***
— Нана, мы дома! Город Намимори встретил их привычной тишиной и уютом, а стоило только подойти к дому, как они почувствовали ни с чем не сравнимый запах. Парни как-то сжались, сбледнули с лица, проходя в гостиную, а вот Алессия даже и не пыталась стесняться. Разулась, поставила чемодан и влетела в кухню. Ничего не изменилось за прошедший месяц. Абсолютно ничего. Иемитсу как-то странно посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж, и тут же довольно бодро пошёл следом за дочерью. И резко остановился. Нана стояла, опираясь бедром о холодильник и цинично рассматривала зашедших людей. Привычное каре было аккуратно уложено, удобная домашняя одежда была сменена на брюки и мягкий свитер, а сама женщина то и дело переглядывалась с, судя по всему, своей подругой и, Дева Мария, что происходит, Хибари Кёей, спокойно попивающим что-то из огромной кружки. Алессия, видимо желавшая с объятиями запрыгнуть на мать, замерла, во все глаза уставившись на Кёю и разве что слюнями не истекала, в открытую пялясь на меланхоличного брюнета, сидящего в брюках и белоснежной рубашке с закатанными рукавами. Влюбилась девочка, что тут поделать. — Милый! — воскликнула Нана, меняясь в лице и тут же обнимая мужа. Потом поправила его одежду и притянула застывшую дочь, целуя в макушку, — Лесси, родная, как я по вам соскучилась! Реборн кашлянул. — Ах, Реборн-кун, мальчики, и по вам я тоже скучала! Что-то не очень верилось в это. Реборн внимательно оглядел всех собравшихся, остановившись на живо осматривающую всю компашку черноволосую женщину и уже хорошо знакомого ему подростка, который, в отличии от матери, спокойно пил кофе, то и дело поглядывая на часы. О том, кто родители каждого подобранного Хранителя Реборн знал, и поэтому Арису Хибари, работающую в довольно крупной фирме главным бухгалтером, хитман узнал сразу, не особо анализируя все происходящее. Более его пугал сам факт наличия Облака в доме Савада. Ему прекрасно было известно, как ненавидел слабаков Хибари, но… — Значит, Иемитсу-сан? — поинтересовалась Хибари, пожимая протянутую руку, — Рада познакомиться. Ариса Хибари, мать этого недоразумения и хорошая подруга Наны. — Пф! — закатил глаза Кёя. — А ты, получается, Лесси? — она глянула на хлопающую глазами блондинку, — И с тобой рада познакомиться! — Здравствуйте. — она все ещё смотрела на парня, — Я тоже… Рада. — Нана, — осторожно обратился к ней Иемитсу, видя, как застыли каменными статуями Хранители, — а что здесь делает Хибари? — Тсу-чан ждёт. И пожала плечами, будто ничего не произошло. Нервный смешок вырвался у, всегда спокойного, Реборна — он смотрел на суетящуюся Нану, улыбающуюся совершенно беспечно. Где-то в мозгах произошло короткое замыкание — он даже не мог представить, что здесь происходит. — Вы садитесь, садитесь! — подогнала застывших мафиози Арису, лукаво сверкая глазами, — Хватит уже место занимать. — Да мы постоять можем. — неуверенно промямлил Гокудера. — Прижмите задницы, травоядные. — недовольно рыкнул Кёя, — Задрали. — Насколько я знаю, ты уже должен идти в Школу, Кё-кун. — задумалась Нана и Иемитсу на пару с Реборном вздрогнули, — Может, стоит разбудить Тсу-чан? — Если она поздно легла, то это не под силу даже мне. — закатил глаза парень, рассматривая ногти. Заусенцы ищет, ага, — У неё, к сведению, сегодня два переходных и если она опоздает… — Хибари-сан, ты это о чем? — нервно рассмеялся Такеши. Он вдруг понял, что здесь происходит. Кёя ответил ему насмешливой улыбкой