***
Вернулся он часа через три с огромными пакетами еды. Зашёл в спальню, чтобы переодеться. Игорь, кажется, заснул, потому что признаков бодрствования с его стороны замечено не было. Дзюба переоделся в домашнее, после чего отправился на кухню, чтобы всё купленное превратить во вкусный обед или уже ужин, что, собственно, не так важно. Но кроме продуктов, из которых шатен собирается готовить полноценные блюда, он взял ещё самый любимый торт Игоря и кучу вкусностей, которые просто обязаны будут поднять Акинфееву настроение. Артёму такие «терапии» всегда помогали. Закончил он, опять же, не скоро. Артём всеми силами старался сделать вкусно, хотя и готовил в жизни лишь пару раз, да и то, полноценной готовкой это не назовёшь. Разложив всё по тарелкам на порции, нужно было признать, что выглядело это достойно и даже съедобно, что уже радовало. Дзюба поставил тарелки на стол, налил кофе в чашки и пошёл в спальню, чтобы позвать брюнета, который, кажется, весь день провёл в кровати и не выходил даже по биологической нужде, что тоже было пугающим звоночком. Открыв дверь, Артём заметил всё так же одиноко лежащего на кровати Игоря, который даже позы не поменял. Шатен сел на кровать, положив ладонь Акинфееву на плечо. — Я помню, что ты просил тебя оставить, — сказал Дзюба. Брюнет не реагировал, — Но, ты же понимаешь, что я этого не сделаю? — на вопрос Игорь не ответил. Артём наклонился ближе к Акинфееву, чтобы увидеть его лицо, тот просто сверлил взглядом стену, — Я там ужин приготовил, тебе нужно поесть. Ты кроме таблеток сегодня что-нибудь ел? — Дзюбе уже кажется, что парень над ним просто издевается, потому что мастерски пропускает всё мимо ушей, — Ты должен поесть. Я правда вкусно сделал! — врёт, из-за того, что даже не подозревает как вышло, но брюнета на кухню заманить как-то нужно, — Эй, Игорь! Ты же понимаешь, что если сам сейчас не встанешь, я тебя подниму? — на этот раз шатен начал трепать Акинфеева за плечо, потому что это бездействие уже его достало. И знаете что? Сработало. Игорь повернулся и заглянул в глаза Артёму. — Ты же знаешь, что в таком состоянии я не могу есть. — сказал он так, будто Дзюба слабоумный и не понимает простейшей истины. — А ты пробовал? — вторит шатен ночным словам Акинфеева. Второй сдаётся, громко выдыхает и опускает глаза. — Не уверен… — досадно, в том же ключе отвечает брюнет. — Тогда пойдём и посмотрим. — утверждает Артём и берёт Акинфеева за руку, вставая с кровати. Игорь держится на ногах только благодаря твёрдой руке Дзюбы. Когда ты в таком анабиозе сложно не то, что ходить, дышать сложно. Как только брюнет оказывается на кухне, он слышит очень даже приятный запах жареного мяса. Слава, что хоть запахи чувствует. В тарелках стейки с овощами и картофельным пюре. Посадив Акинфеева за стол, шатен отошёл к холодильнику и достал оттуда купленный днём торт — А это, — он крутил в руках красивую пластиковую упаковку, завязанную красной лентой, — ты получишь только тогда, когда твоя тарелка будет пуста. — Ты издеваешься? — спросил брюнет, явно шокированный действиями парня напротив. — Может, но я хочу, чтобы ты поел, — довольно жалостливо закончил Артём, — И буду добиваться этого всеми способами, как ты понимаешь, — он указал на пачку с пирогом, — Акинфеев громко выдохнул и сел трапезничать. Шатен тоже приступил к еде, но несколько секунд перед этим, любовался до боли прекрасным, пускай даже с отпечатком подушки на левой щеке, Игорем. Было заметно, как брюнет стух: тёмные круги под глазами, через чур сильно выпирающие ключицы и рёбра, бледная кожа, сквозь которую просвечивают вены, — Таблетки помогают? — вдруг задаёт этот вопрос Дзюба. Он понимает, что, возможно, сейчас