Не с чистого листа

Возвращение в Лотлориэн для Маэдроса оказалось похожим на сон. Позднее Галадриэль говорила ему, что она почувствовала его почти за день, на расстоянии — он словно постучался в её магические границы, так что она поплыла встретить его лично. Он помнил, как его схватили, вытащили на берег и поставили перед Галадриэль. Он помнил, как забрали Боромира, но совершенно не помнил ни слова из тех, что сказал встретившим его. А следующее, что он помнил — как свалился ничком на пристань, и затем всё померкло. Когда он проснулся — в незнакомой кровати — первым, что он увидел, было такое знакомое лицо Румиля. Лесной эльф с именем на квэнья сидел у его постели и задумчиво листал книгу. — Румиль? — попытался было позвать его Маэдрос, но в горле так пересохло, что не удалось вымолвить ни слова. Румиль взял со столика у кровати кувшин воды и налил немного в кубок. — Тише, Маэдрос, тише. Ты проспал два дня. Мы все боялись, что ты умрёшь, и Владычице придётся сказать Фингону, что ты — это я повторяю её слова! — «погиб в глупейшей попытке спасти одного глупейшего смертного, который сам навлёк на себя несчастье». Прозвучало поразительно похоже на Галадриэль. — Как Боромир? Румиль помог Маэдросу сесть. — Выжил. Никто не понял, как, но выжил. Сможет ли он когда-нибудь выздороветь полностью, пока не ясно, но очнулся он за день до тебя. Разве что-то ещё могло подарить Маэдросу облегчение, подобное тому, что затопило его сейчас?.. Как пару недель назад он сказал Халдиру, он так устал от того, что не в состоянии спасти хоть кого-то одного. Если всё, что он мог сделать, чтобы остановить подступающую тьму, — это спасти Боромира… по крайней мере, хоть кто-то один живёт благодаря тому, что Маэдрос здесь. В дверной проём просунула голову Галадриэль. В простой белой мантии, волосы — заплетены в простую косу, на лице заметна была усталость. Увидев, что Маэдрос сидит, она ласково ему улыбнулась. — Я уже говорила, дражайший мой кузен, что ты, как всегда, не вовремя? — Я твой дражайший кузен? — ухмыльнулся Маэдрос. — Артанис, что за честь! — Дражайший на этих берегах, — покачала головой Галадриэль. — И, в любом случае, прекращай уже приходить в самые неподходящие моменты! — А я-то и не знал, что был славен именно тем, что прихожу не вовремя! Румиль опустил глаза: — Ну… ты точно продемонстрировал это теперь, потому что тебе как-то удалось разминуться с Гэндальфом буквально на пару минут уже не один раз, а целых два! У него с Галадриэль заняло пару минут объяснить Маэдросу, что Гэндальф, Майа, про которого все думали, что он погиб в битве с балрогом, на самом деле не погиб. Ну или, похоже, погиб, но возродился. Всё это очень озадачивало. — Так падение было не смертельно? Или Намо вдруг покинул свой пост? Или это такие особенные проклятые пещеры? — требовательно спросил Маэдрос, когда наконец ему дали слово. Галадриэль и Румиль рассмеялись. — Не думаю, — сказала Галадриэль. — Гэндальф и понятия не имеет, почему ты вернулся. Его твоё возвращение так же поразило, как и его возвращение — тебя. А может, и больше. Может, и больше… Майар творили невероятные вещи, а Маэдрос во всех своих начинаниях был обречён на провал. Они ещё поговорили пару минут, но Румилю, казалось, всё труднее и труднее было удерживаться от того, чтоб не свалиться на кровать. — Румиль, иди поспи пару часов, — Галадриэль положила ладонь ему на плечо. — За эти два дня ты и так сделал невозможное. Не подчиниться своей госпоже Румиль не мог, да и отчаянно нуждался в отдыхе. И он повиновался. Когда он ушёл, Галадриэль уселась на его место, и Маэдрос спросил: — А что он сделал… в эти два дня? — Во всём Лотлориэне только у него и у меня обнаружилась связь с тобой на уровне фэа. И так как мы переживали, что ты можешь умереть, усилия от него потребовались немаленькие. Особенно для того, у кого нет природного дара к магии. В словах её был резон, пусть Маэдросу и хотелось бы, чтобы в таком не было нужды. — Спасибо вам за