Не с чистого листа

Первой мыслью Маэдроса, окинувшего взглядом силы Саурона, окружившие Минас Тирит, было: «И где же вся остальная армия?» Халдир медленно переводил взгляд с Маэдроса на легионы орков и обратно. На лице его застыло неверие. — Силы Гондора — внутри городских стен, если ты об этом. Вся помощь, о которой они взывали, опоздала. Халдиру мощь воинства Саурона казалась огромной. Но ни драконов, ни балрогов, ни гигантских пауков… на Маэдроса всё это впечатления не произвело. Правда, в небе кружили назгулы, но кроме них да орков на поле битвы не было никаких чудовищ. По предложению Халдира они поднялись в горы позади Минас-Тирита. Предложение оказалось хорошим — теперь у них была отличная точка обзора, откуда они видели орков, а вот орки их не видели. Отсюда всё выглядело мрачным. Силы врага уже укрепились на поле настолько, что принялись строить осадные машины. — Наверно нам надо найти дорогу в город, — неуверенно произнёс Халдир. — Может, мы и не сможем всерьёз помочь, но я отличный стрелок, а ты, знаю, можешь быть весьма полезен с этим мечом. Маэдрос его не слушал. Он быстро перебирал в памяти тактики Саурона и Моргота, затем посоветовался с Фингоном. — А где люди? — спросил он Халдира. — Саурон прославился как умелый вербовщик себе сторонников среди них. Есть ли кто из людей, кто сейчас на его стороне? — Харадрим, люди с юга, враги Гондора. С ними варайги и истерлинги. С харадрим мы вели переговоры, но о варайгах не знаем ничего, кроме того, что они не любят ни нас, ни наших союзников. Румиль утверждал, что истерлинги на самом деле — потомки тех истерлингов, которые жили в Первую эпоху, но у нас с ними было столь мало контактов без применения оружия, что мы так и не получили тому достаточных доказательств. Когда мы не в состоянии войны, Трандуил ведёт с ними торговлю, но торговля неизбежно приводит к спорам — а те неизбежно ведут к новой войне. Если Халдир хотел, чтобы Маэдрос просто сражался своим мечом, ему не стоило напоминать Маэдросу о Боре — его товарище до самого конца. Даже когда часть истерлингов предала Карантира, Маэдроса напрямую никто не предавал. Бор умер, сражаясь за Союз, так же достойно, как и все другие дети Эру. Маэдрос, завидев новый путь к победе, не сдержал улыбки. — О нет… — проговорил Халдир. — Ты же не думаешь о том, о чём, как я думаю, ты думаешь… — Благословение Валар лежит на владыках людей Востока, — торжественно изрёк Маэдрос на языке, который он выучил ради Бора. — Как же я тебя ненавижу! — с чувством отозвался Халдир на синдарине. Вся эта огромная армия орков совершенно не ожидала, что какой-то одиночка заявится к ним в лагерь, да ещё и безоружным. И Маэдрос — конечно, вопреки желанию Халдира — отдал тому меч, плотно завернулся в плащ и влился в толпу. Было очень темно — несомненно, дело рук Саурона — и он сумел пробраться вглубь лагеря людей почти незамеченным. А затем, так как в планы его входило представление, он сбросил плащ, и волосы его засияли медью. Тридцать воинов одновременно обнажили мечи. — О великие воины, отведите же меня к вашему властелину, — с надеждой объявил Маэдрос. Его план опирался на знание языков Востока, которые, возможно, не изменились настолько сильно, как языки Запада. — Вот видишь, — сказал один мужчина перед ним другому. — Я же говорил тебе, как полезно учить эти древние языки! — Кто ты, эльф? — вопросил другой, а первый перевёл его слова остальным. Маэдрос прикинул все возможные варианты ответа и вознёс молитву об удаче к Ирмо, сегодняшнему своему любимому Вала. — Я Маэдрос, сын Феанора, король Нолдор, владыка Химринга. Это вызвало в толпе ропот. — Лжец! — воскликнул первый мужчина. — У Маэдроса была лишь одна рука! — Я умер и вновь возродился. Таков путь эльфов. А теперь, я уверен, что у тебя есть командиры, которые будут оскорблены тем, что им не представили накануне битвы возможного союзника. Всё, как