не лучшее время, но потом забудет, да и не привык ничего держать в себе. — Отчасти, — кротко отвечает Акинфеев, не поднимая глаз, — Вкусно, кстати. — он слабо усмехнулся и взглянул на Артёма. У второго в груди аж потеплело. — Я честно старался. — подытожил шатен и принялся поедать свою порцию, заметив, что у Игоря уже наполовину пустая тарелка Прошло несколько минут перед тем, как резко вступил брюнет: — Давай сюда свой пирог. — выпалил он, смотря прямо в душу Дзюбе. Артём тут же встал со своего места и отрезал приличный кусок угощения. — Заслужил. — говорит шатен, ставя тарелку прямо перед Акинфеевым. Дзюба положил ладонь на плечо Игорю и, поцеловав того в макушку, сел обратно. — Ты вчера, кстати сказал, что собираешься извиниться перед Марио. — Есть такое. — кивнул на слова брюнета Артём, удивившись тому, что Акинфеев вообще помнит, что шатен говорил ночью. — Тогда поторопись, у Фернандеса не получится здесь надолго задержаться, — продолжая жевать констатировал Игорь, — а по телефону, ты сам понимаешь, дерьмово выйдет. — Ну, да… — почесал затылок шатен, — Я думаю сегодня-завтра сходить к ним. Пойдёшь со мной? — с великой надеждой говорил Дзюба, понимая: вытаскивать брюнета нужно, но крайне сложно. — Я подумаю.***
Под самую уже ночь, Акинфеева попустило. Он стал более разговорчивым, открытым, иногда даже смеялся. Знал и понимал бы Игорь, насколько Артёму хорошо рядом с ним, понимал бы насколько сильно внутри всё скручивает когда он смеется, а глаза его загораются ярче всех возможных звёзд вместе собранных. Смотря на брюнета таким: ранимым, чутким, слабым… Дзюба стал задумываться о вещах, которые раньше он бы никогда и не вообразил. Например он не задумывался над тем, что было бы, если бы эмоции отражались на нашем теле? Перестали бы наши родители ругать нас за наше самочувствие, увидев кровоподтёки и гниющую кожу на шее? Стал бы ты винить себя за то, что не можешь остановить их появление? Может тогда всё наше тело было бы покрыто следами чьих-то слов, причиняющих боль. Было бы хорошо, если начиная говорить о том, что тебя тревожит, всё исчезало. Прямо на твоих глазах исчезали фиолетовые синяки на рёбрах, мелкие кровоточащие раны на ногах, перестала бы идти кровь из твоих вечно фальшиво улыбающихся губ, пропали огромные круги под глазами, ожоги на руках больше не причиняли боль. Или он никогда не думал о темноте людской. Которой, как говорит сам Акинфеев, в нём много, мол, шатен просто не знает, что скрывается под оболочкой. А он знает и понял. Свет привлекает всех, а ты попробуй найти того, кто полюбит твою тьму. Твои слабости. Ту личность, которая остаётся, когда летят к чертям тысячи масок. Кто примет твоих демонов. Пугающее зрелище, правда? Попробуй найти того, кто без страха поселится в твоём сердце и будет как дома. В этой паутине лжи. В полном мраке. Будет видеть твои уловки, сможет нанести удар, но… никогда не сделает этого. Оставшись навсегда под кожей, растекаясь по венам, не сломает тебя, а научит жить, вкачивая в тебя безразмерно любовь, не ожидая ничего взамен. Будет любить не за что-то, а вопреки всему. Станет твоей слабостью и твоей самой невероятной силой и опорой одновременно. Именно таковой, самой крепкой, самой сильной опорой и слабостью является теперь Дзюба для Игоря. — Ты сводишь меня с ума… — говорит Артём в макушку Акинфеева, вдыхая породнившийся запах бумаги. Шатен не уверен, что Игорь это слышит, потому что не знает, проснулся ли тот. Но судя, как брюнет удобнее устроился и крепче обнял Дзюбу, он услышал, он всё услышал. Артём пролежал ещё немного времени, но потом всё же пришлось будить Акинфеева самолично, — Игорёк, Игорёша, — шатен аккуратно тормошил его за плечо, пока тот не начал демонстрировать признаки бодрствования, — Я к Марио с Черешней пойду, ты со мной? — Игорь тяжело вздохнул и всё же ответил. — Нет, — он сказал это тихо и мягко, боясь обидеть Дзюбу, — я ещё не готов. — Ничего страшного, солнце, — произнёс Артём прослышав интонацию брюнета, — я им «привет» от тебя передам, ладно? — на вопрос Акинфеев только сонно промычал что-то утвердительное и, нехотя, слез с груди шатена на подушку.***