то, что спасли мне жизнь. — Не за что. Тебе спасибо за то, что спас Боромира. Уж это точно укрепляет мою веру в то, чтоб под всем этим антуражем убийцы, дорогой кузен, у тебя скрывается доброе сердце. Маэдроса странно тронуло это признание, и он улыбнулся Галадриэль: — Я просто рад, что успел вовремя, чтобы ты спасла его. — Добрячок Майтимо, — поддразнила она его с ухмылкой. Маэдрос заподозрил, что она ему это ещё припомнит. Ну что ж… его называли и похуже. — А я видел Финрода, — признался он. — Меч навёл на меня такое видение. — Выходит, он показывает лишь моих братьев? — спросила Галадриэль, скорее, себя, чем Маэдроса. — Нет. Я видел его рядом с одним из моих братьев. Я видел Маглора, Карантира, Амбарусса. Все, кроме Маглора, выглядели… хорошо. Галадриэль слабо улыбнулась. — Рада это слышать. Мне всегда больше всех из вас нравился Амрас. — Забавно, но я бы то же сказал о Финроде, — и они вместе посмеялись над этим, а затем наступила уютная тишина. Маэдрос не стал спрашивать, рада ли Галадриэль тому, что Куруфин и Келегорм, видимо, не возродились. Он не хотел этого знать. Галадриэль долго глядела на свои руки, прежде чем вновь поднять глаза на Маэдроса. — Не возражаешь, если я спрошу тебя кое о чём, что мне давно следовало бы знать? Маэдрос пожал плечами, и она продолжила: — В чём твоё мастерство? — Что, прости? — Твоё ремесло. Когда ты направляешь магию… что именно ты делаешь? Мириэль ткала. Келебримбор обрабатывал металл. Финрод пел. Маэдрос моргнул и одарил её долгим взглядом. — Я пою. — Поёшь?! — выражение лица Галадриэль было впечатляющим. Искреннее удивление, которое мгновенно переросло в ярость. — Маэдрос! Я слышала, как ты поёшь! Не хочу обидеть тебя, но я не встречала никого, кому меньше подходило бы мастерство волшебной песни. Будто бы Маэдрос не знал. В юности он пробовал свои силы в сотне разных вещей. Во всём, что можно было себе вообразить. Дерево, металл, камень, песня, танец, живопись, графика и даже, по требованию отца, ткачество. Но ничем не овладел. Даже в тех областях, где он был не так ужасающе некомпетентен — как, к примеру, в лингвистике — у него было мало способностей к магии по сравнению с родителями и братьями. Даже такие очевидные вещи, как владение Келегормом языками зверей, живые картины Карантира или танцы, которые творил Амрас, были куда более впечатляющими, чем всё, что удавалось Маэдросу. Он был мастером во всём, но ни в чём. В большинстве ремёсел он продвинулся едва дальше ученика. И он выбрал мастерство песни лишь потому, что его же выбрали Маглор с Фингоном. Других причин у него не было. — Допустим! А что ещё мне делать?! На лице Галадриэль отобразилась такая ярость, что Маэдрос даже отшатнулся. Кажется, осознав, как налетела на него, она отступила назад, и, когда вновь заговорила, тон её стал мягче. — Я училась у Мелиан, и ты это знаешь. А то, чего ты, похоже, точно не знаешь, так это то, что эльфийская магия — это связь фэа эльфов и их ремесла. Или фэа и хроа. Или фэа ещё с чем-то. Или с самой волшебной тканью Арды — у некоторых избранных. — Галадриэль, — покачал головой Маэдрос, — знаю я это, да каждый эльф в Арде знает! — Видимо, нет, иначе бы ты не провёл всю свою жизнью в борьбе с непригодным для тебя ремеслом, с которым у тебя так мало связи или вообще её нет! Те, у кого есть связь с их мастерством песни, могут добиться в их ремесле многого — но это не про тебя. — Я не добился ничего ни в одном из видов мастерства, Галадриэль. За всю свою жизнь. Она снова очень тщательно стёрла с лица ярость и изменила тактику ведения разговора. — Хорошо, Маэдрос, а как ты добрался сюда? — Не понимаю, о чём ты, — он моргнул. — Если Боромир подсчитал время верно — а у нас нет поводов в него не верить — вы вернулись вверх по течению вдвое быстрее, чем спустились вниз по течению! Даже если бы ты грёб день и ночь со всей своей эльфийской силой, это было бы невозможно! К тому же, потребовалось бы как-то пройти через пороги. Так что