Не с чистого листа

По причинам, пониманию Фингона до конца недоступным — хотя он склонен был винить вмешательство Ульмо — он пристал к берегам Средиземья где-то очень далеко на севере. Он полагал, что покидал Валинор вовсе не с севера, но, в конце концов, откуда ему было точно знать. Магия, разделявшая два мира, в лучшем случае запутывала пространство и расположение материков. Фингон не опознал бы места своего прибытия, если бы не две вещи. Его карта и остров. Судя по карте, он каким-то образом проплыл мимо Тол Морвен и Тол Фуин, которые должны были встретиться ему на пути, но почему-то не встретились, и вместо того приплыл к месту, которое смущающе именовалось «Тол Химлинг». Он предположил бы, что это просто один из двух островов… но на нём виднелись руины замка, от которого мало что осталось. Камни стёрлись от времени, солнца и волн — но фундамент сторожевой башни и главную кузницу вполне можно было узнать. Фингон наткнулся на остров спустя час или два после ссоры с Маэдросом и всё ещё чувствовал себя опустошённым. — Что ты пытаешься сказать мне? — спросил он у волн, моля об ответе Ульмо или кого-нибудь из его Майар. Но ему никто не ответил. В надежде если уж не на озарение, то на утешение, он нашёл бухточку там, где когда-то были казармы, причалил и высадился. Рухнуло столько построек… холодный ветер теперь куда сильней продувал остров, чем когда-то крепость. И всё же что-то здесь всё равно грело Фингону сердце. — Ты и твоя дурацкая война! — воскликнул Фингон, стоя на развалинах и обращаясь к Маэдросу. — Разве я прошу слишком многого? Когда умоляю о выборе хоть раз в жизни оставаться в безопасности?! Маэдрос, естественно, ничего не ответил. А Фингон ответил себе за него: «Когда-то это была и твоя война. Когда-то и ты был отважным». Стоя наверху лестницы, которая прежде была втрое длиннее, Фингон произнёс: — Думаю, ты всегда был отважней меня. Не то чтобы все так считали, но так оно и есть. Я был отважным ради тебя — а ты ради всех остальных. Если бы Маэдрос был тут, он уж точно бы не согласился. — Я даже не нашёл времени поговорить с тобой, почему ты хочешь сражаться на этой войне, — сказал он разрушенному входу в погреб. — А ведь у тебя должны быть свои причины. Я когда-то поклялся тебе. Или, нет, Эру о тебе — и я этого не забыл. «Я клянусь, что буду слушать его советы, уважать его желания и доверять его суждениям». А сегодня я не уважал твои желания. Но, думаю, в словах моей клятвы не было слова «всегда». Ты намеренно так написал её, чтобы нам можно было ссориться… ты всегда хотел, чтобы я был свободным. Даже если это означало бы свободу покинуть тебя. Ты не хотел, чтобы я был связан так, как был связан ты… Взглянув на север, где когда-то видно было Ангбанд, Фингон проговорил: — Я не подумал даже спросить у тебя, действует ли ещё твоя Клятва — так меня охватил страх. Какой же я глупец! Конечно, я знаю, что нет. Я бы почувствовал, если б было иначе — ведь раньше я всегда мог. Будто тихое гудение на задворках твоего разума в самые худшие минуты. А теперь это ушло. Интересно, чувствуешь ли ты теперь себя свободным. Раньше ведь ты никогда этого не чувствовал. И интересно, не потому ли ты хочешь сразиться с Сауроном. Ведь впервые в своей жизни ты сам волен выбирать это. Не ради меня, не ради твоего отца или братьев, не потому, что ты должен. А ради себя. Твоя собственная битва. На южной оконечности острова, глядя вниз на то, что когда-то было подъездным трактом к Химрингу, он добавил: — Конечно же, это ещё и правое дело. Что я за трус, если пытаюсь заставить тебя пожертвовать собственным братом, лишь чтобы иметь тебя для себя самого! А если Гил-галад с Келебриан говорят правду, то ведь ты отец Элронду. А я просил тебя бросить его на этой войне одного, без тебя. Разве я хотел бы жениться на мужчине, который способен был бы бросить тех, кто так любит его? Маглор всегда был тебе самым любимым братом — и он тебя любил больше всех. А если рассказы правдивы, то он всё это время был одинок и ты ему так нужен. Как я мог вообще просить тебя развернуться к нему спиной! Он вернулся к лодке и поплыл на юг, к побережью Линдона. У него не хватило бы припасов, чтобы неделями выслеживать