Не с чистого листа

Маэдрос, в поисках уединения, до рассвета покинул лагерь, сделав вид, что проверяет периметр. Казалось, Арагорн понял его желание побыть одному — не стал настаивать на его немедленном возвращении. А причины его желания уединиться были просты и, как всё и всегда, сводились к Фингону. Прошлой ночью его посетили очень тревожные сны — ему снилось, что их связь была прервана. И сон был настолько ярким, что Маэдрос помнил каждое слово из тех, какими они обменялись… не столько слова, сколько мысли, но Маэдросу всё равно они запомнились очень отчётливо. — Я боюсь, что если ты оставишь меня сейчас, то уже никогда не вернёшься, — сказал Фингон, и тон его был сдержан как никогда. Маэдрос чуть не потянулся к нему всей своей фэа, чтобы утешить. — Я никогда тебя не оставлю в своём сердце! — Знаю. Но не о твоём сердце я беспокоюсь. Маэдрос отшатнулся. — Я никогда не хотел причинить тебе боль, ты же знаешь! Фингон придвинулся ближе, сокращая расстояние между ними. — Знаю, Нельо, уверяю тебя. Но не верю, что смогу перенести то, что ты опять бросишь меня. — Тогда повезло, что на этот раз уходишь ты, — съязвил тот Маэдрос из сна. Это так разительно отличалось от того, что чувствовал Маэдрос настоящий, что он резко проснулся. Он бы никогда не сказал подобного Фингону! А Фингон никогда бы не оставил его по собственной воле! Именно Маэдрос уехал сначала в Форменос, потом в Белерианд, а потом и в Химринг. Именно Маэдрос пошёл дальше после того, как Фингон умер. И стал жить без Фингона… — Финьо, что, во имя Арды, всё это значит?! — вопросил Маэдрос у пустоты. Уж вряд ли Фингон мог ответить ему — тот был так далеко. И теперь, в девяти днях пути от королевства Галадриэль, связь их казалась почти сном. Она была, конечно же, но Маэдросу казалось, что то волшебство, которое ему требовалось, чтобы каждый день посылать даже всего лишь одно-единственное чувство Фингону, его убивает. Бедный Фингон, на дальних берегах, наверное, задавался вопросом, почему же Маэдрос уходит от него… Что ж, во всяком случае, тот наверно не одинок там, где он есть. Из разговоров с Галадриэль Маэдрос сделал вывод, что возродился Финрод, а раз уж оба они снова живы, как и Глорфиндель, ещё один вернувшийся из Чертогов, казалось вполне вероятным, что вернулся к жизни и Тургон. Маэдрос не надеялся на тот же исход для своих братьев, но Фингон не особенно-то интересовался компанией сыновей Феанора, за исключением Маэдроса и изредка Маглора. А если жив его брат, то Фингон способен как-то жить дальше, даже если не может разделить свою жизнь с Маэдросом. Маэдрос надеялся, что тот счастлив. Фингон заслуживал счастья. И, как в последние дни уже вошло у Маэдроса в привычку, он провел серию упражнений с безымянным мечом Финрода в левой руке и кинжалом Боромира в правой. Боромир дал ему шуточное имя «Приемлемый» в насмешку над слишком уж высокими стандартами Маэдроса в области кузнечного дела. А упражняясь, Маэдрос размышлял. У меча должно было быть имя, но наверняка не было. Куруфин и сыну собственному имя еле сумел дать, а уж в Белерианде выковал не меньше дюжины мечей. Вот Финрод дал бы ему имя, лишь только взяв в руки… а раз так, долг имянаречения лежит на Маэдросе. Он никогда не любил давать имена своему оружию, да и в жизни своей, вторая половина которой прошла в злодеяниях, не очень-то в этом и нуждался. Но герои всегда давали оружию имена, а раз уж Маэдрос собирался теперь быть героем, нужно действовать подобно им. Пожалуй, оно должно быть на квэнья как дань традиции, но кроме этого, ничего в голову ему не пришло. Что-то внутри подзуживало назвать меч «Гэлон», и он даже уже стал было так о нём думать — это имя уж точно мечу подходило больше, чем ему самому. Но для меча оно было ужасным, к тому же, на синдарине. Что ж, всегда можно остановиться на чём-то вроде «Сотрясатель земли» или «Разрушитель сердец» — и тогда к нему никто не отнесётся всерьёз. Впрочем, может, это не такая уж и плохая идея… Маэдрос закончил упражняться и вернулся к остальным, обнаружив их посреди всё того же спора, что они вели уже неделю с лишним. Идти на юг в Гондор или продолжить плыть на лодках? Боромир, как всегда, был за Гондор, а Арагорн, тоже как