и у любой армии в истории. Маэдроса отвели к другому костру, вокруг которого сидели кругом трое мужчин и женщина в тяжёлых одеждах. Женщина совершенно очевидно была либо молодой матерью, либо старшей сестрой одному из мужчин — уж очень они были похожи. Каждый мужчина имел вид военачальника. Самые большие силы были у владыки харадрим — и, видимо, он и взял на себя лидерство. Другие — ему представили их как генерала истерлингов и вождя варайгов — с неохотой приняли вторые роли. Двое мужчин, говоривших с Маэдросом на известном ему языке, были истерлингами и, по приказу своего командира, они переводили для всех речь Маэдроса на современную версию их языка. — Владыки детей Эру, я пришёл к вам в этот поздний час как король нолдор и слуга Манвэ. Как король я делаю вам предложение и несу весть. Как слуга, я несу вам предостережение, ибо в жизни своей я зрел Валар во всей их суровости и доброте. Первый воин перевёл эти слова, и владыка харадрим задал вопрос, который в переводе звучал так: — Владыка харадрим приветствует тебя и спрашивает: как нам удостовериться, что ты тот, за кого себя выдаёшь? — Благодарю владыку харадрим за вопрос, — с лёгким поклоном в его сторону отвечал Маэдрос. — В такие времена, как наше, вопрос этот чрезвычайно мудр. Он может удостовериться, что я Маэдрос, по цвету моих волос, которые всегда были рыжими, и по моему лицу, которое называли прекрасным до того, как Моргот меня изувечил — и которое вновь прекрасно. Что я король — по тому, что я не ношу корону. Но что за глупец или фальшивый король придёт к незнакомцам без короны? Я пришёл без короны потому, что мне нет нужды носить её, чтобы доказать, что я король! Вы можете увидеть, что я дипломат — я безоружен. Мне не нужен меч, чтобы защитить себя — мне достаточно для этого слов. И вы можете удостовериться, что я сын Феанора, потому что величайшие плоды его трудов всё ещё взывают ко мне. Ну, последнее, конечно, было вопиющей ложью и сказано было для драматического эффекта. По словам Фингона, Эарендиль был очень рьяным участником кампании в помощи Маэдросу, и, возможно, стал бы не менее рьяным участником этого спектакля. Как только его слова перевели, Маэдрос поднял глаза вверх, к укутанному облаками небу, и, пусть он никого там не чувствовал — ни Вала, ни Майа, ни эльфа — он взмолился: «Прошу тебя! Те, кто куда лучше меня, всегда верили, что твоя звезда сияет во имя надежды. Этим людям нужна надежда не меньше, чем остальным! Им нужна надежда чтобы поверить, что они могут не следовать за Сауроном. Чтобы поверить, что я говорю правду. Если ты явишь свой знак, это может спасти их всех. Они дети Эру — как и мы — и заслужили эту возможность!» И на какой-то миг облака разошлись, и все увидели слабое сияние звезды на небе. Улыбка, появившаяся на лице Маэдроса, была совершенно искренней — как и благоговение на лицах прочих зрителей. Он молча поблагодарил Варду, Эарендиля и всех тех, кто, должно быть, выслушал его. Свет исчез так же быстро, как и появился, но этого оказалось достаточно. Генерал истерлингов заговорил с другими полководцами, слова его Маэдросу не перевели, но там звучало «Феанор», «Элберет», «Эарендиль», «Химринг» и «Сильмарилл». И, наконец, он отдал приказ своим людям. — Его превосходительство приветствует верховного короля нолдор. Много веков назад наш народ сражался против Моргота на твоей стороне. Мы не забыли об этом подобно глупцам из Гондора, кто не помнит даже собственного короля. И теперь выслушаем слова короля и слуги, ибо все люди — и короли, и слуги. Маэдрос поклонился и ему. — Приветствую тебя, генерал. Бор, сражавшийся за меня, был человеком редкой отваги и противостоял злу и несправедливости с великой честью. Он выучил меня языку, на котором я сейчас говорю, и я испытываю огромное облегчение, что могу вновь говорить на нём с его народом. Предостережения и вести, что я