повторяю свой вопрос: как ты добрался сюда? Потому что я готова поспорить на что угодно, что ты вовсе даже не пел! Маэдрос перебрал в уме подробности последних дней. Он припомнил, как попрощался с остальными членами братства, а потом… он грёб, грёб, грёб. Может, на реке и были какие-то пороги, но в памяти Маэдроса их не осталось. И уж точно в памяти Маэдроса не осталось ни следа того, что он пел. — Похоже, я не помню. Прости. — Но ты не пел! — Нет, — Маэдрос покачал головой. — Я не пел. Но, Галадриэль, у меня всё равно почти нет магических способностей. Если я и добрался сюда, значит, такова была воля Валар. Может, Ульмо? Галадриэль встала, размеренно обошла комнату по кругу дважды, совершенно не по-женски зарычала и пнула стену. — Маэдрос. Не пойми меня превратно, но я ненавижу твоего отца, больше чем кого бы то ни было в своей жизни — а я ненавижу на удивление мало кого. — Она вновь пнула стену, ещё яростнее, будто пытаясь ей что-то доказать. Маэдрос глядел, как она теперь потирает ту самую ногу, а потом без сил вновь плюхается на кровать. А затем спросил: — Не могу тебя винить, но, по-моему, сейчас это слегка неуместно. Галадриэль опустила голову на руки и пробормотала сквозь зубы: — Мало я встречала тех, кто обладает столь же огромной силой, что и ты, Маэдрос. Да любой, кто мало—мальски в союзе со своей фэа, это увидит! Ты можешь поддерживать связь с мужем на другом материке! Кто вообще это может? Да никто! Ни Маглор, ни даже Элронд — с Вилья! Финрод не мог, и я совершенно уверена, что Фингон, женись он на ком угодно другом, тоже не смог бы! У тебя такая сила духа, что ты пережил потери, которые убили бы — и убили ведь! — даже самых сильных эльфов. Если бы я потеряла отца, Келеборна — вдобавок к тем, кого я уже потеряла… А ты при этом ещё и совершенно не обучен. Это просто немыслимо. Маэдрос обдумал её слова и опустил взгляд. Предположения Галадриэль были вовсе не такими уж и безумными. Если кто и мог катастрофически недооценивать силу своих родных, так это отец Маэдроса — веками он обзывал Финголфина безмозглым дураком. С другой стороны, он всегда подбадривал Маэдроса во всех начинаниях, даже когда тот проваливался во всех них по очереди. И когда, наконец, Маэдрос решил бросить попытки, признать, что ни одно ремесло не стало его призванием, отец настоял, чтобы Финвэ брал его с собой на собрания и советы, в дипломатические миссии — и Маэдрос выучился этому искусству. И именно тогда, от деда Маэдрос научился большинству умений, которые, в итоге, принесли ему наибольшую пользу. — Если у меня и есть такие способности, я всё равно не умею им управлять, и с моей фэа не связано никакое ремесло. Галадриэль вновь вскочила; похоже, ей никак не удавалось сидеть спокойно. — Что ж, времени до того, как ты вновь нас покинешь, у нас немного, но позволь мне обучить тебя, как у меня выйдет. Я не для того училась у Мелиан, чтобы сидеть просто так и смотреть, как твои способности пропадают зря! И правда, чем это могло повредить? — Ну и чем займёмся, пением, готовкой или ткачеством? Обещаю, всё это я одинаково не умею. — И что же ты умеешь? — Я дипломат, — пожал плечами Маэдрос. — Мечник. Галадриэль, казалось, не слушала. Она вновь расхаживала по комнате, а затем внезапно извинилась и вышла. Отсутствовала она почти полчаса, за это время Маэдросу удалось встать, отыскать свои сапоги — они были под кроватью — и надеть их. Ещё он, вспомнив о том, где теперь оказался, потянулся к Фингону. Связь ощущалась сильнее, чем в первый раз, когда он почувствовал её в Лотлориэне, а может это всё были игры восприятия. А хотя нет, похоже, и вправду она усилилась — Маэдрос даже чувствовал тревогу, которую излучал Фингон. Как странно… Это беспокоило. Впрочем, может Фингон так тревожился из-за того, что Маэдрос был на грани жизни и смерти. Тогда он послал Фингону свою любовь — с куда большей лёгкостью, чем раньше, и тут же получил ответное сообщение — облегчение и любовь. Вернулась Галадриэль, отряхивая