Маглора, так что он проложил курс к Митлонду. Он знал, что может положиться на Кирдана. Пусть его гнев на Маэдроса и значительно утих со времени их ссоры, он всё равно всё ещё злился — по двум причинам. Он злился на себя за свои промахи и трусость, а ещё он злился на мир за то, что тот снова и снова забирает у него Маэдроса. И в этом гневе их с Маэдросом связь оставалась холодной и закрытой к контакту. Фингон мог бы показать ему те руины Химринга, что ещё возвышались над водой. Он мог сказать ему мысленно: «Мы были здесь счастливы. Редкие украденные минуты — так мало, так далеко друг от друга! — но мы были счастливы». И ему пришлось приберечь эти разговоры до лучших времён. А затем Ирмо благословил его сном, в котором они с Маэдросом пообщались, несмотря на этот холод и расстояние. И облегчение Фингона было подобно теплу от очага и ощущению того, что к его телу прижимается тёплое тело Маэдроса. Он извинился за все свои промахи — и Маэдрос с радостью простил его. И он припомнил слова обетов, которыми они поклялись друг другу, и попросил, как Маэдрос в их первом разговоре, рассказать ему свою историю до их воссоединения. История Маэдроса впервые в жизни оказалась не трагичной, как до этих пор. При всей тяге Маэдроса к романтике, он был несвободен. А теперь он был волен делать то, к чему его всегда тянуло. Обрести друзей, создать семью — и никого больше не терять. Фингон не был частью этого. Но он станет, потому что Маэдросу, по совершенно непонятным и волшебным причинам, Фингон был нужен. И Маэдрос хотел, чтобы их семья вновь стала целой. Все разлетевшиеся осколки. И что же было не лучшим знаком этого, как его видение о Келегорме и Аредель? Их непутёвые воссоединившиеся родичи… Фингон лишь порадовался за них. И это ощущение радости не покидало его на всём пути в Митлонд. Компанию ему составляли лишь звёзды да океан во всей своей красе, но теперь, на таком расстоянии, он мог мысленно разговаривать с Маэдросом и обмениваться с ним чувствами, и это было так легко, как помахать кому-то рукой. И он больше не чувствовал себя одиноким. Физически же он обрёл компанию, только когда пристал к Митлонду. Город был совсем тэлерийский: над водой вздымались светлые здания. Он не был так приспособлен для войны, как города Белерианда и был не похож ни на что в Валиноре, в нём смешались стили и направления. Города Валинора были выстроены очень чётко. Нолдор, ваниар, тэлери почти не перемешивались. А тут хоть и преобладал дух тэлери, но чувствовалось и нолдорское влияние — в бросающих вызов силе притяжения арках, колоннах, башнях. И правда, когда Фингон ступил на твёрдую землю, среди эльфов, кто его поприветствовал, кого только не было. Кирдан, подобно Маэдросу, всегда легко вёл за собой. Его любили и следовали за ним с радостью. Он был очень озадачен прибытием Фингона, но принял его очень радушно. Это было совсем в его духе: всё необычное принимать легко и непринуждённо. Фингон припомнил, как впервые оставил с ним Гил-галада. Вместо того, чтобы расспросить Фингона о причинах, Кирдан просто уселся на пол и принялся играть с Гил-галадом, задавая ему вопросы про него самого: во что тот любит играть (в «королей и пауков»), какая у него любимая сказка («как Оромэ нашёл эльфов»). Он был вторым, кто ни разу не спросил у Фингона, кто же настоящие родители Гил-галада. Первым был Маэдрос — он не спрашивал не потому, что ему было всё равно, а потому что знал, что Фингон воспринимает мальчика как сына, и этого Маэдросу было достаточно. А Кирдану, казалось, было искренне всё равно, кто такой Гил-галад, лишь бы о нём хорошо заботились. И первые же слова, которыми сейчас Кирдан поприветствовал Фингона, показали, что он ничуть не изменился. — Фингон! — в восторге вскричал он. — Долгие годы к нам никто не приплывал из дальних земель! Скажи скорей, что там с Гил-галадом! Он уже вышел из Чертогов? В итоге Фингон позже не меньше получаса рассказывал Кирдану о Гил-галаде, прежде чем их прервал один из советников Кирдана, полусинда, полунолдо по имени Галдор. — Прошу прощения, владыки, но я вынужден задать вопрос о причинах возвращения владыки Фингона. Уже пошли слухи. Переход от развлечения к делу произошёл