несу, связаны меж собой, и моё предложение основано на них. Я предупреждаю вас о вероломстве Саурона. Я знал многих, кто звал Владыку волков своим другом, слугой или хозяином. Он предал всех. Сын моего брата однажды звал его другом — и был предан и замучен пытками до смерти, а тело его осквернили. Даже Моргот и Ауле — великие Валар! — не сумели сохранить его преданность себе. И, напротив, я несу вам весть о победе Рохана над силами Сарумана, о возвращении истинного короля Гондора. Денетор — высокомерный глупец, забывший о старых обычаях, но король Гондора не таков. Он мудрый полководец, которого воспитал и выучил сам владыка Элронд — как и я в свою очередь воспитал и выучил Элронда. Честно говоря, Маэдрос не имел ни малейшего представления о том, выиграл Рохан или проиграл, жив Арагорн или погиб — и даже учил ли его Элронд стратегии. Но после его слов люди вновь зашушукались. Теперь заговорила женщина — скорее всего, сестра вождя варайгов. И говорила она на самом языке Бора. — А в чём твоё предложение, король Маэдрос? Что ты можешь предложить нам такого, что Саурон не может? — Победу. Саурон заслужил немилость Валар. И я был возрождён, чтобы повергнуть его в прах. Эльфы вернулись из Валинора, чтобы сразить его. Моргота, могущественнейшего из Валар, родичи в конце концов поставили на колени. А Саурон не имеет и половины его мощи. Если свободные народы объединятся против него, и Валар сыграют свою роль, у него на победу нет не единого шанса. Если вы сразитесь за него сегодня, ваши люди погибнут, когда ваша сторона проиграет, либо будут убиты орками, если вдруг победит Саурон. Он не любит свободных детей Эру. Я бы не стал просить вас сражаться за глупца вроде Денетора. Всё, о чём я прошу — оставьте поле этой битвы, уходите, не оглядываясь. В обмен на это я и делаю вам предложение. В следующие сто лет ни единая душа из Гондора, Рохана или любого королевства эльфов не ступит на ваши земли без вашего приглашения. Я, владыка Элронд, король Трандуил, король Арагорн и владыка и владычица Лотлориэна лично признают законность ваших нынешних границ, за исключением того, что вы объявили своим в этой войне. И границы эти не будут оспорены, пока наши роды будут у власти. Я выступлю с речью и самолично напишу трактат о вас для тех, кто позабыл истинную славу ваших народов. «О преступлениях Нуменора против харадрим», — об этом рассказал ему Халдир. — Гондор возместит вам ваши потери. Посему, как видите, вы обретете многое и потеряете малое. Моя госпожа? — Ваше величество, — поправила его… королева варайгов? Ого! — Зачем такому, как Трандуил, с его высокомерием и жадностью, соглашаться на такие условия? Маэдрос, не знавший о Трандуиле толком ничего, выдумывал на ходу. — Я говорю в этом вопросе от его сына, принца Леголаса. Он не таков, как отец. Он понимает и принимает перемены и различия. Помните вражду рода Трандуила с гномами Эребора? Леголас преодолел ненависть и преисполнился уважения к гномам и их культуре. Трандуил потерял многих родичей от руки моего рода в Дориате — но Леголас всё равно одарил меня своим доверием. И как только он придёт к власти, их королевство переменится к лучшему. Пока одни истерлинги переводили другим, королева продолжала говорить. — Я хочу встретиться с этим «принцем Леголасом». И генерал тоже. Люди Руна знают эльфийского короля и тоже хотели бы знать, насколько сын отличен от отца. — Он идёт сюда с королём Арагорном. Я уверен, для него будет честью встретиться с вами обоими, ваше величество. Королева встала и протянула Маэдросу руку и он поцеловал на ней перстень. — Варайги, — сказала она с достоинством, — не пойдут на войну сегодня. Она повторила эти слова своим спутникам. Владыка харадрим принялся было возражать, но генерал истерлингов опустился перед Маэдросом на колени. С помощью своих переводчиков он сказал: — Бор, чьё имя я ношу, однажды поклялся в верности