Иней

Когда первая волна паники и шока сошла, — а это, к чести Цзинь Лина, случилось довольно быстро, — он заставил себя подойти по очереди к обоим телам на полу и удостовериться в своих предположениях. Налицо были все признаки ледяного проклятия, о чем свидетельствовали полное отсутствие реакции на тычки и пощечины (от этого процесса была получена некоторая доля удовольствия) и легкая изморозь, особенно заметная на темных волосах жертв. — И что мне с вами делать? — тщательно сдерживая второй наплыв нервозности, поинтересовался Цзинь Лин, пытаясь придумать хоть какой-нибудь план действий. Вариант вернуться за помощью в деревню или, того хуже, в один из Орденов был тут же отметен — кто знает, что произойдет за время его отсутствия? Нужно разбираться самостоятельно. Для начала было вынесено решение переместить обоих бессознательных Ланей куда-нибудь поближе друг к другу, в центр пещеры. Обеспокоенно вертящаяся под ногами Фея совсем не помогала, так что даже пришлось на нее прикрикнуть, получив в ответ обиженное фырканье. — Кто бы мог подумать, что вы можете быть такими тяжелыми! — со стоном пожаловался Цзинь Лин, присаживаясь рядом на колени. В голове промелькнула мысль о том, что он потом вовек не очистит свои светлые одежды после ползания по всем этим грязным норам, но пришлось и ее отмести. Сейчас есть дела поважнее, чем внешний вид, все равно уже хуже некуда. Обнаруженные в сумке два защитных талисмана после недолгих, но тяжких раздумий были мстительно прилеплены жертвам на лбы. Конечно, можно было бы и на грудь, но ведь на голову будет надежнее, правда? И выбор такой совсем не потому, что для того, чтобы испещренные символами листки бумаги держались, пришлось их цеплять к налобным лентам. Может, это и неслыханная наглость, но Лани не посмеют возмущаться, им ведь жизнь спасли! Подумаешь, ленты кто-то потрогал, не с дурным же умыслом. — Кажется, я на верном пути, — похвалил сам себя Цзинь Лин, заметив, что обмерзший мох вокруг начал темнеть. Над защищенным домом старосты не шел снег, и проклятие на замороженных жителях не прогрессировало, значит, и сейчас все должно работать по этому же принципу. Теперь осталось просто привести Лань Сычжуя и Лань Цзинъи в чувство. — Что они вообще делали? — снова спросил Цзинь Лин пустоту. — Если мне не изменяет память, они сначала играли на гуцине, а потом шокировали и радовали… Как-то так, — с нервным смешком закончил он. — Но я не умею играть на этой штуке, да и понятия не имею, чем их можно пронять! Что может привести их в бешеный восторг? Ни одной идеи. А что ужаснуть?.. Бабушек, которых можно было посулить как приданое, у Цзинь Лина не имелось, только дядюшка. И, пожалуй, это в первую очередь шокировало бы Цзян Чэна, узнай он, как могло использоваться его доброе имя. И вообще… Что за глупые мысли, какое приданое, тут же никто не собирается жениться, ну в самом деле! Это от холода уже все в голове перепуталось. — Выбора у меня особо нет, — рассудительным тоном проговорил Цзинь Лин, изгоняя из головы фантомную оскорбленную ругань любимого дяди. Он подтянул к себе ближе снятую с плеч Лань Сычжуя сумку с гуцинем и начал осторожно разворачивать ткань. Водрузив инструмент к себе на колени, он глубоко вздохнул и зажмурился. — Ну не должно быть это сложно, я видел кучу раз, как они бренчат на этих штуках, чего тут может не получиться? — вопрос был задан скорее для успокоения самого себя, потому что у него не было ни капли уверенности в собственных действиях. Может, все-таки нужно было бежать в деревню и посылать оттуда весть в Гусу? Так, отставить эти мысли. Струны, до которых дотронулись замерзшие пальцы Цзинь Лина, выдали настолько леденящий душу звук, что он сам от неожиданности чуть не выронил из рук инструмент, а затихшая рядом Фея начала тихонько подвывать, создавая еще более сильное эхо. — Тихо! — шикнул на нее Цзинь Лин. — Я тут пытаюсь “Призыв” или “Пробуждение” сыграть, — недовольно пробормотал он, кривясь от очередного