illegal.

Я просто хочу спрятаться От всего мира, Где всё словно потеряло смысл, Словно я потерял смысл, И просто спокойно сидеть. Но когда ты появляешься рядом и С тёплой улыбкой ты берёшь меня за руку, Всё в порядке Из никого я превращаюсь в кого-то. Я становлюсь особенной версией себя. Ты заставляешь меня чувствовать себя особенным. TWICE — Feel Special

— Чанёль, открой дверь, пожалуйста, — Бэкхён осторожно постучал и тут же приник ухом к деревянной поверхности, прислушиваясь к звукам, издающимся изнутри. — Хён, уйди, пожалуйста, я правда не хочу сейчас ни с кем разговаривать, — прозвучало совсем надрывно и подавлено. Мужчина отпрянул от двери, тяжело вздыхая, а затем сжал ладонь в кулак и, не выдержав, вломился в чужую комнату. — Прости, что я тебя не послушал, но я не могу сидеть спокойно, зная, что ты здесь страдаешь. Чанёль лежал, прижав ноги к груди и обхватив их руками, глаза его были зажмурены, а лицо блестело от слёз. Валявшийся на полу экраном вниз телефон, больше не подавал признаков жизни, видимо, подросток не выдержал и отключил девайс. Открытое окно впустило в комнату прохладный осенний ветер, колыхались бледно-синие занавески. На столе по-прежнему лежала небрежно оставленная Бэкхёном фотография, с тихим стуком поставив на стол кружку, мужчина, убрал фото на место. — Я сделал тебе чай, — не дождавшись ответа, изрёк мужчина, останавливаясь взглядом на счастливом лице племянника с фотографии. — С апельсиновыми корками, как ты любишь. — Спасибо, но я не хочу. Бэкхён покачал головой и подошёл к кровати, укрывая босые ноги Чанёля одеялом, прекрасно зная, как легко тот замерзал. Он даже не переоделся — так и лежал в джинсах и своей любимой чёрной толстовке. Мужчина вздохнул и осторожно присел на край кровати, заставляя младшего ещё сильнее вцепиться руками в свои ноги. — Уходи, пожалуйста, я правда не хочу… — договорить юноша не смог, горячие слёзы потекли по его лицу, и всхлипнув, он вытер их рукавом, зарываясь лицом в подушку. — Чанёль, повернись ко мне, — Бён положил руку на чужое бедро, мягко поглаживая его большим пальцем. Подросток нехотя перевернулся на спину, выпрямляя ноги, которые мужчина после положил к себе на колени. — Вот так. Не плачь, я прошу тебя. — Я просто… мне так обидно, хён, — Чанёль сверлил взглядом потолок, перебирая пальцами шнурки толстовки. — Я ведь ничего плохого не сделал, я всегда старался быть отзывчивым и вежливым, почему они так меня ненавидят? Голос ломался от чувств. Бён отвёл взгляд, чтобы не смущать подростка пристальным вниманием, упираясь взором, словно в возможную надежду на лучшее, насыщенно голубое небо, проглядывающее через приоткрытое окно. На душе у него было беспокойно, чувства метались, как дикий зверь в закрытой клетке, но он старался удерживать самообладание. — Людей раздражает то, чего они не могут понять, — ответил в конце концов Бэкхён, поглаживая через одеяло стопы подростка. — Они не знают, что ты чувствуешь, не знают, что у тебя на уме, но знают, что ты отличаешься. Это пугает их, а лучшая защита, как известно, — это нападение. — И что же мне теперь делать? — Я не знаю, если честно. Ты прекрасно понимаешь, что я сам всё ещё не признался общественности в своей ориентации. Повисла тишина. Подросток напряжённо смотрел на профиль мужчины. Если даже Бэкхён не знает, как решить такую проблему, то чего ждать от него самого? Ещё с детства Чанёль считал, что дяде подвластно практически всё, ведь он с улыбкой преодолевал все невзгоды и без всяких трудностей решал его, тогда ещё совсем несущественные, проблемы, которые самому Чанёлю казались вселенскими дилеммами. Воспоминания об этом вызвали у него лёгкую улыбку, которая тут же померкла, стоило мужчине вновь заговорить. — Ты должен преодолеть это. Твоя ориентация — часть тебя, и ты не должен ее стыдиться, даже если весь