— И это только малая часть, из того всего, что он мне понарассказывал, — выдохнул Артём. Тем временем глаза Черешни расширились до размеров, кажется, Юпитера, — вы себе, блять, представить не можете, какой пиздец, — на это заявление Марио только лишь хмыкнул, — Ну, да, ты ж у нас человек-никому-ничего-не-скажу! Я не со зла, если что, — добавил шатен. — Знаю, — ответил Фернандес, — но расскажи я тебе — Игорь бы меня не простил. Около трёх часов назад Дзюба позвонил Черышеву с вопросом о приезде. Очевидно, что испашка бы в жизни ему не отказал, поэтому Артём сидит на его кухне и рассказывает Марио с Денисом, что происходило недавно за кружками чая (но хотелось, чтобы там было что-то покрепче). Первым делом, конечно же, зайдя в квартиру шатен, чуть ли не слёзно, извинился перед Фернандесом. В итоге их около двухчасовая беседа вылилась в то, что же всё-таки тогда рассказал Акинфеев. Вдобавок шатен узнал, когда уезжает бразилец, оказалось, что совсем скоро. Вот так парни выпили чая и Дзюба отправился домой. После той самой ночи тридцать первого декабря Артём как бы нашёл тогда себя и сразу же потерял. Он стал ловить себя на мысли, что да, ему безусловно хорошо рядом с Игорем, но в то же время шатен начал замечать, что если Акинфееву плохо — ему плохо, если Акинфееву хорошо, — то и ему тоже хорошо. Это максимально очевидно, но так непривычно и страшно… не то слово, пугающе, вот. Просто так получилось, что самой настоящей, сильной и искренней любовью он полюбил парня, да ещё и со своими нехилыми странностями. Нет, не в том смысле, что Дзюбе тяжело с Игорем, а в смысле, что самые сильные чувства обрушились на не самого простого человека, хоть Артём гонит эти мысли прочь. Ему не тяжело, просто непривычно, да. Думаешь, что любовь, о которой так распинаются на каждом углу — это одно, а на деле ощущаешь что-то в разы сильнее и опьяняющее, просто перестаёшь адекватно соображать и бросаешься на рожон. Все эти мысли в голове шатена мешаются и ему кажется, будто он придумывает оправдания для себя, но поживет, ведь, узнает да? Сейчас это не столь важно, насколько важно, что Дзюба ушёл из дома около четырёх часов назад и на данный момент он только сел в такси, которое несколько секунд назад тронулось. Однотипный пейзаж «дома-деревья» не вызывает ничего, можно просто уставиться в окно и задуматься, пока перед глазами бежит одна и та же картинка. Кажется, что Акинфееву, вроде как, полегчало и творить он больше ничего не собирался, но в груди Артёма всё же томится тревога и из-за этого чувства в груди стоит ком. Слишком много сегодня Дзюба оставлял Игоря. Слишком надолго. «Нет, всё хорошо. Что могло произойти? Ты что, издеваешься?» — сам себе в голове беспрестанно тараторит шатен. «Нормально всё говоришь, так почему ладошки вспотели, а? Хорошо всё…» — от этих ложных успокоений лучше не становится, поэтому Дзюба берёт себя в руки, выдохнув, говорит: — Извините, можно немного поторопиться? — таксист не подаёт вида, что услышал Артёма, но буквально за секунду до того, как пассажир хочет повторить просьбу он спокойно кивает, — Спасибо. В итоге машина оказывается на месте не за тридцать минут, а за двадцать, каким макаром — шатен даже не