отвратительного дребезжания, который издал гуцинь, стоило тронуть струны. Кто бы знал, что он может так гадко трунькать? Может, он сломался? То есть, расстроился. И вообще, можно ли мелодией открыть Врата в Преисподнюю, к примеру? Если можно, то наверняка этой дрянной музыкой. Хотя, не так уж плохо выходит, если задуматься… А еще высасывает очень много духовных сил! — Умоляю, прекрати! Хватит! — прервал вдохновенную игру полный ужаса вопль. Гуцинь с глухим стуком соскользнул с колен Цзинь Лина, тут же разжавшего руки. Он поднял глаза и в ступоре уставился на сидящего на земле Лань Цзинъи, вертящего в пальцах сорванный со лба талисман. Его волосы и одежда блестели от влаги растаявшего инея. — Ты проснулся, — заторможенно заключил Цзинь Лин внезапно осипшим голосом. — Значит, сработало. — Да от таких звуков все покойники проснутся, настолько это кошмарно! — продолжал ругаться Лань Цзинъи. — Но, надо признать, это и правда сработало, — уже более спокойно закончил он. — Я просто обязан был разбить духовный “кокон”, лишь бы это прекратить. Мое чувство прекрасного слишком страдало. — Где ты, а где чувство прекрасного, — скривился Цзинь Лин, уязвленный таким хамством. Он тут старался, а этот Цзинъи... — Лучше бы поблагодарил. Я тут, между прочим, столько всего сделал! — Спасибо, — решил пойти на попятную тот. — Только вот давай потом расскажешь? — Это еще почему? — поинтересовался Цзинь Лин, закатывая глаза. — Лань Сычжую твоя “музыка” совсем не помогла. Цзинь Лин перевел взгляд в сторону и не смог подавить расстроенный вздох. И правда, не помогло: Лань Сычжуй все так же лежал недвижной куклой, даже не шелохнувшись. Да уж, не время рассказывать о своих подвигах. — А… Почему? — только и смог спросить он. — Видимо, потому, что он слишком вежлив, чтобы возражать тому, что кое-кто решил надругаться над его гуцинем, — ответил Лань Цзинъи. Несмотря на откровенное хамство, в его голосе сквозило беспокойство. — Нужно придумать другой способ. — Сам сыграй, вы же мастера в этом, — хмуро отозвался Цзинь Лин, пододвигая к нему по земле гуцинь. — Не нужно, — покачал головой тот. — Как выяснилось благодаря твоим попыткам сыграть, музыкой делу не поможешь. То, что ты играл, точно не было чем-либо, способным достать из могилы, только загнать в нее. — Ты уж определись, что я делал, поднимал мертвецов или упокаивал! — едва не клацнув зубами от злости, рявкнул на него Цзинь Лин. — Все, закрыли тему с вашими бренчаниями — я не из вашего Ордена, чтобы уметь! Что будем делать? Ты знаешь, чем его можно разбудить? Лань Цзинъи долго молчал, не отвечая на вопрос. Только рассматривал своего друга с нечитаемым выражением лица. В процессе раздумий он осторожно снял с него защитный талисман и прикрепил ему на грудь. Еще немного подумав, добавил рядом свой. Цзинь Лин тоже молча наблюдал за его действиями, никак не комментируя. Периодически он поглядывал на Фею, которая, чувствуя царящее напряжение, тоже вела себя тише воды, ниже травы, чтобы не отвлекать. — Есть у меня пара вариантов, — наконец словно нехотя выдавил из себя Лань Цзинъи. — Только если у меня не получится в одиночку, то тебе придется помогать, — твердо сказал он. — Обещаешь? Цзинь Лин вздернул брови, удивляясь такому вопросу. — Конечно, помогу, что за глупые вопросы, — с обидой ответил он. — Если бы я не хотел помогать, я бы просто никуда не шел, тебе не кажется? — Ну, это чтобы у тебя потом не было глупых вопросов, — загадочно ответил Лань Цзинъи. Цзинь Лин пожал плечами, показывая, что ему глубоко все равно, что будет делать напарник, лишь бы помогло. И даже отодвинулся чуть назад, чтобы не мешать и заодно поудобнее устроиться на отсыревшем мху. Неизвестно, на чем холоднее сидеть — на промозглой земле или чавкающей от влаги поросли. Лань Цзинъи под пристальным взглядом склонился к своему другу и начал что-то настойчиво шептать ему на ухо, несдержанно жестикулируя, словно что-то объясняя. Цзинь Лин, сколько не прислушивался, не мог