Не нуждаясь в любви

«Супругу-омеге запрещено склонять супруга-альфу к намеренной эякуляции ради оплодотворения при четком вербальном отказе последнего не зависимо от обстоятельств. В случае незапланированной обеими сторонами беременности супруга-омеги и наличия у него намерения оставить плод, супругу-омеге запрещено принимать данное решение без участия супруга-альфы. При условии прихода обеими сторонами к решению оставить плод данный брачный договор обязан быть перезаключен с учётом данного обстоятельства в присутствии обеих сторон (в состоянии здравого ума и трудоспособности), а также в присутствии адвокатов обеих сторон.» Брачный договор Пункт 6.5, Положение о запретах

~~~       — Я думал, вы собирались улететь на медовый месяц в Альпы… Что-то случилось? — отложив приборы на тарелку, Нат прерывает несколько минут молчания, что образовались, пока каждый из них доедал собственный обед, а следом тянется к тканевой салфетке. Он подхватывает ее легким, спокойный движением руки, утирает и так чистые уголки губ. Тор лишь улыбается ему в ответ, все ещё, уже почти час как, безуспешно пытаясь сместить вектор собственных мыслей с Локи к диалогу, который он ведёт с Натаниелем.       Мысли не слушаются. Каждая из них устремляется к прошедшему утру, в котором он проснулся в окружении чужого феромона и с тихо сопящим Локи под самым боком. При этом же чрезвычайно странно, незнакомо для него самого, мысли совершенно не ветвятся вокруг дрочки, которой это его утро завершилось, стоило Локи только покинуть его спальню, спешно закрывая дверь гардеробной на замок. Без неё, без этой сумасбродной, горячной мастурбации, обойтись было невозможно вовсе — Тор тонул в чужом аромате, дразнящем, плотном, почти два часа с момента пробуждения. И, конечно же, умело притворялся, что ничего не происходило вовсе.       Ради этого притворства он занял себя чтением, не желая разрывать этот интригующий момент близости. Ради него он не двигался вовсе, не желая Локи будить. И все равно ведь выломал его, разрушил сам собой, стоило только вопросу о чужой течке скользнуть на кончик языка. Тор просто не удержался. И правда не врал — мысли о ней пришли ему в голову совсем недавно.       Буквально в то же утро, потому что феромоны Локи притягивали, манили к себе, будоража кровь и обещая этот дурной лавовый жар, который, пожалуй, мог бы сжечь Тора заживо. И все никак не сжигал. Он бурлил где-то рядом, в чужой крови, пока его владелец еле слышно посапывал у него под рукой, тревожа собственным дыханием кожу на рёбрах — она определенно точно никогда не была такой чувствительной, какой стала на пару часов этого утра.       Про Локи Тору бы тоже хотелось подумать, что он никогда не был таким, но это все же было абсурдно. Локи был самим собой, и лишь еле заметно в каких-то его движениях, в этих быстрых, торопливых взглядах крылось смущение. Оно было уже знакомым, мимолетно, спешно, но больше Тора не умиляло, теперь, после брачной ночи, лишь напоминая и ставя перед фактом — Локи отлично умеет притворяться тоже.       Локи умеет скрывать собственный страх.       И за прошедшее время субботнего дня Тор успел обдумать, пожалуй, все, что только мог. Он все еще был возмущён тем зверством, которому Локи подвергал себя, чтобы просто не чувствовать течки, и ладно бы препараты, подавители, Тор мог согласиться с ними отчасти. Точнее, смог уже после их общего, фиктивно-семейного завтрака, когда омега уехал по своих делам, а он сам остался в квартире и смог засесть на пару часов за компьютер. Он нашёл в поисковике всю информацию, которую смог: и о подавителях, и о способах нейтрализации течек для омег. Он нашёл даже какой-то форум, где предположительные омеги с абсурдными никами обсуждали обезболивающее и советовали то друг другу для использования после травяной ванны, обрывающей течку.       И это было ужасно. Если с подавителями и другими, — безболезненными, — фармакологическими препаратами, которые увеличивали временные промежутки между течками, Тор ещё мог согласиться, то эти дурные травяные ванны вызывали в нем только кипящее где-то внутри раздражение. Они были зверством — настоящим и реальным. Не только потому что могли вызвать полный отказ репродуктивной функции, повлияв на гормональный фон, но и из-за боли. Из-за неё в первую очередь. Потому что боль была ужасающей, тяжелой и жестокой — вот как ее описывали на том самом форуме, который Тор не хотел бы находить никогда.       Этот форум был будто бы чужим личным дневником, где вываливалась вся подноготная, которая ему не принадлежала и принадлежать не могла. И Тору было некомфортно почти до омерзения читать его, но знание было намного важнее. Оно было буквально необходимо ему для того, чтобы иметь хоть какие-то аргументы и быть готовым к новому разговору о течке, который обязан был случиться между ними в январе.       Потому что Локи определенно не выглядел, как человек, которого можно было переубедить сладкими обещаниями удовольствия — напротив него нужны были факты, чёткие, твёрдые, подкреплённые статистикой и исследованиями.       И все же, пускай он все еще не был одним из этих милых, добродушных и на все согласных омег, — согласных хотя бы выслушать, — выглядел Локи восхитительно. И каждая новая мысль Тора в этом субботнем дне, сколько бы времени с утра ни проходило, была лишь об этом. О том, как он мог бы обнять это чужое лицо, обрамлённое всклокоченными со сна волосами, собственными ладонями, а после притянуть к себе и поцеловать. О том, как он подтащил бы Локи ближе, забрался бы руками ему под футболку и касался бы, трогал, сжимал его бока руками, а после спустился бы ими ниже, к подтянутым, привлекательным ягодицам… В его мыслях Локи млел бы от каждого движения, и именно поэтому Тор так упорно сопротивлялся им — в реальности ничего из этого не случилось бы вовсе.       Потому что Локи был самим собой. Тор услышал, что он проснулся в тот же миг, когда тихое сопение прекратилось. Тор почувствовал, как тело рядом с ним напряглось, стоило только омеге проснуться. И, конечно же, видел, как быстро Локи начал злиться, стоило только речи зайти о течке. Его злость не нападала, лишь выстраивала барьер, рисовала границу, и Тор видел это, как бы Локи хорошо ни пытался это спрятать. Видел и совершенно не сомневался — в этом мире не существовало Локи, который стал бы млеть от любых поцелуев и прикосновений.       В том, мог ли этот Локи вообще появиться, Тор уверен совершенно не был. И все равно никак не мог отодрать собственные мысли от чужого влекущего образа.       — Да, планы поменялись, — отложив собственные приборы, Тор подхватывает стакан с водой и немного смачивает горло. Избавиться от остроты уже съеденного блюда это совершенно не помогает, правда, но все равно приходится к месту: у Тора нет и единого ответа на заданный Натаниелем вопрос. Пускай даже он предполагал, что вопрос этот будет задан, ещё с пару часов назад, когда только получил от друга приглашение на обед, он так и не придумал ничего стоящего. Альпы теперь на ближайшее время у него плотно ассоциировались с тем самым конфликтом, который случился между ними с Локи в брачную ночь. Но, впрочем, и сама она была хорошей, стоящей ложью. Только подумав об этом, Тор хмыкает себе под нос, принимает решение за секунды и говорит: — Брачная ночь несколько… затянулась, знаешь.       Он улыбается мягко, пряча лживую хитрость и довольство где-то в уголках глаз, а ещё думая только о том, насколько за последние месяцы это поведение стало привычным. Лгать о влюбленности и любви, полным обожания взглядом глядеть на Локи, когда они находятся в чьём-то присутствии, и прикасаться… Прикосновения, впрочем, обыденными назвать нельзя было вовсе. И Тор подозревал, что вряд ли хоть кто-нибудь из тех людей, омег, бет или даже альф, кто знал Локи, представлял насколько спорным вопросом они были. Эти самые прикосновения.       Отыгрывая собственную роль Локи всегда держался отлично. И Тору стоило, определенно стоило заметить это ещё в самом начале, ещё когда они только посетили вместе тот званный ужин, устроенный Хэллом, но эти сожаления о собственной невнимательно определенно уже утратили любой свой собственный срок годности. А ведь на людях Локи был чрезвычайно открытым. Он позволял обнимать себя за талию, брал его под руку сам и льнул, приближался. Если бы потребовалось, потребовалось по-настоящему, Локи был бы согласен и целоваться на глазах у других — Тор почему-то вовсе в этом не сомневался.       Потому что Локи был согласен, кажется, на что угодно, только бы продолжать, и продолжать, и продолжать поддерживать их общую на двоих ложь.       Но стоило им остаться наедине, как правда обнажалась. И вряд ли достаточно было сказать, что она была неприглядна — скорее уж тошнотворна и мерзка. Потому что от каждого его прикосновения омега напрягался или вздрагивал. И сколь бы ни было для Тора привычным лгать о собственной влюбленности, его внимания не могло убить бы уже ничто вовсе. Теперь уж он видел ясно и чётко.       Очень хотел закрыть глаза, отвернуться и не смотреть, но все равно продолжал рассматривать с внимательность, с проницательностью собственного взгляда.       И временами с удивлением глядел на проявляющиеся в собственной голове вопросы. Один из новых пришёл ему в голову буквально этим утром, когда он решил позавтракать где-нибудь вне дома — не хотелось ни готовить, ни придумывать, что бы приготовить можно было, — и предложил Локи пойти с ним. В этом его предложении не было желания подкупить омегу и сделано оно было отнюдь не из вежливости. Огибая очень громоздкий камень преткновения, находящийся между ними, он все еще чувствовал частенько определенное удовольствие в те моменты, когда они с Локи общались или делали что-то вместе. Омега был умён, у него было колкое, острое чувство юмора, местами похожее на чувство юмора Фандрала, и в нем чувствовалась твердость плотной горной породы, создавшейся из охладевшей, окаменевшей лавы. Тору было интересно с ним, но в том, что этот интерес был односторонним он совершенно не сомневался.       