Time that remains (АУ по учёбкам)

      Он беспрестанно продолжал думать о том безумном диалоге, что оказывал давление на бледный румянец. Сплошной град образов и скрытой мускулатуры наяривал, и озадачивал, полностью сбивая с толку. Глупо ведь упорно идеализировать каждое очертание лица, но такую открытость ни за кем не замечал ранее. Впервые парень не чувствовал в одногодке натянутой объективности или бесценной персонификации. Неземная сбалансированность. Особо в моде он не разбирался, однако везде и на любом можно увидеть аналогичный этому стиль одежды, однако настолько эффективное сочетание характера и внешности искушал к неудовлетворительности. Чёрт, неужто это скрытая зависть?       Естественная нужна немного отвлекала Уолста. Припоминая еще с бывшей школы строительную схему безопасности, которую вечно лепили где-то у главного входа, уборная всегда находится в конце этажа. Так и здесь. Только нашёл он его по стоявшим у двери гопникам. Парень без лишних мыслей попытался пройтись, натащив серьёзное лицо, но с параметрами внешности прогадал и выглядел куда глупее прежнего даже с опущенной головой.       — Позволите? — он всё так же продолжал смотреть под ноги, лишь бы не сталкиваться напрямую с язвительным лицом.       — Сначала пропуск.       — Это публичное место, находящееся на территории школы. Оно не требует дополнительных средств. Как его можно присвоить?       — Что поделать, элитный сортир. Платишь сотку и дверь открыта на чужеродные земли, коль нет — сдрысни отсюда, да поживее, — блондин пошатнулся, пытаясь передвинуть амбала с пути, но сил от пугливости не прибавлялось. — Витаминов больше ешь что ли.       Уолст не сдавался, отчаянно стараясь сдвинуть того с места. Несколько секунд спустя глыба со смехом самостоятельно отстранилась, вновь показав на вход.       — Да ладно, если уж так невтерпеж — проходи. Только не удивляйся потом случайно запертой двери. Снаружи, — подросток небрежно сглотнул, сполна ощутив мороз по коже от одного намёка на замкнутое пространство. — Как говориться, заходи — не бойся, выходи — не плачь.       — Ваши примитивные фолликулы запомнили столь сложную концепцию предложения, да-к ещё с глаголами? Невероятно. С такими знаниями можно смело идти в энный животрепещущий научный центр. Им как раз нужны сотрудники, чтобы убирать после космонавтов.       — Слыхал? Я к этому дикобразу со всем сердцем, а он так и напрашивается на смачный пендель, — из уборной энергично выскочил Сандерсон, чуть не сталкиваясь с Уолстом.       — Господи, опять этот упырь. Не загораживай выход, — русоволосый, не дожидаясь ответной реакции, грозно оттолкнул его. — Тугодум, — хулиган блек с расстоянием, как и компания за ним. Только шаги отдавались эхом. Признаться, именно таким эталоном подросток мечтал себя видеть в глазах других.       — Спокойно, Мэтт. Это всего-то излишнее высокомерие. Прекрасная, не смертельная амбициозность. Кроме этого, он не клялся закопать тебя... живьём. Хорошие шансы дожить к концу дня. Наверное не на людях пропадает весь шик. Либо я недостаточно спровоцировал. Впервые встречаю гопников у туалета. Раз они пали до кражи переработанной бумаги, очевидно дела у банды идут не лучшим образом. Что дальше? Начнут загонять липовые извергающиеся вулканы для школьных проектов?       Последствия накалённой встречи мешали безбурно двинуться в кабине. Если та шайка по сие время стоит и дожидается его? Бредовая идея, ведь дряхлый ботан явно того не стоит, но страх понемногу пробирался до костяшек пальцев. Нужно просто встряхнуть булки и хотя бы пять минут побыть мужиком.       — Они чем-то похожи на переспелые фрукты: с виду — одна скукоженная кожица, а на вкус частенько слаще остальных, — он неуверенно подошёл к зеркалу. — Стоп, что я несу? Найти правильный подход, об этом же идёт речь? — болтовня с самим собой лишь больше угнетала. Блондин уже находился практически на пределе, во всю готовый склеить ласты, если бы в помещение не зашёл странный парень в капюшоне, механично приоткрыв кран. — И-извини, ты никого у входа не видел?       — Может да, может нет. Не узнаешь, пока не сделаешь шаг вперёд, — Мэтт недоуменно почесал затылок. Чудная, но уместная фраза дала возможность успокоиться и убавить ритм сердцебиения. Он ловко выпрыгнул с внешней стороны, подобно каратисту, лицезрея вокруг пустое пространство. Подросток тут же захотел поблагодарить собеседника, как того и след простыл. Раковина оказалась и вовсе не влажной, от чего Мэтт, охваченный новой волной страха, давал дёру, как только мог. Ему попросту нужно выйти на свежий воздух и всё станет на свои места. По крайней мере, так хотелось думать.       Сквозь громадные стеклянные двери просвечивались размытые силуэты подкачанных людей, вынуждая того замереть. Еще одной, до недавнего времени, точно такой же уличной разборки его неокрепшее сознание не выдержит, а выйти сухим из воды четвёртый раз подряд даже самый везучий не сможет, он решил держать дистанцию и банально дождаться, пока те уйдут. Как говорил Мактавиш: "Терпения много не бывает". Одного резкого движения руки хватило, чтобы Уолст панически понёсся в обратную сторону, в надежде покинуть это адское место с другой стороны корпуса.       Всё, что он помнил из объяснений того же директора — как нужно подняться на третий этаж, а потом... куда дальше? Вниз? Налево? Направо? Не проще сразу выбить окно и оплатить его стоимость? Конечно, нет. Тем более, когда на них толстые решетки. А какую не найти дверь, с красной или зелёной пометкой выхода, та заперта.       Ходить в одиночку по совершенно одинаковым для тебя этажам — страшно. Почему никто не догадается повесить карту, с пометкой 'вы тут', здание то огромное. Он вспомнил, как точь в точь потерялся ещё в начальной школе, в первый день. Прекрасно помнил, как ему было неприятно признавать факт, что какие-то малолетки, такие же как и он, только на 2 года младше, за две минуты нашли выход и уже набивают свои животы не пойми чем, а он полчаса слоняется с одного конца в другой, как будто всерьёз потерялся. Забрёв в очередной тупик, Уолст наконец-таки признался себе, что заблудился.       Только вдоль лестницы изредка слышны стуки каблуков, уловить которые не так то просто. Парень не успевал за слабым эхом, после чего наступала всё та же беззвучность.       — Школа, хулиганы, каблуки. Никогда бы не подумал, что умру такой офигенной смертью. От обезвоживания, да. Немыслимое сочетание случайностей. Мозги прямо-таки норовят сойти с ума раньше положенного. — Несколько поворотов спустя, Уолст потерял из виду яркое освещение и всевозможные заколоченные окна. — Разве я спускался? Нет... или да? Не помню. Теперь идея выпрыгнуть из окна кажется не такой уж безумной.       В темноте просвечивается бледный для глаз свет через нижнюю щель двери. Влип, не влип, а выбираться нужно. Для приличия, голубоглазый хотел предварительно постучать, но от резкого гула передумал, внимательно вслушиваясь.       Сквозь шершавую поверхность доносилось то ли зверское удушение, то ли рычание. А вот сбитое дыхание и возбуждающие фразы очень даже будоражили. Его бы кто так захотел. Почему так неожиданно захотелось хот-дога?       Раз он здесь впервые, по ту сторону может находиться кто угодно. Либо кого-то закрыли. Сложно сказать, не зная истории. Как оказалось, дверь была не полностью закрыта и парень, опершись руками, неслабо её приоткрыл, но успел спрятаться за тёмным углом. Голубки, конечно же, сразу заметили аномалию сквозняка.       — Может это уборщик? — недовольно заявил высокий женский голос.       — Первого числа? Не смеши, — из темноты выдвинулся человек и блондин по краю рукава припомнил, на ком видел эту шикарную ветровку.       — Бубусик, мне страшно.       — Чего боятся то? Ранней старости, разве что, — зоркий глаз хулигана не мог пропустить прибитый силуэт подростка. Уолст не прогадал с переплетением эротических аур и каналов больших сосисок в бутербродах. Всё стало куда яснее. Уборщик, подсобка. Тихое, скрытое от любых внешних факторов, место. Не трудно понять, да? Вот и до него по злобному лицу Сандерсона дошло. Ну, а кто будет плясать от испорченного момента? — Опять ты?       Выбор всегда есть и дотянуться к нему никогда не составляло труда. Только проблема совершенно в другом: не так поверхностном, как в болезненном понятии — Уолст постоянно плывёт за течением, от чего довольно часто и рвутся пачками сухожилия. Без его инициативы. Изобрело ли человечество либеральные способы решения? Первым и единственным в голову лезет покой, о котором блондин знает лишь от могущественных великанов с протёртых листков детских книг. Других же эффективных методов прикусить язык он попросту не знал.       — Не опять, а снова. Не подумай, что в такой способ я слежу за тобой... правда, — продолжал на пол голоса заливать Уолст, обдумывая план действий на следующие пять минут. Нужно быть настоящим счастливчиком, чтобы судьба одарила тебя дополнительным грузом, когда череда переживаний мягко перекосила за 114%. Паркур бы ему сейчас очень пригодился.       — Да в чём разница, синонимайзер? — хулиган схватил его за нижний вырез кофты и Мэтт еще больше запаниковал.       — Я-я не знаю. Так говорят. В народе. Н-на улице. Я часто говорю чушь, чтобы не казаться совсем отсталым от развития.       — Блять, что ты постоянно отгораживаешься 'эдакими' овощными отголосками. Справку сначала покажи, отсталый. Говорит он. С большу-ущей буквы. Может просто рот себе заклеишь изолентой? — Блондин напряженно покачал головой, пока Сандерсон страстно облизнул верхнюю губу. — Хочешь знать, что я с тобой сделаю, если не дай Бог еще раз услышу этот заикающийся голосок? Как тузик грелку рвёт, на парковке, с бейсбольной битой! Меня хорошо слышно? — Мэтт со страху замахнулся, но удар в грудную клетку оказался совсем уж инфантильным. Как будто незатейливым и показушным. — Серьёзно? Как страшно. Подожди, кажется... — он немного согнулся и резко выпрямился, ударив парня почти так же, только с десятикратной силой отдачи. Подросток ненадолго потерял координацию, но сумел удержаться на ногах. — Капец. Я же легонько. Видать, твоё биополе и вправду повлияло на моё нежное 'прикосновение'.       — Мы хоть раз можем разойтись по-мирному? Меня не учили самозащите. И-и, вероятнее всего, от еще одного удара я могу и вовсе отключиться. Стоит ли какой-то синонимайзер потраченного впустую времени, дабы замарать об него ручонки?       — Во первых, моё время. Во-вторых, собрался указывать? Ты, случаем, мозги нигде не терял? Ничего из головешки бесполезного не выпадало? И в сотый раз повторяю, голова дубовая: всё зависит от тебя и твоего поведения. Не беси, не пыхти, не вникай, да и вообще старайся не пересекаться со мной в пределах 30 метров! Разве я о многом прошу?       — Да, — русоволосый ни в какую не собирался мириться с идиотской прямолинейностью, выпроваживая в грубой форме подростка хотя бы за пределы тех самых 30 метров.       — Если ты сейчас же не потопаешь к выходу, я не сдержусь и всё-таки что-то оторву. А это, как мы оба знаем, необратимый процесс, — блондин растерянно сглотнул, направляя всю оставшуюся уверенность в невинные глазки.       — К-куда? — без наигранности спросил тот, поданной под слишком неуверенной тональностью, как будто прямо сейчас готов отдаться в дружественные объятия самоуверенного одногодки, лишь бы не ходить меж бетонных стен до утра. Кому хочется настолько открыто говорить о незнании чего-либо, в случае с Уолстом — банальная потеря в непривычной обстановке, но по другому никак. Хочешь жить, умей вертеться. Коротко, ясно, лаконично. Даже ему в кои-то веке пригодилась детская манипуляция. В такой момент. При таком раскладе событий.       Смена тональности была слишком заметна, которая бессознательно поставила хулигана в порядком неловкое положение. О борделях теперь и не пошутить.       — Погоди. Ты. Не знаешь. Где выход? Без балды? — На какую-то долю секунды ему вправду перехотелось разорвать Мэтта на маленькие кусочки и скормить тигровым акулам в качестве обеденного перекуса. — Поверить не могу, что некоторые рождаются балбесами. — Парень, осознав неуместность ситуации, постыдился своего же поведения. Почти что 17 стукнуло, а он всё также остаётся малолеткой, не понимающей самых лёгких азов системы. Почему здесь? Почему сейчас? Почему для достижения цели нужно было опозориться именно перед ним?       — Нил, ты скоро? Самой в темноте скучно. — Из хозяйственного помещения эффектно высунулась девушка, застёгивая блузку на все пуговицы. Уолст успел позабыть, что в одиночку тинейджеры по каморкам не лазят. Тёмные волосы спадали на плечи, вызывая у юноши смешанные волнения: с одной стороны, у Нила прекрасный, избирательный вкус, куда изящнее многих молодёжных знатоков, с другой — не сильно и дотягивает до уровня разукрашенной стриптизёрши.       — Сохрани свои амбиции на следующий раз. У папочки появились дела.       — Вот с этим отморозком?       — Дежурный пету-у... журналюга бродит по периметру в поисках сенсации. Ничего необычного. А что, заинтересовал? И ему захотелось отсосать? — Сандерсон ненавязчиво приблизился к ней, поправляя шлейки лифчика, как будто пытаясь восстановить достаточно странную для блондина романтическую обстановку. Но девушка этого явно не оценила, как и непосредственной самоиронии, бойко отталкивая того и звонко топая каблуком.       — Да пошёл ты, ненормальный, — она мигом удалилась коридором по прямой, Нил же в свою очередь недовольно схватил парня за локоть, с неимоверной силой потащив за собой в противоположную сторону.       — Сожалею, что не нарочно оборвал твой половой акт с... Я руки не чувствую.       — Вот это благодарность, ничего не скажешь. Если в фразе нет и намёка на 'спасибо', лучше молчи в тряпочку. Такая недотрога прогорела, а ведь могла войти в 20-ку.       — Ты... считаешь? — он слегка покраснел то ли от близкого контакта, то ли от весьма помятой по краям футболки Сандерсона. Частично Нил прав, так облажаться мог только полностью отбитый ненавистник всего человечества, по совместительству невменяемый болтун. Последний раз он ощущал что-то похожее, когда еще ребенком застрял между толстых железок. Как с такой соображалкой двигаться в большой мир?       — Нет, бросаю кубики на удачу. Ну, действительно, что непонятного в наречии 'закройся'?       — Вы встречаетесь?       — Да какое тебе дело! Своей жизни нет что ли? — юноша бегло смотрел под ноги, стараясь меньше пересекаться взглядами с русоволосым. Возле него витала аура, в каком-то смысле противоречащая вранью. От странных мыслей сейчас мало проку. — Я просто вкушаю плоды невинных девственниц. Пользуюсь популярностью, так сказать, которую легко поднять за счёт избиения пуголовков, как ты. А ведь до появления ботанов-перфекционистов я мог только бабу назвать горем луковым. Надеюсь, гипертрофированное любопытство поубавилось?       — Ч-что? Я не дрочу на тебя или твой портрет. У меня его даже нет.       — Чего? Члена нет? Что за пургу ты вообще несёшь? На баб не стоит, руками не пользуешься. Это... слишком по-пидорски, знаешь ли. — Ответной реакции не последовало, от чего Нил шумно выдохнул — Забей. Тебе еще многому предстоит научиться на пути первоклассной подстилки.       — П-под... кто?       — Ох уж этот мимолетный аутизм. Несомненно, здесь каждый тебя поимеет. И преподы, и окружение, и общество, даже малолетки. Что я могу сказать? Привыкай. Жизнь в целом — мучительная штука. Настолько спокойно реагировать на оскорбления. Стоит заняться поднятием самооценки, а не шататься по школе как... где-то читал. Вуайерист.       — Что? Да я не специально подглядывал! Думаешь, мне самому было приятно лицезреть, как ты с девушками жмёшься за дверьми? Тебя вообще учили закрываться или это дурной тон для ассоциации гопников?       — Если хотел присоединиться, мог просто сказать. Удовлетворять больные влечения исподтишка — низко, даже для бесславного ботана. И мерзко. — Блондин надеялся хотя бы попытаться заступиться за своё любопытство, но взглянув ещё раз на разъяренную физиономию стиляги мужественно сдержал обиду. — Я знаю, о чём ты думаешь. Мол, где же твоя популярность? Отвечу просто: первый день! За это время нереально наладить отношения со всеми юпенциями. Не могу же я разрываться между признанием и насущными потребностями тела.       — Эм, ладно. Не обязательно оправдываться передо... Мной? В любом случае, твоя жизнь куда интереснее многих, — прямолинейный выговор рассмешил Сандерсона. — Слишком откровенно?       — Не то слово, дурачок.       — У вас ко всем новоприбывшим такая яркая ненависть?       — Наоборот. Первое время у нас к новичкам всегда особый интерес. Бывает, только зашёл на территорию, а уже переманили. Прямо под носом. Не сложно догадаться, на что идут другие группировки, лишь бы получить свежей кровушки невинного школьника. Они такие смешные: топчутся, пытаются что-то доказать, вешают лапшу на уши кому попало, а потом сами в ней и теряются. Не успевает кто-то более-менее признанный на районе свалить с нашего кенгурятника, как его место уже занимает безызвестный ранее 'некто в сером'. Но ты... ты пиздец какой расплывчатый. Даже сравнить не с кем. Такого экземпляра не было со времён Дони, — Уолст продолжил недоуменно тупиться на Санса, от чего тот раздраженно закатил глаза. — Разжевывай ему тут всё, понимаешь. Его 9 раз оставляли на второй год. Представь, как можно настолько насолить всем преподам, чтобы в твою рожу автоматом сыпались одни двойки.       — Не думаю, что кому-то понравиться получить полное среднее образование к 26, но разве уместно за один не полностью прожитый день оценивать незнакомого тебе человека, да-к еще с ног до головы?       — Пересечься четыре, мать его, раза! И это только за сегодня! Да мне никто в жизни не поверит в такую чушь. Совпадения всего-навсего совмещают несколько ситуаций под одну эмоциональную дугу. И не более!       — А ты сейчас не в одной из таких?       — Мэтт, сколько можно? Почему ты намерено задаешь так много личностных вопросов? Даже у мазахистов есть свой предел. Но ты продолжаешь мне сносить крышу. Чудеса, да и только. Я не обвешиваю себя всевозможными рамками, следовательно посчитаю этот вопрос некорректным.       — Не хочу расстраивать, но ты самый беспринципный парень, которого я когда-либо встречал.       — Не хочу расстраивать, но ты первый, кто всерьёз воспринял наебалово с хомяком, — заставить себя отправиться в другой конец города за пачкой сухого корма ужасно сложно, но и это какой-никакой статус в избыточном кругу.       — Мне не сложно... Тебя же не было в кабинете.       — Только это привлекло твоё внимание? — поднявшись на этаж выше, парень замечает знакомую позицию питьевого фонтанчика. — Пожалуйста.       — Прямо-таки светишься благородством. Может ещё домой отвезёшь? — русоволосый специально наступил ему на ногу. Интенсивная боль была не сравнима с его волнительным безразличием.       — Не перегибай палку, ветеринар, — внезапно пустой коридор заполонил незнакомый Мэтту ранее громкий женский визг. Он случайным образом заметил просвечивающийся входящий от 'Пирсинга'. — Да. Свободное время? Есть немного. Перенести встречу? Уточни, это там, где... — он быстро отпустил и до того красную руку Уолста, совершенно раскованно направляясь к выходу.       Дверь захлопнулась и разговор перестал быть слышен человеческому уху. Нет, блондин точно не собирался подслушивать, просто отвлечься на другой доступный возбудитель не давалось возможности. Поэтому, да, он вникал в каждую смену интонации, но по нескольким выброшенным репликам толком и не понять психологический портрет.       — Вот чёрт. Получается, я теперь ему ещё и должен?       