подозревает, но он рад этим лишним десяти минутам, сравнимо с десятью лишними годами к его жизни, поэтому и накидывает к сумме верхом, как ему самому показалось, около двухсот пятидесяти рублей. На самом деле это то, что попалось под руку с основной суммой, но не деньги тревожат Дзюбу. Из-за того, что ждать лифт очень долго, Артём решает пробежаться по лестнице. И быстрее, и для здоровья полезнее. Он достаёт связку ключей и, торопясь, открывает дверь. В квартире нет никаких звуков, которые могли бы говорить о том, что Игорь чем-либо занят. Шатен моментально проходит в спальню, где видит мило скрутившегося на кровати, в мятом постельном белье, Акинфеева. Он просто спит. Не просто, он очень мило спит. Дзюба начинает тихо переодеваться, чтобы, не дай Бог, не потревожить брюнета. Выходит это отменно, поэтому Артём на носочках выходит из комнаты и аккуратно закрывает за собой дверь. В коридоре к нему выбегает Дружок, который тоже, видимо, спал, но только в другой комнате. Шатен моет руки в ванной и проходит на кухню. На столе стоит много еды, что выглядит максимально привлекательно, да и пахнет тоже. Что самое удивительное — Акинфеев сто процентов ходил в магазин, так как приготовить рыбу без рыбы в доме, что очевидно, невозможно. Вот теперь спрашивается: «Чё Дзюба жопу рвал?» Всё же лучше, чем могло вообще быть! Из-за такой картины на Артёма находит непонятная гордость: «Мой мальчик, мой.» — ан нет, теперь понятная. Шатен решает пробраться обратно в спальню. Он подходит к кровати, накрывает Акинфеева сползшим одеялом и целует в колкую щёку, после чего уходит на кухню чтобы, чуть ли не впервые за сегодня, поесть. Он трапезничает и роется в ноутбуке, весь в своих делах, не слыша ничего. До одного момента. — Вкусно? — из-за спины раздаётся родной голос. Такой тихий, спокойный, хриплый от долгого безмолвия. — Безумно, — не раздумывая, выпаливает Дзюба, оборачиваясь через плечо, чтобы, наконец, узреть Игоря в вещах шатена, потому что прекраснее этого может быть только Игорь без одежды. — Я старался, — говорит брюнет, садясь напротив Дзюбы, подпирая лицо руками. Артём зачерпнул уже вилок пять, как Акинфеев просто наблюдает. — Чего не кушаешь? — обеспокоенно спрашивает шатен. — Не хочу, — отвечает Игорь, продолжая просто смотреть. Я совру, если скажу, что шатену не нравится, как на него смотрит Акинфеев. Дзюба встаёт со своего места и заглядывает в холодильник, после чего вопрошает. — И пирога нет? — Неа, — хитро отрезает Игорь. Артём возвращается за уже пустой тарелкой, поднимает взгляд на брюнета и тот до писка, какой милый и славный, поэтому Дзюба быстро целует того в губы и идёт мыть посуду. Поцелуй приятным послевкусием жжёт на губах брюнета, он жмурится, смакуя мимолётное прикосновение, пытаясь его запомнить, увековечить у себя в голове. Всё-таки Артём любит его. Он чувствует это. Поэтому Акинфеев имеет полное право (и знает об этом) сидеть сейчас и пялиться не неимоверно красивую спину своего мужика, потому что это, блин, его мужик! От этого осознания аж ноги сводит. Никогда с Игорем такого не было, но это приятно. Это, чёрт его побери, пиздец, как приятно! Спать ложатся двое около восьми вечера, потому как в таком шатком состоянии как сейчас, брюнет может спать двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. А Дзюба просто заебался за весь день, поэтому он уснул без задних ног, только его голова коснулась подушки.***