мир от тебя отвернулся. Хотя весь мир никогда не сможет от тебя отвернуться, потому что я всегда буду на твоей стороне, — под конец Бэкхён улыбнулся и потянулся вперёд, чтобы взять чужую руку. Большая и тёплая ладонь Чанёля обхватила длинные прохладные пальцы мужчины. Тот неловко покачал головой, показывая, что понимает, о чём говорит дядя, но в глубине души парень всё же чувствовал себя разбитым и бессильным. Он снова посмотрел на потолок, а затем перевёл взгляд на телефон. Возможно, это всё и не стоило его слёз. Сколько бы другие не воротили от него нос, не издевались и не насмехались над ним, у него всё равно было куда вернуться. Он не должен позволять этим людям ущемлять себя, он должен гордиться тем, кем он был. — Я думаю сказать всем, — после паузы заговорил Бэкхён, получив в ответ непонимающий взгляд. — Сказать что? — Что ты мой племянник. Я думаю, так будет лучше. Младший поднялся на предплечьях и кинул на собеседника недоуменный взгляд. — Дурак что ли? — больше ему сказать было и нечего, затея мужчины показалась Чанёлю крайне абсурдной. Столько лет дядя, желая сохранить благополучие их семьи, скрывал от общественности подробности своей семейной жизни, а теперь, когда у подростка начались проблемы, он решил подкинуть дров в огонь? Бэкхён прыснул, а затем с заметным азартом в глазах взглянул на племянника. Теперь, когда он осознавал свои чувства, карьера заметно потеряла свою ценность в его глазах, он был даже готов ею пожертвовать, лишь бы помочь младшему справиться с недоброжелателями, как-никак с его влиянием он мог легко это сделать. — Я хочу, чтобы ты понял одну вещь, Чанёль: ты самое дорогое, что у меня есть. Ни деньги, ни слава, ни другие люди не способны повлиять на моё к тебе отношение, и я готов сделать что угодно, только бы тебе стало легче. Юноша откинулся обратно на подушку, когда в носу защекотало от вновь проступивших на глазах слёз. И почему он так много плакал? Покачав головой, мужчина подвинулся ближе к племяннику и склонился над ним, убирая вбок мешающие отросшие волосы. Несколько секунд неловкого зрительного контакта, и он поцеловал младшего в лоб, секундой позже лицо его окрасила лучезарная улыбка. Пусть Чанёль никогда не разделит его чувств, пусть другие думают, что это мерзко и противоестественно. Бэкхёну было плевать. Он не хотел делить любовь на составляющие, отделять виды любви друг от друга, ставя одни выше других, называя их «неправильными». Неправильной любви не существует — вот, что он заключил. Его сердце было готово разорваться от горя, когда Чанёль был несчастен, но он хотел петь от радости, когда тот был рядом и светился от счастья. Подросток вдохновлял его становиться лучше, он был тем, ради кого Бэкхён без задней мысли пожертвует всем. Разве не это называют любовью? Когда одним своим присутствием в твоей жизни человек делает тебя лучше, когда он мотивирует тебя идти дальше и заставляет каждый день подниматься с постели? — Ничего не бойся, слышишь? — прошептал мужчина, сильнее стискивая чужую ладонь. — Я всегда защищу тебя, чего бы мне это ни стоило. Племянник смотрел на него огромными тёмными глазами, которые от слёз блестели, словно поверхность озера при лунном свете. К горлу Чанёля подступил ком, который он с трудом проглотил. Ощущая такой тёплый и полный любви взгляд, ему больше не хотелось плакать. Так на него ещё никто и никогда не смотрел — с таким всеобъемлющим обожанием и непреклонным желанием защищать. В груди неприятно потянуло, и подросток шумно выдохнул, закрывая глаза и пытаясь успокоить сердце, которое казалось готово было вот-вот выскочить наружу. Бэкхён посмотрел на него немного снисходительно и тихо поднялся с кровати, желая оставить младшего одного на некоторое время, ведь тому нужно было о многом подумать. Принесённый мужчиной чай так и простоял нетронутым весь вечер.