Может домашку сделать? Или лучше кренделей приготовить? Что он, девочка какая-то, чтобы вот так показывать благодарность. Вряд ли из Нила хороший гурман. Да и рецепт искать неохота. Самое худшее из вариантов — дожидаться прихотей от двусмысленного одногодки. Которого, к тому же, жутко бесишь. Поздравьте самого везучего человека на планете — Мэтта Уолста. В первый день так попасть.       Если соотносить свои бездумные действия с великой пословицей 'долг платежом красен', порядком проблематично будет собрать нужную сумму, что целиком и полностью удовлетворит его ненасытный аппетит к монументальности и контролю внимания.       С последнего раза время на часах значительно прибавилось. А с закатом солнца символически угасали и никчёмные надежды на что-то неземное. Все мысли следовали к седьмому кругу Ада. Прошло столько лет, а Данте всё так же чётко обрисовывал и кристаллизировал все начальные и завершающие стадии пребывания на вечно горящих полях внутренней части составной оболочки ядра. Лучшего описания гнусной обстановки вокруг подростка не подобрать. Только он еще не понимает, что это начало пути, к окончанию которого весь мир, в конечном итоге, начнёт понемногу превращаться в место постоянных казней и разлагаться прямо перед глазами.       Как предсказуемо. Гореть там или здесь? Есть разница? Нет, но парень продолжает в одиночку безрезультатно преодолевать большой круг насилия и беспросветного отчаяния. Ещё и зря надеяться на светлую полосу.       Солнце с каждой минутой опускалось ниже за горизонт и вскоре скрылось за невиданными ранее верхушками густо посаженного парка, окончательно снимая все первенство с себя до утра. На настроение блондина это совершенно не повлияло: сумерки еще долго никуда не денутся, как и его желание стать чуточку лучше.       Всё это время Мэтт сидел у кровати, неоднородно дыша. Привести себя в отменную форму оказалось не так-то легко. Здесь нужны ежедневные тренировки, а не завидные мысли о присвоении чужих бицепсов. Сколько же дней он с перерывами ведёт здоровый способ жизни?       Перед Хэллоуином бегал за воздушным змеем, за который зацепилось повешенное бельё тогда еще адекватной соседки — раз. Потом когда, давненько Октябрей назад, бегал компании Брэда за алкоголем. Тогда еще всё ларьки как назло закрывались с минуты на минуту, от чего и пришлось стащить отцовский паспорт, как-нибудь слегка приклеить первую попавшуюся на глаза фотографию из альбома, и уже на ходу включать четвёртую скорость — два. И, накануне весенних каникул, когда они с Эшли ходили на семейный пикник: природа в ранней стадии пробуждения и расцвета всего живого. Много будничных разговоров, праздничных столов, отстойных бегов в мешках. Но вишенкой на торте стало провальное знакомство с её родителями — это три.       Последние семь лет прошли не лучшим образом. Казалось, мрачные события заполонили собой всё свободное место в голове. Что судьбоносные перемены, что ключевые даты — сплошь и целиком 'тёмные' воспоминания.       После очередного прогона реминисценции по-новой, у него абсолютно пропало желание думать. Столько неудач, поражений, опасений, а похвастаться и нечем за жизнь. Хотя бы маленьким достижением оценить индивидуальные способности на практике. Он попросту ничего не умеет.       Не умеет Уолст долго удерживать внимание на чём-то одном. Так и с мыслями. Что-то пришло, что-то ушло. Помнится, недавно кота с дерева спасал. Бескорыстное дело, которое в конечном итоге закончилось реанимацией двух ребятишек. Он до сих пор помнит ужасные кровоточащие укусы на запястьях из салона кареты скорой помощи. Поступок, засветившийся даже в местной газете, не без моей физиономии, с подписью: 'Разводчик опасных болезней'. Не слишком спортивный настрой окончательно добил хрупкое подсознание подростка.       — Девятнадцать... сбился. Пятый раз подряд. Тренировка удалась на славу. А это только физическая нагрузка для младших классов. Страшно представить, что будет потом. — Трудно понимать личный настрой, если пустота обрамляет буквально каждый предмет в зоне видимости. За всю старшую школу отжаться 19 раз. Смех, да и только. Кому не захочется своеобразно надавать по щам за незаслуженное, пофигистическое отношение к собственному телу. Правда, сейчас у него и на это мыслительных процессов не хватает. Прямо-таки самый настоящий дождевой червь. Только и может, что отцовскую еду не размеренно перерабатывать в удобрение, хоть и питательная процедура оставляет желать лучшего.       К его удивлению, заранее заведенный на определенное время, изувеченный механический прибор всё же сработал, оповещая Уолста о совсем недетском времени. Он наглядно старался быстро подняться после двух часов упора лёжа. Ноги настолько успели онеметь, что тот ненароком зацепился за дверную ручку, впопыхах спускаясь вниз, перепрыгивая через одну ступень.       — Не успел.       — Дозу принять? Заметно, весь красный, пот льётся водопадом. Наверняка уже ломка началась, раз крышу над головой решил спалить. Жизнь ничему не учит? — блондин тут же достал столовые приборы, тщательно промывая с обеих сторон под сточной водой.       — Недостаточно хорошо, в отличии от тебя, — мужчина приоткрыл фольгу, озадаченно повертев остывающий противень. Недовольное лицо ничем не скрыть, даже       — Тут не поспоришь. Марихуану не клал?       — Ч-что? Нет! Откуда у меня ей взяться. Всё строго по рецепту, — заученно проговаривал он, надеясь хотя бы на пять минут диалога без повышенных тонов.       — Да она целиком перекрасилась в ярко-оранжевый, будто прямиком из салона красоты прикудахтала! Это нормально?       — Только курица и... дедушкины приправы. Там было что-то на Иранском написано. Но это несомненно специи, по консистенции видно, — на верхней полке стояло специальное отделение с колбами разной вместительности. Так как ни в одной из альтернативных вселенных дед не был безумным химиком-учёным, Мэтт осмелился предположить, что помимо острых ножей ничего более опасного на кухне найти невозможно. Однако, ни на одном из сосудов не красовалось название их содержимого, от чего риск на что-то нелегальное вмиг прирастал к показателю неуверенности.       — Как можно использовать совершенно незнакомые баночки? Еще и сумасшедшего Мактавиша. Да он крыс давил голыми руками, как зубчики чеснока, целеустремлённо уплетая за обе щеки. А в конце трапезы песочком подтирался.       — Разумеется, ведь на войне ему были предоставлены условия довольно низкого качества.       — Господи, зачем так восхвалять его? Очнись, Мэтт. Он давно умер и за хорошие слова в его сторону тебя никто за ушком не почешет. Я так точно. Да и деньжат на травку тоже не подкинет. Придётся искать себе другого идола, — подросток крепче сжал кухонные принадлежности. Вряд ли даже после смерти его перестанут донимать вечной обдолбанностью. Может когда-то парню начнут уделять больше внимания и позже близкие придут к заключению: таким он родился.       — Говорю в тысячный раз, я не употребляю. Почему мы просто не можем провести один вечер как нормальная семья? — Последнее слово чертовски рассмешило главу семейства, от чего тот свалил первую попавшуюся под руку кружку, а после злорадно выдохнул.       — Потому что мы не семья. Уже достаточно давно, — в заключение, отец показательно достает две купюры из заднего кармана, грубо кладя их на край стола. — Я пошёл спать. А ты можешь продолжать безнаказанно получать кайф от своего никчёмного существования. Круто, да?       И вновь Уолст считает себя виновником. Циничным, дерзким и совсем не внимательным к чувствам окружающих. Время идёт, но все попытки двигают его на несколько шагов назад, на старую позицию. В худшую сторону. В неопределённость. В большее одиночество.       — Непременно, самый лучший ужин за всю историю этого дома, — кивнул он в ответ, соглашаясь с самим собой, при этом выбрасывая столовые приборы в мусорный пакет.