И поэтому был так удивлен, когда Локи, только собирающийся готовить завтрак, неожиданно быстро согласился на его предложение. Его согласие не выглядело натянутым, или лживым, или вынужденным. Оно было… Обычным, пожалуй? Тор мог охарактеризовать его лишь так и оттого ему было лишь удивительнее.       Ему казалось, — и очень настойчиво, — что после случившегося пройдет много времени, очень и очень много времени, прежде чем их общение вернётся к тому, каким оно стало ко дню свадьбы. Однако, никакие домыслы, статистика или даже математические скрупулезные вычисления в случае с Локи явно не работали вовсе. И почему тот все-таки шёл на контакт, — он не желал этого, точно не желал так же, как Тор не желал верить, что Локи мог пойти на что угодно, только бы остаться внутри брачного контракта, — Тор не мог себе даже представить. Это определенно было за гранью всех его навыков в понимании омег и, впрочем, людей в целом.       — Ох… — Нат уже тянется к своему стакану с апельсиновым соком и так и замирает. На его губах медленно растягивается широкая, заговорщическая улыбка, а следом он хмыкает. И только прядь собственных, выбеленных волос накручивает на кончик пальца. Эту его улыбку Тор знает прекрасно и моментально чувствует что-то неладное, что-то, что явно не принесёт ему ни радости, ни спокойствия. Он быстро пробегается взглядом по Натаниелю, подмечает, что у него вновь мелко отросли корни волос, рыжего, натурального цвета, принадлежащего омеге, следом подмечает мелкие, вряд ли драгоценные камни серёжек в ушах. И, конечно же, видит его взгляд: шкодливый и ненамеренно обещающий ему проблемы. Выспрашивать, впрочем, ничего у Натаниеля ему не приходится. Тот мелко, смешливо морщит свой вздернутый у кончика нос, говорит тише, чем звучал до этого, почти шепотом: — Не зря я ему все-таки рассказал… О твоих вкусах.       Натаниель поигрывает бровями, определенно намекая именно на секс и на брачную ночь, тему которой Тор затронул только что и уже начинал чрезвычайно об этом жалеть. От его слов, от этой интонации омеги, у Тора волоски на загривке встают дыбом — изнутри их пронзает будто электричеством увеличивающееся предчувствие неприятностей. Улыбку, впрочем, на губах ему удается удержать, когда он спрашивает почти сразу:       — Что ты имеешь в виду?       Омега только фыркает в ответ, все-таки подхватывает свой сок и отпивает. Мимолетно Тору хочется, чтобы он хотя бы чуть-чуть подавился, потому что это ожидание ему не нравится настолько же, насколько не нравится и его собственное предчувствие. Зная Ната, Тор мог с уверенностью сказать, что тот вряд ли стал бы нарочно пакостить ему, или Локи, или им обоим. К Локи, к тому же, у него явно была какая-то собственная, неожиданная для Тора сердечность и доброжелательность — это было понятно хотя бы по тому, как в каждом их диалоге Нат спрашивал его о делах ничуть не его, но все же омеги. В этом постоянстве Тору виделось желание Ната подружиться, но, впрочем, сводить их с Локи он не собирался. Пускай и знал прекрасно, как самому Нату на самом деле, даже при всей его шебутной, открытой натуре, сложно сдруживаться с другими омегами.       И Нат определенно не был тем, кто стал бы пакостить, но чем дольше он смаковал собственный сок, чем дольше медлил, тем более липкой и натянутой становилась улыбка Тора. В эти секунды ему хотелось, чтобы Натаниель уже сказал, что собирался, но, впрочем, это желание пропало в нем моментально, стоило омеге только открыть рот. И произнести:       — Я сказал ему по секрету, что ты любишь пожёстче. Ну, когда омеги берут инициативу и все такое… — отставив стакан на стол, Нат откидывается на спинку собственного стула и медленно растягивает губы в ухмылке. Это его знание, наглейшим образом вызнанное еще почти с десяток лет назад у какой-то временной влюбленности Тора, не было подтверждено самим Тором ни разу. Не зависимо от того, как бы Нат ни упрашивал его подтвердить или опровергнуть, говоря, что ему просто чертовски интересно, Тор так ему и не ответил. Потому что это было личным, для начала, и потому что Нат определенно, как показывала практика, не был тем человеком, который умел держать язык за зубами, когда стоило.       О сексе Тор вообще не сильно любил разговаривать, что с друзьями, что с другими знакомыми альфами, любившими время от времени в процессе какой-нибудь небольшой камерной пьянки хвастаться собственными постельными успехами. В этом для него никогда не было какого-либо интереса, но при этом всегда была четкая, важная граница — в постели омеги были уязвимы. И эта уязвимость, как бы другим альфам ни хотелось ее себе присвоить, не могла принадлежать никому, кроме самих омег. И уж определенно точно не имела права быть вынесена на всеобщее обозрение или в диалог, хвастовства ради.       С бетами и альфами это, впрочем, работало точно также.       И именно это, эта уязвимость, постельная вкусовщина, фетиши, даже эрогенные зоны — все это определенно не было тем, что Тору было бы интересно обсуждать с кем-то, кроме собственных партнеров, разве что. Нат, к сожалению, солидарен с ним в этой позиции не был. И все еще точно был недоволен тем, как Тор только мог прятать от него такие пикантные подробности, которыми он обязан был поделиться со своими друзьями, ещё когда только разыскал их в себе.       Делиться ничем Тор, конечно же, не собирался. А у Ната не было никаких подтверждений, кроме слухов, и предположений, и догадок — Тор не помнил ни одного омегу, который действительно был бы достаточно «инициативен» в плане его вкусов и который оказался бы при этом в его постели. Они все так или иначе были мягкими, нежными, и потому с большей вероятностью вся эта теория заговора — иначе Тору ее было назвать сложно, настолько фанатично Нат относился к идее, что ему могут нравиться доминантные омеги, — строилась лишь на том, что пару-тройку десятков раз он делал своим партнерам минет. Среди классических пар со стороны альф это было не сильно принято, в некоторых социальных сообществах даже осуждалось. И, впрочем, было единственным фундаментом для всех домыслов этого белобрысого омеги, сидящего сейчас напротив него с наглой, самодовольной ухмылкой.       — Прямо так и сказал? — Тор медленно опускает одну руку под стол, себе на бедро, и пальцы сразу же сжимаются в кулак. Его мысль мгновенно уносится в сторону Локи — того самого другого омеги с бесконечно больной головой, если дело касается секса и тактильного взаимодействия с альфами. А Тору очень хочется верить в то, что Нату хватило ума подобрать слова иначе, мягче или образнее, но его вера не окупается вовсе в тот же миг, когда омега спешно, довольно кивает. Как ещё ему улыбку удается удержать, Тор не знает вовсе, потому что внутри уже закручивается не раздражение даже — настоящая злость.       От мысли о том, что Нат стал одним из тех факторов, которые к чертям испоганили его первую брачную ночь и лишили секса на неизвестно какой длины срок, Тору хочется просто встать, подойти к омеге и медленно, методично его придушить. Этого он, конечно же, не сделает, потому что обед в выходной день почти в самом центре Бухареста не оставляет ему и единой возможности — все столики в NOR вокруг них заняты другими омегами, бетами и альфами.       Брачный контракт, впрочем, не оставляет ему возможностей тоже, вместо них оставляя мелкую, назойливую мысль: был бы у брачной ночи другой сценарий, если бы Натаниель не ляпнул этой херни в беседе с Локи? Он ведь не был прав, и это было самое немыслимое! Потому что прямо сейчас Натаниель ухмылялся так, словно наконец раскрыл главную его тайну, но ведь не раскрыл, не приблизился даже и вряд ли в полной мере понимал, что действительно нравилось Тору, в каком количестве и с какой частотой.       — Да, конечно! Тут нечего стесняться, Тор. Я уже сотню раз тебе говорил, фетиши — это абсолютно нормально, слышишь? И они не делают тебя, ну… — подавшись вперёд, омега ставит локти на стол, пальцы сплетает друг с другом. Его взгляд меняется, становится взволнованным и проницательным, только голос, к радости Тора, все ещё звучит негромко. — Слабаком, знаешь… Это абсолютно нормально, серьезно. Но ты бы видел, как смутился Локи, о боги. Он так спешно ушел, я даже думал, может лишнего сболтнул, но у него уже такой возраст… Уверен, у него уже были альфы, так что, я думаю, он, ну, просто чутка перевозбудился. От моих слов, я имею в виду, — бросив быстрый, шкодливый взгляд в сторону, Нат говорит, говорит, говорит, а Тору только и хочется, что отодвинуть пустую тарелку, в которой была его паста, а после просто побиться лбом об стол. Не потому даже, насколько иногда Нат может быть бестактным и назойливым, когда дело касается чужой жизни — к этому Тор уже успел привыкнуть за все годы их знакомства.       Но именно от факта уверенности омеги в собственной правоте. Как он могла быть у него, если даже сам Тор не знал досконально и с точностью о собственных вкусах, он не имел и малейшего понятия. Однако, у Натаниеля она была — эта чрезвычайная, вопиющая уверенность. В то время как сам Тор мог помыслить разве что о том, как ему нравилось, когда Джейн временами тянул его за волосы во время секса, и как могло бы, пожалуй, понравиться, если бы Джейн почаще включал свою властную сторону. Той у него, правда, почти не было. А у самого Тора не было названия этому фетишу. Ещё не было ни малейшего желания поднимать именно эту тему с кем-либо из своих партнеров. И никакого желания подчиняться омегам не было тоже — определённо.       