толком ничего разобрать, и в итоге просто махнул рукой. Хотя конечно любопытно, чем же можно обрадовать Лань Сычжуя, потому что возмутить его точно не выйдет. — Не работает, он слишком… Непоколебимый, — посетовал Лань Цзинъи, выпрямляясь. Впервые в жизни излишнее спокойствие товарища играло не на руку. — Значит, надо что-то посильнее, чем слова. Только очень прошу, не вздумай орать. — Да с чего бы мне орать? — Цзинь Лин сложил руки на груди и демонстративно поджал губы. И, тут же противореча своим словам, не сдерживаясь, завопил: — Что ты делаешь?! Его было сложно обвинить — не каждый день ему доводилось видеть как его, в общем-то с большой-большой натяжкой, но все-таки друзья сливаются в страстном поцелуе. Хотя, если быть честным, учитывая подмороженность одного из участников, это больше напоминало целомудренное прощание с усопшим, но в глазах Цзинь Лина все выглядело как крайняя степень разврата. — Я же тебя просил не орать! — не менее громко взмолился Лань Цзинъи, отвлекаясь от своего увлекательного занятия. — Не нравится — не смотри! Фея явно не пребывала в восторге от такого шума, который развели присутствующие, потому поспешила удалиться в дальний угол пещеры, исследуя стены грота. Если они снова ругаются — значит, все в порядке. — Да как я могу не смотреть! — едва ли не хватаясь за сердце, продолжал кричать Цзинь Лин. — Я вам верил, между прочим, а вы… Оказались… — он перевел дыхание, от негодования слишком быстро кончался воздух в легких. Правда, потом он уже более спокойно и с некоторой надеждой уточнил: — Или все-таки вы… Не из этих? — Давай уж, допевай свою любимую песню про обрезанных рукавов, не стесняйся! — вскинул руки вверх Лань Цзинъи. — Ты столько обвинял нас в этом, и никто тебе не возразил, казалось бы, мы все давно прояснили, разве нет? Цзинь Лин мог только хлопать глазами и открывать и закрывать рот, как карп, вытащенный из пруда. Да быть такого не может, кто такое всерьез воспринимать станет?! — Разве в вашем Ордене это разрешено? — наконец выдавил он из себя. — Второй Нефрит недавно вступил в брак с твоим приемным дядей, тебе это ни о чем не говорит? С этим было не поспорить. — Все равно бесстыдство какое-то, — упрямо заявил Цзинь Лин. — Бесстыдство — трогать чужие ленты без разрешения, прекрасно зная, что это значит. Хочешь об этом поговорить? — прищурился Лань Цзинъи. Цзинь Лин задохнулся собственным возмущением, заливаясь краской. Он как-то забыл, что жертвы проклятия отлично осознают происходящее, и его святая уверенность, что его неуемное любопытство останется без свидетелей (Фея не в счет), была безжалостно растоптана. Но он же для дела, без всяких там желаний! Его не в чем обвинить, вот совершенно! А этот Лань Цзинъи без вечно сдерживающего его Лань Сычжуя стал совершенно невыносим, нужно поскорее того разбудить. — Продолжай то, что делал, я не буду смотреть. Если это сработает, то я совершенно не против, и даже не буду вас осуждать. Вслух, — заверил Цзинь Лин, не желая продолжать этот разговор, и начал старательно разглядывать темную щель выхода из этого мерзкого места. — Я и не надеялся, что это сработает, мной его не удивить, — довольно кисло протянул Лань Цзинъи. — Так что теперь твоя очередь. Ты обещал помочь. — Что значит “моя очередь”!? — Цзинь Лин был уверен, что его за сегодня чуть не довели до инфаркта рекордное количество раз. — Ты же не хочешь, чтобы я… — Именно этого и хочу, даже настаиваю. Давай, вперед, заодно проверим легенду, исцеляют ли поцелуи прекрасной юной госпожи все болезни, — Лань Цзинъи говорил это настолько серьезным тоном, что можно было подумать, что он не несет полнейшую чушь. — У тебя твой душевный друг может умереть, а ты предлагаешь такие глупости! — вспыхнул Цзинь Лин. — Тебе мозги отморозило? Ты думаешь, я соглашусь использовать себя в качестве.... Устрашения? Считаешь, что я настолько ужасный, что это мигом заставит его проснуться?! — Ты иногда такой дурак, юный господин, — Лань Цзинъи в отчаянии