мгновенно. Фингон ещё не успел договорить «вообще я продолжаю быть королём…», как Кирдан приказал всем выйти из зала, даже Галдору, который выразил лёгкое неудовольствие. — Полагаю, дело в Маэдросе? — без предисловий заявил Кирдан, лишь они остались наедине. — У тебя всегда всё дело в нём. Фингон кивнул, решив оставить без внимания подначку. — Он… — Вернулся из Чертогов. Я знаю. Мне сообщила Галадриэль. Госпожа оповестила всех тех, кто продолжает противостоять Саурону. Меня, Трандуила, Элронда. И сказала, что важно хранить тайну — так как теперь он вовлечён в другое, ещё более секретное дело, и все, кто будет поражён возвращением Маэдроса, могут ненамеренно раскрыть и второй секрет. Звучало разумно и в духе Галадриэль этой эпохи, как её описал Маэдрос. Фингон так и думал, что она будет так бдительно хранить свои секреты. — Я приплыл чтобы помочь, — в конечном счёте, Фингон выбрал озвучить именно такое неловкое оправдание. Кирдан пронзил его взглядом. — Помочь нам, Маэдросу или себе самому? — А почему не всё это сразу? — Кое-кто сочтёт, что помочь Маэдросу и помочь нам — это две большие разницы. — Кое-кто, — огрызнулся Фингон, — ошибётся! Кирдан откинулся на спинку стула. — Ты всегда питал к Маэдросу эту странную привязанность. — Вряд ли привязанность к мужу можно считать странной! — не задумавшись, выпалил Фингон. Кирдан ухмыльнулся. — Мне всегда было интересно, выясните ли вы оба когда-нибудь истинную природу вашего притяжения. Рад узнать, что да. Ну конечно, ваша связь объясняет, как ты заранее знал, и как сюда добраться, и что Маэдрос жив. Как удобно! Итак, ты приплыл за своим мужем, но хочешь сделать ещё что-то хорошее. И каков твой план? — Я ищу Маглора, — Фингон постарался, чтобы тон его голоса пресёк все возможные ответные возражения. — А затем мы с Маэдросом обсудим, что я могу сделать на этой войне. Как ни странно, Кирдан не выказал недовольства. — Давным-давно Маглор Златокователь не появлялся среди своего народа. Но ты выбрал удачное время. У меня есть основания полагать, что он в Линдоне, блуждает по берегам и поёт Нолдолантэ. Смертные видят его чаще, чем эльфы. От эльфов он прячется, но даже я слышал его голос. В другое время ты нашёл бы его далеко на юге, в Гондоре или даже Хараде — он пытается рассказать его народу свою историю. Но теперь Саурон собирает войска. Подозреваю, что даже наш бродяга заметил, что на юге стало опасно. Я сам слышал его голос всего пару месяцев назад, когда путешествовал. Он к югу неподалёку отсюда. — Думаешь, я прав в своём намерении вновь вернуть его к эльфам? Кирдан невозмутимо пожал плечами. — Не могу точно знать. Больше всего я с ним общался, когда он правил вместо брата, напуганный и полный сомнений в себе. По моему мнению, он ничего особенного из себя не представлял. А к концу Первой эпохи я считал его лишь братоубийцей. Но с годами я переменил своё мнение. Я служил Элронду почти всю Вторую эпоху и считаю его другом. И даже сейчас он всегда просит меня: «Сообщи, если узнаешь, что кто-то видел Маглора или слышал о нём». Уж если сын Эльвинг и Эарендиля не держит в сердце на Маглора зла, то кто я, чтобы судить его! — Кирдан на миг умолк, и, когда он вновь заговорил, в голосе его послышалась печаль. — Все мы знаем, что Элронд потеряет дочь, когда кончится война. Пусть у него будет отец, чтобы утешить его в горе. Больше Кирдан по этому поводу ничего не сказал, а Фингон не стал у него спрашивать. Оставшуюся часть дня и ночь он бродил по пустынным улицам Митлонда, слушая крики чаек. Город умирал, это было ясно. Даже Химринг, в двух шагах от Ангбанда, когда-то был куда оживлённее. Оставшиеся обитатели Митлонда были, в основном, синдар, хотя он встретил и пару нолдор и лесных эльфов. А ещё пару странников из других эльфийских королевств. И все, кем бы ни были их предки, таращились на Фингона. Пара эльфов постарше подошла поздороваться и поздравить с возвращением. Он никого не узнал, но некоторые упомянули свои связи с его семьёй, Гондолином или Нарготрондом. Все выглядели такими одинокими и усталыми. Их приветственные улыбки были искренними, но не было в них той незамутнённой радости, которая, казалось, заполонила Тирион в эти дни. Если этот