Хорошо, что из них двоих по крайней мере Натаниелю с его вкусами в сексе все было более, чем понятно. Это явно чрезвычайно облегчало всю сложившуюся ситуацию.       — Спасибо, Нат, — все ещё еле удерживая улыбку, Тор кивает, на мгновение прикрывает глаза. Ему хочется взвыть, выматериться и сказать очень и очень много хороших слов омеге, который сидит напротив, но он только вдыхает поглубже и заставляет себя успокоиться. Назад в прошлое вернуться у него явно не получится вовсе, поднимать с Локи этот разговор не имеет смысла тоже — после разговора о течке, случившегося сегодня утром им обоим явно нужен какой-то перерыв перед новым разговором, связанным хотя бы косвенно с сексом. Все, что ему остается, так это открыть глаза назад, выдохнуть и поднять взгляд к Натаниелю. Тот как раз растягивает губы в искренней, радостной улыбке от того, видимо, что ему удалось сделать жизнь Тора намного лучше, рассказав его омеге о его вкусах и не заставляя его самого мучиться в думах, как поднять эту тему. Только его радость и искренность гнева Тора не уменьшает вовсе. И все же он улыбается тоже. Говорит: — Твое участие сделало мою брачную ночь незабываемой, — он почти даже не врет. Натаниель уже рот открывает, широко улыбаясь, только сказать ему ничего Тор так и не позволяет. Говорит сам: — Но ещё раз полезешь в мою постель или к моему омеге с этими разговорами, и я расскажу Фандралу, кто в пьяном угаре разбил все его пластинки Metallica на вечеринке три года назад.       Улыбка сползает с лица Натаниеля за четыре секунды. Он почти сразу бледнеет, следом недовольным движением дует губы. Виноватым за этот шантаж себя Тор не чувствует вовсе. И, впрочем, не сомневается больше в том, что Нат, наконец, оставит эту историю в покое.       Потому что разбираться с Фандралом, безвозвратно потерявшим собственные коллекционные лимитированные пластинки, ему явно очень и очень не хочется. ~~~       Что-то происходит.       Начавшийся в субботу утром мелкий моросящий дождь так и не прекращается: ни к вечеру, ни в воскресенье. После обеда с Натаниелем, Тор возвращается назад в квартиру и совершенно случайно засиживается за работой до полуночи. Ужин сам собой переносится на час ночи, а воскресное пробуждение на два после полудня — никаких сожалений по этому поводу Тор не испытывает вовсе, но, только проснувшись и найдя Локи на диване в гостиной, чувствует сразу.       Что-то происходит.       Тор не спрашивает. Он завтракает, созванивается с родителями, почти клятвенно обещая привести их обоих, их с Локи, на обед в следующие выходные, после уходит в спортивный зал. Тренировка, конечно же, помогает отвлечься, но стоит ей закончиться, как ощущение возвращается. Мелкое, тихо-тихо зудящее где-то внутри, оно перекатывается меж его рёбер, но не настаивает. Лишь намекает, дает какие-то дурные наводки.       К шести часам Локи находит его сам. Тор только натягивает домашнюю футболку у себя в спальне, когда слышит короткий, мелкий стук в дверь гардеробной. Он успевает поймать себя на короткой мысли о том, что омега ещё ни единого раза не заходил в его спальню через основную дверь, но мысль эта так и не развивается. Локи собирается сделать пасту на ужин, предлагает ему тоже — в глаза не смотрит. Тор, конечно же, соглашается. И только губы напряженно поджимает.       Что-то происходит.       Спрашивать ему не хочется и он не отягощает себя этим занятием, этим началом диалога, который сам Локи заведёт вообще вряд ли — Тор в это не верит вовсе. Но выходит в зал, усаживается с книгой на диване и весь тот час, что Локи тратит на готовку, просто читает. Конечно же, слышит, как то и дело, каждые минут пять, у омеги негромко вибрирует телефон. Иногда долго, явно от звонков, иногда коротко и мелко — от уведомлений.       Телефон в руки Локи не берет. Не оборачивается к нему даже, чрезвычайно занятый готовкой. И, конечно же, ничего не говорит. В это воскресенье он вообще выглядит чрезвычайно молчаливым, но Тор только плечом поводит то и дело — часть его сознание переливается цветом интереса, но он все еще не спрашивает. Оправдывается перед самим собой, что это не его дело, а будь оно как раз его, Локи сказал бы сам.       Локи не говорит. Они садятся ужинать в тишине под звук столовых приборов, негромко и редко звенящих о тарелки. Альфа выдерживает весь ужин ровно напротив молчащего, смотрящего лишь в свою тарелку омеги, а уже откладывая вилку, говорит:       — Что-то случилось?       Локи напротив него не вздрагивает. Только глаза поднимает с мелким удивлением на необычно бесстрастном лице, после качает головой. В тот же миг его телефон, лежащий у дальнего края обеденного стола, вновь начинает вибрировать оповещением входящего вызова. Локи отвечает:       — Вовсе нет. А что такое? — и он лжет. Тор видит эту его ложь во взгляде, даже не обращающемся в сторону телефона, видит ее в спокойных движениях рук. Даже интонация у Локи в моменте оказывается другой, непривычной. В ней сквозит какая-то невинность, невиновность, пока зеленоглазый взгляд его кажется Тору прозрачным, почти зеркальным. Такого взгляда Тор у него ещё не видел. И потому всматривается, внимательно, цепко, но в ответ лишь плечами жмет.       Он поднимается с места, подхватывает собственную тарелку. К тарелке Локи руку не протягивает, — тот не съел и половины той порции, которую себе положил, — просто уходя к раковине. Включить воду, правда, так и не успевает. Его собственный телефон, лежащий в кармане домашних штанов, начинает вибрировать, через секунду раздается мелодия входящего вызова. И их-за спины тут же слышится короткое, честное:       — Черт, — а следом мелкий звон опустившейся в тарелку вилки. Тор вытаскивает телефон из кармана, разворачивается к омеге лицом. Первый взгляд на экран не дает ему ответов или понимания — звонящий, незашифрованный номер не имеет имени и совершенно не выглядит знакомым. Тор поднимает глаза к Локи, и тот свои только закатывает чуть раздраженно. Говорит сразу, даже в экран не заглядывая: — Это Бальдр. Возьми, пока он не направил запрос в международный розыск и за мной не выехал Интерпол, — на последних словах Локи морщит нос презрительно, всплескивает руками. Шутки в его интонации Тор не слышит и это заставляет его чуть удивленно вскинуть бровь. На задворках сознания сама собой появляется пометка о том, в каких масштабах назойлив может быть Бальдр, если пожелает.       Задержав взгляд на лице омеги ещё на несколько секунд, Тор все же принимает входящий вызов коротким движением пальца по экрану, следом поднимает телефон к уху. Слышит мгновенно, громкое, подвижное:       — Слава богам, Тор! Ты сейчас с Локи? — Бальдр звучит облегченно, с какой-то затаенной радостью, в то время как Локи лишь губы кривит, явно слыша звук его голоса с того расстояния, на котором Тор стоит. Тор мысленно переформировывает собственные кучи вопросов и ответов, понимая, что первых у него вылупляется штуки по три на каждые пять секунд, а вторые разве что мигрируют. Ответить ему, правда, приходится — только по единственной причине существования связи между Бальдром и Интерполом, внимание которого Тору сейчас совершенно точно не нужно.       — Привет, Бальдр. Да, Локи здесь. Что-то случилось? — оперевшись поясницей на столешницу, Тор тянет руку себе за спину, чуть поправляет смявшуюся резинку черных спортивных штанов. Напротив Локи, вновь одетого в свой персиковый спортивный костюм, — у Тора за последние месяцы уже закрадывается подозрение, что у него таких комплектов несколько, — он выглядит монохромным, черно-серым, и это ощущение почему-то в моменте оказывается особенно острым. Потому что Локи откидывается спиной на спинку стула, трёт лицо ладонями вымученно. Он не говорит ничего, не зыркает на Тора злобно из-за того, что тот выдал его местонахождение. Тор только внимательно вглядывается в него. Долго ответа ему ждать не приходится. Баль говорит:       — Ха! Ещё бы! Он весь день не берет трубку, а я между прочим целое поздравление для него подготовил! Я, конечно, понимаю, что вы теперь семья, но с твоей стороны очень нетактично запирать его в спальне в день его рождения, — Бальдр звучит эксцентрично возмущённо, но, впрочем, вряд ли сильно злится. В его голосе Тор слышит улыбку и на самом звуке концентрируется так сильно, что не сразу считывает слов. А когда все же слышит их, воспроизводит в собственной голове заново, тут же удивленно приподнимает брови. За весь сегодняшний день Локи не упомянул даже вскользь о собственном празднике. Не сказал о нем ни вчера, ни позавчера. И сейчас, впрочем, обрадованным не выглядел тоже. Потянувшись к своей тарелке с недоеденной пастой, он поднимается из-за стола. Направляется к раковине, пока Бальдр уже договаривает: — Скажи ему, что я не позволю ему депрессовать весь оставшийся вечер. Мы едем в клуб праздновать. Я буду у вас через пятнадцать минут, и вам лучше встретить меня одетыми, ясно?!       — Хорошо, Бальдр, — выдавив мелкую улыбку, — явно бесполезную, потому что Бальдр не видит его вовсе, — Тор тут же слышит быстрый смешок. Звонок обрывается через секунду после него. А Локи уже подходит к раковине вместе со своей тарелкой. Потесниться не просит — Тор отступает в сторону сам, блокирует телефон, легким нажатием на нужную кнопку. Пока он убирает его в карман, омега успевает выбросить остатки пасты в мусорное ведро и поставить пустую тарелку в раковину. Тор ожидает, что он скажет что-то, хоть что-нибудь, но, когда этого так и не происходит, интересуется сам: — Почему ты не сказал, что сегодня твой день рождения?       