и фырком из разряда приветливых. — Кёя-сан, — проигнорировав его уничтожающий взгляд и смешки матери, Алессия закусила губу, — а вы нас встречаете, да? Это так… — Я жду Саваду, но не тебя. — Хибари ухмыльнулся и оглядел всех собравшихся, — Кстати говоря, Ямамото, встретишь Сасагаву — беги. Она обещала снять с тебя скальп. Такеши дёрнулся. — Ку-фу-фу, какие длинные предложения, Кёя-кун! — как-то наигранно рассмеялся Мукуро. Хаято нахмурился. — Что вообще здесь происходит? — раздраженно бросил Реборн и тут же замолк. Со второго этажа послышалась отборная ругань, крик «Какого черта сейчас-то все?», и по лестнице, не беспокоясь о сохранности капроновых чулок, проехала Тсунаеши. Она рявкнула в трубку нечто нецензурное, при этом отчаянно роясь в своей сумке, раздраженно кинула телефон в карман приталенного пиджака и, тряхнув волосами, замерла на пороге кухни, неэтично открыв рот. Хибари с усмешкой наблюдал за её нервным тиком. — Мать моя женщина, а я думала спряталась от всего происходящего. — пробормотала она и тут же, оправившись от неожиданности нагло ухмыльнулась, — Как оказалось, если Тсунаеши не идёт к проблемам, то проблемы идут к Тсунаеши. Здрасте, господа, давно не виделись. Хотелось бы сказать, что рада вас видеть, но мама приучила меня не врать людям. — Доброе утро, милая. — увидев, как Нана отчаянно скрывает смех, Хибари ласково улыбнулась, — У тебя три минуты до того, как Кёя войдёт в режим хищника и тебе не поздоровится. Под ошарашенными взглядами прибывших, Савада надулась и, подойдя к парню, чмокнула его в щеку, обнимая за шею. Притерлась. — Кё-тян, любовь моя, прости грешную! — она косо глянула на чуть не рыдающую Алессию, продолжая театр, — Я не специально, милый! — Смени учителя по актёрскому. — Как скажешь. — умилилась девушка. Кёя закатил глаза — кажется, что это его стандартный и привычный жест. Иемитсу с Реборном открывал и закрывал рот, Мукуро совершенно нетактично пялился на них своими разноцветными глазами, Хаято с Алессией, потирая глаза, пытались осмыслить происходящее. И только Такеши понимал, кто находится сейчас перед ними. Тсунаеши поймала его панический взгляд и подмигнула, выпрямляясь в полный рост. — Кё-тян, звонила Киоко и просила придти пораньше. — она поправила его галстук и потянула за руку, — У Тетсу-сана там какие-то тёрки на входе, а Рёхей и Хана уже ждут нас. — Хватит меня тянуть, как собаку на поводке. — фыркнул парень, подхватывая пиджак. Зачесав волосы назад, он обернулся на мать, — Тебе разве не пора тоже? — Я вполне могу вас отвезти в школу. — мило помахал рукой с ключами Арису, вставая следом. Чмокнув Нану в щеку и хитро улыбнувшись, женщина умело проигнорировала остальных, — А то опоздаете ещё, и придётся мне идти на ковёр к директору. — Надеюсь, что больше этого не будет. — рассмеялась Нана и сунула дочери бенто. Поцеловав на прощание обоих подростков — даже отфыркивающегося Хибари, — Нана закрыла за ними дверь. На улице послышался хохот, в стоящую около дома машину запрыгнула Тсунаеши и следом Хибари. Арису, что-то сказав, уселась на место водителя, заводя автомобиль.***