☆☆☆

— Как ты? — обеспокоенно спросил Сехун, встречая друга у ворот школы. Выглядел Чанёль не лучшим образом: глаза опухли от слёз, волосы были растрёпанны, а не уложены по обыкновению, лицо было бледным и покрытым следами от подушки. Даже форма, торчащая из-под пальто, казалась тусклой и мятой, но хуже всего был взгляд — обиженный и тоскливый. Однако, при виде Сехуна брюнет смягчился и даже попытался натянуть на лицо подобие улыбки. — Прости, я опоздал, — пробасил юноша, поправляя сползающую с плеча лямку рюкзака. — Дядя проспал, и я вместе с ним, а позвонить не мог — я предпочитаю не включать сейчас телефон. — Ничего, — блондин отмахнулся, запихивая руки в карманы куртки. — Так как ты? — Как будто по мне прошлось стадо слонов, — усмехнувшись, ответил Чанёль. — Причём и морально, и физически. — Мне жаль, что так получилось, — тихо сказал ему друг, но Пак, нахмурившись, перебил его: — Получилось что? Что я родился геем? — Я не это имел в виду, ты прекрасно это знаешь. Я уже давно знал о твоей ориентации, и если бы для меня это имело хоть какое-то значение, то я бы уже давно перестал с тобой дружить. У тебя целый день впереди, и я бы не советовал кидаться на всех подряд, как обиженное жизнью животное. Чанёль поджал губы, не найдя никакого ответа, потому что вполне ясно осознавал — Сехун был прав, и Пак был безумно ему благодарен за их многолетнюю дружбу. До класса они шли молча, то ли не желая обмусоливать такую провокационную тему, то ли боясь дать сплетникам пищу для рассуждений. Брюнет чувствовал, как на него смотрят и даже слышал презренные брошенные вслед слова, но он шёл вперёд с гордо поднятой головой, зная, что сказать что-то из этого ему в лицо ни у кого не хватит смелости. Всё-таки внушительный рост и развитая мускулатура играли свою роль. Когда он зашёл в класс, все мигом замолкли. Пускай Пак и опоздал, до звонка ещё было время, и учитель не успел придти, поэтому он мог неспешно прошествовать к своему месту, всеми силами пытаясь игнорировать насмешливые взгляды и небрежно брошенные обрывки фраз. С характерным грохотом бросив свой рюкзак на пол, Чанёль отодвинул стул и сел за парту, тут же доставая телефон из кармана брюк. И зачем он только вообще его взял с собой? Включать его и видеть всю направленную на него травлю не было желания, он отбросил смартфон в сторону, складывая руки в замок и закрывая глаза. Класс, который до этого следил за ним неотрывно, вернулся к своим делам, и в помещении снова поднялся привычный гул, пока учитель не вошёл в класс, хлопнув дверью. — Доброе утро, — бросил мужчина, доставая из футляра очки и надевая их, чтобы после внимательно рассмотреть присутствующих. — Начнём, как всегда, с домашнего задания. Ким Чондэ, к доске. Чондэ тихо проворчал себе что-то под нос и поднялся из-за стола, подхватывая учебник, привычным пружинистым шагом направляясь к доске. Чанёль проследил его фигуру тёплым взглядом, внутренне благодаря этого парнишку за то, что тот днём ранее оказал Паку максимальную моральную поддержку.

FLASHBACK

— Ты уверен, что я реально могу остаться у тебя ночевать? — в очередной раз поинтересовался Чанёль, неловко пряча нос в складках объёмного шарфа. — Я уже тысячу раз сказал, что всё в порядке, — Ким покачал головой, подталкивая Пака в спину, чтобы тот шёл увереннее. — Я бы не стал тебе предлагать, если бы мне было неудобно. — Просто мне кажется, что это как-то неправильно… — снова начал брюнет, но собеседник его обогнал и, идя вперёд спиной, продолжил разговор. — Ты сам сказал, что не хочешь возвращаться домой, потому что поссорился с дядей. Я, как хороший друг, предлагаю тебе убежище, а ты даёшь заднюю! — Чондэ забавно возмущался в своей привычной манере, говорил громким тоном и растягивал гласные, размахивая в воздухе своим небольшими руками. Чанёля это забавило, и он только прятал улыбку в ткани шарфа, боясь обидеть приятеля своим смехом. Внезапно Чондэ остановился, из-за чего Пак чуть в него не врезался, и достал из кармана куртки телефон. На экране горело несколько оповещений: одно из личных сообщений и множество из беседы класса