Тор не уверен, что ему интересно, а в брачном договоре нет и единой строчки о том, как они обязано праздновать собственные личные праздники. В брачном договоре вообще нет слов об этом. Не изменять, не «свидетельствовать» против супруга в глазах третьих лиц, не доставлять проблем… День рождения? Собственный последний Тор праздновал на работе. Фандрал в тот раз не стал дарить ему дорогой алкоголь — видимо, столько лет спустя все-таки успел заметить, что тот накапливался у Тора в баре чрезвычайно быстро, — и просто отдал сертификат на техремонт для машины, Нат подарил верстку нового сайта для OdinsonGroup. Родители, к которым Тор приехал на ближайших выходных, подарили деньги. Но сам день Тор провёл на работе. После вернулся домой, засел у камина. Пересмотр всех успехов прошлого года был короток прост — он разошёлся с Джейном, что было чрезвычайно хорошо, а еще увеличил выручку OdinsonGroup.       Он отлично постарался, но масштабное празднование? В нем не было большого смысла. Да и двадцати восьми летие было так себе датой, чтобы кутить или устраивать какую-то необыкновенных размеров гулянку.       Но то было у него. Потому что он был альфой, быть может, или просто потому что давным-давно перестал быть отъявленным тусовщиком. Локи был другим. Локи точно любил танцевать, а еще любил клубы — по крайней мере сам говорил об этом ещё когда-то до свадьбы. Значит и веселье любил точно.       Вместо хотя бы единой улыбки весь день он провёл дома в гнетущем, вызывающем у Тора только подозрения молчании. И сейчас не улыбнулся тоже — вторжение Бальдра в собственный молчаливый праздник, больше похожий на похороны, Локи явно не веселило и веселить не собиралось. Вздохнув, он на мгновение упирается ладонями в столешницу, головой качает. Тор перекидывает собственный взгляд к его волосам, вглядывается в покорные пряди, что лгут ему ровно так же, как лгал их хозяин только собственным словом и взглядом. Почти сразу губы Локи вздрагивают в кривой усмешке, но когда он оборачивается, лицо вновь выглядит обычным. Только в глазах, где-то в глубине зрачков прячется застарелая боль — слишком объемная для широкой гостиной Тора и слишком громкая для всей акустики его стен. Локи все же говорит:       — Потому что сегодня день смерти моего папы, — и Тор только коротко вздрагивает одной рукой. Тут же губы поджимает сурово и напряженно. Что ответить на эту информацию, которая была ему знакома и раньше, а теперь становится лишь фактом, упрямым и твёрдым, он не знает вовсе. Локи лишь плечами жмет бесцветно. И уже почти делая шаг в сторону, чтобы Тора обойти и отправиться одеваться, похоже, останавливается на месте. Он поднимает свои глаза к его, с сомнением смотрит несколько секунд. Интересуется: — Поедешь с нами? Чтобы я мог через пару часов использовать тебя, как повод уехать оттуда.       Тор кивает не сразу. Думает о том, чем ещё мог бы заняться в этом вечере, оставшись дома, но не находит ничего чрезвычайно важного, срочного или достаточно интересного. Вся работа, которую ему нужно было сделать, была доделана им ещё прошедшей ночью, а той, другой, что ещё осталась, ему заниматься не хотелось до завтрашнего утра и нового рабочего дня вовсе. К тому же он явно задолжал этому омеге, что вряд ли был его, дорогой букет свежих цветов — то ли в качестве поздравления о празднике, о котором Тор забыл и не собирался вспоминать, то ли в качестве соболезнования трагедии, о которой был бы рад не знать никогда.       С которой совершенно точно не желал сталкиваться вовсе.       — Хорошо, поехали, — все-таки кивнув и поймав себя на коротко мысли о том, что вечер обещает быть интересным, — хотя бы потому, что ему может выпасть участь поглядеть, насколько любовь Локи к танцам коррелирует с его навыками, — Тор мелко, коротко улыбается на уголок губ. Улыбки в ответ не получает. Локи только хмыкает и направляется прочь из кухни. Ничего больше он не говорит.       Зачем-то дождавшись, пока прозвучит легкий стук закрывшейся двери спальни Локи, Тор бросает лишь взгляд на оставленную в раковине посуду и уходит в собственную спальню тоже. Он проходит в гардеробную, включает побольше света. На выбор уходит разве что две минуты — под руку попадаются чёрные, с бордовым отливом слаксы, после серая рубашка. Телефон он оставляет на одной из полок, но несколько раз все же возвращается к нему взглядом, воспоминая о том, что сегодня днём Фандрал звал его в клуб тоже. Ему Тор отказал, не задумываясь, потому что не имел никакого желания в очередной раз становиться свидетелем чужого пьянства, а после выполнять работу водителя. Или, ещё хуже, учавствовать в драке.       И сейчас, впрочем, он не звонит другу тоже. Идея о том, что они могут встретиться в одном клубе при условии, что их по Бухаресту раскидать больше двух десятков, выглядит глупой и немыслимо случайной, поэтому Тор спокойно, неспешно одевается. С одной из обувных полок вытаскивает белые кроссовки, а несколько верхних пуговиц оставляет расстегнутыми для большей собственной привлекательности. Рукава он решает подкатать, последними надевает часы, уже стоя у выдвинутого шкафа комода. В этот момент на глаза ему случайно попадаются свадебные перстни, передаваемые из поколения в поколение в их семье и хранящиеся правее внутреннего ящика с часами. В этих самых перстнях он был на их с Локи свадьбе, и его взгляд тормозит на них, цепляется за каждый из трёх внимательно, пристально.       — Ты ещё не оделся? — в дверь гардеробной неожиданно слышится стук, лишь немного не поспевая за голосом Локи. Тор не вздрагивает, голову поворачивает только в сторону звука с напряженным, внимательным выражением на лице. Прежде чем ответить он опускает взгляд к собственной руке, на безымянном пальце которой все ещё находится его обручальное кольцо. Странная, иррациональная мысль находит его сама: он едет в клуб с омегой, который якобы принадлежит ему.       Он будет там вместе с ним, будет должен смотреть на него, — или по крайней мере не так явно пялиться на других, — а в конце вернётся с ним же домой. Никакого интересного продолжения и никакого секса этим вечером у него не будет, а завтрашним утром он не будет обязан кормить не сильно знакомого омегу завтраком и подвозить его куда-либо, до работы или до дома. Ему не придется натянуто, лживо улыбаться и отдавать пустые обещания о том, что он позвонит позже — потому что не позвонит. Никогда не звонит после таких одноночных приключений и звонить очередному, вряд ли исключительному и уж точно ничуть не отличающемуся от всех предыдущих, не станет уж точно.       Не стал бы точнее.       Если бы этим вечером не ехал в клуб в качестве сопровождения для якобы своего омеги. Но Тор именно что ехал. И в этом была своя определенная странность. То, как уже изменилась его жизнь, то, как она собиралась быть именно такой в ближайшие пять лет… Это ощущалось непривычно. Но, впрочем, достаточно комфортно, потому что ему не нужно было лгать Локи и совершенно не нужно было о нем заботиться там, где не хотелось.       Там, где у него не было задокументированных обязательств.       — Уже оделся. Что такое? — отмерев, Тор встряхивает головой, задвигает ящик комода и направляется в сторону гардеробной. Успевает увидеть, как Локи коротко, с опаской заглядывает за приоткрываемую дверь — стоит ему увидеть, что Тор действительно одет, как выражение его лица тут же расслабляется. Он проходит внутрь спокойно, пробегается быстрым взглядом по альфе и коротко хмыкает, какой-то собственной мысли. Спросить, о чем он думает, Тор так и не успевает.       — Можешь помочь? Тугая застежка, у меня не получается одной рукой, — Локи протягивает ему своё голое запястье, в другой его ладони, тоже протягиваемой вперёд, лежит тонкий, явно с ювелирными камнями браслет. Тор подходит ближе, забирает браслет с его ладони. Под носом тут же чувствуется аромат кофе, в который уже раз за последние дни, и только сейчас почему-то Тор интересуется негромко:       — Сменил парфюм? — его руки в этот момент неторопливо оборачивают браслет вокруг запястья Локи, ногти поддевают застежку. Омега, стоящий прямо перед ним — явно намного ближе, чем хотелось бы самому Локи, и чуть дальше, чем хотелось бы Тору, — выглядит неожиданно привлекательно. Сверху на нем надета плотная, белая футболка с рукавами заканчивающимися чуть выше локтей, а внизу чёрные джинсы, и Тор бы, пожалуй, все-таки хотел, чтобы Локи отошёл на несколько шагов — ненадолго, — и он сам смог бы посмотреть, так ли заужены эти джинсы, как ему показалось, ещё когда Локи входил. Просить Локи об этом было бессмысленно и слишком непозволительно, но по крайней мере у Тора была возможность пофантазировать о том, как он подхватывает одну из шлеек черных подтяжек, свисающих омеге на бёдра, и подтаскивает того ближе для поцелуя.       Делать этого он, конечно же, не собирался. До января? Или никогда во имя сохранности собственных яиц и театральной постановки, разыгрываемой перед всем миром?       — Ещё недели полторы назад… Режет нюх? — ответив почти сразу, Локи поворачивает к нему голову, прощаясь взглядом с одной из полок, на которую смотрел до этого. Их взгляды встречаются, Тор мелко усмехается на уголок губ и только головой качает. Запах кофе ему нравится и тошноты совершенно не вызывает, а факт того, что Локи уточняет такие вещи, — бессмысленные для него, но важные для самого Тора, — приносит короткое, настойчивое удовлетворение.       И только в этом моменте Тор задумывается о том, насколько вообще Локи может быть заботливым. Новая мысль отвечает ему мгновенным отказом и упрекает Тора в том, что Локи лишь исполняет собственные обязательства — это ощущается забавным, потому что мысли Тор не верит совершенно, прекрасно видя, как внимательное, напряженное выражение на лице омеги расслабляется, когда он получает отрицательный ответ.       — Ты отлично выглядишь, — застегнув, наконец, тугую застежку чужого браслета, Тор опускает руки и не совращается даже на мимолётное прикосновение. Локи тут же отступает, хмыкает ему в ответ — не верит. Его губы поджимаются напряженно, голова отворачивается первой. Следом за нем разворачивается и он весь. Только за спину себе кидает краткое:       — Мимо.       