***
Демон умело делал свое дело, лаская юношу нежными пальцами и приближаясь к его самому потаенному месту. Питер дышал глубоко и прерывисто, его возбуждение было на пределе. Никогда в жизни еще юноша не испытывал столь прекрасного наслаждения. Никогда еще он не был ни с кем в постели, и эта сладкая мысль доставляла слишком великое мучение. Инкуб сам поскорее хотел накинуться и растерзать этого милого мальчика, ему необходимо было вылить наружу свое долгое воздержание и терпение. Но демон умело сдерживал свои порывы страсти и тем временем доводил и себя, и неискушенного новиция до крайнего исступления. Когда узкий проход юноши был уже обильно разработан, Питер послушно поддался командам демона. Он лег и сам раздвинул ягодицы так, что мужчина, взяв свой твердый налитый член, аккуратно ввел его в зад мальчика. Немного хриплого стона боли и тишина. Демон замер лишь на мгновение, затих и мальчик. Затем Тони осторожно и медленно возобновил свои аккуратные движения внутри юноши. Он не хотел спугнуть его. Новиций должен стать преданным демону. Стон страсти вырвался из груди Питера наружу. Инкуб уже не стал больше сдерживаться, его движения, вопреки вырывающимся слабым крикам юноши, все ускорялись, когда мужчина заметил, что Питер трогает себя, сжимая свой орган и водя рукой по нему. Мальчик, сам не ожидая от себя, вскрикнул и обдал горячей струей склонившегося над ним демона. От этого действия инкуб взревел и кончил, не успев выскочить из мальчика, сперма заполнила собой узкий проход и стала вытекать наружу. Питер лежал буквально опустошенный и изможденный. Для первого раза это было слишком сильно в эмоциональном плане. Юноша расслабленно смотрел на мужчину, который встал над ним на локте: — Ты станешь моим спасением, малыш, — прохрипел инкуб. — Ты никуда теперь не денешься от меня. Питер молчал. Он понимал, что совершил страшное преступление. Он лишь твердил молитву о прощении, но понимал, что все это уже не поможет. Мальчик оказался в ловкой цепи соблазнительных ласк инкуба. Демон сделал свое дело, он пробрался в сердце юноши, он заставил влюбиться в себя. Питер был готов на все, но пока еще слишком боялся. Повернувшись в сторону Тони, он понял, что тот уже исчез, оставив новиция в тяжелейших раздумьях по поводу содеянного.***
— Да что с тобой сегодня? — Стив глазел на юношу и удивлялся. Питер держал вилку и жевал, задумчиво глядя в окно. Его обычная говорливость куда-то исчезла. Баки следил за ним тоже, но даже не мог предположить того, что на самом деле стряслось у них под носом прошлой ночью. Питер осознавал, что провалил свое новицианство, и если братья заподозрят его, то выгонят вон, напишут главе ордена, и больше юноша никогда не сможет прикоснуться к святому. Но Питер чувствовал и нечто иное, кроме стыда и раскаяния. Он был влюблен, сильно, преданно, так безумно, что был готов пойти ради демона на все. И эта мысль пугала его больше предыдущей. Юноша не заметил, как Стив и Баки наблюдают за ним в полном молчании уже минут десять. Его мысли были далеки отсюда. И случись очередной ночью новое появление инкуба в его келье, то сам костел может оказаться в опасности. Питер знал, что его соблазнили, чтобы приручить. Он был нужен демону для спасения. И демон упорно делал свое дело. — Питер, — Стив потрепал мальчика по плечу. Только сейчас новиций очнулся от навязчивых мыслей и перевел отсутствующий взгляд на монаха. — Стив, — словно во сне прошептал Питер, — я не знаю, что мне делать… Слезы покатились из глаз несчастного юноши, орошая его щеки солеными дорожками и спускаясь к пересохшим губам. Баки тут же подошел к нему с другой стороны. Переглянувшись, мужчины решили дать волю слезам новиция. Пусть проплачется, пусть расслабится, а потом, возможно, он сам им все расскажет. Питер уткнулся в плечо Баки, сидя на стуле и обняв монаха за пояс. Стив нежно поглаживал его по спине. Троица выглядела как семья — отцы, успокаивающие свое дитя. Питер не заметил, как прошло время. Он в очередной раз шмыгнул носом и наконец отстранился от Баки. Раскрасневшиеся глаза превратились в тонкие щелки, лицо припухло, губы склеились от слез. — Расскажи нам все, и мы поможем тебе, — тихо произнес Бак. — Поверь, мы тебя не обидим. — Я… Я не знаю, что сказать, — Питер отпил уже остывший чай. — Позвольте мне подумать? — Конечно, малыш, — Баки отошел от новиция. Питер поднялся и вышел из кухни, поблагодарив братьев за все добро. Мальчик должен был подумать. Подумать и решить, что ему делать дальше. А тем временем к костелу направлялся автомобиль. За его тонированными окнами не было заметно силуэта человека, сидевшего на заднем сиденье. Но по дороговизне машины было ясно, что внутри находится некто высокопоставленный. Мужчина сидел в раздумьях, не разговаривая с водителем. Его гладко уложенные светлые волосы даже не встрепенулись при очередной тряске автомобиля. Черный костюм, строгая сорочка, дорогая обувь — мужчина любил все самое красивое и изысканное. Строгое выражение лица и голубые глаза смотрели в одну точку, а в голове крутились воспоминание о жизни и образ его прадеда.***
Седой старик склонился над мальчуганом десяти лет. Тот отчаянно старался скрыть откусанное и взятое без спроса яблоко. — Кецилий, — строго произнес старик. — Я же говорил тебе, что не буду ругать тебя. Ты лишь попроси, и я дам тебе все сам. — А что я должен буду за это? — мальчик широко раскрыл глаза и осторожно достал яблоко из-за спины. — Я же уже говорил тебе, мальчик, что ты должен мне одну лишь вещь. Ты — единственный мужчина среди моих прямых потомков. У меня есть три дочери, у них всех так же рождаются дочери, и вот, наконец, одна из моих внучек разродилась тобой. Я очень доволен этим. Наконец-то исполнится мое проклятие. Я отомщу им всем, — казалось, старик говорит в никуда. Его глаза при этих словах воспылали огнем, голос охрип и превратился в дьявольский. — Что исполнится, прадедушка? Какое проклятие? — маленький Кецилий ничего пока не понимал. Не понимал он еще два года, до тех пор, пока прадед не увез его и не отдал на воспитание монахам ордена. Кецилий помнил плачущую мать, помнил строгого прадеда, помнил его злость на братство, еле скрываемую при монахах. Прадед не знал тогда, что монахи не столь святые существа. Он уехал от правнука на четыре года, а когда вернулся, то узнал, что невинностью правнука уже грязно воспользовались. Мальчика насиловали несколько раз. Кецилий долго молчал и плакал, решив, что прадед будет его бранить, но, услышав ласковые успокаивающие слова от старика, сильно удивился. — Не плачь, Кецилий, — твердил прадед, прижимая подростка к себе и поглаживая по голове. — Значит, теперь именно ты во что бы то ни стало должен встать во главе ордена и воплотить мою и теперь твою месть в жизнь. — За что отомстить, дед? — Кецилий утер слезы и взглянул на старика. Выцветшие глаза прадеда уже утеряли блеск жизни, но при одной мысли они возрождались вновь. В тот день старик поведал своему правнуку довольно интересную историю. Он оказался тем самым бывшим новицием, когда-то давно соблазненным демоном-инкубом и выгнанным орденом. Он поклялся отомстить монахам и вернуть инкуба к жизни, чего бы это ему не стоило.