всегда — за лодки. Невзирая на близость с Боромиром, Маэдрос знал, у кого в отряде здравого смысла больше, чем у остальных, и это точно был не Боромир. — Боромир, тебе требуется напомнить, кто тут у нас главный? — едко вклинился Маэдрос в беседу. Он вошёл в круг беседы из-за спины Фродо и успел поймать благодарный взгляд Арагорна. Боромир, несмотря на ярую приверженность мысли, что всем нужно идти в Гондор, бросать вызов Маэдросу не стал. Он понимал, что для резких слов у Маэдроса причины веские. Арагорн и Леголас отправились искать путь, по которому можно было бы провести лодки через пороги. Их не было часа три или около того. Первый час Маэдрос с Боромиром провели в поединке на мечах, показывая хоббитам кое-какие смертельные приёмчики. Гимли все три часа бездельничал и развлекал себя тем, что наблюдал за их занятиями. Из четверых хоббитов Фродо меньше всех дёргался, когда брал в руки клинок, а Сэм, напротив, боялся меча больше всех. Именно их и учил Маэдрос, а Мерри с Пиппином взял на себя Боромир. Маэдрос начал с того, что делал, обучая других, всегда — выяснил, что они уже умеют и знают. Оба не один месяц были в дороге и выжили не только благодаря счастливому случаю, как заявил Сэм. Нет, никого из них нельзя было назвать везунчиком. — Всё это подводит нас к вопросу, — подытожил Маэдрос, — каковы же ваши преимущества в битве? Хоббиты обменялись растерянными взглядами. — Скорость? — наугад высказал догадку Фродо. — Хороший ответ. Да, скорость всегда даёт в схватке фору. В состязаниях по бегу эльфа вам не победить, но, думаю, вы опередите Гимли или Боромира, уж в их-то броне. Но самое главное ваше преимущество, только не обижайтесь, — то, что вы очень малы. Незаметность, скрытность, хитрость — что ж, никто не назовёт эти черты достойными героя, но лучше быть живым пройдохой, чем мёртвым героем, особенно в таком путешествии, что вам предстоит. Они долго молчали в ответ, а затем заговорил Сэм. — Думаю, ты мне нравишься. — Вот и чудно, а теперь давайте я покажу вам пару приёмов, — усмехнулся Маэдрос. К тому времени, как вернулись Леголас с Арагорном, все оставшиеся уже разлеглись на земле. Маэдрос пытался обсуждать с Гимли кузнечные техники нолдор, но на деле отдыхал в полудрёме, склонив голову на подушку из мха, пока Гимли изучал меч Финрода. Арагорн одарил их недовольным взглядом, а вот Леголаса, казалось, это позабавило. Они как раз нашли путь, по которому раньше шли торговые суда, так что теперь лодки требовалось отнести посуху к нему поближе. И те члены братства, кто не был эльфами, поразились тому, насколько лёгкими лодки оказались. Именно благодаря их весу задача перетащить лодки, которая казалась невозможной, стала выполнимой. Правда, к тому времени, как они вновь спустили их на воду, Арагорн и Боромир уже обливались потом, и даже Маэдрос вынужден был признать, что устал. — Ну вот, мы и на месте, да только тут нам и придётся остаться на ночь, — мрачно произнёс Боромир. И он был прав: уже было поздно, солнце клонилось к закату, и ни у кого не осталось сил, чтобы двигаться дальше. Они разместили поклажу, и Арагорн изложил всем план. Они останутся тут на ночь и будут дежурить по очереди. По двое, три часа сна и час дозора. Маэдросу достался ночной дозор с Фродо, и вот у них завязался тихий разговор, который помогал не уснуть. — Стало быть, как сказала Галадриэль, ты видел весь этот ужас вокруг Сильмариллов? — устав рассказывать про своих предков, спросил Фродо. Фродо, к слову, оказался ещё одним приёмышем на памяти Маэдроса, как и Элронд, но, похоже, сейчас такие истории случались реже, чем бывало в Белерианде. Конечно, скорее всего, по причинам вполне благовидным: в эти дни меньше погибало родителей. — Видел. Но что меня удивляет, так это то, что ты знаешь о подобных вещах. Боромир вот и представления не имеет. Фродо спокойно пожал плечами. — Бильбо рассказал мне много об эльфийской истории и культуре. Я могу говорить на вашем языке и писать рунами Феанора. — На тенгваре, а не рунах Феанора, — не удержавшись, поправил его Маэдрос. — Что, прости? — Так назвал их Феанор, — пояснил Маэдрос. — Честно говоря, я удивлён, что его работе всё ещё доверяют и дают признание, после всего, что было