День субботы выдался очень долгим и тяжёлым для Артёма. С самого утра он помогал родителям таскать новую мебель на девятый этаж по лестнице, потому что ни шкаф, ни кровать, ни диван, как не удивительно, не влезали в лифт. После шестичасового беганья по этажам, мама шатена позвала его на чай так, что при всём желании он не смог бы отказаться. Родители Дзюбы, безусловно, потрясающие люди, но вот только душные. Как начнут говорить — не заткнёшь, поэтому Артём задержался там ещё на два часа. В итоге дома он оказался только к пяти. Там его встретил Акинфеев, наверное, лучшее событие за этот день. Шатен вкратце рассказал обо всём Игорю, хотя второй и так знал, куда с утра собрался его возлюбленный. Несмотря на то, что на улице зима, Дзюба, таская мебель, успел знатно вспотеть, следственно, выложив всё, Артём извинился перед брюнетом и ушёл в душ. Акинфеев думал недолго. Он тихо открыл дверь в ванную комнату, которая уже успела знатно запаровать, сбросил с себя одежду и забрался в кабинку к шатену. Игорь подобрался со спины, начал гладить руки Дзюбы, медленно покрывать его спину нежными поцелуями. Артём, видимо, задумался и не услышал, что брюнет зашёл, потому что как только тот прикоснулся к его плечам, шатен вздрогнул. Акинфеев стал немного засасывать кожу, не до багровых отметок, до нежно-розовых пятен, и Дзюба выгнулся дугой, запрокинув голову назад. Игорь медленно начал переходить на загривок и двигаться, чтобы наконец встать перед Артёмом и вцепиться в его шею. Он поглаживал её руками, несильно покусывал, тут же зализывая, но точно так, чтобы остались кровоподтёки. Тем временем шатен всё ближе притягивал к себе Акинфеева, шарил по его спине руками, зарывался носом в волосы. Его стояк уже дано тёрся об игорев живот, что приносило животный кайф. Когда Игорь прикусил его за кадык, он, не сдержав себя, рыкнул, подбросил брюнета, усаживая его на себя, прикладывая к холодной стене, отчего тот взвыл. Контраст тёплых рук Дзюбы и холодного кафельного покрытия просто сносили башню. Теперь лица парней находились на одном уровне. Взглянув в глаза Акинфеева, Артём потерялся, Игорь сейчас слишком прекрасен. Шатен мазнул губами по губам Акинфеева. Он хотел сделать это прикосновение невинным, дать отдохнуть, но от этого касания захотелось лишь ещё больше, поэтому Дзюба пустил в ход язык. Поцелуй выходил очень влажным рваным, страстным. Вскоре воздух закончился и пришлось расцепиться. Игорь запустил пальцы в короткие волосы Артёма продолжил целовать того, понимая: губы шатена — воздух. Со рта Дзюба мелкими поцелуями перешёл на подбородок, потом на шею, на грудь и добрался до твёрдых горошин сосков. Артём начал посасывать один, после чего несильно прикусил его зубами, начиная покручивать второй другой рукой. Брюнет застонал и выгнулся, похоже, до хруста в спине. Такая реакция понравилась шатену, поэтому он обхватил губами другой. Закончив, Дзюба вернулся к лицу Игоря. Он смотрел ему в глаза и поднёс несколько пальцев к его рту. — Оближи. Ты же хороший мальчик. — опаляюще, задевая ухо губами, прошептал Артём. Брюнет послушался и обвёл языком пальцы, оказавшиеся у него во рту. Дзюба приставил один палец ко входу и легонько надавил. Первый вошёл как по маслу и стало понятно, что в одиночестве Акинфеев время зря не терял. От появившейся в голове Артёма картины того, как Игорь лежит и растягивает сам себя, у шатена дёрнулся член. Артём не медлил и сразу же вставил второй палец. Брюнет закатил глаза и, насколько это было возможно, запрокинул голову. Для Дзюбы открывался шикарный вид на шею и он начал покрывать её багровыми пятнами. Вошёл третий палец, рот Игоря открылся в немом стоне. Это выглядело богоподобно. Шатен готов был обкончаться только от этого. Когда Артём решил, что Акинфеев был готов, то приставил головку к сжатому колечку мышц. Игорь почувствовал непривычный жар. Конечно, они ведь забыли о резинке. Думая, как же охренительно будет чувствовать Тёму