Milkyway

В лаборатории почти всё утро было тихо. Эдди постарался одеться для визита скромно — в боксёры, усеянные маленькими сердечками, которые Эдди находил смешными, а Веном слегка презирал. — Не нужна одежда между нами, Эдди, — сказал он, когда Брок выбрал их. — Хочешь, чтобы все увидели меня обнажённым? — поддразнил его Эдди в ответ, почти ожидая, что тот скажет «да». Вместо этого он почувствовал небольшой всплеск ревности, и его любовник начал волноваться. — Нет! Мой Эдди. Только я вижу тебя таким, — сказал он, собственнически покрывая его кожу с головы до ног. Несмотря на то, что Эдди доказал свою точку зрения, всё равно потребовалось много тычков и убеждений, чтобы ему позволили надеть боксёры. Теперь они оба были этому рады. Эдди стоял рядом с инкубационной камерой, прижав обе руки к стеклу; на нём не было ничего, кроме этих боксёров. Симбиот продолжал покрывать его лицо так, что они могли смотреть на своё потомство вместе, но Веном также свесился через камеру, касаясь и кормя своего ребёнка. — Привет, дорогой, — сказали они как один, разделяя ту же нежную улыбку, когда смотрели, как движется их маленький симбиот. Маслянистые чёрные завитки так плавно извивались в воздухе, уходя в маленькие кольца. Живой. Красивый. Как и его инопланетный родитель. — Эдди, — прошептала его вторая половина голосом, полным любви. — Он весь в тебя, дорогой. — У него такое же доброе сердце, как у тебя, Эдди. Эдди улыбнулся, жалея, что не мог тоже пообщаться со своим ребёнком, но тот был ещё мал и учился. Прямо сейчас, он мог только коснуться его через Венома и почувствовать то, что они чувствовали вместе. На него нахлынули эмоции, как наполовину сформировавшиеся образы, которым бы он мог дать наименования. Любовь. Голод. Голодный. Эдди почувствовал, как от жалости перехватило в груди; он жаждал прикоснуться к своему ребёнку собственными руками и дать ему всё, что ему только потребуется, но он знал, что Веном уже позаботился об этом. — Мы оба, Эдди. Не сделал бы этого без тебя, — заверил его симбиот. — Я знаю, любовь моя, — сказал Эдди, поглаживая пальцами по стеклу. С другой стороны, ребёнок-симбиот внезапно двинулся к нему, пытаясь нырнуть в его руки. Голодный, ищущий столь необходимого тепла своего родителя. Его порыв был заблокирован стеклом и старшим симбиотом, который окружил маленького, подталкивая его назад, но на мгновение Эдди был совершенно уверен, что ребёнок вцепится в него, и это вызвало странные физические ощущения в груди слева. Странное чувство, будто покалывание, которое волной прокатилось через него. Эдди почти приписал это простым эмоциям, пока не ощутил на коже что-то влажное. Другой понял его замешательство, но у Эдди было не так много времени, чтобы выяснить, что происходит, потому что в тот момент в лабораторию вкатился доктор Стив. — Вернись ко мне, любовь моя, — пробормотал Эдди. Симбиот уже потихоньку отошёл от инкубатора и быстро покрыл мужчину сверху донизу, молча осматривая его. Доктор Стив о чём-то там говорил… шутливо подметил, что он уже всё это видел, так, что не было необходимости так поспешно одеваться из-за него, а затем начал болтать о науке… но Эдди не слушал его. — Что случилось, Эдди? — Я не знаю, — ответил Эдди, всё ещё задерживаясь у инкубатора. Он не хотел отрывать глаз от их ребёнка, тем более уходить всего через пару часов, но его тело чувствовало себя странно. Наверное, будет лучше, если он сам разберётся. Веном продолжал давить на него, требуя ответа, пока они направлялись домой. Как морально, так и физически. Когда он сжал его грудь, Эдди споткнулся и остановился, чтобы