схватился за голову. — Ты думаешь, мы просто так твой дурной характер из раза в раз терпели? — Не понял? — брови Цзинь Лина были готовы прочно обосноваться на лбу. — И почему же? — осторожно спросил он, на самом деле не уверенный, он не хочет знать ответ, или, наоборот, отчаянно желает его услышать. — Несмотря на кучу очевидных изъянов, золотые лотосы возмутительно притягательны, — огрызнулся Лань Цзинъи, все так же не отнимая рук от головы, словно удерживал себя от того, чтобы не начать ей биться о ближайшую твердую поверхность. Цзинь Лину понадобилось не слишком много времени, чтобы соотнести поэтичное сравнение с происхождением из двух своих Орденов, а потом страшно оскорбиться за указание на свои якобы недостатки. — Так значит, ему жутко нужны… Мои лотосы, и это его должно обрадовать настолько, что он проснется? — пережив потрясение от таких шокирующих новостей, наконец спросил он. Принять как должное, что он настолько великолепен, что кому-то запал в сердце, пускай и другому парню, было легко. И, чего уж говорить, льстило, хоть он абсолютно точно не смог бы ничего предложить в ответ. Это же просто неслыханно, за кого его держат? И загоняло в тупик. Тогда, значит, Лань Цзинъи просто в роли запасного варианта? И его это устраивает?! В таком случае, его даже жаль. А Лань Сычжуй, оказывается, не такой уж… Святой. — Вроде того, — Лань Цзинъи выглядел настолько утомленным, словно его пропустили через мельничные жернова, а потом отправили работать на поля. — Так ты будешь помогать или нет? — Я не знаю, как это делать! — с отчаянием признался Цзинь Лин. Если бы вокруг них и так не был растоплен снег из-за защитного талисмана, то сейчас он бы точно весь растаял, настолько сильно горели у него щеки. — Я никогда не целовал мужчин! — С девицами, впрочем, у него тоже ничего не было, но никому знать об этом не следует. Лань Цзинъи наградил его долгим немигающим взглядом, полным жалости. Тяжко вздохнув, он подался в сторону Цзинь Лина, и, схватив его за ворот одежд, резко дернул на себя, прижимаясь к его губам своими. Буквально через несколько мгновений он отодвинулся и спокойно сообщил: — Ну, теперь ты знаешь. Разъяренным воем Цзинь Лина можно было расколоть несколько фарфоровых сервизов за раз. — Как ты посмел! — едва не зарыдал он, прижимая руки к своему рту. Все его потенциальное сочувствие к чужим душевным тяготам испарилось без следа. — Тебе же даже не нужно! Лань Цзинъи уставился на него в ответ, как на умалишенного, и вдруг захохотал. — Я, кажется, не говорил, что золотые лотосы интересуют только Лань Юаня, — задыхаясь от истерического приступа смеха, с трудом сказал он, прерываясь на каждом слове. — Ой, не могу, видел бы ты сейчас свое лицо… Всю жизнь бы смотреть. — Я… Я… — Цзинь Лину выдать что-то вразумительное не удавалось от слова совсем. Он чувствовал себя обманутым со всех сторон, хотя сам не мог себе объяснить, почему. Волнение настолько захватило его, что не было никаких сил справиться с бурным потоком мыслей. Если какие-то чувства от Лань Сычжуя он еще мог принять как что-то реальное, то вот откровения Лань Цзинъи были как ведро ледяной воды на голову. Однако, учитывая зверский холод, царящий в его жизни последние несколько часов, то вернее было бы сказать — кипятка. Тогда почему он постоянно насмехается, а не вежлив и услужлив, как свой друг?! Лань Цзинъи, верно, просто снова издевается. И плевать, если честно, тут тоже о взаимности не может идти и речи! — Ладно, я сделаю это, раз уж я обещал помочь! — после минуты невнятных бормотаний и бесплодных споров с самим собой выпалил Цзинь Лин, сжимая кулаки. — И если сработает, мы снимем с этой дурацкой деревни проклятие и разойдемся на веки вечные! Не хочу иметь с вами ничего общего, больные! — он уже повернулся в сторону, чтобы покончить с этим как можно скорее, как был остановлен тихим и излишне спокойным голосом Лань Сычжуя: — Не стоит идти на такие жертвы, молодой господин Цзинь. Со мной уже все в порядке.