верховному королю. Клянусь честью, сегодня мы не пойдём на войну против него. Позволь нам сразиться на твоей стороне ещё раз, Маэдрос Высокий! Переводчики тоже рухнули на колени и склонили головы. Королева варайгов, всё с тем же достоинством, сказала: — Мои люди не трусливее своих братьев! Если истерлинги идут на войну — и мы тоже пойдём! И, к потрясению Маэдроса, она тоже опустилась на колени, а за ней — её брат, а за ним — многие и многие, кто их окружали. И лишь харадрим и их владыка оставались стоять. С помощью переводчиков владыка харадрим сказал: — Харадрим так давно были раздавлены силами Саурона и, с другой стороны, северян. И я говорю: хватит! Сыновей Феанора сокрушил Моргот, а с другой стороны — Низшие эльфы, — «Низшие эльфы», видимо, было каким-то новым названием для синдар, предположил Маэдрос, и сам он вряд ли назвал бы так победителей Первой эпохи, но озвучивать свои мысли вслух он не стал. — Если они могут противостоять своим мучителям, то и мы можем! Я говорю: да станут харадрим правителями собственной судьбы! И за тем, со всем присущим ему благородством, он тоже опустился перед Маэдросом на колени. И так неожиданно Маэдрос оказался во главе воинства из восемнадцати тысяч воинов прямо посреди моря из десятков тысяч орков и пока совершенно не представлял себе, что делать дальше. Первым приказом его было разрушить осадные машины и как можно дольше сдерживать наступление на Гондор. Лучший шанс на выживание для гондорцев, как сказал владыка харадрим, — «раздавить» орков их собственной армией и армией новых союзников. Для чего им нужны были союзники — что означало задержку. Затем он приказал, чтобы договор их был записан, и копии его получили все владыки. Теперь, на случай, если кто-то из них погибнет, останутся письменные свидетельства. И Фингон, как надеялся Маэдрос, выполнит условия этой сделки, если всё пойдёт по наихудшему сценарию. Пока писали соглашение, Маэдрос сидел на земле, скрестив ноги, и вёл мысленные переговоры. Вначале он поговорил с Фингоном, рассказав, что он сделал, и что теперь будет. Фингон не особенно-то обрадовался его рассказу, в его мыслях отчётливо звучал страх за безоружного Маэдроса на поле боя. Но Маэдрос никак не мог утешить его, что разбивало ему сердце. Получив неохотное согласие Фингона, он прикрыл их связь так, что теперь, пока битва не закончится, Фингон будет чувствовать немногое из происходящего с ним. Так они оба не будут отвлекаться от своих задач, и риск того, что Фингон угаснет в случае гибели Маэдроса, был значительно ниже. Затем Маэдрос связался с Халдиром, магический потенциал того был чуть побольше, чем у Румиля, возможно, в силу возраста. И, с большими усилиями, Маэдрос сумел послать ему сигнал пробираться сюда незамеченным и прихватить меч Финрода. Наконец он опустил большую часть своих защит и попытался поискать кого-то поблизости, чтобы предупредить о том, кому теперь верны люди. Но поблизости никаких других эльфов, кроме Халдира, не наблюдалось. Связь Маэдроса с Леголасом была недостаточно сильна, чтобы связываться с ним на таком расстоянии. И он уже собирался бросить свои попытки, опасаясь, что привлечёт внимание Саурона, когда вспомнил о Майа Гэндальфе. И тогда он вновь поискал вокруг себя, на этот раз сосредоточившись на разуме Майа, и нащупал поблизости двоих, одним из которых несомненно был Саурон. Значит, второй был «Гэндальфом». Или Саруманом, но, с учётом того, что он был в Минас-Тирите, последнее выглядело сомнительно. «Гэндальф?» — спросил он, надеясь, что это так. И Майа ответил волной чрезвычайного подозрения, успокоившись, лишь когда Маэдрос назвал себя. «Сын Феанора. Давненько я не встречал никого из твоих родичей.» Маэдроса это повеселило. «Всё наоборот! Недавно ты видел мою кузину — да ещё и моего сына, если мне не изменяет память. И давненько ни один Майа не обращался ко мне с добром. Что