От кусачей интонаций Тору хочется почему-то коротко рассмеяться. Она не наносит ему и сотой доли урона, вместо этого словно бы становясь прелюдией. Потому что Локи уходит прочь, неспешной, уверенной походкой он устремляется через ванную в сторону собственной гардеробной — не бежит. Лишь горделиво, неспешно уходит, спину распрямляет. Тор не сдерживает ухмылки, опуская взгляд к его бёдрам и убеждаясь в том, что джинсы действительно заужены. Немного, не настолько тесно, как сам Тор мог бы обнять чужие бёдра собственными ладонями, но крайне привлекательно. И в моменте забывается напрочь, что он вообще-то не сильно любит высоких омег и что красавчиком Локи назвать крайне сложно — ни в какие социальные стандарты красоты омег он не умещается вовсе.       Тор делает лишь шаг за ним следом, замирает на пороге собственной гардеробной и плечом опирается на дверной косяк. Бросает самоуверенно и достаточно громко, чтобы нельзя было ошибиться в сказанных им словах:       — Я вообще-то серьезно, — его руки сами собой сплетаются на груди, но не обороны ради, лишь в ожидании. А усмешка так с губ и не уходит. Альфа наблюдает за тем, как омега замирает прямо посреди ванной. Он все-таки оборачивается с застывшим выражением растерянности на лице. Растерянности и удивления.       Тор только кивает, голову склоняет чуть на бок. Ему интересно почти до взволнованных мурашек, собирающихся вот-вот пробежать по плечам, что же Локи ответит на это, на правду, на легкую, еле ощутимую на кончике языка настойчивость. Локи же только рот приоткрывает, заглядывает в глаза внимательно, но малость насторожено. Ответить он так и не успевает — в кухне слышится звонок стационарного телефона. Он заставляет Локи вздрогнуть, одна из его ног уже тянется сделать новый шаг, потому что звонит очевидно Нил, чтобы сообщить им о приходе Бальдра. Тор задерживается ещё на секунду, а после куда-то кивает в сторону кухни, просто отпуская омегу прочь.       Локи действительно уходит. И, кажется, — Тору лишь кажется, он не может быть уверен, — позволяет себе улыбнуться, уже почти отвернувшись прочь. От этой его улыбки, мимолетно замеченной и будто бы иллюзорной, у Тора все же бегут мурашки.       Только начинающийся вечер обещает ему быть крайне интересным. ~~~       Они застревают на входе в клуб почти на двадцать минут. Рослый альфа-вышибала с коротким именем «Сиф», написанным на мелком бейджике, преграждает им путь почти сразу, как только подходит их очередь. Локи здоровается с ним первым, следом здоровается Баль — их обоих здесь очевидно знают, у Тора не остается в этом и единого сомнения. Как, впрочем, и в том, что его присутствие в стенах клуба становится под очень большой вопрос мгновенно.       — Ну, Си-иф, я тебя прошу, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, это Тор, он с нами, он отличный альфа! — первым делом Бальдр, конечно же, пытается поругаться, но спустя пять минут безуспешных скандальных возмущений в сторону альфы все-таки понимает, что это не поможет. Мгновенно поменяв тактику, он начинает виснуть на локте скептично глядящего на него альфы и умолять того пропустить их всех.       Стоя чуть в стороне от него, Тор только фыркает смешливо. Намного больше поведения Бальдра его забавляет выражение лица Локи, который стоит рядом и только губы кривит, каждые полминуты закатывая глаза. В то время как Баль либо притворяется, что не услышал временного отказа, либо действительно не понимает, что происходит. Порываться все ему объяснить Тор не торопится. Вместо этого оглядывает довольно стильную неоновую вывеску с претенциозным названием клуба, после быстро пробегается взглядом по толпе омег, бет и, крайне редко, альф. Толпа, к слову, ничуть не останавливается. Посетители продолжают подходить к альфе, стоящем на входе, первым делом они называют ему свои имена, после Сиф ищет их в электронной базе в своём планшете. Никому больше он не отказывает и Бальдр, повисший на его локте и все еще уговаривающий его поторопиться, будто бы не мешает ему вовсе. Сиф выглядит так, будто уже давно привык не просто к подобным посетителям, а именно к Бальдру.       — Я направил запрос, Баль. Теперь только ждём, — коротко ответив Бальдру, Сиф даже глаз к нему не опускает. Однако, его новые слова все же заставляют Бальдра отступить. Он дует губы, делает пару шагов в сторону по тротуару, подходя к ним с Локи. Довольным он совершенно не выглядит.       — Надеюсь, у твоего альфы нет приводов или типа того? В другой клуб я идти не хочу, у них сегодня новый коктейль в меню появился, мы обязаны его попробовать, — скучающе вздохнув, Бальдр встряхивает своими тёмными, шоколадного цвета кудряшками и на Локи даже не глядит. Тор улавливает мелкую, сладкую ноту его явно омежьего аромата и только отворачивается, чтобы спрятать быстрый смешок. Его веселья никто из братьев, правда, не разделяет.       — Ты можешь спросить у него, Баль. Тор стоит прямо здесь, — только ладонью качнув искусным, мелким движением, Локи крепче кутается в свое тёплое пальто, пробегается пальцами по лацканам. Бальдр только возмущённо глаза округляет, но тут же почему-то становится мягче, улыбается. И тянется к Локи всем собой, выбрав, похоже, новую жертву, у которой он может повиснуть на локте.       — Ну, Локи-Доки, ну, не злись. Я уверен, что у Тора все отлично с этим. Сиф уже направил запрос, сейчас они проверят всю информацию по нему и нас точно пустят. А если не пустят, то им же хуже будет! На ком ещё они смогут сделать такую выручку, как на нас двоих, правда? — Бальдр быстро-быстро моргает, мило улыбается и глядит только на Локи. Тор, впрочем, вообще сомневается, что Локи хоть сколько-нибудь злиться именно из-за того, что их попросили немного подождать у входа, но пока не вмешивается. Много больший интерес у него вызывает сам клуб с названием «Асгард», вход в который можно получить только при предоставлении доступа к собственным личным данным. О таких клубах Тор, конечно же, слышал, — их в Бухаресте было всего три или четыре, — но ещё ни разу в них не был. Вряд ли внутри было что-то прям необычное или неожиданное, всю загадочность им придавал лишь этот флёр проверки персональных данных, которая осуществлялась только для обеспечения в клубе безопасности для всех посетителей.       Омег и бет в частности.       — Все в порядке, Баль. Конечно же, нас пустят, — вздохнув, Локи все же поворачивает к брату голову и мягко, любяще улыбается ему. Бальдр расслабляется мгновенно, трется щекой о плечо чужого пальто, оставляя еле заметный след серебристых блёсток, которыми покрыты его скулы. Будто ждав именно этих слов Локи, Сиф тут же зовёт их всех, вытаскивает из кармана тёплой, подбитой белым мехом куртки печать. Он ставит ее Тору на тыльную сторону ладони, а после отступает в сторону от входа в клуб.       Под самодовольным смех Бальдра и мелкую усмешку Локи, что бросает на Тора лишь один быстрый взгляд, они проходят внутрь. Ничего чрезвычайно интересного внутри Тор так и не находит. Они все снимают верхнюю одежду в гардеробе, Локи берет с собой только телефон, сам Тор захватывает ключи от машины — просто на тот случай, если вдруг начнётся драка и им придётся очень спешно убегать. Произойдёт это, конечно, вряд ли из-за политики клуба и отбора посетителей, но он перестраховывается, ничуть об этом не жалея.       Определенно не после тех десятков походов по клубам вместе с Фандралом.       Пройдя все по тому же коридору мимо закутка гардероба, они сразу же оказываются в главном зале. Людей не так много, — сравнительно меньше, чем в обычных клубах, — но танцпол все равно оказывается забит. Несколько десятков омег, бет и альф движутся под софитами, танцуют, кто-то подпевает, пытаясь, кажется, перекричать играющую песню. По правую руку вдоль стены бежит длинная барная стойка, и Тор сразу же натыкается взглядом на нескольких альф, сидящих за ней. Они явно смотрят на танцующих, выбирая к кому бы присоединиться, и это почему-то вызывает у Тора быструю, наглую усмешку. Долго она, впрочем, не держится, потому что он вспоминает о том, что вообще-то окольцован.       И с одной стороны это позволит ему избежать каких-то ухаживаний и утренней суеты с одноночным малознакомым партнером. С другой — лишит возможности хорошо потрахаться. От этих мыслей, что настигают его вновь, Тор все же морщится. Тут же чувствует, как кто-то трогает его за плечо и настойчиво тянет к себе.       — Ты будешь пить?! У них крутецкий новый коктейль, ты обязан его попробовать, Тор! — вначале Тор чувствует запах, сладкий, отчего-то не различимый на составляющие аромат, и лишь после слышит голос Бальдра. Тот звучит восхищённо, тянет его к себе, заставляя наклониться ближе. Делать этого Тору не хочется вовсе, — ещё немного и его точно начнёт подташнивать от этой сладости, — поэтому он торопится ответить:       — Немного. Мне ещё нужно везти вас назад, Баль, — нарочно повышая голос, чтобы перекричать музыку, Тор поворачивает к Бальдру голову. И почему-то только сейчас замечает, насколько тот на самом деле привлекателен. Находящиеся в хаотичном порядке темные кудри, большие, блестящие восторгом глаза. Выглядит Бальдр чертовски восхитительно, потому что надетая на нем серебряная майка не скрывает ни тонких плеч, ни ключиц, обе ее лямки сходятся у затылка, там же застегиваясь, и крайне влекуще оголяя верхнюю половину спины. Ряды тонких серебряных браслетов, которые точно звенят, отзываются на каждое движение Бальдра, спускаются к его локтю, пока он так и держит Тора за плечо. Сам же Бальдр только фыркает, встряхивает головой и бросает:       — Никакого веселья с вами, альфами, вечно вы… — его голос тонет в шуме музыки, сам Бальдр отстраняется и тут же хватает Локи за ладонь. Он утаскивает омегу прочь, в сторону бара, что-то кричит себе за спину, в сторону Локи. Тор его слов уже не слышит. Лишь смотрит Бальдру вслед, пробегается взглядом по его телу, подмечая, насколько выгодно чёрные джинсы смотрятся на его ягодицах. Стоит только аромату окончательно пропасть из-под его носа, как эта странная, дурная дымка сходит сама собой, он смаргивает ее, хмурится непонимающе.       