в себе такого, на губах брюнета появилась нежная улыбка. Дзюба помедлил несколько секунд и начал входить, не торопясь. — Боже, — задыхаясь, начал брюнет, — Тёма, — в это время головка уже была внутри, руки Дзюбы переместились на игорев затылок, а большие пальцы поглаживали щёки, — какой же ты большо… — не успел закончить Игорь, как шатен резким толчком вошёл до предела, и Акинфеев захлебнулся воздухом. Артём пристально следил за каждой эмоцией парня, чтобы остановиться, если он того потребует. Но сейчас брови брюнета ползут вверх, от неимоверной дозы удовольствия, глаза зажмурены, а руки с огромной силой сжимают спину Дзюбы. Он всё делает правильно. Шатен толкнулся ещё раз, не спеша, медленно. Сам гортанно застонал, потому что Акинфеев чертовски узкий и горячий. А Игорь потянулся к своей возбуждённой плоти, шатен это заметил и несильно ударил Игоря по руке. — Сегодня обойдёшься без рук, понял? — от этого заявления Игорь невольно сжался. «Что ж ты творишь?» Не спеша, Артём начал набирать темп, всё быстрее и быстрее. Брюнет закусил губу и только еле-слышно, скулил. Дзюбе это очень не понравилось. Он горячо поцеловал Игоря, чувствуя вкус крови, Акинфеев всё же прокусил губу. — Хочу слышать тебя, — проговорил в губы Игоря шатен, — хочу чтобы ты кусал, царапал и стонал. Хочу, чтобы тебе было хорошо. Давай же. — сказал Артём и толкнулся так, что Акинфеев выгнулся до боли в спине, громко застонал, и, несмотря на короткие ногти, расцарапал плечи Дзюбы до крови, которую быстро смыла вода. — Сделай так ещё раз, — задыхаясь, выговорил брюнет. Артём опять вошёл под этим углом, Игорь застонал прямо в шею Дзюбе. Акинфеев ставил метки на ключицах, плечах, шее шатена. Артём начал переходить на размашистый, рваный ритм, — Да, да, Тём… Быстрее, пожалуйста, быстрее. — и Дзюба послушался, он стал вколачиваться в податливое тело брюнета. — Давай, Игорь, давай, кончи для меня, — кусая Акинфеева за загривок, шептал шатен. Эти слова стали последней каплей для Игоря, он, выстанывая имя Артёма, почти сразу излился себе и ему на живот, сжимая Артёма внутри себя, что у второго звёздочки перед глазами начали плясать, — Да, хороший мальчик. — не сильно опаздывая, Дзюба тоже кончил, прямо в брюнета. Игорь крепко обнимал шатена, продолжал нежно целовать, куда только попадал. Он благодарил Артёма за всё, что только сделал для него этот человек, включая этот вечер. — Я люблю тебя, — хрипящим голосом, отойдя от оргазма, сказал Дзюба, — Люблю… — зарываясь носом в шею Акинфеева вторил шатен. — И я тебя, — отвечал Игорь. Немного подумав он всё же решил добавить, — тоже люблю. Артём обнимал Акинфеева, пока второй сидел на нём и подставлялся под прикосновения. Дзюба лёгкими движениями пальцев погладил зону лопаток — безумно чувствительное место брюнета. По телу Игоря пробежала мелкая дрожь. После них спустился ниже, к пояснице и ягодицам. Провел по чувствительной дырочке, подмечая, как же охуительно из Игоря вытекает его сперма и даёт себе обещание, что больше ни разу брюнета с презервативом не трахнет. — О чём думаешь? — прерывает монотонный шум душа шатен. От неожиданности звука Акинфеев несильно вздрагивает. — М? Да, нет, ни о чём. — с трудом собирая мысли воедино, выговаривает брюнет. — Тогда можешь становиться на пол. — хрипло посмеиваясь говорит Артём. — Ой, да, прости. — Игорь чувствует себя неловко. Он, хоть и сам понимает, что сбросил в последнее время, уверен, что весит достаточно, чтобы завтра у Дзюбы болела спина, ноги и всё в этом духе. Акинфеев слазит с бедного шатена и становится на до ужаса неприятный, холодный кафель. Почти не раздумывая, брюнет встаёт своими, не менее холодными, стопами на ноги