Где ты

— И все, что от тебя останется — две даты через черточку на могильной плите. *** Он кинул ключи на тумбу и снял кроссовки. В квартире ещё витал запах её духов, а вещи остались так, как и было до того, как она ушла. Саша прямо в куртке прошёл в комнату. На маленьком раскладном диване лежала книга русского классика, открытая на странице, где девушка её оставила. Недопитый кофе, уже покрывшийся тонкой плёнкой, стоял на подоконнике. Плед, расческа, толстовка — рыжая ушла отсюда в спешке, даже не убрав вещи на места. Рубашка душила горло, а воздуха в лёгких катастрофически не хватало. Хотелось лечь в эту могилу рядом с ней, лишь бы прекратить эти страшные мучения. Грудь разрывало на части от жгучей боли: ещё недавно его девочка была здесь, пила кофе из любимой кружки с сердечками и читала Булгакова. Плисакин стоял посреди квартиры и не знал, что делать дальше. Его сознание рисовало образ, вполне схожий с ее реальным. Невысокого роста, с длинным рыжим волосом. Аля порхала среди сумок и чемоданов, радуясь тому, что теперь это их квартира. Глаза тринадцатилетней девочки светились счастьем — наверное, это был последний раз, когда это было именно счастье, а не напущенная радость. У дверей стоял Дима и что-то говорил, говорил и говорил. Она не слышала. Вешалась на Сашу, наивно полагая, что будет гулять ночью и спать на балконе. А потом крепко его обнимала, и в тот вечер заснула на его плече. Её образ чётко въелся в память блондина. Рыжая не могла терпеть, когда к ней приставили с вопросами и была равнодушна к любому вранью. Глаза, цвета болотной трясины никогда не наполняла соленая жгучая влага, а пальцы с заусеницами никогда не сжимались от ярости в кулаки. Она все всегда делала так, как считала нужным. Не спрашивала никого, а если последствия ее решения оказывались плачевными — разгребала все сама. Маленькая девочка, которой всегда было пятнадцать. Которая любила блондина то потери пульса, до хруста костей. Аля ушла, а вопросов было очень много. Куда она сорвалась посреди ночи? Зачем взяла с собой пистолет? Почему не сказала никому? С кем она была? И тут раздался сигнал телефона. Саша резко обернулся и увидел, что девайс находился в её старой куртке. Её пароль он знал наизусть. Куча пропущенных звонков от парней. Все диалоги в соцсети были удалены, а остальное осталось нетронутым. В глаза бросился один незнакомый номер. «Нам нужно поговорить. Это срочно. Ты знаешь, где меня найти. И.Б» Инициалы были не знакомы. Среди всех ее контактов и друзей, он никогда не слышал ни о ком с такими инициалами. В голове проносились тысячи возможных вариантов, и потом, разбитые в кровь костяшки сделали все сами. Гудки. Длинные, противные, забирающиеся под кожу иглами. Хотелось раздолбить этот телефон к чертовой матери, но останавливало лишь то, что это могло быть единственным шансом разобраться. — Этот абонент временно… А дальше, можно было и не пытаться. Рука обессиленно упала вниз, а девайс с грохотом полетел на пол. Плисакин взревел; громил квартиру, бил посуду, с яростью швыряя тарелки в стену. Все, чем он дорожил — было закопано в землю на глубине 50 футов. Он только сейчас вспомнил одну из фраз, которую Аля сказала после его очередной бойни. — Мой дом там, где мое сердце, но что, если мое сердце будет под пятидесятью футами под землей, вместе с тобой? И ее голос как-будто разрезал эту звенящую болью тишину. Больной, слегка охрипший голос. Пальцы, медленно перебирающие его волосы. Глаза, в которых навсегда застыли слезы. Красивое черное платье, волосы, заколотые красной розой. Черный гроб. Весь вечер Плисакин глушил водку, которая делала воспоминания живыми. Весь вечер он разговаривал с ее остывшим телом, наматывал на пальцы пряди рыжих волос и улыбался, прижимая к себе иллюзию. *** Дима осторожно поскидывал бутылки в пакет, пустые пачки сигарет, обломки посуды, для себя отметив, что Саша рушил все, не тронув вещей девочки. Пока блондин спал, Лелюк пытался привести квартиру в порядок, хотя, ему тоже было тяжело здесь находиться. Каждая игрушка в их спальне смотрела на него, спрашивая, когда вернется Аля. И, от осознания, что она не вернется, становилось еще ужаснее. — Как ты сюда попал? — шатен почувствовал у своего затылка холодное дуло пистолета. — У меня есть ключи, — Дима не обернулся. — А ты своих привычек не меняешь, брат. — Прости. Мне хуево, — блондин опустил ствол вниз и плюхнулся на пол. — Ты выжрал пять бутылок водки, я понятия не имею, как ты вообще жив остался. Я бы уже давно «белочку» словил. — Ты же знаешь, что мне все ни по чем. И это было чистой правдой. Плисакина пытались убить. Стреляли, резали, душили. В итоге, он был жив. Даже паленная водка не могла прикончить его, сделать больно. Больно сделала смерть. Она столько раз обходила его стороной, а если и стреляла, то никогда не попадала в грудную клетку. Но, может, ей надоело промазывать. Может, это расплата за какую-нибудь очередную ошибку, но, в этот раз, Смерть выстрелила. И попала в самое сердце. — Объявлен траур, — Лелюк закурил. — Все сделки на время были отложены. — Я видел сообщение. Этот долбоеб прислал его на телефон Али, — Саша потер глаза и птяно усмехнулся. — А еще, я нашел сообщение. С инициалами «И.Б». Перед тем, как она пропала. — Аля не взяла телефон? — Все на месте, кроме пистолета. Она даже куртку не взяла с собой. — И…Б… это пацан или баба? — Ты меня, блять, спрашиваешь? — Ну да, — Дима обреченно хмыкнул и снова затянулся. — Глупо. И наступило полное молчание. На миг, Саше показалось, что Дима вот-вот разревется, но шатен сдерживал эмоции, прожигая взглядом плюшевую кошку. Здесь сидели не просто друзья этой девочки. Здесь сидели самые близкие для нее люди — тот, кто вытащил ее из приюта, и тот, кто подарил всего себя. Здесь сидели нечто большее, чем просто близкие для нее друзья. Ее семья. Ее единственная семья. — Где Рома? — Саша не узнал своего голоса. — С Яной. Я не могу там находится, брат. Там… столько воспоминаний. Я даже здесь находиться не могу. Я с ней в могилу лечь хочу, понимаешь? — Че ты мне тут лечишь, а? — Я не лечу, просто говорю. Нам всем тяжело. Надо брать себя в руки. Искать того, кто это сделал. Плисакин, сжав рукоять пистолета, посмотрел на фотографию Али в рамке и прохрипел: — Клянусь, родная, он будет страдать.