заглушить стон. — Больно, Эдди? — Нет, — ответил Эдди, но он не хотел говорить, о чём думает. Он старался даже не думать о том, что думает. Он продолжил идти немного быстрее. — Здесь течёт, Эдди. Но по вкусу на кровь не похоже. — Не облизывай это, — вырвалось у Брока и он почувствовал, что краснеет, когда кто-то на улице странно на него посмотрел. — Плохо? — Н-нет, — признался Эдди. — Просто… я пока не знаю, хорошо? — Хорошо, Эдди. Они были уже почти дома. Всего лишь ещё один квартал. — Не заживает, — ответили ему. — Продолжает капать. — Всё… всё хорошо, — сказал Эдди, чуть ли не переходя на бег на последнем отрезке пути, торопясь скорее убраться с улицы. Зайдя домой, он пошёл в ванную, чтобы осмотреть себя в зеркале. Всего одна мысль, и симбиот растаял с кожи, обнажив тело, но вылез из плеча и принялся одновременно с любопытством и беспокойством наблюдать за ним. Мужчина очень осторожно прижал руку к груди: сначала с одной стороны, потом с другой. Касаться было неприятно, почти невыносимо, и на их глазах одна капля водянисто-белой жидкости выделилась из левого соска и упала, стекая вниз по груди. — Это что, Эдди? — спросил симбиот, высунув язык между зубов. — Эээ, молоко, — вздохнул Эдди, стирая каплю пальцами, а затем вытирая руку о боксёры. С левого соска всё ещё подтекало, пусть и несильно, поэтому грудь оставалась влажной, несмотря на его старания. Он пошёл искать тряпку. — То же молоко, которое мы пьём из холодильника? — Почти, — сказал Эдди, хватая тряпку и вытирая грудь. — Но оно от коров. — Твоё тело может вырабатывать молоко? Как? Это был хороший вопрос. Но, может быть, лучше спросить, почему он не заметил раньше, что происходит с его собственным телом? — Потому что… ну, потому что у нас появился ребёнок, — попытался объяснить Эдди. — Это происходит со всеми млекопитающими. У женщин, когда у них появляются дети, начинает вырабатываться грудное молоко. Я слышал, что такое случается и с мужчинами, но это редкость. В смысле, если только у них нет матки, наверное. — У тебя нет матки, Эдди. — Да, я знаю. Но мне ещё нужно кормить ребёнка, — сказал Эдди. — Или, по крайней мере, мой организм, очевидно, думает, что нужно. — Кормить? — спросил он, скручиваясь вокруг торса, прямо под набухшей грудью. — Да, любимый. Это для ребёнка, — сказал Эдди. — За исключением… у меня не будет ребёнка, которого нужно кормить, не так ли? — Они согласились оставить малыша под наблюдением лаборатории, где за ним лучше всего будут ухаживать. Эдди не мог просто покормить своего голодного ребёнка так же, как делал это другой. Даже помимо всех вопросов, которые возникли бы в результате, они не могли рисковать своим потомством, пытаясь соединить его с хостом, прежде чем тот станет достаточно взрослым. Но он всё ещё сожалел, что не мог подержать на руках свой маленький комочек черноты. — Скоро сможешь, Эдди, — пообещал ему Веном. — Он любит тебя. Эдди улыбнулся, надеясь, что всё это правда. Он чувствовал мысли ребёнка только из вторых рук, через свой симбиоз. Была привязанность, но было и так много постоянного, прорезывающего голода, что… Он почувствовал, как и из его правой груди потекло, и глубоко вздохнул. — Гормоны, — пробормотал он, смачивая тряпку под тёплой водой, а затем прижимая её к груди. Он понятия не имел, что делает, но, мягко нажимая, он смог выдавить часть грудного молока. — Что ты делаешь, Эдди? — спросил Веном, недовольно обернувшись вокруг него, когда мужчина ополоснул ткань, а затем снова начал процесс. — Это же для ребёнка. — Но я не могу кормить его, любовь моя, — напомнил Эдди. — И я не могу