Артёму, тот тихо смеётся и принимается массажировать спину Игоря, намыливая её каким-то гелем для тела в цветастой упаковке и ярко выраженным ароматом цветущих трав с чем-то хвойным. Каждый раз, как Дзюба задевал лопатки, Акинфеев невольно вздрагивал и тут же покрывался мурашками, при этом что-то мяуча себе под нос. Руки брюнета были крепко сцеплены за спиной Артёма, даже не смотря на то, что Игорь изрядно клевал носом и голова его покоилась на плече шатена, хватка оставалась железной. Прошло немного времени, пока Дзюба отмыл их двоих от следов спермы, пота и всего возможного того, что оставалось после крышесносного секса. Выключив воду, Артём почти что выталкивал брюнета из душевой кабины, потому что тот, как уже стало понятно на собственном опыте, после любви начинал очень быстро засыпать и Дзюбе приходилось делать всё самолично. В итоге у шатена это превосходно получилось, если можно считать толчок в комнату со словами: «Мне нужно ещё Дружка покормить.» — хорошим опытом. Когда Артём вернулся в спальню, то увидел, что Игорь самостоятельно натянул нижнее бельё и футболку Дзюбы, которая была велика ему размера на два, а то и больше, потому что побывав на шатене одёжка успела растянуться. Акинфеев уже удобно устроился на кровати, уткнувшись в подушку. Эта картина выглядела безумно мило, и Артём успел засмотреться. Из транса его вывел сонный голос: — Чего стоишь? Иди ко мне. — брюнет похлопал по пустому месту рядом. Дзюба, не думая, плюхнулся на постель, после чего Игорь удачно перелез к нему на грудь, устраиваясь удобнее, по-свойственнически забрасывая на шатена ногу.***
Сон Артёма тревожит резкая боль в боку и толчки. Когда он немного приходит в себя, понимает что с Акинфеевым что-то не так, он то сильно бьёт Дзюбу (ногами по ногам, руками по рёбрам и лицу), то крепко сжимает его руку и всего шатена в целом. Также Игорь издавал неясные звуки похожие на мычание и выкрики… Такое поведение насторожило и напугало Артёма. Он немного подождал и удостоверился в том, что Акинфеев всё никак не успокоится. — Игорь, — Дзюба тряс парня за плечи, фиксируя тело, чтобы брюнет перестал калечить его, — Игорь, эй! Проснись! — Акинфеев медленно открыл глаза, пытаясь осмотреться вокруг, но ничего не видел из-за кромешной тьмы. Вдруг он подскочил на кровати, садясь и быстро дыша, — Всё нормально? — спрашивает шатен, кладя ладонь на щёку Игоря, легко поглаживая. Акинфеев ничего не отвечает только лишь поднимается с постели, захватив с собой телефон, идёт в коридор, где лежит его портфель, он что-то там ищет и уходит на кухню. Оттуда слышен звон посуды и наливающейся воды. Потом же всё затихает. Ни единого звука. Так продолжалось несколько минут, пока Артём решает пойти и проверить, всё ли в порядке. Как только Дзюба оказывается в дверном проёме, брюнет, сидевший к нему спиной поворачивается и быстро обнимает Артёма. Тот отвечает, но все действия Игоря безумно странные и пугающие. Страшно за него, что ему всё-таки приснилось? Акинфеев не перестаёт быстро дышать и, как оказывается, дрожать, — Тише, — Дзюба нежно касается губами макушки брюнета, — Я здесь, я с тобой, тише. — продолжает Артём. Спрашивать сейчас, что случилось было бы самым глупым действием, которое только можно представить в такой ситуации, поэтому шатен просто стоит и обнимает Игоря, покуда он в этом нуждается. — Прости. — вдруг отзывается Акинфеев. Из-за него Дзюба проснулся посреди ночи, из-за него он вышел в другую комнату, будучи сонным как муха, из-за него теперь стоит и что-то тут говорит (на самом деле не «что-то», а очень сейчас важные для брюнета слова). — Всё хорошо, солнце, всё хорошо.Нам всем так нужны люди, что убьют за нас.