ж, у нас не так много осталось времени до битвы, и я не хотел бы, чтобы меня застигли врасплох, когда она начнётся. Только что я убедил людей, которые собирались сражаться за Саурона, изменить свои планы, и теперь они с нами. Будь добр, имей это в виду, когда мы будем тут пытаться замедлить движение войск Саурона. Но у нас стратегически слишком невыгодное положение, чтобы атаковать в одиночку, и своих людей на бойню я не брошу». Похоже, Гэндальф искренне обрадовался новостям. «Вам не придётся сражаться в одиночку, если вы потянете ещё какое-то время. Мы призвали на помощь Теодена Роханского. И у меня нет причин не верить в то, что он придёт. А теперь скажи мне, что с Боромиром?» «Он жив, в Лотлориэне. Госпожа Галадриэль и её народ о нём позаботится, и он выживет». «Благодарю тебя». Маэдрос его благодарности принял и затем закрыл разум от Гэндальфа и всех остальных. Халдир появился ровно тогда, когда повреждённые осадные машины ввергли всё вокруг в хаос. В катапультах пропали верёвки и грузы. Какие-то таинственным образом загорелись, а харадрим, которые должны были подвезти оставшееся оружие, где-то застряли. Похоже, звери, которыми они управляли, оказались «до крайности непослушными и неуправляемыми». Это дало Маэдросу с Халдиром время переодеться. Халдир взял себе одежду у харадрим, а Маэдрос — у истерлингов. Конечно, он был слишком высок, чтобы его могли принять за истерлинга — у тех было сложение, похожее, скорее, на гномье, но оркам не хватило бы ума это понять. Кроме того, он прикрыл волосы и уши. Конечно, был шанс, что орки почуют их запах, но Маэдрос убедил Халдира натереть их доспехи катышками навоза мумаков, чтобы отбить запах. Лишь они закончили, Маэдрос подписал все копии договора — левой рукой, чтобы порадовать новых союзников, и Халдир подписал тоже — от имени Лотлориэна. А затем вождь варайгов, два истерлинга и командиры харадрим ретировались, чтобы передать новые планы резервным войскам Саурона — по счастью, те состояли исключительно из людей. В итоге, по оценкам Маэдроса, им удалось оттянуть начало битвы почти на полтора часа, прежде чем главный полководец войск Саурона, как сказал Халдир, некто по прозванию «Король-чародей из Ангмара» лично явился посмотреть, что тут происходит. Маэдрос не раз уже думал, что же делать, если такое случится, но понимал, что если в людях распознают предателей до прихода Рохана, то все они погибнут. С другой стороны, если рохирримы не смогут понять, что тут их союзники, восточные люди будут пойманы в ловушку между двумя армиями, которые видят в них врагов — и, опять же, все его люди погибнут. В конце концов, с тяжёлым сердцем, он решил, что командиры его войск должны поклониться Королю-чародею, а затем начать атаку на Минас-Тирит. И им стоит молить, чтобы их первыми пропустили в ворота города. Если не получится, то, по крайней мере, они выкажут видимое рвение. А если преуспеют, то попав внутрь, смогут перейти на другую сторону. Короля-чародея окутывала тёмная магия такой силы, что Маэдрос затосковал по свету Древ так, как не тосковал со времён Тангородрим. Он мог ощущать, как противоестественные силы дают бессмертие этому существу, разрушая саму суть Арды. Но под этим всем также чувствовалось что-то от Келебримбора. Какой-то оттенок, намёк, камешек под горой пепла — но он был. Маэдросу, как никогда, захотелось хоть как-то отомстить за то, что сделали с Келебримбором, и положить конец наследию его колец хотя бы для этого создания, когда-то бывшего человеком. Исправить всё зло, что причинили и самому Келебримбору, и его творениям. Но он устоял, скрывшись на задний план и наблюдая. И даже склонился, притворившись, что подчиняется Королю-чародею — на самом деле, чтобы скрыть свой рост. То был один из сложнейших моментов в жизни Маэдроса — потому что Король-чародей расхаживал, вопил и чуть не проткнул насквозь владыку харадрим. Но