усталый народ — всё, что осталось от великого королевства Гил-галада, то, осознал Фингон, время эльфов в Средиземье и вправду подошло к концу. И поиск Маглора — задача ещё более срочная, чем они думали. На следующее утро он покинул Митлонд, снабжённый припасами от Кирдана. Тот предложил ему и лошадь, от которой Фингон отказался. Скрытность сейчас казалась важнее. Он не мог позволить Маглору убежать — а лошадь, даже эльфийскую, заметить легче, чем одинокого пешего путника, укутанного в плащ. Он двигался на юго-запад, сверяясь с мечом, который уводил его всё больше и больше к западу. Маглор тоже не оставался на месте и, похоже, менял стоянки день ото дня. Хотя, к счастью, похоже, он не бежал от Фингона, оставаясь на побережье. И к тому времени, как Маэдрос закрылся от него ради битвы в Минас-Тирит, Фингон набрёл на остатки костра, прогоревшего, казалось, пару дней назад, и знал, что он близок к своей цели. Весь тот день его снедал страх — он знал, Маэдрос в опасности. Он вознёс молитву Тулкасу ради силы, а Оромэ — чтобы тот отвёл стрелы от союзников Маэдроса. Ульмо, покровителя своей семьи и самого близкого из Валар, он поблагодарил за то, что тот дал ему путь. По крайней мере, Маэдрос в своих испытаниях был не одинок. И Фингон надеялся, что Маэдрос выживет и увидит своего брата. Они оба этого заслужили. Когда Маэдрос опустил щиты — он выжил в битве! — это было самым сильным переживанием Фингона за последнее время. Маэдрос буквально светился — не радостью, а силой полководца и даром воина. Если б только он мог себя видеть со стороны — такого сверкающего, властного, грациозного! Он всегда считал себя чем-то ужасным, поломанным. Он видел, что люди пошли за ним, и считал, что их ведут просто верность предкам или какие-то личные интересы. Он не понимал, что он сам побуждает следовать за собой, своим природным даром вождя и искренней заботой о тех, кто ему служит. Те, кто служил ему в Химринге, отправились бы за ним в Ангбанд и бросили вызов Морготу, чтобы получить Сильмариллы, если бы Маэдрос лишь попросил их. Маэдрос, конечно же, никогда о таком их не просил, и именно потому он оказался куда лучшим вождём, чем его отец мог даже мечтать. После, когда они вдвоём излечили Теодена, Фингон увидел и другую сторону силы Маэдроса. Он никогда не достигал успеха в искусстве волшебства, какого достиг Фингон, при всей его очевиднейшей мощи. Маэдрос был подобен мечу без рукояти. Силе, которую нельзя было удержать в руках. Когда он предложил себя как проводника для силы Фингона, трудно было не отнестись к этому скептически. На таком расстоянии лечение казалось невозможным. Но оно сработало. Фингон смог исцелить магией, пока Маэдрос использовал свою впечатляющую силу, чтобы сделать так, будто Фингон прямо рядом с ним, на коленях подле Теодена — а не в сотне миль от них на побережье Линдона. Это была одна из самых невероятных сотворённых им вещей, которым Фингон был свидетелем — хотя он видел, как Маэдрос творил и другие невероятные вещи. Пока он пел целительную песнь, он не мог не задаваться вопросом, слышит ли его Маглор. Звук хорошо разносился по воде, и если Маглор был где-то поблизости, не исключено, что он сможет услышать пение Фингона. Фингон, в полусне, слившись сознанием с Маэдросом, молился о том, что Маглор всё же его услышит. Что тот развернётся, придёт к Фингону — и будет спасён. Но, как и большинство снов, это не сбылось. Вместо того, Фингон сам нашёл Маглора два дня спустя. И встреча их оказалась вовсе не такой доброй, какую во сне загадывал Фингон. Первое, что он заметил, — неестественную худобу Маглора. И задался вопросом, когда же тот в последний раз ел полноценный обед… и понадеялся, что не тогда, когда рядом с ним был Маэдрос. Приготовившись к тому, что Маглор побежит от него прочь, лишь обнаружит, Фингон шёл очень тихо, пока не подошёл прямо к нему. Тот даже не поднял глаз. Сложив руки на коленях, он слегка покачивался взад-вперёд. — Маглор, — мягко произнёс Фингон. Позади него тихо шумел прибой, за которым слова прозвучали почти неслышно. В этот миг Маглор поднял глаза, и его блуждающий взгляд встретил взгляд Фингона. И он отшатнулся, поражённый и напуганный — и тут же