Решив подумать об этом когда-нибудь позже и совершенно не сомневаясь в том, что это всего лишь проказы его застоявшегося в последнее время возбуждения, Тор все же идёт следом за братьями. У барной стойки, на которую Бальдр налегает так, будто собирается на неё забраться через пару секунд, бармен уже принимает их заказы. Улыбается крайне обворожительно — ровно до момента, в котором Тор подходит к Локи, обнимает его за талию и с крайне кусачей улыбкой делает заказ тоже. Бармен — больше похожий на бету, чем на альфу, — только кивает коротко и спешно отворачивается, собираясь, наконец, приступить к своей непосредственной работе, вместо того, чтобы продолжать заигрывать с посетителями.       — Это было лишним, дорогой, — обернувшись к нему, Локи подаётся лишь немного ближе, перехватывает взгляд Тора своим. Он не кричит, в отличие от того же Бальдра или самого Тора, но его голос все равно слышится хорошо и твёрдо. Быстрая, колкая интонация — тоже.       — Это было именно к месту, дорогой, — обворожительно улыбнувшись омеге в ответ, Тор отвечает ему, только подступить ближе у него не получается. На плечо неожиданно крепким, мощным движением опускается чья-то ладонь, а следом за ней его настигает и голос:       — Ах ты, чертяка! Мне значит отказал, а сам нашел компанию и все-таки поехал тусоваться! — Фандрал накидывается на него со спины, одной рукой обнимая поперёк груди, а другой хватая за бок, и тут же смеется где-то у самого уха Тора. Алкоголем от него уже пахнет, еле заметно — Тор вычисляет это даже раньше, чем оборачивается, чтобы поприветствовать друга. Для этого ему, правда, приходится убрать ладонь с бока Локи и где-то внутри чуть тоскливо дергает, но, впрочем, ощущение это пропадает почти сразу.       — Привет, Фан! Как раз собирался тебе написать, — широким, крепким движением обняв альфу, Тор хлопает его пару раз по плечу и крайне бесстыдно лжёт. Фандрал этого не замечает вовсе, кивает, стоит им разлепить объятья. Его взгляд сразу же перекидывается к Локи и, не задержавшись на нем и трёх секунд, спешит дальше, к Бальдру. Спешит, чтобы там и остаться на ближайшее время, хотя вероятнее на остаток вечера и ночи — этот его взгляд Тор узнает слету, фыркает только смешливо.       — По-моему мы знакомы, нет? — потянув вперёд, в сторону Бальдра, ладонь, Фандрал улыбается ему, быстрым движением подмигивает. Тор успевает разве что взгляд бросить на Бальдра и тут же видит, как тот немного смущённо, но очень довольно улыбается в ответ. За него говорит Локи:       — Это Бальдр, мой брат. Вы виделись на нашей с Тором свадьбе, — качнув головой в сторону Баля, Локи неожиданно отступает ближе к Тору, на мелкий, еле заметный шаг. По его лицу Тор видит, что все происходящее ему явно не сильно нравится, и лишь на пробу медленным движением тянется к омеге. Он обнимает его ладонью за бок вновь, встречает быстрый, напряженный взгляд. Локи глядит на него несколько секунд, чуть прищуривается. В свете софитов его глаза приобретают странные, разноцветные оттенки, и дело ли в них или в чем угодно другом, но Локи его так и не отталкивает.       Тор отказывается воспринимать это, как крайне положительный знак, пока его либидо делает именно это — за долю секунды.       — Ох, точно! Я был так взволнован, что позабыл половину вечера, а-ха-ха-ха, — Фандрал тут же хлопает себя по лбу, кивает быстро-быстро, и на мгновение Тору хочется уточнить, что он упился в хлам, а не «переволновался». Он этого, правда, так и не делает. Быстро перебегает взглядом от Фандрала к Балю, довершая свою теорию о том, что эти двое составят друг другу отличную компанию на ночь, потому что Бальдр почти сразу подходит ближе, флиртующим движением поправляет одну из пружинок собственных волос. Его не пронимает вовсе, в отличие от Фандрала, который обрывает собственный смех и предлагает: — Угостить тебя?       — Ваши напитки готовы! — предложение Фандрала в тот момент так и не окупается, оказываясь погребённым под услужливой, но сухой интонацией бармена, только что потерявшего любую возможность на приятное знакомство. Баль все равно торопливо кивает Фандралу, подступает ближе и говорит что-то на ухо, вероятно, предлагая купить ему другой коктейль. Оборачиваясь к стойке за своим виски, Тор успевает заметить только, как Фандрал обнимает Бальдра за талию.       В тот момент он ещё не знает, что ему придётся наблюдать заигрывания этих двоих весь оставшийся вечер — он просто тянется за собственным виски. Однако, именно так и происходит. Задержавшись у бара ненадолго, Бальдр бросает Фандралу полную обещания улыбку и спешно утаскивает Локи на танцпол. Того тащить даже будто и не приходится вовсе — внутри клуба омега достаточно быстро расслабляется, пьёт даже, заказывая себе второй коктейль, как только заканчивается первый. Тор просто наблюдает, временами вставляет какие-то короткие фразы в диалог, поддакивает Фандралу. Виски обжигает кончик языка, добавляя в сам процесс наблюдения горькой, вкусной ноты.       Именно она и топит его, пожалуй — в тот миг, когда Бальдр все-таки забирает Локи с собой на танцпол и спускается с возвышения бара к остальным танцующим посетителям. И Тор заставляет себя посмотреть на чужие пляски хотя бы полминуты, чтобы просто убедиться, действительно ли Локи сказал правду в тот раз, про свою любовь к танцам. Только время случайно теряется само собой, а Локи неожиданно словно бы оживает. Он двигается на танцполе, улыбается, будто бы даже не лживо, по-настоящему — Тор всматривается в эту его улыбку и совершенно не может найти ее границы. В то время как Локи смеется, тянется к Бальдру под софитами, кружится вместе с ним, и двигается, двигается, двигается. Вся та каменность, которая живет в нем, просыпаясь, стоит только Тору оказаться близко, вымирает, что те же динозавры или боги. Остается только движение и жизнь. И руки, пробегающиеся по прядям черных волос, дрожащий на запястье инкрустированный браслет, шаги, заманчивые движения бедер.       Тор и сам не замечает, как просто подвисает без движения на долгие минуты. Его взгляд замирает, но движется вместе с Локи, живет вместе с ним. На какой-то миг его посещает спешная мысль о том, что было бы обернись Локи сейчас и встреть его взгляд своим, но Локи так и не оборачивается. Он, кажется, забывает обо всем и насовсем, не прекращает танцевать, даже теряя Бальдра в толпе. Тот в свою очередь не теряется вовсе. Он возвращается к барной стойке, допивает свой новый коктейль в пару глотков и, немного запыхавшись, с улыбкой тянется к Тору.       — Иди и потанцуй с ним, ему точно понравится! Он обожает танцевать! — Бальдр кричит ему на ухо, пытаясь побороть орущие с танцпола биты, но на одном месте долго не задерживается. Не нуждаясь в ответе от Тора вовсе, он обходит его быстрым шагом, подхватывает ладонь Фандрала, который все это время на удивление молчаливо стоял рядом, и утягивает его за собой на танцпол. Фандрал не сопротивляется вовсе. Наоборот он притягивает Бальдра ближе, успевает поцеловать его, смеющегося, в шею.       Тор глядит им вслед, еле замечая, как улыбка соскальзывает с его лица. Вместо шума музыки посреди его сознания становятся последние слова Бальдра, а пальцы отчего-то сжимаются крепче на роксе с какими-то жалкими остатками виски. Пить больше не хочется. Находиться здесь, впрочем, тоже. И в голове не оказывается ни единой мысли даже, только какое-то мерзко, тошнотное чувство подёргивает ему левое легкое.       Потому что Тор знает точно — если пойдёт на танцпол и начнёт танцевать вместе с Локи, тому это не понравится. Потому что омеге не нравится танцевать с альфами. Ещё потому что сегодня день смерти его папы, и либо Бальдр очень умело делает вид, что ему не грустно, либо же он последний кретин. А ещё из-за слов, из-за этих чертовых слов, только уже не Бальдра, лишь самого Локи — тех слов, которые он сказал ему, когда они говорили о свадьбе, о Сигюне и Бюлейсте.       — Тони снова куда-то улетел и черт знает, когда вернётся, поэтому я остался один здесь… — вот что он сказал тогда, и Тор, даже придав этим словам значение, все ещё не мог в полной мере представить, что именно имел в виду Локи, произнося их. В его картину мира это просто не умещалось. Все, буквально все знакомые ему семьи и его собственная в том числе, были дружными, любящими и поддерживающими. Родители берегли своих детей, старшие братья заботились о младших, и в этом было все, вся любовь и вся бережность этого мира.       Потянувшись назад, Тор отставляет свой рокс на стойку, поджимает губы напряженно. Его взгляд перекидывается к Локи, находит его в толпе танцующих — омега все ещё улыбается. С закрытыми глазами и волосами, взволновано вздрагивающими от каждого его движения. И не думать о том, что у него ничего нет, Тор просто не может. Как бы ни был все ещё привлекателен чужой танец, как бы красиво ни ложился свет софитов на бледную омежью кожу, Тор думает только о том, как Локи пытается отползти от Видара в одном из коридоров особняка его родителей. Думает о том, как он осаждает Хэлла, а после и Шмидта. Ещё думает о том, как он огрызается Стивену, а после, целую неделю спустя, просто и понятно объясняет ему то, от чего Тор и в себе самом любит временами отворачиваться.       Объясняет ему, что просто не смог. Ни поговорить, ни объяснить, ни даже попытаться сделать хоть что-то.       