За столом воцарилась тишина. Нана с усмешкой наблюдала за бледной Лесси, за мрачными Реборном и Иемитсу, за растерянными мальчишками, которые находились в прострации с того момента, как Тсунаеши появилась на пороге кухни. Женщина подперла щеку кулаком. Она не чувствовала в этой ситуации ничего, кроме странного удовлетворение от ошарашенных лиц мужа и дочери. Было иррационально приятно видеть, как краски с лица всегда весёлого мужа слетают и он не может ничего поделать со своим обычно таким прекрасным контролем лица и мимики. Как и любой другой женщине, материнство пошло ей на пользу — ушла порывистость действий, исчезла спонтанность и привычка сначала делать, а уже потом думать головой. С гиперактивностью Тсунаеши, Нана научилась делать все и сразу, при этом успевая ещё и присматривать за смешивающей непонятно что в ванной дочерью. С беременностью сгладились все углы, конфликты с мужем испарились, будто их не было — стало уже непривычно постоянно ругаться с любимым мужчиной по пустякам. Её ещё тогда обе дочки росли прекрасными детьми и ничего не могло заставить Нану разочароваться в своей семье. Жаль, правда, что все это осталось в далёком беззаботном прошлом — до того, как Тимотео не посчитал нужным разделить близнецов. Нана любила обоих дочек, но как и Иемитсу по отношению к Лесси, привыкла дарить любовь и заботу всегда находящейся рядом с ней Тсуне. Где-то в душе зарождались мысли о том, что у неё только одна дочь. Ведь даже приезжая в Италию, чтобы повидаться с Лесси, Нана чувствовала нечто, схожее со смирением, видя счастливо сверкающие глаза дочки. Не было тех воспеваемых уз матери и ребёнка с Алессией, как бы женщина не пыталась их найти. С Тсунаеши было по-другому с самого детства — их отношения всегда были поразительно близкими, и сама девочка была готова часами сидеть рядышком под боком у мамы, нежели идти куда-то гулять с отцом. Алессию же с малых лет воспитывал Иемитсу, как маленькую принцессу, невольно обижаясь на не желающую к нему подходить Тсуну. Сестра-близнец Тсунаеши была любимицей отца и всегда знала, что если что-то пойдёт не так, то папочка поможет, сделает все, что угодно для неё. Нана любила Лесси, но не было тех отношений, которые у неё были с Тсуной. Это было абсолютно неправильно и ужасно, но её любимицей и единственной настоящей дочерью была и остаётся Тсунаеши. — Нана, — отмер Иемитсу, сглатывая, — что это сейчас было? — Как это что? — мило улыбнулась женщина, — Тсу-чан вчера вместе с друзьями ходила гулять и пришла очень поздно. Поэтому и проспала. А ты ведь прекрасно знаешь, как сложно её будить — она вся в тебя пошла любовью ко сну. — Мы говорим о том, что здесь делает Хибари Кёя, — мрачно пояснил Реборн, — ведь когда мы уезжали месяц назад, то они не могли даже в одной комнате вместе находиться, потому что Тсуна его боялась. — Какие странные у вас данные. — промурлыкала Нана, и всех ощутимо передернуло от страха, — А я вот думаю, что Такеши-кун прекрасно понимает, почему. Названный съежился и что-то прошептал. — Ку-фу-фу, ничего не хочешь сказать? — Не-а. — Такеши, — преданно посмотрела на него Лесси, — ты ведь понимаешь, что это очень важно? Кёя-сан ведь должен поехать с нами… Ямамото вдруг рассмеялся. — Чего ты ржёшь, придурок? — взъерепенился Гокудера. Мукуро прищурился. — Лесси, милая, о чем ты? — Нана фыркнула. — Мы собираемся забрать Хибари Кёю и Сасагаву Рёхея в Италию. — твёрдо сказал Реборн, — Им будет предложена возможность изменить свою жизнь. Лучшие условия, которые не так просто найти… Смех Такеши стал каким-то надрывным. — Нана-сан, — он смотрел на неё со странной смесью страха и надежды, — она вернулась, да? Снова стала собой? Улыбка Наны потеплела и разговор стал остальным непонятен совсем. — Не знаю, на какой ответ ты надеешься, — Нана прикрыла глаза, — но да, Такеши. Тсунаеши снова стала собой.