случилось сразу несколько вещей. Ментальные щиты Маглора всегда были так себе. Сила его была для него слишком велика, чтобы он мог хорошо её контролировать, и он всегда был известен тем, что резко опускает свои щиты, когда на что-то слишком сильно реагирует. И, похоже, с тех времён это не изменилось. Лишь он осознал присутствие Фингона, то щиты его сразу обрушились, а Фингон, который как раз тянулся сознанием к Маглору, обнаружил, что тонет в его разуме. Маглор, как и Маэдрос, был исключительно силён ментально. Так что, когда щиты его упали, Фингона это ошеломило. Паника, испуг, горе Маглора были всепоглощающими, и Фингон рухнул на колени, чтобы не упасть совсем. Через Маглора он ощущал Маэдроса в Гондоре, захлопнувшего щиты для самозащиты. И Галадриэль в Лотлориэне, тут же обернувшую свою завесу вокруг себя и своего народа. Глорфинделя, Элронда — похоже, что их — в Имладрисе — они резко отшатнулись, пытаясь удержать чувства Маглора. И даже Кирдана и его народ, поблизости, пытавшихся сопротивляться волне. Фингон со всем этим справиться не мог, его самоконтроль смыла паника Маглора, и он потянулся к Маэдросу. Тот, очень надёжно защищённый своими щитами, мягко его отпихнул. И это оставило Фингону мало выбора, так что далее он действовал, не думая. Он с силой ударил Маглора по лицу. И когда тот покатился по песку, разум его на миг дрогнул, и Фингон рванул свой мешок, нащупывая сонный браслет Келебримбора — и махнул им перед лицом Маглора. — Успокойся! — велел он. — Подними щиты! Маглор, благодаря реакции тела или сонной магии, с силой захлопнул свои щиты обратно, и Фингон, ощущая подступающую тошноту и изнеможение, распростёрся на песке рядом с ним. — Ты не настоящий! — серьёзно заявил ему Маглор. — Однако, на удар не поскупился, — он потёр щёку. — Если бы я был видением, — огрызнулся Фингон, — меня бы сейчас так не тошнило. Этим словам Маглор внимания не уделил. — У меня никогда не было столь яркого сна — и уж точно ни один из них не был о тебе, Фингон. Твоя смерть обычно мою совесть не тяготит. Хотя в последнее время я так часто чувствую Маэдроса… может, в этом всё дело. Фингон рывком сел и посмотрел на Маглора. — Маглор! Маэдрос жив! Ты чувствуешь его потому, что он так близко, что его можно ощутить! — Оставь меня, — Маглор от него отвернулся. — Не могу, — с раздражением ответил Фингон. — Мне Маэдрос не даст. — Маэдрос мёртв, думаю, ему всё равно. «Маэдрос, — подумал Фингон, прекрасно понимая, что тот с момента, как Маглор восстановил щиты, молчаливо за ними наблюдает, — что нам делать?» «Подожди минутку, — ответил Маэдрос, а затем, почти сразу: — Можно я поговорю через тебя?» «Располагайся, будь как дома». И, с определёнными усилиями с обеих сторон, им удалось сделать так, что теперь Маэдрос мог управлять тем, что говорит Фингон. — Маглор… мы с Маэдросом женаты. Он жив, и мы супруги. И я сейчас позволю ему говорить через меня. Маглор должен был быть знаком с таким — ведь у его родителей была очень крепкая связь. — Маглор, мне нужно, чтобы ты меня выслушал. И мне нужно, чтобы ты перестроил свои щиты так, чтобы только я мог слышать тебя, а меня — только ты. Можешь сделать такое для меня? Маглор помотал головой. Маэдрос, ничуть не смущённый, продолжил. — Хорошо. Тогда мне нужно, чтобы ты пошёл с Фингоном. Всего на пару дней. Если тебе будет неприятно, то всегда можешь развернуться и уйти, и мы тебя не будем останавливать. Обещаю. — Маглор пожал плечами, и Фингон счёл это за согласие. И Маэдрос отступил, а Фингон вернул себе контроль над речью. Маэдрос сказал Фингону: «Мне нужно идти. Я скоро вернусь, но пока просто знай, что я тебя люблю, и я тебе так благодарен, что чуть не плачу, прямо сейчас, перед всем этим народом. Спасибо тебе. Спасибо тебе, что нашёл его ради меня». Фингон в ответ послал Маэдросу всю свою любовь и потянул Маглора на ноги. — Пойдём, Макалаурэ. Давай-ка найдём укромное местечко, где я смогу развести огонь и немного тебя покормить. Ужасно выглядишь. — Да ты и хуже видел, — пробормотал Маглор. Приятно было знать, что в нём ещё сохранилось что-то от его былого огня. — О да, — отозвался Фингон, думая о Маэдросе, измождённом, израненном, в крови. — Это точно.