сотворено по его воле. Хотя, знаешь, неверное название его изобретения сильно его оскорбило бы. Разговор плавно перешёл к теме эльфийских языков. Фродо вполне сносно говорил на синдарине и хорошо на нём писал. Но что Маэдроса поразило, так это то, что тот даже немного писал на квэнья. Всё дело в истории, объяснил Фродо. Похоже, квэнья свёлся исключительно к письменности — в Средиземье, во всяком случае. Маэдрос пожалел тех синдар, которые уплыли на запад в поисках земли, где квэнья всё ещё оставался основным языком. Они поговорили о разнице между произношением Феанора и более традиционным выговором потомков Нолофинвэ и Арафинвэ, о запрете Тингола, о том, как синдарин стал преобладать среди языков, о различиях и сходствах трёх эльфийских наречий. Маэдрос чувствовал себя так, будто вернулся на много лет назад и разговаривает с отцом, что показалось ему забавным. Когда в дозоре их сменили Мерри с Леголасом, Маэдрос обнаружил, что никак не может уснуть. Тогда он какое-то время потыкался в щиты Маглора — за пределами магии Лотлориэна это давалось ему легче, чем общение с Фингоном. Щиты были очень твёрдыми и гладкими и чем-то напомнили Маэдросу яичную скорлупу. Сил Маэдроса не хватило бы, чтобы проникнуть сквозь них, но в их выстраивании Маглор допустил те же ошибки, что и всегда. Прошедшие пара тысяч лет не научили его защите внутри щитов, так что если Маэдрос всё-таки его найдёт, похоже, реакция Маглора будет такой сильной, что защита может и сломаться. Вот в этом они с Маглором больше всего и отличались. Маглор отлично понимал, как защищаться от других, а Маэдрос — как защищать других от себя. А может, это лишь отражение их собственных страхов. После всего содеянного с ним самим, Маэдрос так боялся причинить вред другим… Когда наконец к нему пришёл сон, ему приснился отец. Они, в темноте, шли куда-то вместе, но, казалось, Феанор светится изнутри, так ярко, будто Сильмарилл, и Маэдросу приходилось щуриться, чтобы смотреть на него. — Если бы я мог нести за тебя это бремя… — Ты бы это сделал, знаю. И для тебя это было бы не так трудно. Вот почему это моя ноша, а не твоя. Они остановились, и Феанор одарил его грустной улыбкой. — И то, что ты всё равно выбираешь нести его, и демонстрирует, что ты способен его вынести. Нам с твоей матерью следовало назвать тебя не прекрасным, а храбрым. Маэдрос в своём сне рассмеялся. — Последнее, что мне нужно — новое эпессе! «Маэдрос» меня вполне устраивает. Кроме того, что нам с Фингоном тогда делать, раз у нас будет одно и то же имя? В браке такое очень, знаешь ли, неловко. Подобная шутка прямо в беседе с отцом показалась Маэдросу столь поразительной, что он тут же проснулся. В снах, которые приходили к нему с момента возрождения, он никогда не мог контролировать, что говорит, будто читал заранее написанную речь. Но обычно то были слова, которые он и так вполне мог бы сказать… кроме двух последних ночей. Жестокость к Фингону прошлой ночью и эта бунтарская шутка насчёт брака его встревожили. Ибо хотя они не были прошлым Маэдроса и не были его настоящим, он всё больше и больше боялся, как бы они не оказались будущим — будущее, в котором он может шутить, болтая с отцом, но может быть недобр с Фингоном, будущим для него быть не могло. И именно в погоне за познанием будущего Маэдрос и решил провести то время, пока они плыли. Он пытался воззвать к заклинанию, вложенному в меч. Галадриэль оказалась права, когда говорила, что оно плохо сплетено, и это Маэдроса не удивило. Если, капая кровью на лезвие, он ничего не делал или думал о Маглоре, приходило то же видение, что и прежде. Мысли о Келегорме и Куруфине не вызвали ничего, а о Карантире — пробуждали его образ: он будто находился в комнате чьего-то дома и повторял: «Обещай мне, обещай же». С кем он говорил, видно не было, как и того, кто стоял перед Маглором. Амрас в видении Маэдроса танцевал под незнакомую музыку, а Амрод играл с Финродом в кости, что было совершенно на него не похоже. Казалось, в этих видениях нет никакой логики, но, по словам Галадриэль, это было будущим. Точнее, «особенными» моментами будущего. Может, они и имели огромное значение, но Маэдрос подумал, что, скорее, это всё о том, что провидцу