мокрые руки, выглядела она торжествующей. — Слова! — Что, прости? — Маэдрос вновь сунулся под кровать, обнаружил там свой пояс с мечом Финрода и надел его. — Твой главный дар! Должно быть, это в том, что ты говоришь. В словах, что ты используешь. Что-то на грани музыки и языков… что-то про это… Маэдрос вновь пожал плечами, скорее не потому что, слова, возможно, и были его самым главным умением, но потому, что очень трудно было сказать «нет» Галадриэль. И следующий час они провели, тренируя самые разные тактики: что-то писали, пробовали отдавать команды, рассказывать сказки — и всё было напрасно. Галадриэль в отчаянии щипала себя за переносицу и наконец сдалась и сказала Маэдросу, где ему искать Боромира. Маэдрос совершенно не удивился тому, что они не преуспели. В конце концов, он потратил больше чем кто бы то ни было, времени на то, чтобы выяснить, в чём его талант. Обидно ли было думать о том, что он владеет какими-то грандиозными магическими способностями, которые так и не удалось найти, а может и никогда не удастся, даже если залезть ему в голову? Да конечно, обидно! Но удивительно ли? Нет. Нет, вовсе не удивительно, и Маэдрос не знал, на кого злится за это больше всего. На отца ли, Галадриэль ли, себя… Может, единственным, на кого сейчас Маэдрос не злился, был Боромир, который, когда Маэдрос вошёл к нему, лежал на спине и… стойте-стойте! — Что это вы тут делаете?! — воскликнул Маэдрос. Халдир подпрыгнул, будто ему подпалили мягкие места, а Боромир покраснел, как помидор. Ни тот, ни другой Маэдросу не ответили. Но Маэдрос не ушёл, наоборот, встал в дверях, подпирая косяк. Халдир сделал какой-то жест — очень даже грубый, как заключил Маэдрос, сопоставив его с происходящим, и удалился. И тогда Маэдрос уселся у постели Боромира. — Прости, что прервал вас. Ну, если он дарил тебе какое-то особенное утешение, то наверняка вернётся. Это же я ему не понравился, не ты. Боромир медленно помотал головой. — Да нет… то есть… мы не… ну хорошо, мы и правда… но… Маэдрос поднял ладонь. — Да не мне тебя судить, разве не так? Боромир пожал плечами. — Может и так. Но это было… ну правда, может, это и что-то большее, но разве я мог бы?.. Думаю, и Халдир тоже. Ты удивишься, как мало времени у одного из главных стражей Лотлориэна и старшего брата двух печально известных нарушителей спокойствия. — Не удивлюсь. Шесть младших братьев и оборона границы с Морготом. Боромир усмехнулся в ответ. — Что ж, думаю, в моём случае достаточно Фарамира и Саурона. Маэдрос, заметив, как изменился тон его голоса, решил сменить тему: — Прости, что лгал тебе. — Я понимаю, почему ты делал это, — ответил Боромир. Это не звучало как прощение, но Маэдрос прощения и не заслуживал. — И теперь я понимаю, почему ты так туманно говорил о своём прошлом… ваше величество. Маэдрос замотал головой. — Нет-нет, это я сказал только для того, чтобы вы с Арагорном вели себя тихо и не мешали мне лечить тебя. Я отказался от короны в пользу рода Финголфина. Поэтому, больше всех в Средиземье прав на корону у Элронда. Впрочем, от Фингона как супруга я никогда не отказывался… что делает меня… вдовствующей королевой? Принцем-регентом? Если Гил-Галад не ввёл никаких стандартов наследования и перехода титулов, то я могу называть себя как захочу. Он нёс всю эту чушь просто так, лишь бы что-то сказать, и потому что Боромир слушал. И когда тот перебил его, Маэдрос был тому благодарен. Правда, чувства его изменились после того, как он услышал, что тот говорит. — Когда ты был Гэлоном, то сказал, что винишь Маэдроса за смерть своего мужа. Фингона, да? Так ты на самом деле винишь себя? Маэдрос переплёл пальцы — от этой дурной нервной привычки он вроде бы давно уже избавился — и постарался не встречаться с Боромиром взглядом. — Это, скорее, не вопрос вины, а вопрос причины и следствия. То была моя идея, моя самонадеянность… и в конце именно мои люди нас и предали. Ну или, ладно, люди брата, но ведь именно я позволил братьям