в последний момент, похоже, он вспомнил, что нуждается в службе этих людей, так что взобрался обратно на свою летучую тварь и оставил за себя орка, которого Маэдрос, как только сам Король-чародей скрылся из виду, обезглавил. Мало ли, какой-то орк, орки всё время друг друга убивают, никто и не заметит. Однако заметили меч Маэдроса. — Что это? — спросил один из переводчиков, и Маэдрос в ответ рассказал немного о нолдорском кузнечном искусстве. — А у него есть имя? — спросил другой. Маэдрос открыл рот и хотел было сказать, что нет, но вместо того почему-то сказал: — Кане. На языке моей юности это означает «Отвага». — Нам всем сегодня понадобится отвага, — сказала королева, снимая с себя мантию. Под ней оказалась броня. — Да, — согласился Маэдрос, — она нам понадобится. В итоге, им удалось разыгрывать свой спектакль почти целый день. Когда Маэдрос пришёл в лагерь, была ночь — хотя во тьме, созданной Сауроном и сложно было отличить день от ночи. План врага подразумевал осаждать город весь день, чтобы вселить в противника страх. Но вторжение Маэдроса в этот план принесло на этот фронт значительные неприятности — был почти полдень, когда все осадные машины, за исключением тех, которые таинственным образом сгорели, — вновь заработали. Следующей ночью Король-чародей вновь позвал харадрим с мумаками к вратам. Маэдрос кротко последовал за ними. Наступал час расплаты. Маэдрос позволил атакующим использовать Гронд — что за глупейшее имя для тарана! — чтобы разбить ворота. А затем, когда орки с их предводителем во главе слишком отвлеклись на атаку на Минас-Тирит, он дал своим людям команду перейти на сторону оборонявшихся. И после этого битва превратилась в полнейший хаос. Странно было то, что, обнажив меч и проявив свою сущность оркам, Маэдрос почувствовал облегчение. Ведь именно теперь он оказался в наибольшей опасности — но, напротив, ощутил себя почти в безопасности. По крайней мере, теперь он знал, кто его враг. С обеих сторон раздавались крики, Маэдрос ощущал, как и Гэндальф, и Король-чародей вытягивают из Арды её силы жизни. А затем затрубили рога. Маэдрос не позволил себе отвлечься на это и посмотреть на то, что потом ему описывали как «победоносную атаку конников». Описание это напомнило ему всадников Маглоровых Врат, хоть он и понимал, что, конечно, всадники Рохана совсем не похожи на своих собратьев-эльфов. Когда всадники начала атаку с одной стороны поля битвы, всадники, верные Маэдросу, атаковали с другой. И как раз разгорелся рассвет, чего Маэдрос не заметить не мог: восход солнца для него был столь же подобен чуду, что и в тот раз, когда он видел его впервые, и он любил его. Говорили, во время Нирнаэт у Фингона был похожий миг, когда расцвела великая надежда — потому Маэдрос воспринял свои чувства с большим недоверием, что, возможно, было вполне оправданно: ведь враг всё ещё превосходил их числом. Маэдрос попытался пробиться к рохиррим. Ведь кто-то должен был рассказать им о последних событиях, а он был эльфом, что сразу подразумевало, что он враг Саурона. Для этого он снял свой шлем, что, конечно, тут же увеличило его риски на гибель. Но когда харадрим увидели, что он сражается в их рядах, то громко и приветственно закричали. И именно в этот миг Маэдрос осознал, что потерял из виду Короля-чародея. Он не знал пока, как именно будет сражаться с искажённым человеком, но Халдир успел рассказать ему о пророчестве Глорфинделя, гласившем, что его не сможет победить ни один муж. Но теперь его не было видно, и Маэдрос, Халдир и Гэндальф, казалось, в обозримом пространстве были единственными, кто не был людьми. Это если конечно пророчество говорило именно о расе, а не о мужчинах любой расы или разумных существах в целом. Пророчества всегда были такими забавными — трактовать их было крайне сложно. Он оглядел небеса — Король-чародей восседал на одной из своих летающих тварей, и