хотелось бы видеть самому… Маэдрос хотел видеть Амрода и Амраса живыми и счастливыми. Хотел даже больше, чем он думал, как оказалось. Пусть своего будущего он не прозрел, такие видения всё равно принесли ему утешение. Боромира, похоже, немало тревожило то, что Маэдрос капал кровью, капля за каплей, на свой клинок. Но ещё сильнее его тревожило то, что было на уме у него самого. И они плыли молча, а течение становилось всё быстрее и быстрее. Маэдрос же был слишком озабочен мыслями о собственном будущем, чтобы думать о Боромире. А затем они достигли врат Аргонат, и всех охватил восхищённый трепет. Статуи были грандиозны, пусть время их и не пощадило. — Исилдур и Анарион, — пробормотал Боромир Маэдросу, кивнув на одну, а потом на другую. — После падения Нуменора они основали Гондор. А потом их отец погиб, и Исилдур покинул Гондор и стал королём Арнора, оставив Гондор роду Анариона. Лица статуй были стёрты годами палящего солнца, дождей, непогоды. Но, вопреки всему, они так и стояли. Отряд проплыл между ними, и Арагорн склонил в почтении голову, а за ним — и остальные члены братства. Маэдрос не в силах был отвести от статуй взгляд, но успел прошептать что-то вроде благодарности Ауле за столь прекрасное дело рук людей, ведь наверняка тот наблюдал за его сотворением. Простая вежливость, не более того. Маэдрос отметил бы так же любой чужой труд, столь выдающийся, как этот… если только его создали не руки проклятых. Ауле ему не ответил, но Валар делали это редко. Не то что во времена юности Маэдроса — тогда сам Манвэ мог вмешаться в судьбы двух перепуганных обречённых нолдор в обстоятельствах, несущих смерть. Арагорн медленно поднял голову и сел прямо. Он выглядел так, что весь мир увидел бы его воинскую силу и королевское достоинство. Маэдрос бы многое отдал за то, чтобы узнать, от кого же ведёт род такой человек, в котором была и эльфийская грация, и мудрость, свойственная куда более зрелым годам, чем те, что можно было дать ему на вид. Качества мужа, которому Галадриэль готова была позволить ухаживать за своей внучкой. Он пошевелился, будто готовясь произнести торжественную речь, но вместо того повернулся, посмотрел на Маэдроса и тихонько пробормотал Фродо и Сэму: — Хотел бы я, чтобы сейчас с нами был Гэндальф… Река в этом месте разливалась в озеро, со всех сторон окружённое холмами. За исключением короткого привала для обеда, после происшествия с лучниками они плыли до заката и теперь расположились у подножия одного из холмов вокруг озера, чтобы отдохнуть. И всё ближе и ближе они были к расставанию. Боромир уйдёт на юг в Гондор, а Маэдрос, с тяжёлым сердцем, отпустит его туда в одиночку. Он знал, другу нужен совет, и, более того, Гондору нужна помощь, но выбора у него не было. Если дойдёт до самого худшего, Маэдрос хотя бы сможет отвлекать Саурона столько, сколько будет нужно, чтобы Фродо смог выжить. Он единственный из оставшихся в Средиземье эльфов, у кого на это достаточно силы. За исключением Маглора, у которого для такой задачи магического мастерства было больше. Маэдрос рассудил, что если Финрод с таким справился и, по мнению тех, кто мог судить, почти одолел Саурона, то он сам, выживший после пыток Моргота и Саурона, может по крайней мере потянуть время и отнять у врага силы. Кроме того, у Саурона больше не было тела, он ослаб, а, значит, Маэдрос сможет ещё и чуть больше. В эту ночь Маэдросу ничего не приснилось, и это принесло ему облегчение и позволило отдохнуть. Первый ночной дозор у него был в паре с Гимли, а последний — с Пиппином. Они мало говорили, в основном, обсуждая всякие бытовые вопросы вроде поддержания костра, и нужно ли будить всех остальных, когда наконец рассветёт. Каждый обдумывал то решение, которое ему предстояло принять, и никто не хотел это обсуждать. Утром после завтрака Арагорн всех созвал, и вот они собрались в круг — кто стоял, кто сидел — и смотрели друг на друга. Сам Маэдрос сидел, прислонившись спиной к дереву. Он знал, что если встанет, то тем самым заявит, будто у него есть право быть сейчас главным — а право это принадлежало Арагорну. И вот тот очень убедительно говорил о выборе, словами, с которыми все из них не могли не согласиться. В Гондор — или