со всеми, а Мейбл не станет рисовать забавных котиков мелом на школьной доске. Сегодня никто из них не напишет тест по географии. Сегодня они не пойдут гулять по улицам родного города, смеясь и распугивая голубей. Потому что Форду плохо, и нужна их, Диппера и Мейбл, помощь. Смотришь так из окна — и на душе как-то холодно становится. Ничего плохого вроде и не случилось, но уже грустно, хочется просто уткнуться в стекло носом и ничего не видеть, не слышать и не чувствовать. Сумасшедшей силой воли Диппер заставил себя в такое состояние не впадать, а вместо этого посмотрел на Мейбл. Он смотрел на неё, а она — на него. — Грустно, — сказала она после долгого молчания, — так, наверное, всегда бывает, когда САМ первый раз уходишь из дома. Когда сам уходишь из дома. Когда сам уходишь из дома, мучает совесть. Ты ещё слишком привязан и к родителям, и к школе, и к остановке. Просто так не хочется их покидать. Что-то толкает тебя бросить билеты на пол и закричать: «Можно остановку?». Но ты этого не делаешь. Когда сам уходишь из дома, страшно. Ты в первый раз сделал выбор сам, но был ли он правильным? Ответственность — штука серьёзная, и к ней нужно привыкать. Ты думаешь — может, не надо было? Может, лучше с чистой совестью пойти утром в школу, кивать головой на все мамины вопросы, жить обычной жизнью и стараться поменьше думать о прядяде Форде? Да, но с чистой совестью так поступать тяжеловато. И всё равно чего-то боишься. Чего? Ты же не на край света едешь, а всего лишь в другой город, и ничего тебе не грозит, но всё же, всё же... — Слушай, Мейбл, — произносит он, по-прежнему смотря ей в глаза, — как ты думаешь… Правильно мы поступили? Этот взгляд Диппер не забудет никогда. Мейбл смотрела на него где-то полминуты. Глаза у неё с каждой секундой становились шире. Тут бы даже слепому человеку стало понятно — этот вопрос поверг её в маленький такой шок. Похоже, именно в тот момент она засомневалась в его умственных способностях. — Дип… Ну ты сам подумай. Вот просто представь — если бы с тобой так? Если бы ты пришёл к маме и сказал: «Мама, пожалуйста, помоги, у меня нет работы, нет денег, ничего! Суть не в этом, но у меня сестра заболела, мне очень нужна твоя помощь!». А тебе бы взяли и ответили: «Нам тебя, конечно, жаль, но помогать мы тебе не будем, поскольку времени у нас нет, хоть в отпуск мы и собирались; а ещё у тебя двойка, инопланетяне прилетели на Землю, и вообще нам всё равно». Тебе бы приятно было?! Диппер представил. Представил и понял: это то, чего он боялся всю жизнь. А все мысли, которые крутились у него в голове, внезапно облеклись в три простых слова: «Маме всё равно». Всё равно. Да как же так! Не может быть все равно! Если близкий человек болен, то внутри хоть что-то шевельнуться должно! Хотя бы что-то, и хотя бы отдаленно напоминающее сострадание! Почему? Почему это почувствовали они, Диппер и Мейбл, а не их дорогая, любящая мама? Почему её ни капли не трогает то, что… Аааа, да что это такое! Он представил. Он стоит на кухне у мамы, а Мейбл там, в комнате, бледная и больная. «Мама, пожалуйста, мне очень нужна помощь!». Но мама как будто бы и не слышит, а он продолжает кричать: «Мама, у меня сестра заболела! Мам, пожалуйста, ей же плохо!..». И как наяву почувствовал — его отталкивают чужие руки, и едва знакомый голос откуда-то сверху повторяет: «Нам всё равно». А ещё он подумал: «А Стэн бы так никогда не сделал». — Мы поступили правильно. Правильнее некуда, — заключил Диппер. Идиотские страхи уже не так сильно избивали сознание, — Пожалуйста, разбуди меня, когда мы до Гравити Фолз доедем. Спать жутко хочется. Она кивнула. Наступал рассвет. Первые лучи освещали дорогу, крыши домов рядом. Осенние деревья — какие ещё в желтой листве, какие уже голые — поднимались к солнцу. Звезды гасли. Всё вокруг становилось тёплым и даже слегка радостным. Но только не на задних сиденьях старого белого автобуса, где сидят двое детей. Детей, которые за одну-единственную ночь повзрослели на много-много лет.  — Дип… — выговорила Мейбл, задумчиво смотря в окно, на уходящие назад метры дороги, — Знаешь, всегда мечтала встретить рассвет в каком-нибудь необычном месте. Как ты думаешь, а автобус… Дип, ты заснул?  — А? — проснулся Диппер, услышав, что к нему обращаются, — Ну да. Необычное место. Даже очень.  — Вот, — продолжила она, — Только сейчас я смотрю — и ни капельки не радуюсь… Диппер больше ничего не запомнил. Сознание погружалось в темноту, а рассуждения Мейбл доносились издалека. Он лежал на сиденье автобуса и спал после бессонной ночи — обычным серым сном без сновидений. … — Диппер! А ну-ка просыпайся… Просыпайся! Мы уже почти приехали. Ди-ип! Парень открыл глаза. Первое, что он увидел — пылающую позитивом улыбку сестры. По всей видимости, ей спать не хотелось.  — Мы уже приехали! Смотри-ка, там уже башня видна. Диппер встал и посмотрел в окно. Вдали, между раскрашенными осенью деревьями, высилась водонапорная башня. Башня, которую Диппер бы не спутал ни с какой другой.  — Неужели? Да. Они приехали. Родной дом остался где-то далеко-далеко позади, а они снова тут, в городке тайн и загадок, где даже укусы комаров — предвестник чего-то важного. Диппер скучал по этому городку и мечтал вернуться следующим летом… Но кто знал, зачем и при каких обстоятельствах им придется приехать сюда? А вот и табличка. Знакомая деревянная табличка с кривыми буквами: «Вы прибыли в Гравити Фолз». И еще чуть ниже: «здесь смотреть нечего».  — Диппер? — спросила Мейбл, переведя взгляд с таблички на брата-близнеца, — Может, хотя бы улыбнемся? Все-таки мы в Гравити Фолз. Диппер посмотрел на нее. Пусть грустно, пусть говорить и смеяться не хочется, но он улыбается — несмело, робко… Они же в Гравити Фолз! Обрадуется же им, наверное, старый ворчун Стэн.