пара его товарищей летела рядом. Они разделили усилия: Король-чародей в бреющем полёте спустился к рохиррим, а остальные, кроме одного — Маэдросу во время битвы считать их было не очень-то сподручно — двинулись против защитников города. Если орки сумеют захватить город, они займут достаточно сильные позиции, чтобы сразиться и с рохиррим, и с армией Маэдроса. Последний назгул отважился приземлиться прямо перед Маэдросом, змей под ним издавал вопли, окружающие воины, что орки, что люди, бежали. Маэдрос не дрогнул. — Мне жаль тебя, — сказал он тому, что ранее было человеком, и одним ударом отрубил чудовищу голову. Куда легче, чем сражаться с драконом — на чудовище не было непроницаемой чешуи. Назгул, воздев свой меч, прыгнул на него. Бой был медленным и жестоким и закончился не клинком Маэдроса в том месте, где было раньше сердце назгула, а собственным клинком назгула, а затем и стрелой одного из галадрим в его шее. Для верности Маэдрос снёс ему голову, и нечистая магия создания опалила его огнём. Затем он обыскал труп, но кольца на нём не нашёл, да и тело, скорее, походило на раковину — и поднял голову как раз вовремя… чтобы пропустить гибель Ангмарского Короля-чародея. Он понял, что произошло, только потому, что все оставшиеся назгулы тут же покинули поле битвы. Позднее, конечно, Маэдросу пересказали всю цепь событий, но в тот миг всё, что он почувствовал, — это облегчение. — Да свершит над ними свой справедливый суд Мандос, — сказал он, больше для себя самого — и удвоил свои усилия в том, чтобы пробиться к рохиррим. К тому моменту, как Маэдросу наконец удалось добраться до места, где пал Король-чародей, битва уже закончилась. Прибыло дополнительное подкрепление — на кораблях, и пришли ещё истерлинги и варайги. Орки, без предводителя, — Маэдрос позже узнал, что его-то он и убил прямо перед битвой — стали разбегаться. Так что, когда Маэдрос появился на месте гибели Короля-чародея, быстро огляделся вокруг и увидел полумёртвую молодую женщину на земле, хоббита Мерри — тоже полумёртвого и на земле, а ещё мужчину, выглядевшего как король Рохана Теоден, который, похоже, был мёртв на целых две трети — он был уже в состоянии остановиться и оказать помощь. Из всех троих в сознании был только Теоден. — Кто ты? — вопросил он, пытаясь сесть. Маэдрос насчитал у него множество сломанных костей в руках и ногах… мужчина был практически расплющен, просто чудо, что оказался не размозжён его череп. — Король нолдор Маэдрос, если вашему величеству будет угодно. Сегодня я убедил харадрим, истерлингов и варайгов присоединиться к нам в битве. Также я намерен спасти твою жизнь, если позволишь. — Помоги им! — приказал Теоден, но Маэдрос и от своего-то короля не особенно слушал приказы с тех пор, как принёс свою Клятву, не говоря уже о чужеземных королях, которых увидел пару минут назад. Другие могут и подождать. Маэдросу требовалось, чтобы у рохиррим был король, а остальных рохиррим он не знал. Смена короля в такие времена могла обернуться катастрофой. Могла и не обернуться, конечно, но всё же. Однако за последние пару недель Маэдрос не узнал ничего нового о целительной магии или о своей связи с Ардой… и был уверен, что умения исцелить этого короля ему не хватит. И так как битва уже почти была закончена, он открыл свою связь с Фингоном. После мига, в который они оба наслаждались общим облегчением, он спросил Фингона: «А как там твои навыки в целительной магии?» «Если ты опять потерял руку…» Маэдрос, рассмеявшись, показал ему Теодена. «Этот человек — король Рохана, и я предпочёл бы, чтобы он не умер тут под моим присмотром». «Я тобой поруковожу», — предложил Фингон. Маэдрос не согласился. «Честно говоря, будет лучше, если ты просто будешь передавать магию через меня. Моя связь с тобой сильней, чем с чем бы то ни было в Арде». Так что Фингон, один, на пляже — но не один в своём разуме — уселся, вытащил