прямиком в Мордор? Так просто, в конце-то концов… Но никто не знал, какой же выбор верный. Поэтому в итоге они возложили выбор на Фродо. В конце концов, он несёт Кольцо, и куда пойдёт он, туда и все обязаны по долгу чести следовать, кроме Боромира. — Знаю, нам нужно спешить, — медленно проговорил Фродо, — но всё равно я не могу решиться. Ноша моя тяжела. Дайте мне ещё час, и я скажу. И оставьте меня одного! Так они и сделали. Фродо ушёл — недалеко, как он всех уверил, так что Леголас и Маэдрос смогут услышать его, если он позовёт на помощь. И Боромир попросил об уединении, за что вряд ли можно было его осудить. Ведь о его судьбе они размышляли, его народу требовалась помощь. Первые полчаса каждый провёл в собственных раздумьях. Маэдрос тренировался с мечом и кинжалом, затем устроил поединок с Гимли. Меч его слегка светился, но на той стороне озера были орки. Возможно, те же самые, что стреляли в них пару дней назад. Он не терял бдительности и напоминал о них остальным. Но, казалось, орки не приближаются, так что в том, чтобы позволить Фродо немного уединения, не было вреда. — Думаю, он спорит сам с собой, какой путь более безнадёжен, — сказал им Арагорн. Вторую половину того времени, что выпросил себе Фродо, они сидели все вместе и обсуждали всё ту же самую тему. — Ну конечно, — ровно ответил Маэдрос. — Это трудный выбор для всех нас, но более всего — для Фродо, чей выбор предопределит все наши дальнейшие действия. — Нужно вернуть его и проголосовать, — пробормотал Леголас. — Я — за Минас-Тирит. — И я, — откликнулся Гимли. Маэдрос покачал головой. — И если Фродо отправится туда, мы потеряем шанс уничтожить Кольцо. Такую силу контролировать невозможно, только не детям Эру. Вспомните путь разрушения, который пробудили Сильмариллы, даже извлечённые из короны Моргота. — То были сыны Феанора, — прошептал Леголас, скорее, себе, чем Маэдросу. — И в конце всего они разрушили самоё себя. Если мы отнесём Кольцо в Гондор, это принесёт лишь горе. Арагорн вздохнул. — Выбирай я, то назначил бы ему троих спутников, а остальных отправил в Гондор. Конечно, Сэма. А ещё Гимли и себя самого. А может, Гэлона или Леголаса, если кто-то из вас считает своим долгом продолжить путь. Во всяком случае, Мерри и Пиппина я отослал бы в Гондор. Пиппин открыл было рот, протестуя, но Маэдрос перебил его. — Разумный план! Небольшой отряд всегда лучше справляется с тайными миссиями. Пятеро куда лучше девятерых. — Полагаешь, для Фродо так безопаснее? Маэдрос пожал плечами и бросил взгляд на Арагорна. И они продолжили разговор, так и не придя ни к какому решению, кроме того, что любое решение трудно. Наконец Арагорн предложил позвать Фродо, чтобы узнать, что тот решил. — Я приведу его, — сказал Маэдрос, — и Боромира тоже. Ему нужно услышать наше решение. Но не успел Маэдрос произнести это, как из-за деревьев выскочил Боромир и бросился к его ногам. — Гэлон!!! Помоги мне! Останови меня, прошу! Я пытался… Маэдрос упал на колени и стиснул плечи Боромира. — Успокойся! Всё будет хорошо, обещаю! Скажи, что стряслось? — Я пытался… — повторил Боромир и с ужасом уставился на собственные ладони, — пытался отнять Кольцо у Фродо! Все в смятении вскочили на ноги. Но никто не был потрясён сильнее самого Боромира. Маэдрос хотел было обнять друга, но понимал, что Арагорн тогда утратит к нему доверие. — Он ранен? — так мягко, как мог, спросил Маэдрос. Боромир затряс головой. — Нет, только не от моей руки! Но я потерял его, и я не доверяю себе в том, что не повторю своей ошибки. Я просто… мне просто оно было нужно… Оно нужно Гондору! Кольцо хочет… Маэдрос отвесил ему пощёчину. — Возьми себя в руки! Кольцо овладело тобой, это ясно как день. Арагорн, какие будут приказы? — и он перевёл взгляд на Арагорна, тот же пожал плечами. — Приказал бы, было б кому. Маэдрос, оглянувшись, обнаружил, что оставшаяся часть отряда, пока он говорил с Боромиром, испарилась. — Что ж, тогда прикажи нам двоим, что сочтёшь нужным. Арагорн потёр переносицу, очень напомнив этим Элронда. — Боромир, следуй за Мерри и Пиппином! Охраняй их! Если найдёшь Фродо, пришли его сюда, а сам иди от него подальше. А ты, Гэлон, оставайся тут на случай, если он вернётся. Маэдрос поднял