в kakaotalk. Ким провёл пальцем по экрану, желая узнать, в чём причина столь бурного обсуждения, однако лучше бы он этого не делал. Фотографии, где Чанёля прижимал к капоту машины его бывший парень были ужасного качества, но ошибки здесь быть не могло. Это был Чанёль, и все его одноклассники видели, как он целовался с парнем. Пак, заметив беспокойство на лице друга, подошёл и заглянул в экран телефона, не ожидая увидеть, как множество его сверстников, которых он считал хорошими приятелями, теперь насмехались над ним и поливали его грязью. Он отшатнулся и испуганно посмотрел на Чондэ, который, пусть и знал о его ориентации, наверняка невольно испытал отвращение, увидев эти фотографии. Однако тот ничего не сказал. Только подошёл и аккуратным движением стёр слёзы с лица Пака, который и не заметил, что от шока начал плакать. — Чего ревёшь? — спросил он, поправляя чужой шарф. Чанёль помотал головой, не зная, что ответить, он ведь и сам не понимал причину своих слёз. — Забудь обо всём, что ты видел. Их реакция всё равно ничего не стоит. Заторможенно кивнув, Чанёль засунул руку в карман пальто, доставая телефон. Подросток удивлённо охнул, увидев сменяющие друг друга оповещения о сообщениях. — Хватит, Чан, — Чондэ отобрал у него телефон, — тебе это не нужно. Я не знаю, что делать, но завтра вся школа будет стоять на ушах из-за этой новости. Тебе лучше подумать над тем, что ты будешь с этим делать. — Я понимаю, но… откуда взялись эти фотографии? Меня и из школы могут выгнать, если директор узнает, — брюнет испуганно посмотрел на одноклассника, и тот покачал головой, удивляясь его глупости. — За что тебя должны выгнать? Если директор вдруг решит, что он может так поступать со студентами, то мы его засудим за нарушение твоих прав, — он сжал одну руку в кулак, другой стискивая металлический корпус чанёлевского телефона. — Не дрейфь, мы сейчас придём домой и что-нибудь придумаем. — Я… нет, я вернусь к дяде, — Чондэ посмотрел на него с недоумением, сменившимся хмурым выражением лица. — Он точно что-нибудь придумает, Дэ. — Хорошо, иди, — по-прежнему не доверяя, ответил Ким. Он понимал, что в такой ситуации отпускать друга одного весьма опрометчиво, тот сдуру может и руки на себя наложить. — Я провожу тебя. Не хочу, чтобы ты был один.

END OF FLASHBACK

«Не хочу, чтобы ты был один», — эхом раздалось в голове Чанёля. Он кивнул сам себе, понимая, что пока у него есть друзья и дядя, ему не о чём переживать. Пусть хоть весь мир знает о том, что ему нравятся парни, для него это больше не будет иметь никакого значения. — Земля вызывает Пак Чанёля, — шутливо сказал учитель, стоя возле парты Чанёля, — мистер Пак, Вы сегодня собираетесь учиться или так и будете витать в облаках? — Я… не… простите, учитель, — юноша тут же подорвался с места и поклонился, сцепляя за спиной мигом вспотевшие руки. — Я просто задумался. — И о чём же? — О заднице Чондэ, наверное, — раздалось шутливое, и класс разразился смехом, тут же стихая под разъярённым взглядом учителя. — Так о чём Вы думали, мистер Пак? — спросил учитель, поправляя съехавшие на переносице очки. — О том, что если студент Им не перестанет отпускать глупые шутки о моей ориентации, то я непременно сломаю ему нос, — спокойно ответил Чанёль, сталкиваясь взглядом с вышеупомянутым учеником. Тот побледнел и отвернулся, всем видом показывая, что ранее сказанные слова не принадлежали ему, но все прекрасно знали, что он лгал. — Надеюсь, Вы понимаете, что насилие в стенах этой школы неприемлемо, да и неприемлемо в принципе. — У Чанёля довольно странные предпочтения, так что может ему и насилие нравится, — послышалось уже с другой стороны, и Чанёль стиснул зубы, боясь сорваться на нецензурную лексику в присутствии учителя. — Я бы попросил Вас, студент Ли, и студента Има заодно оставить свои остроумные комментарии при себе, иначе свою клоунаду вы продолжите в кабинете директора, ибо вы срываете мне урок. Что касается Чанёля, он может сесть. Возвращаемся к теме урока. Чанёль сел и вцепился рукой в карандаш, грозясь сломать его пополам, но остаток урока прошёл без