И в моменте Тору неожиданно просто не верится, что этот разговор между ними случился. Потому что Локи, танцующий с улыбкой среди толпы, не выглядит тем, кто не смог бы хоть что-нибудь. Тот самый Локи, который мог терпеть бестактность Бальдра, бесстрашно не отступал в сторону перед лицом отцовского феромона и всю свою жизнь буквально складывал на помощь омегам. Тот самый Локи, который…       — Чертов омега, — почти восхищенно фыркнув себе под нос, Тор разворачивается к танцполу спиной и все-таки допивает в один глоток оставшийся на дне рокса виски. Его взгляд недолго изучает бутылки разных размеров, выставленные на полках за стойкой, после соскальзывает к его собственному запястью. Чуть приподняв руку, чтобы можно было увидеть циферблат в свете софитов, Тор замечает, что прошло уже почти два часа с того момента, как они приехали.       — Только не говори, что ты правда выпил весь бар, Тор. Тебе ещё везти нас домой, — не проходит и секунды, как рядом с ним вырастает фигура Локи. Он быстрым движением руки подзывает официанта, другой машет на собственное покрасневшее лицо и очень усилено пытается отдышаться. К собственному сожалению, его настоящего запаха Тор не чувствует вовсе, под носом только запах кофе появляется, чтобы тут же где-то рядом потеряться. Но он смотрит, цепляется взглядом за пересохшие губы омеги, которые тот то и дело облизывает, следом за мелкие капли пота на его шее. — Можно стакан воды, пожалуйста! — потянувшись вперёд, к подошедшему бармену, Локи делает свой заказ и только после оборачивается к Тору.       — Я достаточно трезв, чтобы довести тебя домой, не беспокойся, — ускользнув собственным взглядом прочь тут же, — чтобы не провоцировать, и боги бы знали, кого именно, себя на непозволительное кощунство или Локи на агрессию, — Тор тянется ближе к омеге и отвечает на его слова собственными. Далеко, правда, его взгляд так и не уходит: цепляется за тонкие искусные пальцы. Те ещё несколько секунд давят на стойку, после расслабляются сами собой. И, конечно же, напоминают о собственных прикосновениях — последний раз Тор чувствовал их буквально вчерашним утром, но уже успел мелко истосковаться.       — Это хорошо, потому что, я думаю, Бальдр достаточно занят, чтобы мы могли, наконец, уйти, — на мгновения облокотившись на него плечом, Локи тут же тянется за уже принесенным ему стаканом воды. Он тянет его ближе, обнимает теми самыми пальцами, за которые Тор все ещё хватается собственным взглядом. На одном из них виднеется то самое помолвочное кольцо, метафора на якобы его слезу, но она не вызывает у альфы и единой эмоции. Сами пальцы интересуют его намного больше. Пальцы, нежные запястья с тонкой кожей, под которой змеятся синие вены.       Локи его взгляда явно не замечает вовсе. Он тянет стакан к губам, тут же разворачиваясь к стойке спиной. Тор оборачивается за ним следом. Первым делом находит в толпе Бальдра и Фандрала. Те, конечно же, танцуют вместе, только танец их уже больше похож на прелюдию к сексу. Они целуются. Смотреть на это Тору совершенно не хочется и поэтому он вновь глядит на Локи. Чувствует, как мелко вздрагивает его собственная ладонь в желании прикоснуться, дотронуться.       Он этого так и не делает. Только смотрит, изучает взглядом чужую шею, аккуратное, небольшое ухо, краем выглядывающее из-за прядей черных волос. Несмотря на жажду, Локи пьёт медленно, будто никуда вовсе не торопится. Тор цепляется взглядом за его кадык, выдающий каждый новый глоток, и только глаза прикрывает. Мысль о том, что его вечер закончится плановой, обыденной дрочкой, вызывает легкую досаду, но стоит только ему вспомнить брачную ночь и собственные, чуть не разрушенные честь и гордость, как он тут же чувствует облегчение.       Уж лучше он подрочит и пофантазирует всякое, чем предаст собственные ценности и убеждения.       — Иногда в такие моменты, — Локи хмыкает коротко, допивает свою воду и отставляет стакан на стойку. Еле расслышав его слова, Тор подаётся вперёд, чтобы слышать лучше, а взглядом вновь прочесывает толпу танцующих. Найти Бальдра, спешно тащащего Фандрала прочь, в сторону туалетов, ему оказывается совершенно не сложно. Только ироничная мысль о том, до чего может опуститься Фандрал, мелькает где-то на задворках сознания. Развивать ее Тору не хочется.       Проводив вместе с Локи их обоих взглядом, Тор выжидает ещё секунд тридцать, чтобы услышать продолжение чужих слов. Локи, правда, так и не продолжает. Он только головой качает, чуть поводит плечами, потягивается, не поднимая рук.       — Что? — выждав ещё немного, Тор наклоняется ближе к омеге, вновь чувствует запах его синтетического, кофейного аромата. Локи его слышит точно, плечами жмет в ответ. Прежде чем ответить, он оборачивается, поправляет рукава собственной футболки. И вряд ли хотя бы один из них предполагает, что уже минуту спустя оба они будут думать о том времени, которое упустили в этой растянувшейся в пространстве беседе. Тор не задумывается об этом вовсе. И совершенно не переживает о том, сможет ли пьяный Фандрал добраться домой самостоятельно — за все годы их дружбы тот факт, что новое утро альфа всегда каким-то образом встречает в своей постели, уже является неопровержимой истиной.       Убедившись в том, что его одежда в порядке, Локи вновь поднимает к Тору голову, находит его взгляд своим, неопределимым на эмоции. И говорит:       — В такие моменты Баль всегда так сильно похож на омегу. Даже странно иногда… — пожав плечами вновь, Локи уже уводит свой взгляд в сторону выхода. И даже рот приоткрывает, но Тор не позволяет ему сказать ничего вовсе. Резким — быть может, слишком резким движением, — он хватает омегу за плечо, и тело явно реагирует много быстрее его собственной головы, слишком переполненной осадочным возбуждением и похотью.       — Подожди, что ты сказал?! — Тор вздрагивает, сжимает плечо Локи крепче. И медлит лишь мгновения, достаточно быстро, впрочем, воспоминая о том, что Бальдр действительно не омега. Он бета. Он чертов бета — тот самый, которого пьяный кретин Фандрал прибьёт сразу же, только поняв, что целовался с ним и собирался потрахаться. — Блять!       Успевая заметить только резко вскинувшиеся в испуге глаза Локи, Тор клянётся себе разобраться с этим позже. Разобраться, извиниться, что угодно сделать — позже. Сейчас же он просто срывается с места в ту сторону, куда Баль увёл Фандрала, и разве что на бег не срывается. Локи хватает его за ладонь сам, почти сразу и, кажется, торопится следом. В последнем Тор не уверен, но ему достаточно и того, что никто его не тормозит.       — Что такое? Тор?! — почти поравнявшись с ним уже к концу барной стойки, Локи крепким движением сжимает его ладонь. Только тактильного ответа не получает. Тор делает первые пару шагов внутрь сумеречного коридора, тут же оглядывается. И бросает себе за спину только короткое:       — Фандрал убьёт его! Где туалеты?!       Локи ему так и не отвечает. Он в момент обгоняет его, срывается вперёд и бежит. Тор спешным шагом преследует его в очень большой надежде, что они успеют просто. Лучше бы, конечно, до первого удара, но выбирать уже явно не приходится. Стоит Локи пробежать ещё десяток шагов, как он тут же распахивает приметную, алую дверь, вваливается внутрь, даже не держа ее за собой. Тор перехватывает дверь сам, слыша разъяренное:       — Гребанный ты кусок дерьма! Кто вообще позволил тебе приближаться к альфам, блять?! — голос Фандрала звучит жестко и яростно. Он орет, не скрываясь и не прячась, и, переступив порог, Тор сразу видит его замершим в другом конце туалета, у последних кабинок. На полу перед ним полусидит Бальдр с уже наливающимся синяком на скуле и большими, полными ужаса глазами.       — Не смей трогать его! Не его вина, что ты пытаешься трахнуть все, что двигается! — Локи мелькает где-то впереди быстрой, ловкой тенью и тут же оказывается перед Фандралом. Возвыситься над ним у него не получается, пускай Фандрал его выше разве что на пол десятка сантиметров и Локи выглядит крайне внушительным в собственной ярости. Его лицо искажается гневом, руки сжимаются в кулаки.       Тор только дверь за собой прикрывает. Он оглядывается, не поворачивая головы, замечает одну из дверей кабинок, что висит на нижней петле, явно выломанная альфой. Положение дел ему не нравится чрезвычайно, потому что второго выхода из туалета нет вовсе, а первый и единственный находится за спиной Фандрала. Страха это не вызывает вовсе, лишь мелкое, настойчивое напряжение. Тор делает несколько беззвучных шагов вглубь туалета, рассчитывая на то, что Фандрал ещё не заметил его присутствия. И оказывается у него за спиной как раз вовремя, потому что альфа уже вскидывает ладонь и рычит:       — Ебало завали! Два ублюдка, блять, один уродец, другой выдает себя за омегу, желая поиздеваться на адекватными альфами! Это ваша чертова вина, ясно?! И твоя, и его в особенности! — его туловище подаётся вперёд, пальцы комкаются в кулаке, но рука двинуться так и не успевает. Тор перехватывает его запястье, замечая, как омега, стоящий перед Фандралом, весь подбирается, будто готовится кинуться на него, но замирает в сомнении. Ужаса в его глазах Тор не видит, — тот явно весь ушел Бальдру, пытающемуся на дрожащих руках отползти прочь, ближе к стене, — уже говоря:       — Не смей, — от его голоса Фандрал вздрагивает, тут же пытается дёрнуть рукой, которую Тор уже выкручивает ему за спину. И, конечно же, так просто не дается, сразу же начиная брыкаться в попытке вырваться. Тор только морщится, успевать двинуть головой в сторону, чтобы не получиться чужим затылком по носу. В этот момент свободная его рука ныряет в карман слаксов, выхватывает оттуда ключи. Тор бросает их Локи и почти рявкает: — Ждите в машине.       