Боромира на ноги и слегка подтолкнул в ту сторону, куда указал Арагорн. — Искупление, Боромир из Гондора! Если и не для сынов Феанора, но для тебя точно! Казалось, Арагорн готов с этим поспорить, но он ничего не сказал и сам ринулся в путь. Маэдрос, вдруг ощутив разлившуюся в воздухе магию, тоже не стал сидеть на месте и вскарабкался на дерево. Не прошло и пары минут, как он разглядел, что одна из лодок отчалила от берега будто сама по себе. — Сними Кольцо, Фродо! — он спрыгнул на землю, и лодка дёрнулась и остановилась. — О, да успокойся. Я не причиню тебе вреда! И даже не стану тебя останавливать, если ты веришь, что тебе лучше держать путь одному. Хотя, скажу я тебе, Саурон пытал меня, и я бы предпочёл не сталкиваться лицом к лицу с тьмой в одиночку. В таких делах всегда лучше иметь рядом друга. Фродо появился из воздуха перед лодкой, сжимая Кольцо в кулаке. — Кто же ты на самом деле? Я видел тебя, когда на мне было Кольцо. Ты… светишься. Если Фродо мог его видеть, надев Кольцо, то и Саурон мог. Тогда секретность не имеет никакого смысла. Маэдрос, оглянувшись через плечо в поисках лишних ушей, ответил ему честно: — Я Нельяфинвэ Майтимо Руссандол, Маэдрос, сын Феанора и всегда им был. Однорукий, Высокий и, о да, Братоубийца. — И что ты посоветуешь мне? — не моргнув глазом, спросил Фродо. — Никогда не клянись, не прочитав прежде слов клятвы. Не смотри Саурону в глаза — ты проиграешь. Противника выше себя всегда бей в колени, а ниже — в шею. А если он одного с тобой роста — бей кулаком вот сюда, — Маэдрос показал на себе нужное место, — и противник будет повержен за миг. — Он критически оглядел Фродо. — И всегда помни: победишь ты или проиграешь, тебя любят, и никто тебя не осудит. Великие и могущественные поступали куда дурнее тебя. Фродо опустил глаза на Кольцо. — Думаю, Боромир не хотел этого. Даже когда говорил… он выглядел таким виноватым, таким напуганным. В этот самый момент из-за деревьев за спину Фродо выскочил Сэм. Пара мгновений — и он заметил Маэдроса. — Вам двоим следует уходить, — сказал Маэдрос. — Прежде чем кто-то из наших вернётся. Он помог бы им собраться, а может даже и попытался бы убедить Фродо взять его с собой, но услышал крики и визг. Выхватив меч Финрода, он обнаружил, что клинок светится куда ярче прежнего. — Орки на этом берегу! — сказал он Фродо и Сэму. — Вам безопаснее уходить! Да осветит Варда ваш путь и да одарит вас силой следовать ему Тулкас! И, не дожидаясь ответа, развернулся и побежал на звуки битвы. Очень быстро стало ясно, что в опасности именно Боромир. К тому времени, как появился Маэдрос, у ног Боромира уже лежало с полдюжины орков, но и его подстрелили в плечо. Ещё несколько орков были на ногах, и ещё целый отряд убегал и, похоже, тащил что-то, похожее на двух маленьких и яростно отбивающихся человечков. Боромир, невзирая на раны, бросился на ближайшего орка, пронзая мечом. Но лучник выстрелил снова — и попал ему прямо в живот. Маэдрос, быстро прикинув, что предпринять, метнул тот самый кинжал Боромира, «Приемлемый». И поразил лучника в руку — Маэдрос целился не в неё, но так хотя бы выбил лук у него из рук. Лучник замешкался, Маэдрос поднял меч Финрода и рванулся вперёд. Он не сражался так долгие годы, и это даже принесло вдруг успокоение — вес меча в руке, движения, привычные телу… А ещё это было правильно — он защищал друга. Клинок рассёк плоть орка словно масло, настолько был остёр. В глазах Боромира мелькнуло восхищение. Для смертного то была сама красота, мощь, грация, рост и размах. Маэдрос в этот миг вызвал у Боромира такое же благоговение, как и Галадриэль у всего братства. В конце концов, он был первенцем Феанора, величайшего из нолдор. Чтобы остановить его или хотя бы сдержать движение, требовалось побольше, чем какая-то пара орков. Орки оправились от потрясения, вызванного появлением Маэдроса, и сбились в кучу, объединившись против него, но через буквально пару мгновений в схватку вступил Арагорн. Блестящий боец, двигался он с поистине эльфийской грацией и при этом мощью человека. Его клинок был почти столь же хорош, как и Маэдроса — нет, правда, где же он раньше видел этот меч? — и рассекал воздух и плоть со смертоносной точностью. Даже