арфу и принялся петь. И пока он творил свою лечебную магию, энергия шла от него к Маэдросу, а Маэдрос, в свою очередь, отдавал её Теодену. На один благословенный миг они стали одним целым: Маэдрос, положивший руки на переломанные ноги Теодена, и Фингон, перебиравший пальцами струны. На Маэдросе одновременно были и окровавленные человеческие доспехи, и мягкие эльфийские одежды. Он был окружён толпой людей, наблюдавших за его работой, и в то же время один, и возносил молитву, что его услышит Маглор и придёт к нему. Он был измотан и чувствовал себя отдохнувшим. Рыжие волосы падали ему на лицо, и чёрные волосы были заплетены в косы с бусинами Келебримбора. У него был меч, скованный отцом, и меч, скованный сыном. А затем руки Фингона медленно оставили струны, а руки Маэдроса — короля, и всё кончилось. И толпа, окружавшая Маэдроса, отступила, оставив его наедине с женщиной, Мерри, королевой варайгов и одним эльфом, который выглядел очень знакомо. «Фингон, — послал мысленный вопрос Маэдрос. — а как зовут сыновей Элронда?» И, получив ответ, он задал вопрос уже вслух: — Ты Элладан или Элрохир? — Элрохир, — ответил эльф с лёгким поклоном. — А ты, должно быть, владыка Маэдрос? Король Маэдрос? Маэдрос-полководец? Как звучит «Маэдрос-полководец», Маэдросу нравилось, но тут случай был особый. И, чтобы подстраховаться, он перешёл на квэнья. — Для сыновей Элронда подойдёт и просто Маэдрос. А для всех остальных пусть будет король. Не верховный король, просто король. Я тут подумал, я ведь муж верховного короля, так что смело могу себя именовать по крайней мере королём. Элрохир принял к сведению сказанное. На квэнья он говорил безупречно, с лёгким феанорионским акцентом. — Мой отец послал нас с Элладаном с посланием для тебя, в числе прочего. Арагорн тоже хотел бы как можно скорее с тобой поговорить, чтобы прояснить условия нового альянса. По пути мы убили пиратов, и нам нужно знать, не нарушили ли мы договора, о котором не знали тогда. — Мы подожгли нижние уровни Минас-Тирита и, как я понял, захватили южную часть страны. Если кто-то из моих людей будет возражать против убийства пиратов, напомним им о том, что их действия против Гондора были ничуть не лучше. И я с нетерпением жажду узнать, что же отец просил тебя передать. Однако тут ещё предстоит сделать много работы. Я присоединюсь к вам с Арагорном, как только смогу. Не будешь ли так любезен найти кого-нибудь, кто сможет унести короля Теодена с поля? Элрохир одарил его ещё одним игривым полупоклоном. — Да, дедушка, — и скрылся, унося Теодена сам, прежде чем Маэдрос успел сказать хоть слово. Тогда Маэдрос обратил своё внимание к королеве. — Ваше величество, мощь варайгов сегодня поразила меня. — А меня — храбрость эльфов. Я и не представляла себе тебя на поле битвы со всеми нами рядом. — Возможно, люди скажут то же о тебе, — её выражение лица подсказало Маэдросу, что он прав. — Что ж, а теперь, думаю, Леголас где-то поблизости, пусть я его и не видел. И я уверен, мы найдём время сесть и обсудить всё необходимое в ближайшую пару дней, если ты сможешь подождать. Тебе ещё что-нибудь нужно? Она задумчиво кивнула. — Владыка харадрим мёртв. Его люди ожидают приказов, мои тоже. Генерал Бор говорит с Инканусом, и у меня под командованием три армии. Каковы будут твои приказы? — Харадрим сжигают своих павших или хоронят? — Сжигают, а мы хороним. Истерлинги — по обстоятельствам. Маэдрос обдумал её ответ. — Тогда мы можем начать отдавать владыке харадрим и всем его павшим почести — величайший погребальный костёр, что видел Гондор. Передай живым харадрим, что они могут сжечь своих павших героев и любых орков, что захотят, а ещё какие угодно осадные машины, которые нельзя переделать во что-то полезное. Но остальное пусть не трогают. Думаю, что гондорцы и рохиррим тоже своих мертвецов хоронят. Они раскланялись, и Маэдрос остался на поле боя один.