просто всю ночь продолжать истекать молоком. Он смотрел на ткань с кипящей ревностью. — Не можешь? — Нет, не могу, — просто ответил Эдди, не обращая внимания на то, как собственнически завис над ним сгусток черноты. Он сосредоточился на попытке облегчить боль в груди, медленно переключаясь с одной стороны на другую. Ткань ощущалась слишком грубой на его чувствительной коже, но казалось, что его затея сработала, мало-помалу избавляя его от излишков молока. Когда он в очередной раз потянулся прополоскать ткань, молоко всё ещё капало из груди. Внезапно, другой окутал его чёрной полосой, мягче и теплее на ощупь, чем он мог себе представить. — Дорогой… — возразил Эдди; у него перехватило дыхание, когда его грудные мышцы бережно, но сильно сжали. Он уронил ткань и схватился за раковину обеими руками, внезапно покачнувшись от того, как повело голову. Сильные чёрные щупальца зазмеились кольцами по бёдрам, предлагая поддержку, обещая не дать ему упасть. — Помогаю, Эдди. Понимаю, что тебе нужно сейчас. Позволь нам позаботиться о тебе. Все дальнейшие протесты замерли у него на языке, когда другой продолжил двигаться по его груди, точно зная, где нажимать и как сильно, а также зная, где находились самые чувствительные местечки, даже легчайшее прикосновение к которым было бы невыносимо. Теперь молоко потекло ровной струйкой, а не редкими каплями, как до этого. Было безумно хорошо ощущать такие прикосновения. Эдди склонил голову в сторону, пытаясь уткнуться лицом в руку. Он слышал слабые прерывистые стоны и с трудом узнал собственный голос. Было стыдно, но остановиться он не мог. — Не останавливайся. Нравится слушать твой голос, — прорычал Веном, проследив изгиб его уха длинным языком, а затем прочертив им по обнажённому горлу мужчины, оставив тёплый и влажный след. — Аах… любимый, — выдохнул Эдди, чувствуя, как его возлюбленный ритмично сжимает его, идеально и в точности так, как ему было нужно. Он опустил руку, выпутывая себя из боксёров, и провёл рукой по члену, забыв обо всём, кроме своего желания. Веном накрыл руку, помогая ему достичь разрядки, пока тот не излился себе в кулак, на симбиота, который с жадностью поглотил всё, что он мог предложить, и всё, что он мог ему дать. — Молока больше нет, Эдди, — сказал ему Веном, после того, как Брок перевёл дыхание. Он всё ещё обхватывал грудь, пытаясь выдавить больше, но, по-видимому, всё закончилось. — Видимо, нет, — согласился Эдди, и услышал у себя в голове разочарованный вздох. — Спасибо, что помог мне. — Тебе лучше? — Да, любовь моя. Гораздо лучше, — заверил Эдди. Хотя грудь всё ещё ныла, но глубокая режущая боль прошла. Симбиот остался на его коже, несмотря ни на что, мягко двигаясь, прикосновениями разгоняя последние неприятные ощущения и успокаивая растревоженные нервы. Эдди даже и не собирался просить его остановиться. Ему было слишком приятно. — Нравится, когда тебе хорошо, Эдди. Тогда и нам хорошо. — Ты заставляешь меня чувствовать себя просто прекрасно, — сказал Эдди и почувствовал счастливое мурлыканье в своём сознании, а затем услышал тот же звук. Он повернул голову, чтобы увидеть лицо любовника, появившееся рядом с ним, длинный язык которого выскользнул между зубов, чтобы облизать его губы. Эдди прикрыл глаза, когда другой поцеловал его по-своему, пробуя его кожу на вкус и оставляя на ней мокрые дорожки из слюны. Ему всегда казалось, что симбиот, таким образом, ставит на нём свою печать владельца, и лёгкое собственническое возбуждение, ощутимое через чужие мысли, только подтверждало это подозрение. Другому не было никакой необходимости так сильно стремиться