истекавший кровью Боромир умудрился поднять меч и принялся размахивать им, чтобы не подпустить к себе орков. Он медленно попятился назад и облокотился о ствол дерева, продолжая выписывать клинком круги. Маэдрос, пожалуй, никогда не видел такой отваги перед лицом смерти, но к тому времени, как все орки пали, Боромир уже обмяк и рухнул на дерево, уронив меч себе под ноги и свесив голову на грудь. Маэдрос ринулся к нему и поймал, прежде чем тот свалился бы на землю. Одна стрела пробила его плечо насквозь, та, что в животе, застряла. Это не лишило его жизни, но, возможно, скоро лишит. Арагорн оттолкнул Маэдроса в сторону. — Мне нужно… — выдавил он, ни к кому конкретно не обращаясь, но Боромир его перебил. — Хоббиты… они схватили… Мерри и Пиппина… ты должен… — Не сейчас! — властно сказал Маэдрос, сорвал с себя плащ и прижал к ране в животе Боромира. Тот задохнулся от боли, но, по крайней мере, замолчал. — У меня может не хватить сил излечить эту рану, — пробормотал Арагорн себе под нос, подтверждая очевидное. Маэдрос болезненно ясно понимал, чего именно тот страшится. Что ж, Маэдрос страшился всю свою жизнь, так что не ему было за это кого-то судить. — Я могу попробовать, — предложил Маэдрос, но его не услышали. Как раз примчались Леголас и Гимли, опоздавшие на битву, и на них тоже никто внимания не обратил. Боромир улыбнулся Арагорну. — В Гондоре знаешь как говорят? Руки короля — руки целителя. — Так говорят об ацелас, — поправил его Арагорн, в чём не было никакого смысла. Если эти два глупца продолжат обсуждать поговорки Гондора, они так никуда и не продвинутся, подумал Маэдрос. — Ну если вам нужны руки короля, то подойдут и мои, — резко сказал Маэдрос, и все развернулись и уставились на него. Стало так тихо, что можно было бы услышать, как дышит мышь. — Что ещё за король? — скептически вопросил Гимли. — Верховный король нолдор Средиземья, — прошептал Леголас, что было на удивление верно. — Что? Как?.. — было непонятно, к кому обращён этот требовательный вопрос Арагорна. И ответил Леголас: — Он в разговоре с Боромиром назвал Мириэль Серинде «Мириэль Теринде». Я подумал, что это всего лишь говор сторонников Феанора, как у того же Элронда, но… — Маэдрос, сын Феанора, — выплюнул Арагорн, широко распахнув глаза. Маэдрос поскорее вмешался, надеясь переменить тему: — Да, это так, но, Арагорн, это не имеет значения! Я не целитель, но, возможно, я сумею поддерживать в нём жизнь достаточно долго, чтобы донести его до Лотлориэна, а Галадриэль куда лучше справляется с такими делами, чем я. — Не имеет значения! — с яростью в голосе выкрикнул Леголас. — Да как ты можешь говорить, что это не имеет значения?! Маэдрос оглянулся на него и на Гимли. На лице гнома было написано замешательство. Похоже, он не был достаточно сведущ в эльфийской истории, чтобы знать о Маэдросе. А Леголас, напротив, выглядел мрачно, и Маэдрос ощутил себя по-настоящему виноватым. Изначально его ложь казалась оправданной, но затем продолжать лгать тем, кто стал ему друзьями, было жестоко. В голове Маэдроса пронеслись варианты возможных решений, и он выбрал сказать то, что говорить никогда не любил. — Клянусь Манвэ и Вардой, я… — осторожнее, осторожнее, подбирай слова! — Я не собираюсь причинять вред никому из вас. Не знаю, зачем я здесь или кто меня сюда послал, но я намерен исполнить свой долг в битве с врагом. В последний раз. Прижав обе ладони к животу Боромира, Маэдрос отрешился от всего происходящего. Дара в ремесле магических песен, как у Маглора или Финрода, у него не было, и направлять силу в песню ему всегда было трудно — но не было невозможным. Так исцелять было легче, чем прямым посылом из фэа, как умели иные эльфы, но не Маэдрос. И он напел мелодию, которую сочинил Маглор как раз для таких целей: простая детская песенка, чтобы научить двоих полуэльфов целительскому искусству. Один из мальчиков показал недюжинный интерес к целительству, и песенка запомнилась Маэдросу на долгие годы. А сегодня послужила на пользу. Было бы неосмотрительно пытаться вынимать стрелы и соединять плоть: у него не было ни опыта, ни предельной аккуратности, что требовалась. Он использовал магию лишь чтобы замедлить кровопотерю, остановить