по своей воле выбирать людские племена себе на службу. — Это, — заявил Боромир с всезнающим видом того, кто недавно разменял четвёртый десяток — или сколько там ему было, — самая нелепая вещь, которую я в своей жизни слышал. — Что, прости?! Боромир закатил глаза. — Стратегии терпят неудачу. Даже величайшие военные стратеги в истории иногда проигрывают. И даже с куда большим перевесом на их стороне, чем у вас — насколько я могу судить по твоим рассказам о твоей эпохе. Во всяком случае ты, фактически, в одиночку, собрал союз и создал для вашей победы всё возможное — и всё равно ничего не вышло. Потому что ты сражался против божества. Если бы каждый командир брал на себя всю ответственность за все смерти тех, кто был под его командой, никто из них на утро просто с кровати не смог бы встать. Война убивает. Даже если ты выигрываешь в ней. Людей убивают сражения. Временами всё что мы можем делать — это просто пытаться жить. Эту речь Маэдрос сам произносил сотни раз — кому-то другому. — Когда это ты успел так поумнеть? — Знаешь, познакомился с одним старым эльфом, который нарассказывал мне кучу исторических анекдотов, а потом всё полетело в тар-тарары. Маэдрос повторил в адрес Боромира недавний жест Халдира и вновь сменил тему: — Ещё вопросы есть? — Нет. Ну или важных нет. Гэлон… Маэдрос… спасибо тебе. Не за то, что ты спас мою жизнь, но за… думаю, если я когда и вернусь в Гондор, то человеком куда лучше, чем тот, кто его покинул. За то, что заставил меня увидеть в жизни неоднозначность тогда, когда я даже в себе не мог разглядеть неоднозначности. Маэдрос наклонился к нему, и они обнялись, Боромир уткнулся головой ему в грудь. — Спасибо и тебе. За то, что был храбр, когда я таким не был. За то, что предложил мне утешение, когда я чувствовал себя таким одиноким. За то, что слушал и менялся. На это способен лишь сильный человек или эльф. Боромир, похоже, всхлипнул. Маэдрос провел рукой по его коротким волосам и присел на край кровати, чтобы обнять Боромира крепче. — Я думал… думал, что умираю, и всё, о чём я в тот момент мог думать, это как же я оставлю Фарамира, и как мой отец… Фарамир настолько лучше меня, он благородней любого из нас, а отец без меня сокрушит его дух… Будто бы Маэдрос сам не чувствовал того же, наблюдая за младшими братьями, и никто из них, начиная с него самого, не мог оправдать ожиданий Феанора, пока наконец не появился Куруфин. Но между отцом Маэдроса и отцом Боромира была огромная разница. Отец Маэдроса был абсолютно уверен, что его сыновья станут великолепными мастерами во всём, что только им понравится, даже если их увлечения не совпадут с его. Пусть он и был ближе всего с Куруфином, но не менее неистово поддерживал и других сыновей: Маглора — в занятиях музыкой, Маэдроса — политикой и даже, с меньшей охотой, Келегорма в охоте. Отец Боромира, казался менее щедрым на поддержку. А быть в этом менее щедрым, чем скупец Феанор — это надо было постараться. — Ты вернёшься домой, — заверил его Маэдрос. Боромир протянул руку и коснулся волос Маэдроса. — Он возненавидит меня… мой отец. За то, что я подвёл его. Не принёс Его. И… да за всё остальное тоже. Может, меня и наследства лишат. Хотя, думаю, это и неважно, так как трон займёт Арагорн. И выберет себе наместника сам. — Тебя? — Я ему посоветую избрать Фарамира. У того голова отлично подходит для таких вещей. А я… я и понятия не имею, как с этим справляться… если выживу. Следующие слова Маэдрос произнёс совершенно неожиданно для себя самого — но ничуть о них не пожалел. — Помоги мне найти моего брата. Если мы выиграем… если я выживу — пойдём со мной! Боромир с улыбкой посмотрел на него. — Маглора? Второго вашего? Маэдрос кивнул. — Думаю, ты ему понравишься. А потом, пройдёт столько времени, что ты придумаешь что-нибудь, я уверен. — Если мы выживем. — Если выживем. Они пару минут помолчали, обнимая друг друга. Маэдрос задумался, когда же Боромира вообще в последний раз обнимали, ничего от него