заявить на него свои права — Эдди не мог представить себя принадлежащим кому-то ещё, — но нельзя было отрицать, насколько ему нравилось осознавать, как сильно тот его желает. Он открыл рот и Веном сразу же облизал его изнутри, исследуя как можно глубже, а затем прижавшись своим языком к его, влажно и мокро. Эдди поцеловал в ответ, скользя языком и дразня самый краешек острых клыков, именно так, как ему нравилось. Он распробовал что-то ещё во рту, кроме слюны. Что-то почти сладкое. — Тебя, — сказал он ему, убедившись, что он распробовал получше. Молоко, которое произвело его собственное тело, возвращалось к нему через симбиота. — Ты всегда такой сладкий, Эдди. Он отстранился, тонкая ниточка слюны растянулась между ними, а затем, наконец, оборвалась. Эдди инстинктивно вытер рот насухо. — Нет, это не так, — пробормотал он. — Сладкий. — Нет, — прошептал он, с готовностью повернув голову, когда симбиот придвинулся ближе и уткнулся ему в шею, еле заметно уколов кожу кончиками клыков. — Слад…кий, — подытожил он, вылизав его от ключицы до виска. На этот раз у Эдди не получилось вытереть слюни симбиота с лица так легко, но он ограничился тем, что оттёр только ухо. — Иногда я уверен, если бы это зависело от тебя, я бы всё время ходил мокрым. Другой ухмыльнулся, изогнув язык в сторону Эдди. — Да. Мокрый для меня, Эдди. Всегда. Эдди прижался ладонью к его лицу. — Я не это имел в виду, извращенец. — Тебе это нравится, — поддразнил он его, оборачивая свой язык вокруг руки Эдди и между его пальцами. Тот не мог с этим поспорить. — Ты хочешь что-нибудь съесть или будешь лизать меня всю ночь? — спросил Эдди, в основном забавляясь выходками своего возлюбленного. — Тебя. — Прекрасно, — вздохнул Эдди, покидая ванную с симбиотом, всё ещё обёрнутым вокруг пальцев в буквальном смысле этого слова. Немного отвлекало от попыток приготовить что-нибудь поесть то, что Веном продолжал скользить языком по его коже, лаская руки, затылок и проводя вниз по позвоночнику. — Никакой одежды, Эдди. Сними. Снимииии, — засуетился Веном, стаскивая оскорбивший его чувства кусок ткани, пока ему не удалось стянуть его окончательно, заставив Эдди приподнять одну ногу, а затем другую и вышагнуть из боксёров. — Доволен? — спросил Эдди, и в ответ сильные чёрные завитки обвили его бёдра и прижали к стойке. — Духовка включена, — напомнил он, задохнувшись, когда другой раздвинул ему ноги. — У нас тридцать минут. Нам так много и не нужно, — ответил он ему, а затем просунул язык между бёдер.

~~~

Они проворонили таймер на восемь минут. Симбиот извинился, от стыда спрятавшись в кожу мужчины, пятна чернильного цвета расцветали по всему телу Эдди, как поцелуи. — Ты так легко не отделаешься, — сообщил Эдди. Они ели вместе, Эдди брал себе всю не-слишком-сгоревшую картошку фри и кусочки курицы, а почерневшие кусочки скармливал своему другу. Тот съел их без жалоб, жадно прожёвывая каждый кусочек как можно быстрее, чтобы облизать пальцы Эдди после каждого укуса. — Милота, — улыбнулся Эдди, и симбиот улыбнулся в ответ во все клыки. — Я не милый. — Милый. — Нет. — Да, — сказал Эдди, наклонившись вперёд, чтобы быстро чмокнуть его в лоб. Другой издал тонкий скулящий звук, а затем прижался к нему, пока его не поцеловали ещё раз, и снова, и снова, пока он не был удовлетворён. — Я люблю тебя, — сказал Эдди, вжавшись лицом в чужое тело, чтобы тот мог почувствовать произносимые им слова. — Люблюююю… Эддиииии, — произнёс он вслух, формируя слова с большим усилием. Они закончили есть, а потом вместе смотрели телевизор, пока Эдди не заснул, укутавшись в чужие объятия.