Локи ловит ключи сразу же, даже не тратя времени на то, чтобы их случайно уронить, а после оборачивается к Бальдру. Он быстро помогает тому подняться, пока сам Тор оттесняет пьяного, бурно матерящегося Фандрала внутрь одной из кабинок. Фан успевает болезненно заехать ему подошвой кроссовка по голени, но стоит только Тору начать задавливать его собственным феромоном, как градус чужого сопротивления тут же снижается.       — Какого черта ты сделал?! — стоит двери в туалет закрыться, как Тор отпускает Фандрала тут же, отступает на несколько шагов назад. Альфа рявкает на него в сумасшедшей, немыслимой ярости, одергивает измявшиеся подкатанные рукава рубашки. О том, чтобы застегнуть ремень собственных брюк, он, кажется, не думает вовсе. Да и вряд ли видит, что тот расстегнут. Тор, впрочем, видит, и его мозг тут же подкидывает ему краткое воспоминание минутной давности — джинсы Бальдра, который пытается отползти к стенке, спущены до колен.       Омерзительно.       — Какого черта ты сделал? — рявкнув в ответ, Тор скалится, оголяет верхние клыки и стискивает руки в кулаки. О том, что Фандрал презирает бет и одну мысль о тех альфах, которые спят с ними, Тор знает уже давно, столько, сколько они вообще, кажется, дружат, но случившаяся только что ситуация вызывается в нем резкое, жесткое разочарование. Не только потому что Фандрал пьян, снова, опять и в очередной раз. Лишь потому что он тот ещё ублюдок, и Тор уже не уверен, что сможет мириться с этим и дальше. Не с насилием на очевидно пустом, не стоящем такой жестокости месте, уж точно. — Ты — гребанная, подзаборная пьянь, Фан. Умойся и протрезвей для начала. Если и после этого не поймёшь, какую хуйню ты только что сделал, то я тебе тут уже не помощник.       Скривившись и даже не скрывая этого, Тор бросает последний взгляд на озлобленного, тяжело дышащего друга, а после разворачивается и просто выходит прочь из туалета. За мгновения до того, как дверь за его спиной окончательно закрывается, он слышит звон стекла вдребезги разбившегося зеркала. ~~~       — Мне уже нужно искать Фандралу ближайший рейс на другой конец света? — убедившись, что других машин рядом нет, Тор неспешными движениями рук выкручивает руль и выезжает из парковочного кармана рядом с домом Бальдра. Локи оборачивается к нему быстрым, напряженным движением. Пару секунд вглядывается в его лицо, прежде чем спросить:       — Что ты имеешь в виду?       Тор ему в ответ лишь хмыкает. Бросает быстрый взгляд на пассажирское сиденье, замечает, как крепко пальцы омеги сплетены друг с другом, и отворачивается назад. Что Локи почти полчаса делал в квартире Бальдра, он не спрашивает. И, впрочем, остаться с бетой не предлагает тоже. Скорее всего они вдвоём уже успели обсудить все это сами. Бальдр скорее всего отказался от любой помощи и просто выставил Локи за дверь, как когда-то давно, почти три месяца назад, сделал и сам Локи. Вместо любых расспросов, Тор вздыхает, приоткрывает пошире водительское окно, чтобы проветрить салон и самому освежиться тоже. За все те полчаса, что он сидел в машине, курил и ждал Локи, остыть, кажется, не получилось вовсе.       — Твои братья. Старшие. Джейн тронул тебя, и они убили его. Фандрал тронул Бальдра… Банальная закономерность, — пожав плечом, Тор легким движением стопы тормозит на светофоре, что зажигается красным. После оборачивается к Локи вновь, только теперь уже к нему всему, а не только к его напряженным рукам. Удивленным его словами Локи не выглядит, несмотря на то, что они не обсуждали прямо, кто именно стал причиной смерти Джейна, и лишь глаза прикрывает тяжелым движением. Его руки поднимаются вверх, ладони медленно, вымученно трут лицо. Лишь после звучит и голос:       — Баль не скажет, — тяжело вздохнув, Локи качает головой, обнимает себя за плечи, укрытые пальто, ладонями. Одно лишь это чужое движение заставляет Тора закрыть окно полностью. Сожаления он не чувствует. — Он… Он знает, что случится, если Тюр с Бюлейстом узнают о случившемся, так что тебе не стоит… Не стоит волноваться. Насчёт Фандрала, я имею в виду.       — Не знаю даже хорошо, что он будет жив и дальше, или нет. Урод, блять, — дернув головой, Тор только губы жёстче поджимает и отворачивается назад в сторону дороги. Светофор менять собственный цвет не торопится так же, как Локи не спешит отворачиваться. Он все смотрит и смотрит на него, будто бы в удивлении даже. Но ничего так и не говорит. Стоит светофору сменить свой цвет, как омега отворачивается к окну.       Сквозь уже уходящий спать город они едут в молчании до самой жилой башни. Тор думает только о том, как сильно ему не хочется сталкиваться с Фандралом в BucharestTowerCentre завтра, послезавтра, а лучше бы и в ближайшую не неделю даже, весь следующий месяц. От того, что он сделал, и от того, что сделать только собирался, Тора почти воротит, вновь и вновь дергает где-то внутри омерзением. И отцовский голос все долбится и долбится в его мыслях, повторяя раз за разом одно и то же.       О защите.       И о том, что насилие в сторону более слабых, в сторону беззащитных — путь к бесчестию для альфы.       Фандрал о таком задумывается вряд ли. Мало того, чем больше лет проходит, тем лучше Тор понимает, что Фандралу задумываться вне стен суда вообще не свойственно. Увольнять его из-за этого инцидента — не рабочего, личного, — он, конечно же, не станет. Но дружба… За всю историю их общения Тор побывал с Фандралом в нескольких десятках переделок. Это были суды, это были драки, да тот же Билли, уже столь лет гниющий в земле — Фандрал был там рядом с ним, стирал кулаки с ним бок о бок. Но ни единого раза Тор не видел, чтобы он кидался на омег или бет. Первых Фандрал любил, боготворил буквально, в ранние свои годы сменяя их чуть ли не каждые две недели. Вторых недолюбливал, сторонился и на самом деле презирал так же, как и альф, которые водили с ними дела романтического характера.       И Фандрал имел на это право, имел право на собственные убеждения и ценности, ровно так же, как сам Тор имел право на то, чтобы выбирать с кем дружить. И он выбирал. Закрывал глаза на алкоголизм, на то, как три или четыре раза в месяц альфа вызванивал его с просьбой отвезти домой, опровергая всю аксиому его способности добираться домой в любом состоянии, на то, как временами занимал денег, потому что собственные пропивал, или терял, или оставлял в стриптиз-клубах. Как последнее вообще было возможно с его зарплатой, Тор понятия не имел, но, впрочем, Фандрал был Фандралом.       И Тор выбирал. Снова, и снова, и снова он выбирал продолжать эту дружбу, которая постепенно становилась по мелкой алкогольной капле тягостнеее. Сегодняшней ночью, впрочем, эта тяжесть стала почти невыносима. Водить дружбу с тем, кто мог позволить себе поднять руку на бету, а после занести ее и над омегой, Тор просто не мог.       Не из страха, что в какой-то момент просто уподобится. Лишь из-за банального омерзения к отсутствию у Фандрала каких-либо моральных ориентиров.       — Тор… — стоит ему только заслышать голос омеги, как он вздрагивает. Следом ему на предплечье опускается чужая ладонь, легким, ненастойчивым прикосновением. Тор быстро моргает тут же, крепче впивается в руль, не сразу вспоминая о том, что они уже приехали и что он уже заглушил двигатель. Сколько времени прошлого с того момента, ему было уже не узнать. Но узнавать и не сильно хотелось. — Если я могу… — поджав губы, Локи чуть хмурится, на его лице появляется сложное выражение. Но Тор, уже обернувшийся к нему, только отрицательно качает головой. И говорит:       — Просто задумался. Пойдём домой, — не собираясь посвящать Локи в собственные мысли, он дожидается, пока его ладонь исчезнет с предплечья, а после выходит из машины. Локи выходит почти сразу тоже, крепким, холодным движением кутается в собственное пальто. В лифте они едут молча тоже, молча же проходят в квартиру. Тор то и дело поджимает губы раздражённым движением, отводит взгляд прочь. Откуда-то из прошлого ему на плечи кидается запоздалое желание Фандралу врезать, но, впрочем, окупиться у него уже не получится.       Как и у самого Тора вряд ли получится успокоиться — так ему кажется, пока он стаскивает в прихожей кеды, стряхивает пальто на крючок. Локи крутится где-то рядом, вешает свое пальто тоже, уже успев разуться. Только его руки оказываются свободны, как ладони сами собой тянутся вверх, с шее, и Тор видит это, переключаясь мгновенно. Он всматривается в каждое мелкое прикосновение кончиками пальцев к светлой коже, вдыхает поглубже. Под носом в издёвке смеется еле заметный аромат кофе, добивая его терпение окончательно.       — Локи, — окликнув омегу, уже почти вышедшего из прихожей в зал, Тор делает пару шагов вперёд. Локи оборачивается к нему с легким вопросом во взгляде, только руки от собственной шеи так и не убирает. Они встречаются взглядами на несколько мгновений. И Тор заочно думает о том, каким твёрдым шагом направится прочь, когда получит отказ. В том, что он получится его, он совершенно не сомневается, но удержаться от того, чтобы произнести: — Могу я… — уже просто не может. Его взгляд соскальзывает к омеге на шею, после на светлое запястье со сползшим куда-то к локтю браслетом. Пальцы Локи мелко вздрагивают почти сразу. Но Тор все же договаривает: — Прикоснуться.       И вопросительная интонация пропадает из его голоса вовсе. А все мысли, душные, омерзительные и тяжелые, о Фандрале сметает прочь. И себе Тор не лжёт — чувствуется это просто отлично.       — Ты хочешь, чтобы я дал тебе потрогать мою шею? — Локи задаёт вопрос чётко и в разы грубее, чем произнёс его сам Тор. И в первую секунду отступает на мелкий шаг назад. Вместо любых дополнительных слов, Тор только кивает, вновь перехватывает его взгляд собственным. В чужих зелёных глазах он видит удивление, легкую нервозность и неопределимый, немой вопрос.       Но животного, дикого ужаса не видит вовсе. ~~~