заражение крови и усыпить Боромира. Этого пока достаточно — пока они не вернутся к Галадриэль. Повтор песни был завершен, Боромир обмяк, лишившись сознания, а Маэдрос, ощущая себя таким истощённым, каким не был многие годы, рухнул на Арагорна. Тот вздрогнул, но отталкивать его не стал. — Кузницы Махала! — прошептал Гимли, когда Маэдрос вновь пришёл в себя. — Я и не знал, что ты так можешь! — Мало кто из эльфов может, — подтвердил Леголас, в голосе его слышалось и восхищение, и горечь. У Маэдрос не было настроения на уроки истории, но он всё же сказал: — Раньше это было делом более обычным, но магия уходит из этих земель. Её куда меньше, чем тогда, когда я прибыл сюда. Вот почему так много эльфов хотели жить в Валиноре: там у нас у всех куда больше силы. Здесь же, если смотреть, кто от кого ведёт род, когда родился… думаю, Леголас, у твоего отца точно есть какой-никакой дар. Ведь у Галадриэль, Келеборна и Элронда есть. Хотя, конечно, в Элронде течёт и кровь Лютиэн… — Ты же знаешь Владыку Элронда? — Арагорн одарил Маэдроса странным взглядом. — Помоги мне, — подтолкнул его Маэдрос, и вместе они со всей осторожностью подняли Боромира. Ослабев, Маэдрос не в силах был бы поднять его в одиночку. — Да, знаю. Элронд был рождён в Сирионе и жил там, когда случилось третье братоубийство. Но если он не рассказал тебе большего, то и я не вправе. Арагорн чуть не уронил Боромира. — Да ты был его приёмным отцом! Тут уж и Маэдрос чуть не уронил Боромира. — Ну, можно и так сказать… Пожалуй, нас с моим братом Маглором можно было и так назвать. А что? Арагорн отвёл взгляд. — Владыку Элронда можно было бы назвать моим приёмным отцом. Можно и так сказать… И тут наконец в голове у Маэдроса сложилась мозаика. Природное лидерство Арагорна, его сверхъестественная для смертного грация, преданность Гондору… Слова Боромира о том, что руки короля — руки целителя. Его меч — это же тот самый меч, который давным давно Маэдрос получил в дар от Азагхала и, в свою очередь, подарил Элросу на совершеннолетие! Из прочитанного в Лотлориэне он знал, что короли Гондора ведут свой род от Элроса. Значит, и Арагорн. Похоже, из рода Элроса он последний. А Элронд взял его под опеку, ну, а как же иначе. Элронд, который мог назвать трижды братоубийцу приёмным отцом, никогда бы не оставил мальчика, родню по крови, одного в этом мире, полном опасностей… Они отнесли Боромира туда, где были привязаны лодки — три из четырёх оставались на месте. Фродо и Сэм были уже далеко — и глаза Арагорна, смертного, уже не могли их различить. — Значит, они ушли, — пробормотал Арагорн себе под нос. Маэдрос осторожно уложил Боромира в лодку. — Теперь вам троим предстоит сделать выбор. Я отвезу Боромира обратно в Лотлориэн — это лучшее, что можно для него сделать. А вам нужно решить, за какими хоббитами гнаться. Либо вы можете плыть со мной, хотя и не советую. Арагорн принял решение мгновенно. — Мы последуем за Мерри и Пиппином. Маэдрос не дал ему развить тему. — Да будет так. Что прикажешь делать мне после того, как я закончу дела в Лотлориэне? Преследовать Фродо и Сэма или догонять вас? Арагорн, с истинно королевским благородством, сказал: — Выбери тот путь, где ты сможешь сотворить больше добра. Да пребудет с тобой удача! Маэдрос, очень тщательно подбирая слова, ответил: — Арагорн, сын Араторна, если мы более не встретимся, знай: в жизни своей я встречал немногих, кто обладал бы таким даром вести за собой, какой есть у тебя. Если ты примешь долг короны, уверен, ты с честью будешь нести это бремя. Леголас, из всех детей Эру синдар Дориата, пожалуй, скорбят более всех. И то, что ни Гимли, ни я не изведали поцелуя твоей стрелы, говорит о твоём великом достоинстве. Менее достойный эльф лелеял бы против нас свои обиды и горе. Гимли… Были времена, когда мы с Азагхалом были лучшими друзьями, и твоя решительность и верность достойны его наследия. Дети Ауле всегда были среди сильнейших защитников Арды, и хорошо, что есть те, кто своими деяниями напоминает об этом всем остальным в нынешние времена. Арагорн наклонился и молча подтолкнул лодку на воду. Маэдрос, сосредоточившись, принялся грести. Пришло время Ульмо решать, успеют ли они добраться до Галадриэль вовремя.