происшествий. Он блуждал в своих мыслях, абсолютно игнорируя и лёгкие шёпотки за спиной и изображённый на доске труд его одноклассников. Голова гудела от напряжённых размышлений. Ему стоило бы быть осторожнее, в противном случае столкновения с директором было не избежать, а он продолжал поддаваться на провокации и вести себя как неандерталец без мозгов. Идиот. Звонок прозвенел, и классную комнату напомнил шум от переговоров, но он быстро стих, унося спешащих по своим делам учеников. Чанёль неспешно собирал со стола свои принадлежности, когда учитель попросил его задержаться. — Мне придётся доложить директору о случившемся, — нехотя сказал мужчина, снимая очки и зажимая пальцами переносицу. — Я бы не хотел этого делать, но Ваше присутствие нарушает дисциплину. Студент Им посматривал на Вас весь урок, и я боюсь, что проигнорировать Вашу угрозу не получится. — Думаю, в этом нет необходимости, — послышалось со стороны дверного проёма, и школьник удивился, увидев в нём своего дядю. — Я уже поговорил с директором и решил в отношении Чанёля все вопросы. — Прошу прощения? — мужчина снова надел очки, вглядываясь в лицо прервавшего их с учеником беседу незнакомца. — С кем имею честь разговаривать? — Бён Бэкхён, опекун Чанёля, — шатен подошёл к учителю и протянул ему руку для рукопожатия, они, поклонившись, поприветствовали друг друга. — Понимаете, учитель, мой подопечный оказался в весьма непростой ситуации... Дальнейшего разговора Чанёль не слышал. Он пялился на дядю, и звук их с учителем разговора раздавался словно из-под толщи воды. Так значит, дядя не шутил, когда сказал, что раскроет секрет их родства. Подросток внезапно покраснел, понимая, что из-за переживаний о нём Бэкхён ушёл с работы, чтобы появиться в школе и уладить все возникающие проблемы. Сегодня он казался подростку как никогда решительным — его осанка, серьёзное лицо, сложенные в замок руки и ровный тон голоса, которым тот по обыкновению говорил с коллегами по телефону, раздавая указания. И снова то чувство покоя и безопасности, которое мужчина неизменно приносил за собой, окутывая им племянника, как родители детей одеялом перед сном. Плотно и надёжно, чтобы ни одна тревожная мысль не смела проскользнуть даже тенью. — Я бы хотел, чтобы Вы присмотрели за ним, — улыбнувшись, сказал Бэкхён, потрепав племянника по плечу. — Из-за работы у меня совсем нет времени им заниматься, и я беспокоюсь о его состоянии. Особенно сейчас. — Я, наверное, лезу не в своё дело, — начал педагог, скептическим взглядом окидывая обоих, — но вас не смущает, что он такой ориентации? — А почему меня это должно смущать? — сложив руки на груди, ответил вопросом на вопрос опекун. — Он вправе любить, кого хочет, и никто не смеет его за это осуждать. — Вы женаты? — прищурившись, поинтересовался учитель, но Бэкхён только рассмеялся, услышав этот вопрос. — Боитесь, что я сам гей и к тому же воспитал гея? — усмешка застыла на его губах, и он запихнул руки в карманы, покачивая головой. — Нет, я не женат и жениться не планирую. Однако спешу вам сообщить, что Чанёль одет, обут, сыт и ни в чём не нуждается. За те десять лет, что я занимаюсь его воспитанием, ни у кого ещё не было поводов жаловаться. Остальное оставляю на волю Вашей фантазии. — Простите, если я Вас оскорбил… — Не стоит извиняться, учитель, — перебил мужчину Чанёль. — Вы вправе иметь своё собственное видение ситуации, но я заверяю Вас в том, что моя ориентация никак не связана с личной жизнью моего дяди. — подросток сделал небольшую паузу. — А теперь позвольте нам идти. В коридоре было совсем тихо, потому как звонок на занятия прозвенел, и проходы уже успели опустеть, оставляя за собой лишь оглушающую тишину. — Зачем ты пришёл? Разве у тебя нет работы? — спросил брюнет, смотря на дядю сверху вниз. — Разговаривал с твоим директором. — О чём? — О том, что если я узнаю, что кто-то в этой школе смеет испортить тебе настроение, то я добьюсь того, чтобы её закрыли, — Бэкхён был непоколебим. У Чанёля невольно пробежали по спине мурашки от такого удивительного контраста между дядей, который вчера ласковым голосом утешал его и целовал в лоб, и тем мужчиной, что стоял перед ним сейчас, запихнув руки в карманы. — Тебе не стоило срываться с работы из-за этого, — покачал головой младший, неловко теребя пальцами лямку рюкзака. — Я бы и сам справился. — Разве я в первый раз сбегаю с работы, потому что у тебя проблемы? — усмехнувшись, спросил Бэкхён, и Чанёль виновато опустил голову. — Перестань. Я уже говорил тебе: ни одна работа не стоит твоих переживаний. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты был счастлив, и я приложу все усилия, чтобы это осуществить. У Чанёля на душе потеплело. Он смущённо улыбнулся, неловко почёсывая затылок. Наверное, им с дядей стоило всё-таки поговорить о том, что тот собирался сделать, а именно — сказать всем об их родственной связи. Подростку казалось, что он не был к этому готов. С него хватит раскрытия информации на данном этапе. Достаточно того, что на него косятся в коридорах и отпускают «уморительные» шутки о его ориентации. — Не говори больше никому, — начал он, отводя взгляд в сторону, хотя мужчина по-прежнему смотрел на него очень внимательно. — Ну… о том, что мы родственники… — Почему? — нахмурившись, спросил Бэкхён. Его стремление сказать правду не более, чем попытка защитить Чанёля и сделать его жизнь чуточку, но лучше. Он и так слишком много косячил в отношении младшего и теперь не мог позволить себе больших ошибок. — Мне не нужно это лишнее внимание, — скривившись, ответил подросток. — Хватает того, что обо мне теперь и так много говорят. Хватит. Мужчина закусил губу, стискивая руки в кулаки в карманах. Отчасти, может быть, Чанёль и был прав, но ему хотелось сделать хоть что-нибудь хорошее в его отношении. Ведь сейчас, когда мужчина чувствовал как никогда острую необходимость осчастливить племянника, он был беспомощен, ему было нечем крыть. — Я подумаю, хорошо? — сказал он, протягивая Чанёлю руку, тут же захватывая своими тонкими пальцами чужие массивные. — Не будем делать поспешных решений. — Прости меня, — сказал подросток, смотря на их сцепленные руки стеклянным взглядом. — Я действительно доставляю тебе много проблем. — Дурак, — усмехнулся Бэкхён, поглаживая большим пальцем чужую кожу. — Это мой долг — быть с тобой рядом и разрешать твои заморочки. — Ты не должен… — вяло начал юноша, пытаясь разорвать рукопожатие, чувствуя себя некомфортно под пристальным взглядом мужчины. — Но я хочу, — перебил его дядя, стискивая сильнее чужую руку, чтобы после её отпустить. — Ты правда дорог мне, Чанёль. Запомни это. Младший неуверенно поднял на него глаза и мягко улыбнулся, кивая. В животе всё невольно скрутилось от того, с какой теплотой на него посмотрел Бэкхён. Тот подошёл ближе к племяннику и взъерошил его темные волосы, ещё шире улыбаясь, когда Чанёль в конце концов смущённо выпалил: — Ты тоже дорог мне, хён. Они редко позволяли себе говорить о своих чувствах. Обычно молча заботились. Их действия всегда говорили громче слов, но сейчас каждый осознавал: говорить вслух о том, что творится на душе — приятно. И, возможно, именно эти ощущения ведут к лучшим изменениям в их отношениях. — Я поеду на работу, ладно? — сказал Бэкхён, отходя на несколько шагов назад. — А ты возвращайся на занятия и обязательно звони, если тебя кто-нибудь обидит. — Хён, я сам могу за себя постоять, — фыркнув, сложил руки на груди Чанёль. Старший уверенно кивнул, но улыбка с его лица так и не исчезла, что говорило о том, что серьёзно слова племянника он вряд ли воспринимает. — Ты мне не веришь! — До вечера, Ёль, — позабавившись надутым видом подростка, попрощался мужчина, а затем развернулся и быстрым шагом скрылся за поворотом коридора. Ещё несколько секунд Чанёль стоял, как вкопанный, проигрывая у себя в голове детали их разговора и смотря на ладонь, которая ещё помнила теплоту дядиного прикосновения. А затем помотал головой и неуверенной походкой двинулся в направлении кабинета химии, пытаясь морально подготовить себя к тому, что в себе таит остаток его сумасшедшего дня. Однако что бы там ни было, он был готов преодолеть всё, ведь знал, что его поддержат дорогие ему люди.