не ожидая. Не ожидая телесного внимания или верности… Маэдроса, при всём том роке, что преследовал его, всегда окружали те, кто любил его. В первую очередь, Фингон и Маглор, но и остальные братья были рядом, а потом — Элронд и Элрос. Дольше всего вдали от тех, кто любил его, он был в годы, которые провёл на Тангородрим. И первое время после спасения — когда все относились к нему так, будто он стеклянный, пока он не сорвался и не накричал на Маглора, что хватит уже смотреть на него как на чужого. Бедняга Маглор, которого и так измучила тяжесть короны, смерть отца и необходимость быть стратегом, чему он никогда не учился, бросился Маэдросу в объятия. Было ужасно неловко, они оба рыдали как безумные. Маглор — от изнеможения, Маэдрос — оттого, что совершенно не понимал, куда девать, обнимаясь, эту правую руку, которая теперь была рукой не до конца. — Можно задать тебе личный вопрос? Боромир отстранился и пожал плечами. — Я, может, и не отвечу, но спрашивай такое, когда захочешь. Боромир лёг, но они всё ещё были так близко, что соприкасались, и Маэдрос отвёл ладонь от волос Боромира и взял его за руку. — Скажи… если бы ты мог жениться на другом мужчине, ты бы это сделал? — Ещё пару дней назад, я даже не знал, что бывают и другие — такие, как я. Это… даже не представляю, что теперь делать с такими знаниями… Маэдрос понял, что слишком крепко сжимает руку Боромира, и отпустил её. — Я бы всё отдал, имей я возможность придушить того короля или ту королеву, что придумал вам эти законы. — Думаю, этот закон не менялся со времён основания Нуменора. — А я надеюсь, что менялся! Мне хочется думать, что я воспитал Элроса получше! Иначе его ухлёстывания за всеми этими мужчинами и женщинами, эльфами и эльфийками каждую свободную минутку, что ему выпадала, были грандиозным лицемерием! — Но труды по истории никогда… — Да в трудах по истории никогда не пишут ничего интересного! Ты бы только слышал, что мой дед нам рассказывал о ранних временах в эльфийской истории! А то, что я мог бы поведать тебе о никому не ведомой юности Элронда и Элроса, никогда не знало пера. Сомневаюсь, что большинству людей вообще известно, что они братья. Выражение лица Боромира говорило само за себя. Он разинул рот, и на лице его отобразилось потрясение. — Ну надо же! Майтимо, Майтимо, что бы подумал Фингон? — к дверному косяку точно в той же позе, что и Маэдрос совсем недавно, прислонилась Галадриэль. Но, в отличие от Халдира, Маэдрос даже не вздрогнул. — Надеюсь, подумал бы: «Ну надо же! Как же я благодарен тому, что мой дорогой любимый Маэдрос нашёл друга, который поддерживает его в трудные времена!» — за долгие годы Маэдрос превосходно научился пародировать произношение Фингона, и теперь невероятно развеселил Галадриэль своим выступлением. — Ну, как бы там ни было, я пришла для того, чтобы уточнить твои планы. Я думала над тем, чтобы предложить тебе кое-какие стратегии развития, но если за последние пару сотен лет твоей жизни никто не предложил тебе ничего, что сработало бы, то сомневаюсь, что даже кто-то с моим уровнем подготовки справится с этим до того, как война достигнет очередного пика… Маэдрос обдумал её слова и согласился с каждым из них, кроме… — Очередного? — А это вторая новость, которую я собиралась сообщить. Я видела начало долгой битвы, которая происходит прямо в эти дни. Между силами Сарумана и короля Рохана, с которым Арагорн, Леголас и Гимли. Будущее кажется мрачным, но, верю, Гэндальф поможет им. Вот во что я не верю, так это в их способность одолеть вражескую армию так, чтобы поспеть в Гондор вовремя. И из того что я вижу — или не вижу, в Гондоре, — боюсь я, что спешка требуется как никогда. Маэдрос думал ровно о том же, потому ему не понадобилось времени на ответ. — Тогда в Гондор отправлюсь я, и как можно быстрее. В одиночку я смогу это сделать куда быстрее, чем было бы с хоббитами. — В одиночку? — Галадриэль насмешливо качнула головой. — Кто это сказал, что ты пойдёшь в одиночку?